ЯСПЕРС (Jaspers) Карл (1883—1969) — немецкий философ и психиатр, один из создателей экзистенциа­лизма.

ЯСПЕРС (Jaspers) Карл (1883—1969) — немецкий философ и психиатр, один из создателей экзистенциа­лизма. Доктор медицины (1909). Доктор психологии (1913). Профессор психологии (с 1916), профессор фи­лософии (с 1922) Гейдельбергского (1916—1937, 1945—1948) и Базельского университетов (1948— 1961). (В 1937 был изгнан из университета как антина­цист.) Профессиональную деятельность Я. начал как психиатр, что в известной степени предопределило трактовку им основных философских вопросов. В ра­ботах "Всеобщая психопатология" (1913) и "Психоло­гия мировоззрений" (1919) Я. проводил идею, согласно которой психопатологические явления, как правило, отражают не столько процесс распада человеческой личности, сколько интенсивные поиски человеком соб­ственной индивидуальности. (После 1915 отошел от активных исследований в области психиатрии, посвя­тив ряд работ проблематике патографии, т.е. психопа­тологическому анализу эволюции выдающихся лично­стей: Стриндберг, Ван Гог, Сведенборг, Гельдерлин, Ницше и др.) Рассматривая суть этих поисков в качест­ве ядра подлинной философской рефлексии, Я. ут­верждал, что любая рационалистически выстроенная картина мира есть не что иное, как иносказательная интеллектуальная интерпретация скрытых душевных стремлений творчески мыслящего индивида. Бытие в этих условиях оказывается "зашифрованным" и пред­полагает обязательное истолкование. Задача филосо­фии у Я. — вскрыть то обстоятельство, что в основа­нии всех ипостасей сознательной деятельности людей лежит неосознаваемое творчество "экзистенции" (бы­тия особого плана, человеческой самости, внеположенной предметному миру). Источник высшей мудрос­ти — господствующее в мире неразумное ("Разум и эк­зистенция", 1935). Развивая свои представления о "по­граничных ситуациях", Я. пришел к выводу о том, что исконный смысл и пафос бытия раскрываются челове-

ку лишь в моменты этих кардинальнейших, жизнесоразмерных потрясений (размышления о смерти, бо­лезнь и т.д.). Человек постоянно переживает в своей душе определенные обстоятельства, но иногда они предельно эмоционально сопрягаются с крайними по­трясениями — человек сознает роль случая в своей жизни, а также то, насколько его жизнь не принадлежа­ла ему самому, будучи несобственной. Это и есть "по­граничная ситуация случая". По Я., даже "смерть как объективный факт эмпирического бытия еще не есть пограничная ситуация": важен факт осознания такой возможности, факт ощущения хрупкости, конечности существования индивидов. Именно в эти моменты осу­ществляется "крушение шифра": человек элиминирует из системы собственного мировосприятия балласт по­вседневных тревог ("наличное бытие-в-мире"), а также совокупность так называемых идеальных интересов вкупе с научными и околонаучными представлениями о действительности ("трансцендентальное бытие-в-се­бе"). Для человека актуализируются мир его интимно­го начала (происходит "озарение экзистенции") и его истинное переживание Бога (трансцендентного) ("Фи­лософия": т. 1 — "Философская ориентация в мире", т. 2 — "Прояснение экзистенции", т. 3 — "Метафизика", 1931—1932). "Человек как целое не объективируем. Поскольку он объективируем, он есть предмет... но и в качестве такового он никогда не есмь он сам. По отно-шению к нему как объекту можно действовать посред­ством внешних рассудочных установлений согласно правил и опыта. По отношению к нему самому, т.е. как возможной экзистенции, я могу действовать только в исторической конкретности, в которой уже никто не есть "случай", но в которой свершается судьба. Теперь уже нельзя больше спутать объективно-предметное в человеке... с ним самим как экзистенцией, открываю­щейся в коммуникации..." Экзистенция (подлинное ли­бо собственное существование человека, не обуслов­ливаемое ничем внешним, лишь собственной его инди­видуальностью), по Я., не находима в границах пред­метного мира, ибо она — свобода: "или человек как предмет исследования — или человек как свобода". Поскольку человек постигает себя, исходя из свободы, он таким образом постигает собственную трансцен­денцию, исчезающим явлением которой как раз он и оказывается в своей свободе. Именуя собственную фи­лософскую деятельность "философствованием", Я. де­лал акцент на важность корректной постановки вопро­сов — более, нежели на вынужденный поиск ответов. Философия у Я. принципиально не может выступать как наука, ограниченная рамками жестко задаваемых предмета и метода. Философия лишь удостоверяет нас в существовании бытия, а метафизика сводима к отыс-

канию человеком смысла бытия. Членение бытия, по схеме Я., сопряжено с аналогичным строением его "философствования". "Бытие-в-мире", предметное бы­тие, "существование" — вещный уровень бытия. Фи­лософствование, сопряженное с ним, есть "ориентация-в-мире". (Поверхностный слой познавания челове­ка — рассмотрение его жизни в мире; мир и причаст­ность к нему человека суть то, что может быть зафик­сировано эмпирически и рационально посредством усилий науки.) В условиях "пограничных ситуаций", безмотивной неудовлетворенности наличным сущест­вованием может проявиться ("озариться", "высвет­литься") "экзистенция". Философствование о ней не объективируемо по сути своей, оно принуждено вопло­щаться в словах, будучи ориентировано на постижение того, что скрыто за словами. Философствующее мыш­ление у Я. способно принести только удовлетворение, стремясь проникнуть за горизонт явлений, научная же мысль рационалистически постигает явления, проду­цируя "знания". При этом, утверждал Я., "...философ­ская вера, вера мыслящего человека всегда отличается тем, что она существует только в союзе со знанием. Она хочет знать то, что познаваемо, и понять самое се­бя". "Философская вера", по Я., — продукт размышле­ний, а не откровения; способность философствования присуща любому человеку и имеет целью достижение истинной "коммуникации", т.е. реальной возможности быть услышанным и высказаться самому (в процессе интимного и личного общения "в" и "по поводу" исти­ны). Общение людей — атрибут бытия человека. "Сравнение человека с животными указывает на ком­муникацию как универсальное условие человеческого бытия. Она настолько составляет его всеохватываю­щую сущность, что все, что есть человек и что есть для человека.., обретается через коммуникацию". Экзис­тенция, по мнению Я., "есть лишь постольку, посколь­ку соотносит себя с другой экзистенцией и с трансцен­денцией". (Таким образом, сущее встречает человека тремя способами: мир, экзистенция и трансценденция, которые, в свою очередь, отображают наличие трех уровней постижения человека, все более и более глу­боких.) Акт коммуникации являет собой осуществлен­ную соотнесенность одной экзистенции с другой, акт философской веры — соотнесенность экзистенции с трансценденцией. Последняя у Я. — конечный предел любого бытия и мышления, она столь же неумолимо существует, сколь и не может быть увидена, пребывая непознанной. Трансценденция суть нечто, лежащее за краем человеческого существования и мира и придаю­щее им смысл и ценность: природа, мифология, по­эзия, философия — шифры трансценденции, через ко­торые она "сказывает себя". Будучи противопоставлен-

ным трансценденции, мышление трансформируется в метафизику. По Я., "метафизика доносит до нас окру­жающее трансценденции. Метафизику мы понимаем как "тайнопись". Мы слышим заключенную в шифре действительность из действительности нашего суще­ствования.., а не просто из рассудка, который здесь ни в коей мере не содействует раскрытию смысла". Не мо­жет быть ни знаков, ни символов трансценденции: знак доступен непосредственно, а трансценденция — нет; символизируемое же живет лишь в символе, трансцен­денция же — запредельна. Могут являться намеки, указания на трансценденцию — шифры, которые при этом к обозначаемому ими однозначно не привязаны. Путь к трансценденции есть для каждого, но в обяза­тельном порядке он неповторим и уникален. Согласно Я., "бесконечная многозначность всех шифров, допус­кающая бесконечное множество толкований, обнару­живает себя во временном существовании как их сущ­ность. Толкование шифров через другие шифры, на­глядно данных — через спекулятивные, действитель­ных — через созданные, бесконечно, как та среда, в ко­торой экзистенция хотела бы нащупать свою трансцен­денцию и предварительно создать себе возможности. Система шифров невозможна, т.к. в нее они входили бы только в их конечности, а не как носители транс­ценденции. Бесконечная возможность толкования ис­ключает систему возможных шифров. Система может сама быть шифром, но никогда не может осмысленно охватывать, как проект, подлинные шифры". По Я., для абсолютной свободы, утверждающей собственную уникальность и неповторимость экзистенции, эта по­сылка (любой шифр трансценденции в облике произве­дения искусства или философской концепции, могу­щие быть истолкованными принципиально любым об­разом) абсолютно необходима. Экзистирующий чело­век обретает самобытное "я" именно в неизбывном праве на абсолютно свободное толкование и прочтение другого и других. Как же можно удостовериться в том, что избранная человеком версия толкования шифра трансценденции действительно ведет к ней экзистен­цию? Трансценденция у Я. может быть обозначаема как Бог, о котором допустимо знать лишь то, что он есть. Критерием встречи с Ним выступает момент "онемения" или "молчания": "Интерпретация находит свою границу там, где кончается язык. Она совершает­ся в молчании. Но эта граница сама существует только благодаря языку. В процессе языкового сообщения молчание становится своеобразным способом сказать о чем-то. Это молчание — не умалчивание о чем-то, что я знаю и о чем мог бы сказать. Это, скорее, молча­ние пред тем, кто мыслит вместе с тобой, молчание пред самим собой и молчание пред трансценденцией,

исполненное на границе того, что может быть сказано. Это молчание — не немота безъязыкости, которая ни­чего не говорит, а следовательно, и не молчит. Так об­стоит дело с шифрами. Мы слышим их словно бы из различных кругов, которые располагаются вокруг трансценденции. Или мы обращаемся к ней через их посредничество. Но шифры никогда не есть то, что мы ищем в них, или чувствуем в них, или познаем в них. Поэтому мы стремимся выйти дальше, за них, в глуби­ну или ввысь, туда, где кончается всякий язык шифров и где происходит прикосновение к трансценденции — в знании о незнании, т.е. в этом исполненном молча­нии". "Немота", "молчание", "невыразимость в сло­ве", по мнению Я., единственно мыслимые выражения чувства, обозначаемого словосочетанием "Бог есть". Мыслить же трансценденцию возможно, по Я., лишь "вмысливая" ее в сферу предметного. Именно мера и степень коммуникативности, согласно Я., и выступает в качестве критерия совершенства той или иной фило­софской системы. Человек отличается от прочего су­щего во всех его проявлениях именно склонностью к коммуникации, посредством ее он обретает свою "са­мость", т.е. подлинного самого себя в себе. Я. выделял три уровня социальности, три способа самоорганиза­ции социума: организация на фундаменте частного ин­тереса изолированного индивида; организация фор­мально-правового порядка, где каждый рассматривает­ся лишь в том измерении, в каком он равен всякому другому; органическая целостность значительной со­вокупности людей на национально-окрашенной либо духовной основе. Тем самым философия предлагает ориентиры поведения человека в мире с целью прибли­жения его к состоянию "безусловного бытия", имма­нентного сознанию как таковому. Достижение этого ("осознания бытия", "освещения любви", "завершения покоя") и есть цель философствования, направленного на внутреннее действие, а не на изменение мира. Фи­лософствование у Я. предельно этически нагружено (в качестве базовых понятий выступают "воля к комму­никации", "свобода", "верность" и т.п.). Я. отвергает гносеолого-методологические искания в структуре традиционного философского творчества. "Человек" и "история" — выступили у Я. в роли основополагаю­щих измерений бытия людей ("Смысл и назначение ис­тории", 1949). "Ситуация" у Я. — ключевое понятие для импликации экзистенции: уникальная и не воспро­изводимая совокупность событий в каждый отдельно взятый момент реального исторического времени и от­личает одну эпоху истории от другой. Отвергая нали­чие объективных законов и возможность предвидения будущего с помощью науки, Я. формулирует четыре главных "среза", обусловивших именно наличное осу-

ществление мирового процесса. Первые два, по Я., — обретение людьми языка, орудий труда и огня, результировавшиеся в становлении высоких культур Индии, Египта, Месопотамии и Китая в 5—3 тысячелетиях до н.э. Третий — "ось мирового времени" (8—2 вв. до н.э.) — духовное "основоположение" человечества, син­хронно и автономно осуществившееся на всем прост­ранстве от Греции до Китая. Люди осознают себя, соб­ственные возможности, подлинную ответственность; локальные истории сменяются всемирно-историческим процессом. "Завершилась мифологическая эпоха с ее са­моуспокоенностью, с само-собой-понятностью. Нача­лась борьба против мифа со стороны рациональности и рационального проясненного опыта (логоса); борьба за трансцендентного единого Бога против демонов и борь­ба против неистинных образов Бога из этического воз­мущения против них... Это общее изменение человечес­кого бытия можно назвать одухотворением... Человек более не замкнут в себе. Он неведом для самого себя, а потому открыт для новых безграничных возможностей" (Я.). И, наконец, четвертый период — становление науч­но-технической цивилизации в Европе (17—20 вв.). По­литико-нравственные поиски Я. объективировались в его исследованиях "немецкой вины" ("Вопрос о вине", 1946), культурно-психической значимости "холодной

войны" ("Атомная бомба и будущее человечества", 1958), угрозы авторитарных тенденций в жизни ФРГ ("Куда движется ФРГ?", 1967). В целом особая роль фи­лософствования и сопряженной с ней философской ве­ры, по мнению Я., состоит в 20 в. в том, чтобы противо­стоять псевдорационалистическим утопиям, постулиру­ющим возможность насильственного создания рая на земле, но на практике разрушающим культурные уста­новления людей и ввергающих их в ужас гражданских братоубийственных конфликтов. Другие сочинения Я.: "Ницше" (1936), "Декарт и философия" (1937), "Экзис­тенциальная философия" (1938), "Об истине" (1947), "Философская вера" (1948), "Введение в философию" (1950) и др. Между наукой и философией, по Я., недопу­стимо взаимное инфицирование, но их нельзя и жестко изолировать друг от друга. Сферы философии и науки не антиномичны, хотя и не тождественны. Наука предо­ставляет философии потенциальные пути познания, точные результаты исследований, делая философию зрячей. Философия придает системе наук внутренне связующий их смысл. Философия, согласно Я., разру­шает постоянно культивируемый наукой догматизм и амбициозные претензии. [См. также "Смысл и назна­чение истории" (Ясперс), Осевое время.]

A.A. Грицанов