Противостояние

В рядах Лиги гибель Меченого оставила огромную пустоту. Большинство хотело стать под знамена нового короля, несмотря на демократические настроения парижских комитетов. Но какого? Два человека могли претендовать на единодушное избрание как главы своих семей, но они сидели в тюрьме у Беарнца. У Бурбонов — кардинал, у Гизов — юный герцог Карл. Старик и ребенок. Следовательно, о них нечего и думать.

Герцог Савойский, сын одной из принцесс Валуа, предложил свою кандидатуру, но захват им французской территории, маркизата Салюс, задел национальные чувства. Филипп II несколько месяцев тому назад велел своим правоведам изучить права своей дочери, инфанты Изабеллы. Будучи старшей из внучек Генриха II, не имеет ли она преимущества над всеми наследниками покойного короля? Ответ был утвердительным при условии, что будет доказана неправомерность Салического закона. Испанские юристы, как бы они ни хотели угодить своему королю, не осмелились на это решиться. Если признать его неправомочным, придется оспорить законность всех королей после Филиппа V Длинного. Но тогда инфанта не имеет никаких прав! Согласится ли папа подвергнуть сомнению три века истории Франции?

Но был человек, обладающий реальной властью после расправы в Блуа, Карл Лотарингский, герцог Майенн, младший брат покойного Генриха Гиза. Правда, легитимность его положения вызывала {324} сомнения. Парижские лигисты недавно назначили его наместником. Но было не совсем понятно, замещал ли он старого кардинала Бурбонского или своего племянника Карла Гиза.

Воззвание от 5 августа пытается прояснить положение: «Эдикт и призыв монсеньора герцога Майенна и совета Святой Лиги к объединению всех истинных французских христиан для защиты католической апостольской римской церкви и королевского государства». Показательно, что слово «государство» выбрано, чтобы заполнить конституционный вакуум. Право наследования перешло к кардиналу Бурбонскому, старому, больному и томящемуся в неволе прелату, безобиднейшему человеку. Каким бы теоретическим ни было его признание, оно не нарушало Салического закона. Ни тебе династической революции, ни выборов. А пока Майенн мог проводить свою политику «в ожидании освобождения и присутствия короля, нашего повелителя». Вся семья Гиза мобилизовала свои силы. Его сестра, герцогиня де Монпансье, разъезжала в карете по улицам Парижа, крича в окошко дверцы: «Хорошие новости, друзья, тиран мертв, во Франции больше нет Генриха Валуа». Его мать, мадам де Немур, презрев религиозные обычаи, взошла на ступени главного алтаря церкви монастыря кордельеров, чтобы выступить перед толпой. Майенн со своей стороны умолял Филиппа II о помощи и оповестил все города о своем новом звании. Всем наместникам провинций предлагалось повиноваться верховному наместнику и идти на еретиков.

Памфлетисты и проповедники ожесточеннее, чем когда-либо, нападали на Наваррца. Все средства были хороши, чтобы «сорвать с него маску», — подложные {325} письма, лживые слухи. Народ верил всем этим сочиненным ужасам, но в рядах Лиги было мало преданного дворянства. Очень немногие дворяне примкнули к Лиге 2 августа, кроме Витри, они не принадлежали к высшей знати, большинство же перешло на сторону Генриха IV. Генрих IV стимулировал верность присоединившихся. Именно присутствие людей «благородного происхождения» могло укрепить его положение, и списки примкнувших были лучшей из агитаций. Поэтому он проявлял к ним заботу, льстя одним, по-дружески обходясь с другими, сглаживая возникающие конфликты. Мало кто умел так, как Генрих, использовать все ветры, чтобы надуть паруса.

Письма из Сен-Клу от 2 августа полетели во все концы королевства: «Богу было угодно призвать нас... к наследованию короны». Элементарная осторожность побуждала его держать под замком своего дядю и соперника, кардинала Карла X, заключенного под стражу после драмы в Блуа. На Морнея была возложена нелегкая задача тюремщика. Несмотря на плохое здоровье, он с ней удачно справился. 3 сентября он принял узника от де Шавиньи, который содержал его в Шиноне за крупное вознаграждение в 22000 экю. Потом приказал отконвоировать его в Фонтене-Ле-Конт, где кардинал оставался под строгим надзором.

В адрес дружественных государств были отправлены депеши с просьбой признать нового короля. Особенно важно было заручиться поддержкой Италии, так как поведение папы имело решающее значение. Герцог Люксембург-Пине выехал в традиционно умеренные итальянские государства, герцогство {326} Тосканское и Венецианскую республику. Свободолюбивая Светлейшая республика согласилась признать Генриха IV и дала агреман бывшему послу Генриха, который стал теперь послом нового короля. Это был важный дипломатический успех.

Прибыв в Пасси вечером 6 августа, Генрих собрал своих советчиков. Были основания предполагать, что герцог Майенн выступит с войсками из Парижа; а король был не в состоянии оказать ему сопротивление. Поэтому приняли решение идти на Север до Бомон-сюр-Уаз и там распустить войска. Король не мог содержать их на свои мизерные доходы. Рассредоточенные по северным провинциям, дворяне, наоборот, могли обеспечить верность этих провинций. К тому же каждый из них мечтал вернуться в свой замок и заняться урожаем. Герцог де Лонгвилль вместе с Ла Ну и частью французских и пикардийских полков отбыл в свою провинцию Пикардия. Маршал д'Омон, которого король назначил наместником Шампани и Бургундии, отправился в свои провинции. Юному Карлу Валуа король поручил отдать последние почести его дяде Генриху III. Не имея возможности отвезти останки покойного короля в некрополь Сен-Дени, который был в руках Лиги, он сопроводил их в Компьень, где и похоронил в часовне аббатства Сен-Корней.

Король оставил при себе небольшую армию: 1000 кавалеристов, два швейцарских полка, 3000 французских пехотинцев, всего 10500 человек, но также и драгоценную артиллерию, «4 пушки, 2 кулеврины и ядра».

Провинции по-разному восприняли известие о событиях 2 августа. Парламент Лангедока признал {327} Карла X и осудил действия Генриха Наваррского. Парламент Руана поступил так же, а в Дижоне и Гренобле начали чеканить монету от имени короля-кардинала. Экс-ан-Прованс признал герцога Савойского. Наместник Оверни Рандан захватил Иссуар, где была большая гугенотская община. В Бордо Матиньон оказывал давление на парламент Гиени, чтобы тот высказался за Генриха IV, но добился только неопределенного решения, которое сохраняло на будущее свободу действий. Произошел великий раскол. Шестая часть Франции присягнула Генриху IV. Кроме гугенотского Юго-Запада, его признали несколько городов парижского района и бассейна Луары. Дворянство Бургундии, где наместником Лиги был Майенн, в большинстве своем благосклонно относилось к Генриху IV. Дворянство Оверни, согласно сообщению председателя судебной палаты Монтобана, разделилось следующим образом: на 1200 глав семей 300 были лигистами, 100 роялистами, а 800 «не приняли решения, ожидая в своих замках развития событий».