Дополнительная

1. Койре А. О влиянии философских концепций на развитие научных теорий

// Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.

2.Кун Т. Структура научных революций. М., 2003.

3. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ //Методология исследовательских программ: Пер. с англ./ И. Лакатос.- М., 2003.

4. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983.

5. Порус В.Н.Рациональность. Наука. Культура // www.ihtik.lib.ru

6. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М.,

7.Степин В.С. Теоретическое знание. М.,2000.

8.Ушаков Е.В. Введение в философию и методологию науки. М.,2005.

Тема 7. Основные концепции современной философии науки

В связи с ростом научного знания, формированием науки как социального института происходит формирование философии науки – нового дисциплинарного направления философии. Его основными проблемами являются роль науки в жизни общества, демаркация научного знания, понятие и критерии истины, методы познания, факторы и механизмы формирования научного знания и ряд других, которые тематизируются в зависимости от исследовательских приоритетов различных направлений философии науки.

Эксплицитно проблема науки стала разрабатываться в позитивизме. Его основатель О. Конт еще в первой половине 19 в. выдвинул идеал позитивного знания – как знания реального, точного, достоверного, полезного, организующего. Наука понимается как высшая форма развития человеческого мышления, а ее решающая роль в социальном развитии закрепляется в т.наз. законе трех стадий или трех состояний О. Конта. Согласно этому закону общество, как и человеческое мышление проходит в своем развитии три стадии: теологическую, метафизическую и позитивную (научную). На третьей стадии теологическим догмам и метафизическим

спекуляциям противостоит позитивное научное знание, в основе которого лежит закон подчинения воображения наблюдению.

О. Конт известен как основоположник социологии – новой науки, которая познает общество, основываясь на идеале объективного, эмпирического знания, характерного для естественных наук. Таким образом, позитивизм исходит из идеи методологического единства естественных и социальных наук, а, точнее, единственным идеалом научности признается естественнонаучный стандарт.

Теорию О. Конта относят к т.н. «первому позитивизму», следующий этап развития этого направления – «второй позитивизм» (Э. Мах, Р. Авенариус) – в качестве объектов научного познания рассматривает не наблюдаемые явления, а «комплексы ощущений», в качестве совокупности которых и рассматривается окружающий мир.

Третий этап позитивизма – неопозитивизм или логический позитивизм

- также называют аналитической философией. Для его представителей (Г. Фреге, Б. Рассела, Л. Витгенштейна) характерно дальнейшее движение от мира объектов – к миру логики и языка. Истина конституируется не в мире представлений, соответствующих объектам, а в мире утверждений. Логические и грамматические связи в суждениях соответствуют связям объективной действительности, поэтому гарантией их истинности будет их логическая и грамматическая правильность.

В деятельности Л. Витгенштейна осуществляется т.н. лингвистический поворот в философии. Теория познания трансформируется в философию языка, в центре которой оказывается анализ языковых игр – речевых актов в ситуации их употребления. При этом в философском анализе языка выделяется три аспекта: семантика (соотнесенность с реальностью), синтактика (связность речи и текста), прагматика (ценностные аспекты высказываний).

К четвертому этапу позитивизма относят постпозитивизм Т.Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда и критический рационализм в лице К. Поппера, которые основной упор делают на механизмах формирования естественнонаучного знания. Исходным положением доктрины постпозитивизма является стремление исследовать научное знание в его динамике, выявить формы развития знания. Историки науки предлагали в качестве функционирующей структурной единицы науки рассматривать теорию (К. Поппер), научно-исследовательскую программу (И. Лакатос),

парадигму (Т. Кун). Исходя из различия структурного компонента науки, целесообразно рассматривать специфику развития научного знания в той или иной концепции.

Анализируя теорию как структурную единицу науки, К.Поппер предлагает в качестве критерия демаркации научных теорий фальсификационизм. Согласно принципу фальсифицируемости, научная теория должна допускать эмпирическое опровержение: «...От научной системы я не требую, чтобы она могла быть раз и навсегда выделена в позитивном смысле, но я требую, чтобы она имела такую логическую форму, которая делает возможным ее выделение в негативном смысле: для эмпирической научной системы должна существовать возможность быть опровергнутой опытом...» [7, с.63]. Согласно Попперу, наука прогрессирует от менее глубокой проблемы к более глубокой. Модель роста научного знания выглядит следующим образом: 1) наука начинается с проблем; 2) научными объяснениями проблем выступают гипотезы; 3) гипотеза является научной, если она в принципе фальсифицируема; 4) фальсификация гипотез обеспечивает устранение выявленных научных ошибок; 5) новая и более глубокая постановка проблем и выдвижение гипотез достигается в результате критической дискуссии; 6) углубление проблем и гипотез (теорий) обеспечивает прогресс в науке, точнее рост научного знания. [3, с.274-275]. Механизм развития научного знания у Поппера - это последовательная смена теорий путем их фальсификации, причем фальсифицированная теория элиминируется окончательно, ее реабилитация невозможна.

Фальсификационизм К.Поппера послужил отправной точкой концепции И.Лакатоса. По его мнению, «то, что у Поппера понятия «теория» и «последовательность теорий» сливаются в одно, не позволило ему более успешно развить основные идеи утонченного фальсификационизма» [6, с.174]. Имре Лакатос единицей анализа научного знания считает не отдельную теорию, а последовательность теорий, именно ряд или последовательность теорий, а не одна изолированная теория, оценивается с точки зрения научности или ненаучности. Но элементы этого ряда связаны замечательной непрерывностью, позволяющей называть этот ряд исследовательской программой. Такая непрерывность играет жизненно важную роль в истории науки; центральные проблемы логики открытия могут удовлетворительно обсуждаться только в рамках методологии исследовательских программ [6, с.74]. Исследовательская программа имеет

твердое ядро, вспомогательные гипотезы, которые образуют «защитное поле» вокруг ядра программы, и каждая программа развивается либо с положительной, либо с отрицательной эвристикой. Лакатос очень тонко подходит к проблеме фальсификации и элиминации теорий: «Для утонченного фальсификациониста теория «приемлема» или «научна» только в том случае, если она имеет добавочное подкрепленное эмпирическое содержание по сравнению со своей предшественницей (или соперницей), то есть, если только она ведет к открытию новых фактов. Это условие можно разделить на два требования: новая теория должна иметь добавочное эмпирическое содержание и некоторая часть этого добавочного содержания должна быть верифицирована» [6, с.50]. В отличие от концепции Поппера, у Лакатоса фальсификация не предшествует лучшей теории:

«…Фальсификация является не просто отношением между теорией и эмпирическим базисом, но многоплановым отношением между соперничающими теориями, исходным «эмпирическим базисом» и эмпирическим ростом, являющимся результатом этого соперничества. Тогда можно сказать, что фальсификация имеет «исторический характер» [6, с.55].

В отличие от нормативности Лакатоса, познавательная деятельность по Т. Куну, хаотична и регулируется социальными факторами. Наибольший резонанс в ученом мире имела работа Т. Куна «Структура научных революций», которая весьма ощутимо поколебала веру в абсолютную научную истину. Исследуя проблему научных революций, Т. Кун ввел термин «парадигма»: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» [5, с.11]. Чуть далее Кун пишет, что парадигмами называются достижения, обладающие двумя характеристиками: способностью «привлечь на длительное время группу сторонников из конкурирующих направлений научных исследований» [5, с.30]; открытостью для того, чтобы новые поколения ученых могли найти для себя нерешенные проблемы любого вида. Таким образом, мы видим, что парадигма Т. Куна в содержательном плане имеет два аспекта. Во-первых, правила и стандарты научной практики (общность установок и видимая согласованность ученых) и, во-вторых, собственно эмпирико-теоретическое поле исследования. В модели Куна ученый – это всего лишь выразитель требований своего времени. Кун вскрывает и природу науки как надличностного явления.

Понимание Куном научной революции также тесно связано с понятием парадигма: «Научные революции рассматриваются здесь как такие некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, не совместимой со старой» [5, с.144]. Модель развития научного знания Т.Куна ориентирована на логику развития естественных наук, что же касается социально-гуманитарного познания, то сам Кун отмечает, что «остается полностью открытым вопрос, имеются ли такие парадигмы в каких либо разделах социологии» [5, с.37].

Американский философ и методолог науки П.Фейерабенд выдвинул концепцию, называемую им эпистемологическим анархизмом: «…Анархизм, быть может, и не самая привлекательная политическая философия, он, безусловно, необходим как эпистемологии, так и философии науки» [9, с.148]. Анархистская концепция науки раскрывается в двух аспектах: во- первых, как анархизм или плюрализм внутри самой науки; во-вторых, плюрализм идеологий, мировоззрений в обществе, где наука есть всего лишь одна из форм идеологии, мировоззрения.

В отличие от других представителей постпозитивизма, Фейерабенд не рассматривал проблему демаркации научного знания, считая эту идею несостоятельной и не имеющей принципиального значения как для самой науки, так и для определения ее места в жизни общества или индивида. Ключевым методологическим принципом научного познания является принцип «допустимо все». Опираясь на разработанное Поппером и Лакатосом утверждение о том, что при столкновении научной теории с некоторым фактом для ее опровержения нужна еще одна теория, которая будет придавать этому факту значение опровергающего свидетельства, Фейерабенед выдвинул принцип пролиферации теорий (размножения разнообразия взаимоисключающих гипотез и теорий): ученые должны стремиться сохранять, развивать или создавать теории несовместимые с существующими и признанными теориями. По его мнению, «пролиферация теорий благотворна для науки, в то время как их единообразие ослабляет ее критическую силу. Кроме того, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида [9, с.142]. Создание таких альтернативных теорий способствует их взаимной критике и ускоряет развитие науки, то есть

«можно развивать науку, действуя контриндуктивно» [9, с.161]. На

сегодняшний день трудно поставить под сомнение тот факт, что критическая сила науки – это условие рождения нового знания.

Данные теоретические установки предостерегают нас от излишнего догматизма «научной традиции» как замкнутой системы, в рамках которой действует ученый. Как пишет сам Фейерабенд: «Полное овладение такой

«логикой» оказывается необходимым условием для работы в данной области: она делает действия исследователей более единообразными и вместе с тем стандартизирует большие отрезки исторического процесса. Возникают устойчивые «факты», которые сохраняются, несмотря на все изменения истории» [9 с.150]. Опираясь на положения Фейерабенда о сосуществовании альтернативных теорий и силе их воздействия, как критической способности, можно выдвинуть тезис о том, что Фейерабенд выступает как разрушитель

«научных традиций», которые делают мышление ученого стереотипным, а достижение истинного знания маловероятным. Ученый, находящийся внутри определенной традиции, работает с непроизвольным набором образцов, фактов, теорий, гипотез: он их не выбирает самостоятельно, а оказывается под воздействием механизма навязывания их данной традицией. Одним из негативных последствий такого положения дел является как минимум неполнота полученного знания, отсутствие его всесторонности, так как не все следствия теории могли бы быть изучены. Выход за рамки традиции может сделать этот набор произвольным. Кроме того, такие критерии истинности как верификация и фальсификация оказываются более эффективными и разумными, если они действуют за рамками традиции. Таким образом, традиция рассматривается как консерватор науки, и плюрализм Фейерабенда

– средство избежать этого.

Деятельность ученого не может быть подчинена никаким строгим рациональным или эмпирическим нормам: «Они (принципы критического рационализма и принципы логического эмпиризма. – Н.Д.) дают неадекватное понимание науки потому, что наука является гораздо более

«расплывчатой» и «иррациональной», чем ее методологические изображения. И они служат препятствием для ее развития, поскольку, как мы видели, попытка сделать науку более «рациональной» и более точной уничтожает ее» [9, с.322]. Ведь каждая фундаментальная теория в какой то мере составляет замкнутый мир, выражающий мнение группы ученых, и потому для ее критики и опровержения недостаточно чисто научных средств. Наука с жесткими принципами рационализма и эмпиризма тяготеет к своей

ограниченности, закрытости: она как саморазвивающаяся система способна к

«жизни» при условии ее открытости, при соблюдении которого действие второго начала термодинамики не будет приводить к уничтожению всей системы.

Фейерабенд как представитель антисциентизма утверждает, что положение науки в современном обществе возведено в ранг идеологии:

«Наука, претендующая на обладание единственно правильным методом и единственно приемлемыми результатами, представляет собой идеологию и должна быть отделена от государства, и в частности от процесса обучения. Ее можно преподавать только тем людям, которые решат сделать этот частный предрассудок своим собственным» [9, с.465]. В свою очередь,

«принятие или непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду»[9, с.451]. Научная парадигма не может занимать место единой мировоззренческой парадигмы. В рамках данной концепции в обществе науке отводится более скромная роль, она не должна претендовать на осуществление культуротворческой функции и становится лишь одним из многочисленных «человеческих предприятий». Высшей реализацией принципа гуманизма – будет господство принципа

«мультипарадигмальности».

Герменевтика и неокантианство.

В противоположность позитивистской универсализации научного знания, ряд направлений философии на рубеже 19-20 вв. актуализируют проблему специфики социально-гуманитарных наук и постулируют их несводимость к наукам естественным, предметную и методологическую автономию. Герменевтика В. Дильтея исходит из деления наук на два класса: науки о природе и науки о духе. Цель наук о духе – постижение жизни, социокультурного мира во всей полноте проявлений. Способом постижения духовной, социальной реальности является метод понимания, непосредственного постижения объекта изучения, вживания в него, что возможно лишь на путях раскрытия смысла человеческой деятельности. В естественных науках используется метод объяснения, нацеленный на открытие законов существования изучаемого объекта. Таким образом,

«природу мы объясняем, а живую душу человека должны понять» [4, с.40]. В качестве методологической основы гуманитарного знания Дильтей рассматривает герменевтику – искусство интерпретации текстов.

Представители баденской школы неокантианства В. Виндельбанд, Г. Риккерт также рассматривали два рода наук: эмпирические (науки о природе) и социально-исторические (науки о духе, науки о культуре). В основе этой классификации лежит соотношение между общим и особенным в двух типах наук: если «взор художника любовно останавливается на особенном во всем его индивидуальном своеобразии», то в естественных науках разум

«подводит предмет под общую форму представления, устраняет все для этой цели непригодное» [4, c.45], и оставляет существенное, закономерное. Гуманитарные науки понимаются как индивидуализирующие – «науки события» - идиографические, а естественные науки – как науки закона – генерализующие (обобщающие), или номотетические. В отличие от В. Дильтея, в основе разграничения наук лежит метод, а не предмет.

По мнению Г. Риккерта, культура как объект исследования представляет собой «совокупность фактически общепризнанных ценностей в их содержании и систематической связи» [4, c.48], поэтому характер исследования в социально-гуманитарных науках приобретает характер

«отнесения к ценностям», при этом ценности понимаются как некие надысторические духовно-культурные образования [8].

Близка к неокантианству и «понимающая социология» М.Вебера, который, разделяя принцип «отнесения к ценностям», рассматривает ценности как исторические образования, некие «интересы эпохи». Однако данный методологический принцип дополняется Вебером еще одним, т.наз. принципом «свободы от оценок». В отличие от ценностей, имеющих объективный характер (в рамках определенного исторического периода), оценки выражают субъективную исследовательскую позицию (одобрение – неодобрение, симпатия – антипатия) и не могут иметь подлинной научной значимости. Согласно Веберу, необходимо проводить «различие не только между оценкой и отнесением к ценности, но и между оценкой и интерпретацией ценности», которая может быть понята как возможность различных позиций в отношении данного явления [1, с.570].

Феноменологическая философия науки.

Основатель феноменологии Э. Гуссерль диагностирует в 30-х годах 20 в. кризис европейской науки, который связывает с ее позитивистской редукцией, с утратой жизненной значимости: «Наука … ничего не может сказать нам о наших жизненных нуждах. Она в принципе исключает вопросы, наиболее животрепещущие для человека, брошенного на произвол

судьбы в наше злосчастное время судьбоносных преобразований, а именно вопросы о смысле или бессмысленности всего человеческого существования» [2, c.547]. Гуссерль констатирует тенденцию к осмыслению мира в его фактичности, чего требуют идеалы научности как естественного, так и социального познания. Такие науки ничего не могут сказать о разуме и неразумии человека, о его свободе. Изгнание из науки гуманистических вопросов, соотнесенность истины с объективностью не всегда были ей присущи (установка целостности, универсальности научных и философских знаний была присуща античности, эпохе Ренессанса). Позитивная наука понимается как пережиток в связи с отбрасыванием метафизических,

«высших и предельных вопросов», которые включают в себя саму проблему

«разума во всех его специфических формах» [2, c.551]. Позитивизм

«обезглавливает философию» [2, c.552], изгоняет ее из тотальности бытия, в которой коренится сама наука.

Наука невозможна вне смыслов, лежащих в ее основе. Эти смыслы коренятся в жизненном мире – донаучном, дорефлексивном мире человеческого опыта. Сознание человека имеет интенциональный – направленный характер, оно выступает как синтетический поток переживаний, включающий актуальные переживания, воспоминания, воображение. В этом потоке можно выделить элементы естественной установки (нерефлексивных суждений) и эпохе (воздержания от нерефлексивных суждений). В ходе эпохе предмет «заключается в скобки», что позволяет выделить сущность предмета в чистом виде, прийти к обнаружению чистых содержаний сознания – феноменологической редукции.

Представитель феноменологической социологии А. Шюц отрицает как позитивистскую абсолютизацию естественнонаучных методов, так и методологическую дихотомию естественных и социальных наук, идиографической (индивидуализирующей) и номотетической (генерализующей) стратегий: «…правила построения теорий в равной степени имеют силу для всех эмпирических наук, имеют ли они дело с объектами природы или с человеческими деяниями» [10, c.527]. Весь опыт человека, в т.ч. научное знание, укоренен «внутри социокультурного мира как опыта обыденного сознания людей, живущих своей повседневной жизнью среди себе подобных и связанных с ними разнообразными отношениями интеракции. Это мир культурных объектов и социальных институтов, в котором все мы родились, внутри которого мы должны найти

себе точку опоры и с которым мы должны наладить взаимоотношения. С самого начала мы, действующие лица на социальной сцене, воспринимаем мир, в котором мы живем, – и мир природы, и мир культуры – не как субъективный, а как интерсубъективный мир, т.е. как мир, общий для всех нас, актуально данный или потенциально доступный каждому…» [10, c.530]. Если в науках общественных социальная реальность является предметом исследования, то в эмпирических науках она неявно предполагается, выступая в качестве основания любых теорий в структурах интерсубъективности, интеракции, интеркоммуникации и языка. Таким образом, несмотря на предметно-методологическое многообразие различных наук, «всякое исследование начинается и заканчивается внутри социально- культурной среды» [10, c.530]. По мнению Шюца, основой нашего знания не является опыт явных наблюдений, его значительная часть укоренена в нашем повседневном опыте. Этого обыденного знания достаточно для взаимодействия человека с другими людьми, социальными институтами, ориентации в рамках социальной реальности. А как социальный, так и природный мир человеческого изначально социализированы, интерсубъективны. Наш социальный мир изначально является миром значений, а поведение другого человека воспринимается не как событие внешнего мира, а как поведение, аналогичное нашему собственному, понимаемому из нашей собственной перспективы. Повседневная жизнь, жизненный мир являются источником научных и логических понятий:

«свойства и качества данного объекта или явления – будь то индивидуально- уникальное или типичное явление – зависят от моего актуального интереса и системы сложно переплетенных уместностей, от моей практической или теоретической «насущной проблемы» [10, c.536]. Эта проблема складывается из совокупности индивидуальных жизненных обстоятельств – биографической ситуации. Переход от индивидуальных восприятий к научным понятиям, имеющим типический характер происходит в результате укорененной в обыденном опыте идеализации взамозаманяемости: «если я поменяюсь местами с другим человеком, то буду воспринимать ту же самую часть мира, по существу, в той же перспективе, что и он; наши специфические жизненные обстоятельства становятся для всех практических целей иррелевантными» [10, c.537].

Характер современной философии во многом определяется идейно-

художественным направлением конца 20-начала 21 века постмодернизмом, в рамках которого можно выделить отдельные элементы, относящиеся к проблематике философии науки. Наиболее известными среди них являются

«археология знания» М. Фуко, конструктивный постмодернизм Ж.-Ф. Лиотара, деконструктивизм Ж. Деррида. М. Фуко рассматривается лишь в рамках дискурсивных формаций – целостного поля тематизации объектов, понятий, стратегий, модальностей. Как и любой другой дискурс, научный дискурс является элементом властных отношений, включает в себя принятые в данном обществе стандарты, образцы, клише, пронизывающие сознание ученого.

Постмодернистская теория науки представлена также в работе Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» (гл. 13 – «Постмодернистская наука как поиск нестабильности»). Лиотар констатирует трансформацию нововременной модернистской науки в постмодернистскую, свидетельством этого выступают такие научные достижения как теорема Геделя, квантовая механика, теория игр, теория катастроф, информатика. В рамках этих направлений реализуется приоритет нестабильностей, локальностей, случайностей, многообразия возможностей, виртуальности перед устойчивостью, линейностью, универсализмом, необходимостью, достоверностью: «… Постмодернистская наука строит теорию собственной эволюции как прерывного, катастрофического, несгладимого, парадоксального развития» [3, c.190].

По мнению Ж. Деррида, в научное знание встроена власть языка, логоса, мысли, которая выражается в регламентации, предписаниях, ограничениях. Так, естественные и точные науки исключают спекулятивные моменты, ценностные суждения. Деконструкция в науке выступает в качестве способа «борьбы с теорией». Так, в литературоведении деконструктивистское прочтение текста отрицает однозначное соотнесение с какими-либо стандартами, контекстами, ценностями.

Литература: