СПЕЦИФИКА ВОСПРИЯТИЯ И МЫШЛЕНИЯ В ТРАДИЦИОННОЙ (АРХАИЧЕСКОЙ) КУЛЬТУРЕ
Впервые вопрос об особенностях восприятия, познания и мышления в традиционных (архаических) культурах поднял еще Э.Тайлор в «Первобытной культуре». Он провел аналогию между фантазией дописьменных народов и детей в цивилизованном обществе. Так, он говорил, что детская кукла и идол первобытного человека - явления одного порядка. Они нужны, чтобы овеществить смутно существующие идеи о неких высших существах, так как мышление детей и первобытных народов предметно и не может объяснить существование этих идей, не прибегая к использованию материальных предметов.
Помимо этой идеи, ставшей важнейшей при изучении мышления первобытных народов, с именем Тайлора связано формулирование методологических основ анализа первобытной культуры. Середина XIX века - время господства классической науки, ориентированной на рационализм, исходящий из признания возможности достижения полного знания о мире. Поэтому ключевым в культуре считалось развитие разума, его способности познавать окружающий мир. В связи с этим именно мышление разных народов сделалось в первую очередь предметом исследований целой группы ученых.
Среди них особенно значительными были работы Л.Леви-Брюля о первобытном мышлении. Ключевое понятие в его книгах -«коллективные представления» - он заимствовал у Э.Дюркгейма и понимал под ним те верования, нормы и ценности, которые человек получал благодаря воспитанию, овладению культурой. Поэтому такие представления предполагают коллективного субъекта, которому свойственны черты, недоступные для понимания при изучении индивида как такового.
Каждая культура создает собственные коллективные представления. И законы, управляющие этими представлениями у архаических народов, совсем не похожи на привычные нам законы логики. Их главным отличием является смешение законов мышления и эмоций, чувственных аспектов познания мира. Определяющим фактором коллективных представлений первобытных культур является вера в сверхъестественные силы и в возможность общения с ними. Люди в этих культурах не ищут рациональных объяснений непонятным предметам и явлениям, а воспринимают мир в едином синкретическом комплексе представлений, образов и символов. Место законов логического мышления (тождества, непротиворечивости) занимает закон сопричастности, согласно которому предмет (человек, животное) может быть одновременно
самим собой и чем-то другим. Так, человек в первобытной культуре чувствует себя мистически единым со своим тотемом, со своим именем, со своей тенью. Волосы становились не просто частью тела, но и магическим предметом, с помощью которого можно было наслать порчу или вылечить от болезни. Как считал Леви-Брюль, в данном типе мышления не действовал один из главных законов логики - закон исключенного третьего. Поэтому он назвал первобытное мышление дологическим, оперирующим пред-понятиями и предсвязями.
Сразу же после выхода работы Леви-Брюля она была подвергнута разносторонней критике. Другие исследователи соглашались с тем, что в мышлении и познании представителей разных культур действительно существуют различия, но давало ли это возможность говорить о качественно различных типах мышления у представителей разных цивилизаций? Так, известный американский этнолог Ф.Боас указывал на недопустимость формулирования выводов о логике мышления на основе традиционных верований и обычаев. А английский психолог Ф.Бартлет считал самой главной ошибкой Леви-Брюля сравнение им мышления в примитивных обществах с эталоном научного мышления, так как повседневная жизнь современных народов тоже нередко демонстрирует нарушение логики мышления. Более того, то, что Леви-Брюль называл дологическим, мифологическим мышлением, есть неотъемлемая сторона культуры вообще.
Весьма существенной деталью теории Леви-Брюля является то, что тип мышления, называемый им первобытным, составляет основу культуры не только дописьменных традиционных обществ, но и Индии и Китая. Они также находятся на стадии дологического мышления, так как не дошли в своем развитии до уровня дедуктивных естественных наук европейского образца. В них фундаментальную роль играют символы-образы, мифы, а не понятия. Бесспорно, что тип мышления, менталитет восточных культур отличается не только от европейского, но и от традиционного стиля мышления. Ему присуща созерцательная направленность, а не эмпирическая аналитическая деятельность.
Сравнительное изучение типов мышления на основе овладения логическими операциями было продолжено швейцарским психологом Ж.Пиаже, который в своих работах вернулся к идее Тайлора и отстаивал положение, что интеллектуальный уровень представителей дописьменных культур соответствует уровню развития одиннадцатилетнего среднеевропейского школьника. В обоснование своих утверждений Пиаже сформулировал свое видение межкультурных различий в мышлении как положение о неспособности человека традиционного общества к абстрактному мышлению.
Свои выводы и идеи он подкреплял различными данными о распространении конкретных понятий в традиционном обществе и результатами массовых экспериментально-психологических тестов, согласно которым ряд задач был неразрешим для тестируемых представителей архаических культур. Таким образом, мышление для Пиаже представляло собой способность решать задачи в абстрактно-понятийной форме. Соответственно культура представлялась ему как эволюция механизма логических операций. Стадии в освоении логических операций он иллюстрировал этапами развития ребенка европейской культуры: сенсомоторный интеллект (1,5-2 года), допонятийное мышление (2-4 года), наглядное мышление (4-8 лет), конкретные операции (8-12 лет), формальные операции (операции с понятиями) с 12 лет. Отсюда он делал вывод, что главной характеристикой традиционного мышления является его неспособность к образованию абстракций.
Важнейшей методологической ошибкой Пиаже было сведение процесса овладения культурой к освоению логических операций. В своих опытах он рассматривал лишь отношение «ребенок -операция с понятиями». Большая часть культурных взаимодействий оставалась вне его поля зрения. Но ведь человеческая деятельность, мышление есть не только результат взаимодействия субъекта и абстрактных операций-структур. Мышление - прежде всего процесс, совершающийся между людьми, и результаты его имеют смысл только во взаимодействии людей, происходящем в конкретном историческом и этнокультурном контексте. Поэтому за рамками концепции Пиаже оставалось взаимодействие человека с природным и культурным окружением, то, что представители этих культур были абсолютно приспособлены к решению тех практических жизненных задач, которые возникали перед ними. Не учитывалось также и то, что тесты, предложенные Пиаже, были ориентированы на стандартного европейца и не отражали особенностей традиционного мышления и культуры. Такие неадаптированные тесты давали неадекватные результаты.
Многочисленные последователи Пиаже довели его ошибки до логического конца и окончательно подменили понятие «культура» понятием «интеллект», под которым понимали умение испытуемых проходить тестирование. Результаты этих тестов отождествлялись с уровнем развития культуры. Это, по сути дела, было не чем иным, как попыткой свести сложнейший вопрос к количественным показателям. А поскольку брались неадаптированные тесты, показатели европейцев и американцев были выше, чем, например, у африканцев, не имеющих письменности и никогда не ходивших в школу. Закономерно, что подобного рода исследования привели к оживлению расовых спекуляций, против которых
выступили такие известные антропологи, как Сегалл, Кемпбелл, Херсковиц, Коул, Скрибнер.
Работы этих ученых продолжали линию противников Леви-Брюля и Пиаже, среди которых важнейшее место принадлежит исследованиям Маргарет Мид. В них она доказала, что анимистический образ мышления, вера в духовные существа, одушевление неодушевленного, детерминирован культурой, а не является стадией умственного развития. В результате своих наблюдений за полинезийскими детьми она высказала предположение, что особенности мировосприятия и построения суждений в традиционной культуре обусловлены способом обучения в ней, которое осуществляется не путем объяснения словами, а с помощью показа набора стереотипов движения. Именно поэтому в таких обществах меньше задают вопрос «почему?», поскольку основная часть обучения протекает в реальных жизненных ситуациях, значение которых содержится в контексте выполняемого действия или ситуации. Мид и другие ученые отмечали уникальную способность представителей традиционной культуры мгновенно действовать в сложнейших условиях и быстро овладевать новыми стереотипами движений.
Обобщая массовые экспериментально-психологические межэтнические исследования мышления, большинство антропологов пришли к выводу об отсутствии дологического типа мышления в традиционном обществе, в том числе и при решении формально-абстрактных задач. Наиболее отчетливо эту идею выразили М.Коул и С.Скрибнер. Они сделали вывод о том, что нет какой-то особой первобытной логики. Есть разница в восприятии и познании мира у различных этнических групп. Но из нее нельзя сделать вывод о неполноценности каких-либо народов. Можно говорить о равноправии западной и незападной стратегий получения объективного знания об окружающем мире: и та и другая связаны с упорядочением, классификацией и систематизацией информации. А обнаруженное разнообразие в мышлении, познании и восприятии объясняется разными географическими, климатическими условиями, а также разным уровнем сложности культурных систем.
Так, с 60-х годов проводились опыты по оценке зрительного восприятия в разных культурах. Дело в том, что, хотя человечество имеет в своем распоряжении единый для всех цветовой спектр, каждая этническая культура конструирует с его помощью свой неповторимый цветовой образ мира. Впервые это было зафиксировано, когда исследователи обратили внимание, что у ряда народов в языке не хватает терминов для обозначения некоторых цветов. Например, казахи одним словом обозначают голубое и зеленое. И со-
ответствующий термин появился у них только после контакта с другими культурами, имеющими такое разделение.
Исследования, проведенные западными специалистами В.Тер-нером, Р.Вудвортсом, М.Салингом и другими, показали, что в формировании видения мира решающая роль отводится языку. В основе их исследований лежала гипотеза Сэпира-Уорфа о том, что язык, усваиваемый в детстве, определяет особый способ видения и структурирования мира. Он не просто средство выражения мыслей, а форма, в которой они существуют. Образ мира, который складывается в нашем сознании, организован и систематизирован прежде всего понятиями, а значит, языком. В силу этого образ мира, его восприятие различны у разных народов.
Применительно к восприятию цветов исследования показали, что в этнических культурах есть несколько слоев цветовых представлений и соответствующих им способов классификации цвета и языка. Основным принято считать набор так называемых базовых или абстрактных цветовых терминов, число которых в наиболее развитых языках и культурах может достигать одиннадцати. Это термины для белого, черного, красного, а затем уже зеленого, желтого, синего, коричневого, оранжевого, розового, фиолетового и серого цветов. Появление этих абстрактных понятий -длительный и сложный процесс выделения их из конкретно-образной системы цветообозначений, находящейся в непосредственной связи с реалиями традиционной культуры. Можно предполагать, что первоначальные цветовые представления неотделимы от окраски объектов природы и жизнедеятельности; они выступают в качестве предметной ассоциации или «цветного» метафорического образа. И даже в развитых языках при описании цвета всегда реально сосуществуют и абстрактные, и конкретно-ассоциативные термины. Например, даже в русском языке, который несомненно принадлежит к числу обладающих наиболее полным набором абстрактных цветовых терминов, для уточнения мы часто пользуемся неабстрактными цветообозначениями. Так, определяя нужный оттенок красного, мы скорее опишем его как «цвет спелой вишни», чем как «холодный темно-красный». В повседневной жизни мы постоянно прибегаем к подобным цвето-обозначениям. Что же касается традиционных обществ, то их лексика буквально изобилует конкретно-образными названиями цветов. Поэтому наличие или отсутствие термина для какого-либо цвета в этих культурах связано не с физиологическими особенностями зрения этих людей, а с реалиями их быта, жизнедеятельности в целом, наличием или отсутствием в их окружении предметов соответствующих цветов. Кроме того, информация о конкретных цветообозначениях дает этнологам материал для изучения соответ-
ствующих культур. По этим терминам можно сделать вывод о хозяйственной направленности, структуре питания, домашних ремеслах, обрядности этих культур. Например, оттенки желтого цвета могут конкретизироваться разными народами по-разному: «только что сбитое масло» (ногайцы), «цвет недельного гусенка» (абазины).
Цветовосприятие стало важным уже на стадии собирательства, так как позволяло в числе прочих признаков выделить в природе съедобные и полезные растения, а по более тонким цветовым оттенкам определить фазы созревания и увядания плодов, фруктов и т.д. Первобытные охотники, так же как и арктические охотники сегодня, должны были прекрасно ориентироваться в сложных нюансах цветов - это было необходимо, например, чтобы обнаружить в джунглях, в степи или среди снегов промысловое животное с покровительственным окрасом. Чем больше усложнялись хозяйственные занятия людей, тем большее количество цветовых оттенков им было необходимо различать. Вот почему среди конкретных цветовых терминов мы встречаем названия, происходящие от названий культурных растений, употребляемых в пищу, или дикорастущих; продуктов сельхозтруда и продуктов питания; окраса и мастей домашних животных, а также животных и птиц, живущих рядом с человеком; названий природных веществ и растений, используемых для получения красителей; названий металлов, а также готовых тканей и материалов для изготовления одежды и предметов домашнего обихода.
Ряд исследователей также отмечают предпочтение ярких цветов в традиционном обществе. Считается, что это может быть связано с реакцией на избыток или недостаток того или иного цвета в природе и культурном окружении человека.
Подобные исследования проводились и по изучению восприятия формы в традиционной и современной культурах. Так, в 60-е годы проводились опыты по изучению подверженности зрительным иллюзиям. Людям предлагалось определить соразмерность отрезков и геометрических фигур. Обычно представители традиционных (архаических) культур допускали больше ошибок. Но, как считает М.Сегалл, эти ошибки связаны не с особенностями физиологического строения мозга, а с той природной и культурной ситуацией, в которой вырастают эти люди. Представители европейской цивилизации живут в «прямоугольном мире» - нас окружают искусственные сооружения, обычно имеющие геометрические формы, наш взгляд постоянно сталкивается с прямыми линиями, отрезками, поэтому нам легче заниматься их измерением и сравнением. Представители же традиционных культур, где бы они ни жили, в непроходимых джунглях, в пустыне или в тундре, сталкиваются с естественным природным ландшафтом, в ко-
тором практически нет прямых линий. Например, у жителей джунглей нет возможности увидеть даже линию горизонта - одну из немногих естественных прямых. Поэтому неудивительно, что эти люди делали ошибки в тестах, ведь они должны были решить задачу, не имевшую аналога в их повседневной жизни.
Интересные исследования проводились по анализу координации движений в разных культурах. Сегодня считается, что она имеет биологические основания, но закрепляется социокультурно. Это связано с тем, что у каждого народа есть свои привычные движения, связанные с их хозяйственной деятельностью и образом жизни. Так, чукотский оленевод, которому необходимо быстро бегать, будет отличаться от русского крестьянина, который должен ходить за плугом и косить, или от кочевника, который целые дни проводит в седле. Образ жизни ведет к развитию соответствующих групп мышц, а также к тому, что одни и те же движения выполняются представителями разных народов с разной степенью легкости. Так, привычное для японцев сидение на пятках практически невыполнимо для русского человека. Но если речь идет о научении новым двигательным стереотипам, то представители традиционных народов, в отличие от современных, демонстрируют феноменальные способности. Широко известен случай, происшедший при строительстве американской авиабазы в Гренландии. В 60-е годы там шла работа по выравниванию взлетно-посадочной полосы, которую производил сверхмощный бульдозер. За его работой, стоя рядом, наблюдал эскимос. Когда бульдозерист вышел из кабины отдохнуть, он увидел, как эскимос сел за рычаги управления бульдозером и сразу начал работать, не делая ошибок. Это, очевидно, связано с умением владеть своим телом, необходимым для выживания в условиях природного окружения.
На основании подобных исследований М.Вебер ввел понятие сенсотипа, фиксирующего особенности мышления, мироощущения, общую направленность той или иной культуры, и связанные с этим формирующиеся личностные характеристики. Так, в сенсотипе, свойственном ряду африканских культур, в ходе инкультурации определяющая роль принадлежит танцам, ритуалам, поэтому значительное место отводится тренировке владения телесными ощущениями, умению вырабатывать двигательные стереотипы. В нашем же мире (мире европейской культуры) важно овладение визуальным восприятием, опосредованным письменными и устными языковыми формами, на первый план выходит необходимость ориентироваться в мире понятий, идей, идеальных образов. Поэтому западный сенсотип называют символически-визуально-коммуникативным, а африканский - музыкально-хореографическим. Но
овладение этими сенсотипами происходит только при инкультурации. В человеческом организме заложены та и другая возможности, а какая из них станет реальностью, зависит от ситуации, от того, в каких условиях вырастает человек.
Таким образом, современные исследования показывают, что стиль и образ мышления в традиционной культуре ничем не хуже современного, он целиком определен социокультурной ситуацией, ориентирован на предметное разрешение жизненных ситуаций и конкретных проблем, стоящих перед человеком и обществом.
Особенно глубоко традиционное мышление изучил французский этнолог К.Леви-Строс. Он продемонстрировал логическую рациональность традиционного мышления, а также пришел к выводу, что туземцы способны к совершению всех основных операций, которыми владеет цивилизованный человек. Но они совершают их в особой форме.
Требование порядка лежит в основе первобытного мышления, как и всякого другого. Поэтому в нем даже мысленно все вещи должны находиться на своем месте, иначе, считают туземцы, нарушается мировой порядок. С этим связана щепетильность этих людей в исполнении всех обрядов и ритуалов, необходимых в их понимании для сохранения этого порядка.
Сравнивая мышление современного и первобытного человека, Леви-Строс назвал первое научным, абстрактно-понятийным, а второе - магическим. И, вопреки общепринятым представлениям, разница между наукой и магией совсем не так велика. У них одна цель - объяснение мира, обеспечение нормальной жизнедеятельности человека в нем. Они различаются лишь средствами достижения этой цели. Так, наука постулирует всеобщий и полный детерминизм, магия же различает разные уровни бытия, из которых лишь отдельные допускают идею причинности. Наука полностью рационалистична, магия использует сверхъестественные связи между предметами и явлениями.
И хотя магия появилась в истории человечества намного раньше науки, мы не можем считать магическое мышление дебютом, ступенью к появлению науки. Магия формирует отчетливую систему представлений, независимую от науки, вполне адекватно объясняющую мир, пусть и с помощью отличных от научных ментальных операций. Но если наука при этом использует лишь одну сторону человеческого «Я» - его рациональность, силы разума, то магия обращается также к чувствам, эмоциям, фантазии, воображению, интуиции - ко всем сторонам человеческой личности, поэтому она более соразмерна человеку, чем наука.
Таким образом, мы не должны противопоставлять магию и науку: их следует расположить параллельно, как два способа по-
знания, известных человечеству. О возможностях магического, точнее, мифологического познания мира свидетельствуют многочисленные факты полной приспособленности туземцев к окружающему их миру, глубокие знания свойств растений и животных, замечательная способность ориентироваться на местности, недоступная европейцам с их рационалистическим умом.
Леви-Строс выделил несколько признаков первобытного мышления. Еще нет четкого выделения логической оси общего -частного в качестве самостоятельной формы - понятия. Вместо них активно используются символы, которые являются промежуточными единицами между конкретно-чувственными образами и абстрактными понятиями. Мышление туземцев свободно от процесса проектирования, от строгого подчинения средств цели. Они способны достигать результата совершенно неожиданными движениями, ориентируясь на совпадения. Это свойство мышления Леви-Строс назвал бриколажем.
Особенно важную роль в первобытном мышлении играет знак, символ. Являясь посредником между образом и понятием, он несет в себе их черты. Как образ он относится к области конкретного бытия, а как понятие он может замещать другую вещь. Поэтому ученый действует посредством понятий, бриколер - посредством знаков. Понятие стремится быть прозрачным для всех, знак же требует адресности. Леви-Строс назвал первобытное мышление неприрученной мыслью - системой понятий, вписанных внутрь образа.
Важной чертой первобытного мышления является анимизм -одушевление неодушевленного. И это вовсе не недостаток. Ведь стремление одушевить неодушевленное есть родовое качество человека, достаточно вспомнить миф о Пигмалионе. Это специфика человеческой деятельности, носящей целеполагающий характер. Человеческая практика связана с раздвоением мира на материально-предметный и идеальный. С этого начинается человеческая культура. Так создается образ мира, без которого жизнь человека невозможна. Анимизм есть следствие специфики такого характера действий.
В детстве ребенок осваивает социальный тип жизнедеятельности, знакомится с духовной культурой своего народа через сказки, фольклор, веря при этом в чудеса. Затем играет в игры, в которых предметы вполне материальные превращаются в воображаемые (палка - лошадь, кукла - живая и т.д.), прекрасно при этом понимая, что палка остается палкой, а кукла - игрушкой. Но важно то, что предмет, оставаясь собой, предстает в то же время как нечто совершенно другое. Именно так формируется образное восприятие, способность понимать произведения искусства.
И в случае с ребенком, и в традиционном обществе мы имеем раздвоение на знак и значение. В определенном контексте функция предмета не зависит от свойств материального носителя, а имеет символическое, знаковое значение. Именно так палка превращается в лошадь у детей, а специально подготовленная скульптура - в тотем в архаической культуре. Таким образом, в традиционном обществе функционирует, а в современном обществе формируется в детстве символический способ освоения мира, являющийся формой и основой абстрактного мышления.
И очень плохо, что, вырастая, мы забываем о том, что мы могли в детстве. Ведь процесс одушевления неодушевленного есть один из возможных способов преодоления отчуждения, гуманизации современного общества, в котором так сильна обратная тенденция - разодушевления одушевленного, фетишизации вещей, где человек тоже становится бесчувственной вещью. Поэтому современному человеку было бы хорошо вспомнить детство или обратиться за опытом к традиционным культурам.
Дата добавления: 2015-02-13; просмотров: 743;