Взаимодействие регуляторных систем
Регуляторные системы, при которых поведение организуется и контролируется, не действуют независимо друг от друга. Большая часть действий контролируется одновременно двумя или более источниками влияния. Более того, разные регуляторные системы тесно зависят друг от друга в достижении и сохранении их силы, способной воздействовать на поведение. В порядке установления и сохранения эффективности предсказывающих стимулов, одни и те же действия должны приводить к разным последствиям в различных обстоятельствах. Если бы при переходе улицы на красный или зеленый свет существовала одинаковая вероятность быть сбитым машиной, то пешеходы перестали бы обращать внимание на сигналы светофора и для обеспечения своей безопасности при пересечении оживленных перекрестков в таких городах, как Нью-Йорк, стали бы пользоваться другими источниками информации. Мы уже обращали внимание на то, как эффективность вербальных и других социальных воздействий отрицается ошибочными подкрепляющими практиками и восстанавливается при гарантии, что предсказанные последствия произойдут, потому что действия соответствуют обстоятельствам.
Приведенные ранее примеры показывают, как предшествующие детерминанты поведения зависят от их корреляции с ответными последствиями. Стимулы и когнитивные явления, в свою очередь, могут изменить воздействие превалирующих условий подкрепления. Угрожающие сигналы иногда приобретают такой сильный контроль над защитным поведением, что человек начинает избегать подкрепляющих случайных встреч с пугающими его людьми, местами или вещами. Когда первичная угроза исчезает, самозащитное поведение остается изолированным из-за постоянного избегания существующих условий подкрепления. Через процедуры, поощряющие испытание реальности, поведенческий контакт с окружением может быть окончательно восстановлен (Bandura, 1976a).
Даже когда объект чьей-либо антипатии или страха не полностью устранен, чрезмерно провоцируемые стимулы активизируют защитное поведение, которое создает условия, неблагоприятные для дальнейшего существования таких стимулов. Мы могли бы снова сослаться на страничку советов в газете, чтобы показать, как антиципирующие реакции могут реально повлиять на чьи-то поступки:
«Дорогая Эбби!
Я буквально измучился с блондинками. Каждый раз, когда я знакомлюсь с девушкой блондинкой, она оказывается вымогательницей и авантюристкой. Я много раз видел по телевизору, что у всех авантюристок обязательно бывают белокурые волосы. Последняя блондинка, за которой я ухаживал, при каждой встрече просила меня покупать ей пластинку. Она меня просто разорила этими пластинками. Следует ли мне теперь отказаться от знакомств с блондинками?
Измучившийся с блондинками.
Дорогой читатель, измучившийся с блондинками!
Многие обладательницы белокурых и золотоволосых головок имеют к тому же и золотые сердца.
Эбби»
В известной мере недоверие автора письма к блондинкам приводит к его поведению, которое провоцирует их недружелюбные ответные действия, предсказанное значение белокурых волос, неоднократно укоренившееся, в свою очередь, побуждает антиципирующие отвержения с реципрокными негативными последствиями. Как процесс предшествующего контроля, так и процесс последующего контроля взаимно поддерживают друг друга. Непрерывный анализ интерактивности людей, которые постоянно оказываются вовлеченными в межличностные проблемы, показывает, что антиципации формируют реальность в самоподкрепляемом образе (Toch, 1969).
Способ, которым убеждения могут усилить, исказить или свести на нет влияние подкрепляющих последствий, уже рассматривался нами ранее и не нуждается в дальнейшей иллюстрации. Однако когнитивные явления не происходят спонтанно и не действуют в качестве автономных причин поведения. Их сущность, валентность и распространение определяются стимулами и подкрепляющими влияниями. Следовательно, никакой анализ когнитивного контроля поведения не будет полным без точного определения того, что регулирует основные процессы познания.
Например, когнитивно обоснованное эмоциональное научение не может произойти, если мысли, служащие источниками возбуждения, не приобретут активизирующего потенциала. Исследования Миллера (1957) и Грозе (1952) показали, что мысли могут стать возбуждающими при обобщении экспериментальных ассоциаций с открытыми реакциями. Мысли, соответствующие высказываниям, повлекшим за собой наказание, порождают физиологическое возбуждение, в то время как мысли, представляющие ненаказуемую вербализацию, не вызвали эмоциональных реакций. Однако, если болезненные переживания оказываются достаточно сильными, они могут стать до такой степени аверсивными, что беспокоящие мысли сами себя затормаживают (Ericksen & Kuethe, 1956; Marksg & Gelder, 1967).
Мысли отчасти управляются внешними стимулами. Таким образом, знания, полученные в больнице, заметно отличаются от знания, полученного в ночном клубе. Простой стимул, имеющий отношение к прошлому опыту, может вызвать в человеке фантазии по поводу давно прошедших событий. При этом поток беспокоящих мыслей может быть прерван путем переключения внимания на другие важные предметы, которые вызовут замещающую когнитивную активность. Эта форма самоконтроля, при которой вызванное мышлением возбуждение ослабляется за счет погружения в захватывающее чтение, просмотр телепередач, профессиональную деятельность или хобби, а также в другие привлекательные мероприятия, широко применяется для восстановления душевного равновесия.
Правила и принципы, которыми руководствуются люди, не возникают из вакуума. Когда правила, определяющие допустимое поведение недостаточно разработаны, они выводятся из информации, которую содержат в себе наблюдаемые или пережитые ответные последствия. Предварительные гипотезы, которые продуцируют реакции, приводящие к благоприятным результатам, сохраняются; частично корректные гипотезы последовательно улучшаются на основе дифференцированной реакции обратной связи до тех пор, пока не станут правильными; и ошибочные гипотезы, выдвигаемые ошибочным исполнением, отбрасываются. Наряду со справедливостью утверждения, что имплицитные правила определяют поведение, верно и то, что правила сами частично отделяются от опытной обратной связи.
Одна из трудностей использования полученных результатов для определения влияния на мышление состоит в том, что приобретаемые знания не поддаются внешнему наблюдению. В процессе, рассмотренном выше, мышление модифицируется косвенно через свои корректирующиеся результаты. Это срабатывает хорошо, когда действия, вызванные мыслями, порождают естественные последствия. Идеи о том, как хорошо добраться до какого-то места, будут сохранены в памяти, если окажутся верными, но быстро будут отброшены, если они заведут не туда, куда нужно. Когда последствия социально опосредованы сильнее, нежели это естественно для поведения, то поведение может иметь разные результаты в зависимости от предпочтений других. Как результат, люди часто говорят и делают публично то, во что они не верят. Таким образом, восприимчивость убеждений к изменению через последствия, им противонаправленные, варьируются в зависимости от того, насколько убеждения естественно или социально функциональны.
Регуляция познания не ограничивается только косвенными ответными последствиями. Мысли получают наглядное воплощение, когда человек делает то, что он думает и могут получать непосредственное воздействие за счет самоподкрепления. Растущее признание человеческих самореактивных способностей вызвало увеличение числа работ, посвященных исследованию того, как процессы мышления изменяются через случайные самоуправляемые последствия (Mahoney, 1974). В этом процессе конструктивные линии мышления усиливаются через осуществление самовознаграждения, обусловенного их появлением, а вереницы мыслей, которые субъективно вредны или поведенчески разрушительны, как-то: самоуничижение, приступы ярости, мучительные размышления, навязчивые состояния и галлюцинации редуцируются непредвиденным самонаказанием или же неправомерно сохраняются при вознаграждении альтернативной когнитивной активности.
Мыслительные процессы поддаются изменению как через моделирующие воздействия, так и с помощью самопродуцируемых или поведенческих последствий мышления. Когнитивная деятельность нелегко поддается изменению с помощью поведенческого моделирования, когда скрытые компоненты мыслительных процессов не могут быть адекватно выражены только лишь бихевиоральными стимулами. Эта проблема может быть легко разрешена с помощью моделей, в которых мыслительные процессы высказываются вслух по мере того, как они задействуются в разрешающей проблему активности. Скрытые компоненты мышления представляются в открытом виде. Дебус (1976) удачно обобщил длительные улучшения в когнитивных навыках, полученные с помощью моделирования мыслительных процессов в соединении с действующими стратегиями.
Другие подходы к модификации когнитивного контроля были разработаны в программах, созданных для лечения психических отклонений, вызванных ошибочными типами мышления. Многие человеческие затруднения и дистрессы уходят корнями в проблемы мышления. Люди периодически испытывают аверсивное возбуждение с помощью тревожных раздражающих размышлений; они ослабляют свое исполнение самосомнениями, самодепривацией и другими саморазрушающими мыслями; они действуют вне осмысления или на основании ошибочных суждений о том, что привело их к таким затруднениям.
Майхенбаум (1974) разработал самоинструктирующие процедуры как средства модификации когнитивных детерминант. Принцип сосредоточения на самоинструкции был основан на рационально-эмотивной терапии Эллиса (1962) и на результатах анализа интернализации вербального самоконтроля Лурии (1961). Согласно Эллису, психические расстройства возникают из иррациональных мыслей, которые выражаются в негативных внутренних диалогах. Лечение состоит в оспаривании иррациональных убеждений и предписании поведения, которое отрицает их. При этом предполагается, что проникновение в иррациональность чьих-то убеждений исключает негативные самоутверждения и посредством этого редуцирует внутренний дистресс и некоторые вызывающие беспокойство типы поведения. Находки контролируемых изучений наводят на мысль, что попытки модифицировать принятие ошибочных идей только с помощью рационального анализа и когнитивного реконструктурирова-ния достигнутого, в лучшем случае, приводят к слабым неустойчивым исправлениям поведения (Mahoney, 1974). Если клиническое применение этого подхода обеспечивает лучшие результаты, они, вероятно, достигаются в большей степени благодаря корректирующим указаниям вести себя отлично от увещеваний хорошо подумать. Улучшения в поведенческом функционировании вызывают когнитивные изменения (Bandura, 1976a).
Вторым источником самоинструктирующего подхода, получающего большую эмпирическую поддержку, является последовательное развитие вербального самоконтроля, предложенного Лурия. С его точки зрения, детское поведение на начальной стадии управляется словесными указаниями других; позднее дети регулируют свои действия с помощью открытых самоинструкций и, в конце концов, с помощью внутренних самоинструкций.
Процедура, разработанная Майхенбаумом, действует в той же последовательности. Модели демонстрируют соответствующие формы поведения, при этом размышляя вслух о стратегии того или иного действия. Моделируемая вербализация включает в себя анализ требований задачи, символический пересказ плана действия, самоинструктирующие руководства к исполнению, воспроизведение самоутверждений для нейтрализации саморасслабляющего мышления и вербальное самовознаграждение за достижения. После воздействия поведенческого и самоинструктирующего моделирования участники сеанса инструктируются относительно выполнения соответствующей активности. Затем они выполняют задания, отдавая себе приказания сначала вслух, затем про себя, и, наконец, мысленно. Результаты многочисленных экспериментов позволили выяснить, что самоуправляемое моделирование совместно с переходом от открытого к закрытому символическому повторению, улучшает когнитивное и поведенческое функционирование.
Из-за сложных взаимозависимостей предшествующих событий, последующих результатов и когнитивных регуляторных систем, резкие разграничения, обычно проводимые между бихевиоральными и когнитивными процессами более полемичны, нежели реальны. В теоретической психологии стало привычным делом создавать целые объяснительные схемы вокруг самой регуляторной системы, пренебрегая при этом другими влиятельными факторами и процессами. Некоторые ученые пытались сосредоточиться на предшествующем контроле, вырабатываемом главным образом через ассоциацию окружающих событий; другие сконцентрировали усилия в основном на регуляции поведения с помощью внешнего подкрепления; третьи оказывали предпочтение когнитивным детерминантам и в значительной мере ограничивали свои исследования когнитивными процессами. Стойкая преданность изучению отдельных процессов поощряла интенсивные исследования частных функций, однако при независимом рассмотрении они не обеспечивали полного понимания человеческого поведения.
Дата добавления: 2015-02-07; просмотров: 1771;