Учение об Эросе и Антэросе. Coitus есть динамика любви.
В его всеобщем смысле это есть разряд силы единения, есть реализация изначально заданного потенциального единства. Когда первичное генетическое единство, дифференцировавшееся во множественность, переходит к обратному процессу воссоздания своего единства одновременно с утверждением его синтетической природы, то оно призывает к бытию силу единения и процесс ее реализации; эта сила есть Эрос, а процесс — coitus. Итак, Эрос есть раскрытие единства и вселенская сила единения; coitus есть осуществляемый им процесс. Стремиться к единству и достигать его может только то, в чем это единство заложено потенциально, что произошло из единства путем его первичной дифференциации, что существенно, онтологически едино. Множественность рождается из единства по общему закону бинера. — Единая сущность утверждает свое естество как тезис, раскрывающийся в процессе эволюции антитезиса; так возникает первичная система бинера первого вида. Для осуществления этого процесса антитезис утверждает себя как генетическое единство двух полярно противоположных начал; последовательно раскрываясь в эмпирической феноменологии, эти начала гармонически объединяются между собой и выявляют первичное единство как актуальное синтетическое; так возникает вторичная система бинера второго вида.
Таким образом, всякая множественность связана с единством по двум сопряженным законам: тезис и антитезис бинера первого вида выдвигают идею единства иерархического, адекватно обнаруживающегося лишь в трансфинитуме возрастающего ряда иерархических ступеней и трансцендентного природе всех поясов иерархии, а тезис и антитезис бинера второго вида раскрывают свое синтетическое единство имманентно в каждом из поясов иерархии соответственно его природе, т. е. являют единство феноменологическое. Из изложенного ясно, что феноменологическое единство есть качественная проекция и эволютивное динамическое раскрытие единства иерархического. Эти два вида единства представляются различными началами лишь внешне, по существу же иерархическое единство является также основополагающим началом бытия и единства феноменелогического, а потому в действительности они онтологически тождественны. Бытие первичного самобытного единства, его сущность и закон лишь проявляются эмпирически в среде порожденной им феноменологии как сила единения. С ила единения есть отражение и обнаружение в существующем естества Сущего. Существующее порождается, существует и действует только силою Сущего. Актуализация Сущего через принятие Им в себя перспективы конкретного эмпирического осуществляется Им изначальным для космического процесса переносом своей активности на периферию. В этом переносе стационарное естество Сущего раскрывается в силе единения как в своей динамической модификации. Итак, сила единения есть онтологически сама сущность Сущего, его естественный всеобщий адекватный символ. Эта сила единения по своей первичной природе всегда направлена по иерархической координате. Как периферическое раскрытие Сущего, сила единения сосредоточена актуально в антитезисе бинера первого вида; тезис же только гармонически ей соответствует. Будучи как таковая естеством тезиса, сила единения в нем раскрывается в начале иерархического процесса как его генетическое единство, а по свершении процесса — как его единство синтетическое, т. е. в обоих случаях стационарно. Динамической эта сила становится только в самом течении осуществления этого процесса, ибо антитезис есть только инобытие тезиса, стремящееся восстановить свое первородное достоинство. Эта первичная природа силы единения и есть Эрос.
Так мы приходим к формуле: Эрос есть сила влечения антитезиса бинера первого вида к своему тезису. Эволюция антитезиса бинера первого вида, его эротическое стремление к тезису есть вместе с тем эволюция бинера второго вида, взаимное тяготение его полюсов. Отсюда естественно раскрывается концепция вторичной природы силы единения: если в первичной природе сила единения стремится к иерархическому единству, то во вторичной — к единству феноменологическому. Итак, вторичная природа силы единения есть онтологический механизм становления Сущего, отражение Его естества в конкретных поясах иерархии: его всеобщая карикатура. Сила единения в своей вторичной природе всегда проявляется только между началами равного иерархического достоинства, т. е. направлена перпендикулярно иерархической координате. Сопрягая равновеликие начала, сила тяготения во вторичной природе актуально сосредоточена одинаково в обоих полюсах бинера второго вида. Эта вторичная природа силы единения есть Ашпэрос. Так мы приходим к формуле: антэрос есть сила взаимного влечения полюсов бинера второго вида.
Эрос как динамическое раскрытие Сущего есть первичное начало актуального космоса. Ант:)рос только сопутствует ему. В эллинской мифологии мы находим различные образы, аспекты Эроса, но основной эзотерической смысл повсюду остается неизменным. Наиболее общий и возвышенный образ Эроса дает Гее и од; согласно его «Теогонии», прежде был Хаос, а потом
«Широкогрудая Гея, безопасное лоно,
И Эрос».
В «Теогонии» Гесиода мы встречаемся с чрезвычайно трудной и сложной доктриной о Первобытном Хаосе как источнике всего космического бытия. Как последний отзвук древнего матриархата, космогония развивается здесь sub specie Имманентного Лика Абсолюта. Эрос и Гея выражают бинер Трансцендентного и Имманентного sub specie имманентного. Гея есть вселенский субстрат, а Эрос есть динамическое раскрытие Сущего, созерцаемое как таковое. Если первая есть первичная аморфная среда, то второй — сила, порождающая разность мировых потенциалов и этим основополагающая начало организованному космосу. От их взаимоотношения последовательно возникают парами божества; это есть дедукция основных онтологических космических категорий. Итак, у Гесиода Эрос есть начало, порождающее разности потенциалов, а через это — иерархическое строение актуального бытия, и в то же время гармонически объединяющее противоположности как coincidentia oppositorum (Николай Кузанский), как nahvravoc, (Гераклит). В общеизвестном мифе об Афродите эта богиня рождается из морской пены после падения в море отсеченных половых частей Урана. Эзотерический смысл этого мифа вполне ясен: после эманации активности Трансцендентного на его периферию — в космическую пассивную среду — в ней рождается сила влечения (Attractio), которая, однако, остается еще потенциальной. От адюльтера с Марсом (Аресом) у нее рождается Антэрос, а от союза с Гермесом (Меркурием) рождается Эрос. Антэрос есть актуальная сила влечения между полярными равновеликими началами, т. е. между членами бинера второю вида. В процессе эта сила проявляется первой и служит основанием и двигателем всего дальнейшего восхождения (последствия адюльтера с Марсом — миф о странствованиях Венеры). Напротив, Эрос есть актуальная сила влечения между членами бинера первого вида. Меркурий (Гермес) есть «посланник богов», т. е. иерархически нисходящая сила, идущая от тезиса к антитезису. Конкретизируясь в имманентном, в среде, через союз с ее пассивным влечением, эта сила превращается в иерархически восходящую силу, центрированную в антитезисе и раскрывающую также и тезис в антитезисе. Итак, в мифе об Афродите Эрос есть сила, связующая начала различного иерархического достоинства. Последняя доктрина с наибольшей яркостью выражается в «Пире» Платона. По приводимому им мифу Эрос есть сын Пора (богатства) и Пении (бедности), зачатый во время празднества богов в честь рождения Афродиты. Объединяя в своем естестве противоположные начала, Эрос тем самым и является силой, связующей противоположности. Поэтому Эрос не есть бог, а гений, объединяющий божественное и человеческое, т. е. сила влечения и единения между началами различных иерархических достоинств. Так именно и определяет его Платон словами Диотимы Сократу:
«Какая свойственна ему сила?— спросил я. — Истолковывающая и переносящая к богам человеческое, а к человекам божеское; от людей молитвы и жертвы, а от богов — повеления и воздаяния за жертвы. Находясь в середине, он наполняет ее собою между теми и другими; так что им связуется все. Через него проходит и всякое просвещение, и искусство Жрецов, занимающихся жертвами, мистериями, обаяниями, всяким гаданием и чародейством. Бог не смешивается с человеком; но всякое сношение и беседа богов с людьми, как бодрствующими, так и спящими, производится через него».
Итак, концепция Платона вполне совпадает с эзотерической Доктриной об Эросе. Если Афродита есть потенциальная сила влечения, а Эрос актуальная, то Эрос есть актуальная модификация Афродиты. Поэтому справедливы слова Павзания:
«Все мы знаем, что без Эроса нет Афродиты».
Мифология знает двух Афродиты: небесную и земную, или всенародную. Первая Афродита, высшая, родилась от Урана и не имеет матери; вторая, низшая Афродита, родилась от Зевса и Дионы. Отсюда Павзаний доказывает:
«Если бы Афродита была одна — один был бы и Эрос; а так как первых две, то, по необходимости, два и последних. Да и как богини не две? Ведь одна-то, старшая, — не имеющая матери, дочь Урана (неба), которую и называем небесною; а другая — младшая — дочь Зевса и Дионы, которой имя — всенародная. Поэтому необходимо и Эроса, помощника последней, правильно называть всенародным, а того — небесным».
Постараемся выявить эзотерический смысл этих мифологических образов. — Небесная Афродита произошла от Урана и морской пены и не имеет матери. Именно таково потенциальное влечение антитезиса бинера первого вида к тезису: этот антитезис порождается внесением активности тезиса в среду; здесь нет coitus в обычно понимаемом смысле как соединения равновеликих бинерных начал. В этой потенции заключается все будущее развитие антитезиса, его путь и метод: Афродита небесная — есть богиня любви и красоты: Хариты, Пифо, Пофос, Гимерос — олицетворения любовного стремления — находятся в ее свите; в ее поясе собраны все очарования, которые одуряют даже мудрецов; люди и боги, все живущее подчинено ее власти. Но актуально все это раскрывается только в Эросе. Если Небесной Афродите и Небесному Эросу чужд брак, и олицетворяемая ими любовь есть только любовь к возвышенному и прекрасному, то Афродита Всенародная, напротив, есть богиня брака и деторождения, равно как и богиня вульгарной чувственной любви, противоположной чистой, небесной любви. Эта Афродита есть дочь Зевса и Дионы — дочь Океана и Тефисы — дочь Урана и Геи, всематерь, как Океан — всеотец богов. Эзотерически она тождественна с Астартой. Таким образом, низшая Афродита есть действительно потенциальное взаимное влечение полюсов бинера второго вида, а всенародный Эрос ест. е. актуальная модификация. Отсюда мы заключаем, что всенародный Эрос и Антэрос между собой тождественны.
У Платона мы встречаем чрезвычайно знаменательный образ, что всякая душа до своего ниспадения в эту юдоль была наделена перьями, и что самое это ниспадение есть лишь результат утраты перьев:
«Душа совершенная и пернатая носится в воздушных пространствах и устрояет весь мир; а растерявшая перья влечется вниз — до тех пор, пока не встретится с чем-нибудь твердым (материей), где, нашедши себе жилище и тело и движась собственною силой, называется в целом составе животным, сложенным из души и тела, и получает имя смертного».
Эту же мысль, что потеря перьев есть ослабление стремления и любви к небесному, помрачение божественного в человеке, мы находим также у Эмпедокла и Плотина. С другой стороны, крылья составляют неизменный атрибут Эроса, и Платон приводит следующий стих:
«Это пернатое люди все называют Эросом».
Современные комментаторы или вовсе игнорируют значение этого образа, или пытаются понимать его самым примитивным образом: крылья Эроса свидетельствуют-де о его ветрености и непостоянстве. Между тем в действительности этот символ чрезвычайно глубок и вовсе не ограничивается Грецией и ее мифологией. Истинный эзотерический смысл этого символа становится вполне ясным при сравнении эллинской концепции с мифом Рит-Веды о соколе, принесшем цветок Сомы. Для облегчения понимания дальнейшего подведем несколько итогов:
1. Эрос есть актуальная сила влечения антитезиса бинера первого вида к тезису, т. е. иерархически низшего начала к высшему.
2. Как начало иерархизующее, первое начало актуального космоса, Эрос есть первый из богов.
3. Эрос есть актуальная модификация Афродиты Небесной.
4. Эрос проявляется в душах людей как сила экстаза, возносящего от человеческого к божественному.
5. Ниспадение душ есть ослабление эротической связи с горним, а возвышение — раскрытие благодати Эроса.
6. Всякий экстаз прежде всего связан с Дионисом.
7. Эрос пернат, а пернатость души есть показатель ее приближенности к Богу.
В Индии Сома есть прежде всего божество мистического экстаза. Согласно ведийскому мифу, Сома был принесен в мир соколом. Относящиеся сюда гимны Риг-Веды чрезвычайно многочисленны;
Ведическая концепция этой птицы-сокола (eyenah cakuno) весьма сложна и допускает, ряд оттенков толкования. В одних текстах сокол мыслится самостоятельным образом, хотя и связанным с Сомой, а в других они отождествляются. В последнем случае образ сокола утверждается как внешняя форма Сомы, как форма его раскрытия:
«Esha deva amarthyah pamavimiva diyatiya». («Этот бессмертный Бог летит как пернатый»).
Когда же сокол мыслится самостоятельным от Сомы, то он определяется как символ экстаза и воспарения, равно как и ритмической речи —«Прекрасную птицу, парящую в небе, создали (или вожделели) древние гимны (голоса) поклонников». Символ птицы, «пернатости», выражает идею экстатических воспарений, подъема от дольнего к горнему. С другой стороны, такой экстаз выражается конкретно прежде всего в слове, в ритмической речи. Это отразилось в языке, и выражение Гомера «етгга mpoevra» («пернатые слова») может почитаться прямым доказательством родственности культур Эллады и Индии. Если экстаз, родоначальник и побудитель человека к творчеству, есть благодать, ниспосылаемая Сомой, то в своем собственном естестве он есть Вселенское Слово, Лоуо, творческое проявление Всевышнего. Именно такой силой является наиболее возвышенная концепция Сомы:
«Pra krshtiheva cusha eti roruvad asuryam vamam ni rinite asya tarn jahati vaorim pinur eti nishkrtam upaprutam krnuto nimijam tana».
Смысл этого текста Куликовский толкует следующим образом:
«Мистическое рождение слова понимается как акт, так сказать, самопроизвольный. В сущности, отец и сын тождественны и суть только разные стороны одной и той же концепции. Составляя вместе со своим отцом нечто единое, это исконное слово родилось, так сказать, самопроизвольно, оно растворило (ni rinite) это (tarn) свое (asya) верховное, мистическое, божественное, царственное (asuryam) величие, сияние (varnam). Это сияние, этот свет Всевышнего, превратился в звук, растворился в ту жидкость речи, которая ниже охарактеризована эпитетом upaprut — волнообразная, и потек речью. Величие Всевышнего растворилось в речь и потекло творческим словом, покоряя народы, вселяясь в людей, облекаясь в подвижный наряд звуков ритмических, которые, вылетая из уст, воспаряют к небесам, чтобы снова вернуться в лоно отца».
Мифология Индии отличается необыкновенной сложностью. Образы ее отдельных божеств отражаются друг в друге и как бы взаимно прослаиваются. Строгое разграничение идеи каждого из них порознь представляет собой невыполнимую задачу, и даже самая попытка сделать это неминуемо нарушает органическую целостность и замкнутую слитость общей системы. Как уже было указано ранее, означенный факт есть прямое следствие стремления выразить природу ноуменального мира, где каждая часть есть одновременно и часть, и все целое. При этих условиях по необходимости приходится более или менее искусственно расчленять общую концепцию божества, чтобы выявить основные выражаемые им онтологические идеи. Следуя этому пути, нетрудно убедиться, что в мифологии Индии имеется прямое онтологическое соответствие образу Эроса Эллады. Сома в себе не есть Эрос; он должен быть отождествлен с Дионисом. Хотя веяния горнего мира раскрывается одинаково во всех трех пневматологических категориях, но человек с особенной яркостью воспринимает благодать Диониса, ибо мистическое начало на пути его эволюции раскрывается первым. В гармонии с этим человеку наиболее близок экстаз мистический, а экстаз разума и экстаз воли делаются доступными только на последующих ступенях эволюции сознания. Эрос есть реальность, раскрывающаяся во всех трех категориях и всюду порождающая эротический восторг, но соответственно последовательности своих восприятий греки прежде всего воспринимали Эрос мистически. Этот мистический Эрос не есть Дионис, но есть его нисходящая благодать, вызывающая в душах людей ответный экстаз. В Индии этим раскрытием мистического начала Сомы был сокол. Раскрытие всякого начала онтологически тождественно его сущности, но феноменологически отлично от него. В этом и заключается ключ к пониманию двойственности ведийской концепции сокола: он есть сам Сома и лишь нечто раскрывающее его. Природа сокола, Сомы и Эроса, одинаково выражаются символом «пернатости». — Символ птицы выражает идею движения, подъема и нисхождения, одинаковой родственности земли и небу. Во всех мифологиях мира те божества, которые олицетворяли ноуменальные категории Абсолютного, неизменно олицетворялись в символах неподвижности. Напротив, те начала, которые раскрывались в космическом процессе и конкретно осуществляли его, которые были частными личными началами или выражали взаимодействие горнего и дольнего, неизменно имели своим главнейшим атрибутом крылья. Таковы были символы ангельских иерархий и гениев, равно как и душ людей. Последнее особенно ярко было выражено в Египте, где душа человека, «Ба», выражалась образом птицы. В греческом пантеоне крылья имели Гермес и Эрос. В символах Таро крылья имеются у Девы Аркана III, являющейся символом ноуменального мира как первообраза, раскрывающегося в космосе (Partus Generatio). Крылатый гений Аркана VI выражает динамическую связь горнего с дольним. Крылья Бафомета Аркана XV выражают, с одной стороны, Эрос имманентной стихии, а с другой — quasi-эротическое влечение мнимых центров и эгрегоров (белые и черные полосы на крыльях). Наконец, крылатый гений Аркана XX символизирует эротический призыв горнего, эсхатологически преодолевающего ограниченность земного и его подверженность закону смерти. Итак, символы Платона — «пернатость» человеческой души и Эроса — есть отражение общей эзотерической доктрины.
Эрос есть актуальная модификация Афродиты Небесной. Афродита своим законом влечения царствует над всеми людьми и богами; в ее поясе собраны все очарования. Эрос есть древнейший из богов, и только под его воздействием на Гею последовательно возникает теогония божеств. В Индии мы встречаем близкую к этому аналогию. — Место Афродиты здесь занимает богиня Вак, объемлющая Сому и раскрывающаяся в нем. Вак не есть Афродита, ибо ее концепция более сложна и объемлет в себе также идею эллинского Логоса. Однако один из аспектов Вак совпадает с Афродитой:
«Я рождаю отца в его голове; мое рождение — среди вод, в океане; оттуда возвысилась я над всеми существами и головой касаюсь самого неба».
Этот текст, как мы видим, есть краткое выражение всего эллинского мифа об Афродите. Как и последняя, Вак является всеобщим законом, царствующим над миром:
«Я — царица, собирательница благ, мудрая, первая из (божеств) достойных поклонения. Это меня боги распределили по многим местам, (создав меня как) обитательницу многих (мест и как) путеводительницу повсюду».
«Я как ветер; развеваюсь, охватывая все существа. Превыше неба, здесь превыше земли, — столь величавой я стала».
Как Эрос раскрывает Афродиту, так Вак заключает в себе Сому:
«Я Сому обильного ношу...» («aham somam ahanasam bibharmy... »).
Как Эрос есть древнейший из богов и их породитель, так, по Риг-Веде, Сома был рожден искони (IX, 3, 9; 42, 2), он владыка всего сущего (IX, 61, 6), родитель богов (IX, 96, 5), царь богов и людей (IX, 97, 24), он душа культа (IX, 6, 8), он первый поэт и творец гимнов (IX, 91, 1), владыка и вождь речи (vacas pati — IX, 101, 5; vaco agriyo — IX, 7, 3).
Выяснив онтологический смысл и мифологический образ Эроса, обратимся теперь к исследованию его природы в аспекте пневматологическом. Эрос есть актуальное раскрытие всеобщего единства космоса, божественности человеческого духа, его утверждение как самобытного ноумена. Всякое актуальное сознание довлеет раскрыть свое первородное достоинство и в изменчивом мире форм и явлений осознать себя самобытным центром мира. Оно стремится к своей духовной монаде, а через нее к Существу Первоначальному. Антитезис бинера первого вида тяготеет достигнуть путем эволюции полного обнаружения содержания тезиса. Стихия этого тяготения есть стихия эротическая. Этот путь двойственен. — С одной стороны, человек живет в эмпирическом процессе, развертывает формы и образы и познает их, а с другой — он в этих тленных формах провидит их вечные прототипы, прообразы идеального мира. Если эмпирический процесс, путь феноменального развития, есть стихия Антэроса, развертывание парностей и их любовных слияний, то провидение в их конкретном смысле смысла вечного есть стихия Эроса, творческое сопряжение начал различных иерархических достоинств. Если феноменологически возвышение конечного до смысла бесконечного представляется новым творчеством, то онтологически это есть только актуальное осознание истинной связи, есть воспоминание душой красот ее первородной природы. Это воспоминание раскрывается в экстазе, который Платон называет «божественным исступлением, посылаемым Афродитой и Эросом, а потому и именующимся эротическим».
«В нем находится тот, кто, видя здешнюю красоту и вспоминая о красоте истинной, окрыляется и, окрылившись, пламенно желает лететь ввысь. Еще не имея сил, он, уже подобно птице, смотрит вверх, а о дольнем не заботится, как будто и в самом деле сумасшедший. Такой восторг по самому происхождению своему лучше всех восторгов — и для того, кто сообщает его, и для того, кому он сообщается».
Итак, Эрос есть одновременно и стихия внутреннего единства космоса, онтологически связывающая первичное генетическое единство с многообразием его конкретных модусов, и стихия динамического становления этого единства космоса как единства синтетического, актуально объединяющего множественность состояний, форм и явлений. Но в обоих случаях Эрос одинаково не есть само онтологическое единство космоса, не есть ovoia Реальности, ее мистическая ипостась, но единство структуры космоса в созвучности свершающихся в нем процессов. Эрос есть единство связи вселенской многообразности с Реальностью как Первопричиной и конечной Целью. Если мистика есть ovaia Самосущего Бытия (Свайамбху), то Эрос есть avoia космического процесса. Эта доктрина изъясняет исконную причину того, что Эрос хотя и раскрывается во всех трех пневматологических категориях, но-, в то же время, он наиболее родственен стихии мистической. С другой стороны, это гармонирует с ранее раскрытой идеей, что для актуального сознания мистика является как prima inter pares среди других пневматологических категорий. Действительно, актуальное сознание имеет бытие прежде всего по своей причастности к Бытию Безусловному; его конкретное содержание существует только как модус содержания Сущего. Эта причастность конечного к Бесконечному есть следствие раскрытия древнего Эроса, а осознание этого факта осуществляется по благодати динамического Эроса — в экстазе эротической стихии.
Конкретный акт любви есть органическое сопряжение полюсов бинера. Такое сопряжение одинаково происходит между полюсами бинеров обоих видов. Познавая из конкретного эмпирического и в то же время обедняя и извращая его истинный смысл, мы обычно ограничиваем брачный союз как соединение равновеликих противоположных начал. Соответственно этому мы считаем coitus исключительной принадлежностью любви, а потому и противопоставляем его союзу духовной любви. Между тем такое ограничение смысла coitus не только разрывает его корни со смыслом ноуменальным, но и влечет за собой полную невозможность верного восприятия и адекватного познания естества любви духа. В конкретном акте духовной любви совершается нечто, что по существу своему не может быть определено иначе как в гармоническом сопряжении с понятием coitus плотской любви. Но так как иерархически низшее есть естественный символ высшего, то единственный путь к усвоению этого высшего заключается в углублении и расширении смысла символа. Если актуальная конкретизация стихии Антэроса есть coitus плотской любви, то стихия Эроса актуально конкретизируется в coitus любви духовной. Этим мы и переходим от понимания coitus как повседневного явления конкретно-эмпирической феноменальности к утверждению понятия coitus как всеобщего конкретно-спекулятивного смысла.
Стихия Антэроса вторична, лишена самобытных независимых онтологических корней и существует только в причастности к первичной стихии Эроса. Этим онтологически обосновывается эмпирический факт, что односторонний coitus стихии Антэроса есть нечто невозможное. Действительно, даже в самых низинах животного влечения не только действует сексуальный инстинкт, т. е. бессознательное стремление к осуществлению велений высших законов к продолжению рода и эволюции типа, но и всегда наиболее притягивает большая красота хотя бы внешних форм тела, т. е. отражены веяния Красоты Горней. Всякий инстинкт, толкающий к плотскому сближению, неизменно в себе эротичен, есть веяние высших иерархических реальностей. Этот спекулятивный его смысл макрокосм и чен и может быть вовсе не сознаваем отдельным человеком, но его действительность и неизменность этим нисколько не нарушаются. Что же касается второго элемента, то он существенно микрокосмичен: если инстинкт проявляется одинаково на всех ступенях развития и может быть только направляем, т. е. из слепой силы может быть превращен в пределе в некое орудие к достижению высших целей, то стремление к феноменологической красоте непрерывно растет у человека на пути его развития.
Итак, в инстинкте эротическая стихия всегда и неизменно присутствует и пользуется стихией Антэроса только как методом и орудием исполнения своих законов и достижения своих целей. Совершенно так же и в стремлении к красоте любимого внутренним двигателем является тот же Эрос. Вначале это стремление только инстинктивно, т. е. внутренний смысл не усваивается узкими рамками субъективного сознания и проявляется только как внешний (макрокосмический) категорический императив. Но с каждым дальнейшим шагом развития растет и жажда обладания более высокой красотой, делающаяся первым и необходимым условием сексуального союза, в чем и раскрывается его высший смысл. Человек поднимается до смутного Предчувствия идеала и в красоте внешних форм начинает искать только его воплощения. Этот путь долог и сложен. В его первом этапе идеал рисуется только как апофеоз внешней красоты. Так рождается тип одностороннего эстетического идеализма — Дон Жуан. Далее понятие красоты продолжает углубляться, и соответственно этому она переходит из области внешней в область внутренюю. Соответственно этому идеал приобретает этические качествования. В ряде последующих этапов идеал продолжает расти в достоинстве во всех трех пневматологических категориях. — Так мы начинаем искать в идеале женщины глубинность и чуткость души, развитость разума и воли.
Соответственно взаимоотношениям возрастания по трем пневматологическим категориям возникает целая иерархия частных идеалов, стремящихся к Вечной Женственности. Но вот наступает конечный этап — идеал поднимается до самого естества духа. Эволюция идеала в сознании человека есть мерило и показатель его собственной эволюции. Когда представление об идеале возрастает до его истинного горнего смысла, то это свидетельствует о достижении конкретным сознанием актуального сопричисления к царству духа. Если на пути эволюции идеала благодать Эроса последовательно проходит возрастающую иерархию фаз и видов раскрытия, то при совпадении возрастающего идеала с его энтелехией благодать Эроса впервые раскрывается в своем первородном естестве. В этом акте сопряжения с Вечным и Необусловленным все преходящее и условное получает новый смысл, как бы заново возникает к бытию, становится живым символом и бездонно глубоким откровением. Эта эволюция любви — развитие и углубление тяготения человека к возвышенному и прекрасному — выражена Платоном в диалоге «Пир»:
«Идущий, говорит, к этому предмету правильно должен с юности начать свое шествие к прекрасным телам, и притом, если руководитель руководствует верно, сперва любить одно тело и здесь рождать прекрасные речи; потом сообразить, что прекрасное в каком-нибудь одном теле сродно с прекрасным в другом, и как скоро надобно преследовать прекрасное видовое, то было бы великое безумие не почитать его одним и тем же во всех телах. Думая же так, он должен сделаться любителем всех прекрасных тел, а ту сильную любовь к одному, презрев и уничижив, ослабить. После сего следует ему прекрасное в душах ценить выше, чем прекрасное в теле, так что если бы кто, по душе благонравный, лицо имел и мало цветущее, — этого довольно должно быть ему, чтобы любить его, заботиться о нем и стараться рождать в нем такие речи, которые делают юношей лучшими. Таким образом, он опять принужден будет созерцать прекрасное в занятиях и законах, и видеть его, как сродное себе, а красоту телесную уничижать. От занятий же ему надобно переводить любимца к знаниям, чтобы последний испытал красоту познаний и, смотря уже на прекрасное многоразличное, не любил более красоты в одном прекрасном или мальчике, или человеке, или занятии, будто раб, дабы, служа ему, не сделаться плохим или мелочным, но, обратившись к обширному морю красоты и созерцая различные, прекрасные и величественные речи, порождал мысли в недре независтливой философии, пока, укрепившись в этом и усилившись, не усмотрит такого одного знания, которое есть знание прекрасного самого в себе. Постарайся же теперь, говорит, слушать меня со всем вниманием, с каким только можешь. Кто, относительно предмета эротического, возведен до этой степени последовательного и верного созерцания красоты, тот в эротическом, приближаясь уже к концу, вдруг увидит такое дивное по природе прекрасное, — то самое прекрасное, Сократ, ради которого предпринимаемы были все прежние труды».
Итак, возрастание тяготения к прекрасному и углубление его внутреннего смысла есть эволюция раскрытия в человеке стихии Эроса. Красота образов мира сего получает смысл и оправдание как отблеск красоты мира иного, и чем возвышеннее здешняя красота, тем более она служит символом первородного блеска Вечной Красоты.
Эротический смысл красоты освящает стихию Антэроса. Чем глубже сексуальная любовь, тем она индивидуальнее, тем более она сосредоточена на одном определенном существе, вне которого самая жизнь кажется никчемной. Это есть объективное следствие уже сознаваемого присутствия в душе, охваченной стихией Антэроса, благодати Эроса. Человек любит в любимом не только феноменальную личность, но и тот высший эротический смысл, которому она служит конкретным символом. Смутно таящиеся в душе гармонирующие с ней образы Вечного, идеалы, получают в любимом конкретное выражение, которое может быть почти бесконечно мало и несовершенно, но все же оно есть, а потому может служить опорой к дальнейшему восхождению. Дух человека индивидуален, индивидуальны и наиболее гармонирующие с ним идеалы. Каждая личность есть отраженное соответствие прежде всего некоторых определенных идеалов. Вот почему каждая личность может «говорить» лишь определенной группе других, но внушить действительно стихийную страсть может только бесконечно малому их числу. Судьба редко сталкивает такие две созданные друг для друга личности, но когда это происходит — исступленность их любви вполне оправдывает миф о «половинках». Эзотеризм утверждает, что соединение истинных духовных «половин» может произойти только на высших ступенях эволюции. Но существует целая иерархия таких феноменальных «половин», из которых каждая соответствует определенной ступени развития. Такова причина индивидуальности всякой глубокой любви. С признаком индивидуальности органически сопряжен признак идеализации любимого. Справедливо замечает B. C. Соловьев:
«Всем известно, что при любви непременно бывает особенная идеализация любимого предмета, который представляется любящему совершенно в другом свете, нежели в каком его видят посторонние люди. Я говорю здесь о свете не в метафизическом только смысле, дело тут не в особенной нравственной и умственной оценке, а еще в особенном чувственном восприятии: любящий действительно видит, зрительно воспринимает не то, что другие».
Причина и смысл этого эмпирического факта теперь для нас ясны. Идеализация любимого и есть видение в нем отблеска гармонирующего с человеком горнего идеала. Этот идеал не заключен в любимой личности, — она есть только его живой символ. Очевидно, что все другие люди, гармонирующие с другими индивидуальными идеалами, в принципе не способны увидеть и уразуметь этот индивидуальный символ. Любимое существо может само быть бесконечно далеким от этого идеала, более того, оно может быть его жалкой карикатурой и даже полярной противоположностью, но тем не менее оно пробуждает в душе любящего дремлющие потенции духа, подобно катализатору в химическом процессе, не только ускоряющему его темп, но и иногда служащему необходимым условием возможности самого его возникновения. Но точно так же, как катализатор сам остается в процессе неизменным, так и любимое в подавляющем большинстве случаев не только не понимает, но даже и не подозревает о той роли, которую оно играет в действительности в душе и жизни любящего. Что же касается любящего, то его отношение к любимому выражается диалектическим процессом любви. — Вначале человек отождествляет любимое с тем высшим смыслом, которого оно является только несовершенным символом. Это есть смешение стихий Эроса и Антэроса, неумение разграничить их области, а тем паче выявить их гармоническое взаимоотношение. Второй этап двойственен. Во-первых, человек прежде всего утверждает стихию Антэроса и принимает благодать Эроса только как ей сопутствующую. Это есть состояние мистериального оргиазма. Во-вторых, человек переходит к противоположной крайности, утверждает односторонне стихию Эроса, а благость Антэроса игнорирует. Это есть состояние платонической любви, а ее классический образ — Данте и Беатриче. Наконец, в третьем этапе происходит гармоническое сопряжение стихий Эроса и Антэроса. Здесь и только здесь стихия Антэроса, coitus, поднимается До своего истинного ноуменального смысла.
В уже указанной ранее работе Ходжи Омер Халеби Абу Отмана мы находим прекрасное и красочное различие актов coitus в начальной и конечной стадиях этого диалектического процесса:
«Когда мы совершаем coitus подобно тому, как мы едим и исполняем другие органические акты, мы можем испытать лишь вульгарное чувство материального удовлетворения, в котором наш дух играет лишь второстепенную роль. Совсем иной coitus, исполняемый нашими органами под внушением нашего духа, этого султана тела, которым он должен всегда повелевать, но у которого он слишком часто оказывается рабом. В этом последнем случае coitus становится прямой манифестацией по мощи и по энергии самого духа. Если в нем мощно отражается идея, что он исполняет божественный акт, делающий его на мгновение подобным Богу, из Которого он черпает творящую и оживляющую силу, то кто тогда осмелится сказать, что под властью этой интеллигибельной силы, насыщающей человека до высшей справедливой гордости, coitus не принесет человеку ощущений наиболее пламенных, оплодотворения наиболее мощного и наслаждений наиболее ярких?».
«О вы, кто верует! Совершайте coitus согласно наставлениям Корана. Совершайте coitus через дух, с душой устремленной к Богу; совершайте coitus как творец, как человек, мощный в делах и силе, имеющий сознание того, что он делает».
Повинуясь законам, раскрытым вдохновителем пророков (ангелом Гавриилом) и Магомета в частности, вы достигнете тройного блага:
1. Вы совершите акт верующего, обеспечивая блаженство жизни горней, для которой эта жизнь есть только преходящая.
2. Вы увеличите ваше телесное наслаждение всем неисповедимым радованием вашего духа.
3. Вы дадите жизнь детям здоровым, крепким, хорошо сложенным физически и морально, предназначенным проходить путь земной жизни.
Если в гармоническом сопряжении стихий Антэроса и Эроса феноменология первой восходит до сопряжения со своим ноуменальным смыслом, то вторая получает конкретную объективацию. Именно в силу этого оргиазм, восторг плоти, служит раскрытием в душе человека благодати Эроса. Всякая сильная любовь, будучи индивидуальной, всегда сопровождается объективацией некоторого комплекса идеальных прообразов в сознании любящего. Если Эрос, действуя на Антэрос, усугубляет его мощь и смысл, то, обратно, стихия Антэроса служит механизмом раскрытия Эроса. Чем выше развивается человек, тем большее значение получают влечения эротические. Если ранее он только восходил от стихии Антэроса к эротическому смыслу, то теперь этот последний становится господствующим. Человек находит любимого не по инстинктивному влечению, только впоследствии приводящему к познанию высших ценностей, но по непосредственной интуиции соответствия гармонирующему духовному идеалу. И его любовь перестает быть любовью одной только феноменальной личности; она переносится и развивается главным образом в сфере духа, а потому любящий не довольствуется настоящим состоянием любимого, а стремиться поднять его до выражаемого им идеала.
«Так, например», — говорит Платон, — «следовавшие за Зевсом ищут в своем любимце души какой-то зевсовской, т. е. наблюдают — философ ли он или вождь по природе, и если находят его и любят, то употребляют все силы, чтобы сделать его таким. Люди этого рода, хотя бы прежде и не занимались подобными предметами, теперь решаются, откуда только можно, узнать их, и сами доходят. Исследуя шаг за шагом природу своего божества через собственные усилия, они получают успех, потому что бывают принуждены неослабно взирать на Бога; когда же постигают его своею памятью, тогда, приходя в восторг, заимствуют от него нравы и наклонности, сколько может человек приобщаться божественному. И так как этим путем они почитают себя обязанными любимцу, то еще более любят его, и, почерпая свое сокровище из недр Зевса, подобно вакханкам, переливают его в душу любимца и стараются, чтобы он сколько можно более походил на их Бога».
Но если любящий такой любовью стремится поднять любимого до выражаемого им идеала, то в то же время он сам в этом процессе усугубляет свое ведение и строит иерархию вмещающих его феноменальных форм. Конкретный акт любви есть coitus. Таким образом, тот же самый coitus в высокой любви становится не только окончательной реализацией любви духа, но и орудием внедрения в божественное. Здесь смысл coitus достигает кульминации своего развития: восторг плоти делается одновременно и восторгом духа, теургическим вызовом горнего, нисходящие веяния которого улавливаются высшей интуицией, чтобы затем получить объективное выражение в гармониях звука, света и слова. В этом высшем своем развитии coitus Антэроса поднимается до совпадения в экстазе с coitus'ом Эроса.
Это и позволяет нам правильно уяснить и оценить уже высказанную идею о всеобщности смысла coitus. Общение реальностей различных иерархических порядков есть брачный союз, как и общение реальностей равновеликих. Coitus есть акт гармонического сопряжения; это есть не периферическая встреча, не внешнее касание, не формальное взаимоотношение сил, но реальное внедрение одной реальности в другую, их взаимное насыщение. Однако, растворяясь без остатка в другом, отдавая всего себя на служение его целям и его идеалам, истинно любящий не только не утрачивает своей самобытности, но и безмерно возрастает в своем значении, ибо в то же время все содержание любимого начинает служить его целям и его идеалам. Высокая любовь есть только принесение в жертву своего эгоизма во имя своей истинной индивидуальности, искусственной замкнутости личности — во имя свободы своего вечного духа. Смысл человеческой любви вообще есть оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. Если в любви Антэроса человек жертвует эгоизмом для возможности органического сопряжения с конкретным любимым, то в стихии Эроса эгоизм приносится в жертву вечному и необусловленному. Человек только тогда делается способным к восприятию горнего, когда он сумеет преодолеть свою замкнутую личность. В этом процессе человек не только не перестает быть самим собою, но, наоборот, только здесь впервые поднимается до своего истинного Я. По словам блаженного Августина:
«Cum se mens novit, suam substantiam novit, et cum de se certa est, de substantia sua certa est». — «He стремись выйти из самого себя, войди в себя, правда обретается во внутреннем человеке («in interiore homine habitat veritas»), и если ты найдешь изменчивую душу, превзойдешь себя самого («et si animam mutabilem inveneris, transcende te ipsum»)».
В этом «transcende te ipsum» и заключается основной смысл и верховный закон всякого посвятительного пути. Чтобы быть способным любить вечное, нужно иметь прежде силу преодолеть оковы условного и относительного мира. Это вечное не может быть доступным внешнему познанию, тяготению периферическому. Оно открывается только в пламенной любви, только в экстазе беззаветного влечения, только в дивной тайне духовного брака. Вечное есть тот Таинственный Жених, Которого всякая душа должна встретить Светом своей любви и быть достойной брачного с Ним союза. Эрос есть стихия брачной тайны, в которой затерянная в жизни душа человека вспоминает о своем первородном блеске и входит в царство единой победной жизни. Эрос есть дыхание Абсолютного Единства, есть вечно трепещущая песнь о Нем во всех царствах и мирах, на всех ступенях развития, в каждом существе и во всех его состояниях. Эрос есть та вечная гармония сфер мироздания, ритм которой, дивный и чарующий, пронизывает все, но в то же время таится, делаясь ведомым только достойным.
Дата добавления: 2015-05-05; просмотров: 889;