Старания обратить престолонаследника в католичество

Впрочем, в начале 1543 г. Генрих Наваррский сам сделал первый шаг. Он послал в Париж Морнея, чтобы быть в курсе всех действий двора и одновременно предупредить Генриха III об интригах Филиппа II и герцога Савойского с лотарингскими принцами — слух об их кознях докатился до Гаскони. Обеспокоенный этим вмешательством, Гиз попытался убить эмиссара. Король же произнес перед Морнеем решающие слова, явно предназначенные для передачи своему зятю. Мы находим их в депеше от 14 апреля: «Его Величество, сидя после обеда у камина, в присутствии господина де Мена и большого количества дворян сказал следующие слова: “Сегодня я признаю {233} короля Наваррского своим единственным наследником. Это принц высокого происхождения и с хорошими задатками. Я его всегда любил и знаю, что он меня тоже любит. Он немного вспыльчив и резок, но по природе добр. Я уверен, что ему придутся по вкусу мои намерениям и мы поладим”. За несколько дней до этого король с теми же словами обратился к купеческому старшине Парижа и сказал ему: “Я считаю довольно странным, что обсуждают, кто должен быть моим наследником, как будто это предмет дискуссий или сомнений”».

Итак, предложение было официальным: смените веру, и вам пообещают корону после моей смерти. Уже много лет с помощью хитрости и уловок пытались заставить Беарнца отречься от своей религии. В феврале 1583 года его юный кузен Карл Бурбонский заклинал его вернуться ко двору и перейти в католичество. Генрих резко ответил этому желторотому юнцу: «Я получил ваше письмо и верю, что его заставили написать ваша любовь ко мне и забота о величии нашего дома... но касательно вашего утверждения, что я должен поменять религию, чтобы угодить дворянству и народу, я считаю, кузен, что порядочные люди из дворян и народа, чьим мнением я дорожу, будут больше любить меня стойким в вере, чем не имеющим ее вообще. А они поверят, что у меня ее нет, если я по суетным соображениям (так как других нет в вашем письме) буду переходить из одной религии в другую. Скажите, кузен, тем, кто надоумил вас это письмо написать, что религию, если они знают, что это такое, не меняют, как сорочку, так как она живет в сердце, и, хвала Господу, она так глубоко запечатлена в моем, что не в моих силах {234} ее оттуда вырвать». Однако этот гордый ответ не погасил надежд противной стороны. В последние недели жизни Месье этот вопрос волновал дипломатический корпус. В мае папский нунций дал понять, что Генрих III не принял окончательного решения и организует богословские диспуты, чтобы выработать свою позицию. Тосканский посол утверждал, что королева-мать подослала к королю крупного теолога из монастыря Кастелло в Александрии, которого он охотно выслушивал. Парижане раздумывали, Генрих III тоже. В 1532 г. он пожелал встретиться с зятем, но натолкнулся на его категорический отказ прибыть в Париж. Генрих III не отказался от своего плана и решил послать к нему своего фаворита, герцога д'Эпернона, чтобы тот разведал намерения Беарнца. Этот молодой гасконский дворянин когда-то участвовал в проказах Генриха Наваррского в Санлисе во времена своей безденежной юности. Герцог выехал из Парижа 15 мая под безобидным предлогом лечения на водах и посещения своей матери.

Его беседы с Беарнцем не прошли незамеченными, но их приватный характер лишил нас официального протокола и даже их хронология до сих пор остается гипотетической. Но все-таки мы можем восстановить сценарий переговоров, используя депешу нунция и рассказ секретаря герцога, Гильома Жерара.