СООТНОШЕНИЕ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ФИЛОСОФИИ. ПРЕДМЕТ ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

Одной из особенностей философии является специфическое отноше­ние, которое существует между ее историей и теорией. Существует множество вариантов ответов на данный вопрос, но их суть можно све­сти к следующим логическим вариантам, каждый из которых, впрочем, имел своих реальных сторонников.

Ряд исследователей утверждают, что никакой истории философии как единой дисциплины нет и существовать не может, так как вся она представляет собой совокупность самых разнообразных мнений и пред­ставлений, которые связаны между собой лишь условно обозначаемыми границами философской проблематики. Соответственно и о теории фи­лософии здесь можно говорить не как о единой системе, а как о кон­цептуальном каркасе каждого философского подхода, который сущест­вовал и существует в человеческой культуре. В этом случае остается непонятным вопрос о том, каким образом удается столь разнообразные философские концепции объединять одним термином "философия".

Другие ученые говорят о том, что, безусловно, единой теории фило­софии существовать не может, а существует история философии, по­стижение которой и делает человека философом. Поэтому изучение философии есть лишь изучение философских идей, которые были в ее истории. Такая точка зрения оставляет открытым вопрос о том, каким образом происходит приращение философского знания или весь его спектр был раз и навсегда кем-то задан и философы вынуждены все время вращаться в кругу только этой проблематики.

И наконец, существует третья точка зрения, которая говорит о том, что история философии есть некоторая совокупность философских представлений, которые имелись в человеческой культуре и их развитие привело к становлению философии как единой системы знаний или философии как науки. Это некоторая историческая часть предмета фи­лософии, которая безусловно необходима, но решением философских проблем занимается философская теория. История здесь - это скорее

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 384.

средство оформления или даже украшения общетеоретического фило­софского подхода. Исследование истории философии позволяет уточ­нить путь становления философии как науки, но не более. Данная точ­ка зрения уподобляет предмет философии предметам конкретных наук, в которых последняя по времени теория всегда наиболее адекватно от­ражает действительность и в этом смысле является более истинной по отношению к предшествующей. С этих позиций непонятным остается вопрос о том, как объяснить имеющуюся чрезвьиайно богатую палитру современных философских концепций, которые вряд ли сводимы к еди­ному предмету.

Как часто бывает при наличии большого количества альтернативных вариантов решений той или иной проблемы, ответ на нее лежит где-то "посередине", так как каждый вариант базируется на истине, которая, однако, приобретает здесь некое абсолютное значение. Поэтому ответ на данную общую проблему связан с решением вопроса о специфике философского знания как такового и об особенностях самого историко-философского развития. Не вдаваясь в подробности решения первой части данной проблемы, которая детально описана в предыдущем разде­ле, остановимся здесь на рассмотрении некоторых особенностей исто­рико-философского процесса.

Одна из задач истории философии заключается не просто в фор­мальном расположении всех философских идей по хронологическому принципу, а в выделении некого смыслового стержня, позволяющего рассматривать историю философии как единый и объективный процесс. Однако сделать это очень трудно (если вообще возможно). Дело в том, что историю философии создает индивид, именно он выбирает тот са­мый смысловой стержень изложения истории философских идей, что неизбежно придает последнему субъективный характер. Не случайно мы имеем перед собой не одну, раз и навсегда выстроенную историю философии, а множество таких историй, в рамках которых те или иные исторические фигуры либо исчезают полностью, либо занимают почет­ное место, определенное автором данной истории, а не реальным ме­стом этих философских идей (впрочем, это особенность не только ис­тории философии, а описания любой истории). Такая субъективная ис­тория философии безусловно имеет право на существование. Более то­го, в ее русле созданы блестящие труды, относящиеся к шедеврам чело­веческой культуры, но она, как правило, всегда искажает (или под­страивает) реальную историю философии под концептуальную схему автора. Так, например, Аристотель, как отмечает А.Н. Чанышев, пред­ставил историю философии "как предысторию его собственной фило­софии. Отсюда историко-философская предвзятость Аристотеля, пробе-

лы в его субъективной истории философии, неизбежные искажения им объективной истории философии"¹.

В худшем варианте такое субъективное изложение превращает исто­рию философии в историю мнений, которые, по ироничному замечанию Гегеля, могут быть представлены и как история нелепиц (т.е. нелепых мнений) различных философов по той или иной проблеме, из которых затем составляются "занимательные рассказы по истории философии". Такая история философии превращается в "предмет праздного любо­пытства или, если угодно, в предмет интереса ученых эрудитов, ибо ученая эрудиция состоит именно в том, чтобы знать массу бесполезных вещей, т.е. таких вещей, которые сами по себе бессодержательны и ли­шены всякого интереса, а интересны для ученого эрудита только лишь потому, что он их знает(...) Что может быть бесполезнее ознакомления с рядом лишь голых мнений? Что может быть более безразличным?"²

Однако мнение, отмечает далее Гегель, является лишь субъективным представлением, которое может очень далеко отстоять от истины. А объективное изложение истории философии, напротив, должно базиро­ваться именно на истине, то есть на таком описании истории философ­ских идей, которое вскрывает закономерности их развития, независи­мые от мнений отдельных людей об этом процессе. "Когда человек го­ворит о философских мнениях, то мы сразу убеждаемся, что он не об­ладает даже элементарной философской культурой, хотя бы он и был сам историком философии"³. Следовательно, основой объективного изложения истории философии должно стать соответствующее же по­нимание философии как особого рода объективной науки. Нельзя из­ложить историю философии без предварительного изложения того, что мы будем понимать под самим термином "философия", что, впрочем, было нами осуществлено в предыдущем разделе.

Но как тогда быть с действительным наличием множества самых разнообразных ( и даже противоположных) представлений о философии и соответственно с множеством изложений ее истории? Это следующая проблема, стоящая перед историком философии. Не получается ли так, что каждая история философии, базирующаяся на собственном понима­нии философии и считающая именно его объективным и истинным по­ниманием, претендует на единственно верное изложение эволюции фи­лософских идей? Или, иначе говоря, как быть с известной многообраз­ностью философских концепций, которые внешне "не вписываются" в

¹ Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 11.

² Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. СПб., 1993. С. 78.

Там же.

единый историко-философский процесс, а скорее разрушают это един­ство?

Однако разнообразие философских систем характеризует не отсут­ствие у философии единого предмета, а специфику развития филосо­фии. Дело в том, что философия не имеет характера однолинейного, прогрессивного развития, а значит, в ней мы не всегда найдем общезна­чимые результаты, которые фокусируются в новейшей теории, как это характерно для частных наук. Здесь последняя по времени научная тео­рия одновременно выступает и как более адекватная собственной пред­метной области, а значит, в этом смысле является более истинной по отношению к предшествующим. Развитие философии осуществляется по иному принципу, когда решение и постановка проблем в ней даются в рамках единого философского проблемного поля. Это разнообразие внутри единства, или единство разнообразий, сохраняющее внутри себя в том числе и те философские представления, которые были выработа­ны в более ранние времена. Поэтому в философии нет полностью уста­ревших идей, так же как и нет полностью абсолютно новых. Это одна из особенностей философии, позволяющая всем философам (и тем, ко­торые были, и тем, которые есть) вести философский диалог друг с другом.

Относительная "неопределенность" предмета философии проявляется и в противоположных вариантах трактовки предмета истории филосо­фии. Некоторые исследователи считают, что философия есть, собствен­но говоря, история философии и соответственно изучение философии есть только изучение ее истории. Прежде всего такая позиция полно­стью невыполнима, ибо (как мы уже обратили внимание выше) история философии создается конкретным индивидом, то есть в определенном смысле всегда носит личностный характер, представляя собой некото­рое "искажение" реального развития философских идей, которые как бы нанизываются на идейную схему автора. Этим объясняется расхож­дение как в выборе философских персоналий, олицетворяющих собой философию, так и в акцентах при оценках той или иной концепции. Причем на последнее могут повлиять и индивидуальное мировоззрение автора, и степень его общекультурной эрудированности, и та социо-культурная обстановка, в которой создается данная история философии, и даже национально-этнические особенности конкретной культуры. Так, например, в учебниках по истории философии, созданных в запад­ноевропейской культуре, вы можете не встретить даже упоминания о русской философии. И напротив, в соответствующих учебниках, соз­данных в российской культуре, данный аспект может быть "раздут" до неприличности. Таким образом, история философии приобретает "местный" колорит и зависит от тех представлений, которые бытуют о

понимании философии в конкретно-исторической культуре. Возможны и идеологические интерпретации истории философии, связанные с гос­подствующей идеологией в той или иной стране. И речь здесь даже не идет лишь о марксистской идеологии, хотя это является весьма показа­тельным примером, но характерно для любой культуры. Можно по-разному относиться к перечисленным сложностям в изложении истории философии, но и преодолеть их полностью представляется вряд ли воз­можным.

Другая сложность заключается в том, что любая созданная история философии приобретает характер своеобразного собрания памятников, придавая ей элементы догматизма, которые изначально, по определению противоречат пониманию ее предмета и сущности. Философия должна развиваться, а поэтому отношение к ее истории только как к памятнику может привести, как отмечал И. Кант, лишь к слепому повторению то­го, что уже было зафиксировано в человеческом мышлении. Философ должен быть достаточно "раскрепощен" в своем сегодняшнем творчест­ве и выступать и "как самостоятельный мыслитель, должен применять свой разум свободно и оригинально, а не рабски подражательно"¹.

Другое мнение прямо противоположное. История философии есть история ошибок и заблуждений, а поэтому незачем затрачивать на ее изучение столь много времени. И обычно в качестве выхода из этого положения предлагается опять же авторская интерпретация историко-философского процесса, которая претендует на истину в последней ин­станции, опровергая предшествующие философские построения. Слиш­ком уверенным в истинности своих философских положений Гегель предлагает вспомнить слова апостола Петра, которые он сказал Ана­нию: "Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверьми". Смотри, система философии, которая опровергает и вытеснит твою, не заставит себя долго ждать; она не преминет явиться так же, как она не преминула появиться после всех других философских систем"². Данная позиция должна детально обосновать понимание истинности, что в фи­лософии вряд ли будет когда-либо осуществлено окончательно.

Такая предпосылка может, с некоторыми оговорками, сработать в частных науках, где последняя по времени теория действительно явля­ется более истинной по отношению к предшествующей. Относительно же философии такая позиция недопустима, так как возникает опасность принять за абсолютно истинную какую-то одну из философских систем

¹ Кант И. Логика. Пособие к лекциям // Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 333.

² Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. СПб., 1993. С. 82.

или декларировать ее истинность из идеологических соображений. Осо­бенность же понимания истины в философии такова, что именно вся система философских воззрений позволяет нам ее постигать через раз­витие способов этого постижения. По сути разнообразные философские концепции суть лишь различные пути постижения философской истины. Таким образом, можно сделать вывод, что история философии - это особая развивающаяся система, в качестве элементов которой выступа­ют самые разнообразные конкретные философские концепции, которые были и создаются в ней и которые диалектично (то есть включая и от­рицание друг друга) связаны спецификой ее проблемного поля, то есть постановкой и решением наиболее общих, фундаментальных проблем и выявлением предельных взаимоотношений, существующих между миром и человеком. Именно проблемное поле философии и определяет струк­туру данной системы. Поэтому философия всегда реализуется как един­ство истории и теории, это лишь две стороны одного предмета. Поэтому разрыв этих сторон приводит как к искажению самого предмета фило­софии (абсолютизации его отдельных сторон), так и к искажению изло­жения истории философии (подчинения реального историко-философ­ского процесса этим абсолютизированным схемам).

Поэтому мы исходим из принципа взаимодополняемости истории и теории. С одной стороны, в учебнике будут представлены наиболее важные (магистральные) направления в истории философии. Причем, когда речь пойдет о современной философии, будет предложена некая модель, позволяющая отойти от их простого перечисления (хотя бы в силу количественной необозримости). При этом авторы прекрасно осоз­нают, что, вводя такую модель, они налагают целый ряд ограничений на рассмотрение реального историко-философского процесса. Но, как мы показали выше, такие ограничения неизбежны в любом случае, и важно лишь понимать их относительность (предупреждать о них). С другой стороны, изложение собственно теоретических проблем философии будет соотноситься с историко-философским контекстом. Все это по­зволяет надеяться на то, что единство истории и теории философии бу­дет нами сохранено.