ДВА МАСТЕРА

Дзэнские идеалы изящества и сдержанности позднее проявили свое влияние в таких различных областях, как каллиграфия и стрельба из лука, искусство писания тушью и роспись по керамике, чайная церемония и садовый дизайн. Один из самых почитаемых садовых дизайнеров был последователь дзэн Мусо Сосэки (1275‑1351). Будучи странствующим монахом, он вписывал в природный ландшафт сады, которые разбивал вокруг небольших горных церквушек. Подобное смешение «природного» и «искусственного» отражает типичное для дзэн отрицание реальности и смысла категориальных различений, каковое, например, выражали целенаправленно отобранные и уложенные камни, призванные напомнить, что они тоже порождения природы и тоже могут «жить» и даже «расти». На склоне лет Мусо стал настоятелем киотских монастырей Тенрюдзи и Ринсэндзи, где создал еще более сложные пейзажные сады. Его последнее творение, сад при Сайходзи, прославилось тем, что там растут преимущественно мхи.

Внимание дзэн к самостоятельному пути к спасению способствовало своеобразному эксцентрическому индивидуализму, примером которого стала жизнь «сумасшедшего монаха» Иккю Содзюна (1394‑1481). Он нарушал условности и традиции, нередко посещал бордели, был накоротке с крупнейшими торговцами и содержал компанию богемных помощников, среди которых был Боку‑сай (умер в 1496 году), написавший портрет Иккю и его биографию. Другим учеником Иккю был священник Дзю‑ко (Мурато Сюко, 1422‑1502), служивший Есимаса консультантом по китайскому искусству и придумавший ритуал чайной церемонии с ее степенными поклонами и маленькими соломенными домиками. Утонченный каллиграф и одаренный поэт, писавший по‑китайски и по‑японски, Иккю в то же время был и страстным проповедником. Несмотря на свою непредсказуемость, он был назначен настоятелем киотского храма Дайтокудзи и использовал свои контакты с богачами для дорогостоящего финансирования восстановительных работ в монастыре. Даже на старости лет он не чурался скандалов, поддерживая демонстративно публичную любовную связь со слепой женщиной‑музыкантом Мори.

Кузнецы , скульпторы и ученые

Как гласит японская пословица, «меч – душа самурая». Два меча самурая были знаком его отличия и его инструментом. В период Камакура искусство изготовления мечей достигло непревзойденной высоты, что не удивительно – с учетом доминирования в то время военного сословия. Крайняя серьезность, с которой подходили к изготовлению мечей, выражалась в том факте, что к кузницам относились будто к храмам, а сами кузнецы перед работой совершали синтоистские церемонии, призванные обеспечить состояние ритуальной чистоты. Мечам часто давали имена и передавали от отца к сыну как семейные сокровища. Прямые железные мечи стали ввозить из Китая и Кореи еще в III веке до н. э.; характерные для Японии изогнутые мечи появились к X веку, с той поры началось развитие различных школ их изготовления. Кузнецы научились сочетать в мечах мягкую и твердую сталь, тем самым оружие, по словам одного из специалистов, получалось одновременно со свойствами молотка и клинка: оно было достаточно острым, чтобы отражать другие мечи и не разрушаться, и достаточно тяжелым, чтобы разрубить человека от плеча до пояса единственным ударом. (Самым страшным считался удар от бедра.) Вдоль заостренного края лезвия проходил ха ‑мон – линия узора, возникающая после закалки в ре‑

зультате формирования в металле мелкозернистых кристаллических структур. Некоторые рисунки хамон были похожи на изморозь на траве, другие – на звезды на небе: кузнецы придавали им неповторимые узоры, которые должны были служить для идентификации меча и подписью сделавшего его мастера. Кроме того, более простым способом пометить меч был тан – рукоять, вкладывавшаяся в руку, которая также указывала на происхождение меча. Постепенно среди ремесленников произошла специализация, в отдельное направление выделилось изготовление ножен для мечей и различных мест для их хранения и подставок, причем все эти предметы выглядели по‑разному в зависимости от использования. Мечи стали главным предметом экспорта в Китай, так, только посольство 1483 года увезло с собой 37 000 клинков.