Что было упущено в нашей практике сыроедения

Мои муж, двое наших младших детей и я практикуем сыроедение с января 1994 года, то есть больше 13 лет. Мы перешли на эту радикальную диету от полного отчаяния, когда доктора не оставили нам никаких шансов на излечение.

Мой муж Игорь болел постоянно, с самого раннего детства. К юношескому возрасту он уже перенес 9 операций. Страдая прогрессирующим заболеванием щитовидной железы (гипертиреозом) и хроническим ревматическим артритом, в 38 лет он чувствовал себя полной развалиной. Пульс Игоря был, как правило, больше 140. В солнечные дни его глаза слезились, а руки часто тряслись так, что этого трудно было не заметить. Игорь плохо спал, страдал от хронической усталости, его разбитый артритом позвоночник не гнулся. Он постоянно чувствовал себя утомленным, и почти все время его мучили боли. Наблюдавший его врач сказал, что Игорь умрет раньше чем через 2 месяца, если не согласится удалить щитовидную железу. Ревматолог предупредил, чтобы он был готов провести остаток жизни в инвалидной коляске.

В 1993 году мне поставили диагноз — аритмия (нару­шение нормального ритма сердца). Эта болезнь забрала жизнь моего отца. Мои ноги были постоянно распухшими от отеков, я весила 120 килограммов, и вес непрерывно рос. Левая рука часто немела по ночам, я думала, что умру и мои дети останутся сиротами. Я постоянно чувствовала себя утомленной и угнетенной.

Наша дочь Валя родилась с астмой и аллергиями и час­то тяжело кашляла всю ночь напролет. В довершение все­го у нашего сына Сергея врачи нашли диабет.

Тогда, проплакав всю ночь, я решила, что если мы хо­тим изменить ситуацию, то должны изменить нашу жизнь кардинально. В это время мы начали пробовать различные исцеляющие методы и, в конечном счете, со­шлись на решении стать сыроедами. В то время мы ниче­го не знали о возможности приготовления сырых блюд для гурманов, таких как ореховый паштет, кунжутный сыр или яблочный торт. Мы не слышали даже о крекерах из семени льна, приготовленных в специальной сушилке.

Тем не менее, навсегда выключив газовую плиту и от­казавшись от приготовления пищи с помощью тепловой обработки, мы сумели избавиться от всех наших «неизле­чимых» и опасных для жизни болезней. Я восстановила свой нормальный вес — 70 килограммов. У Вали больше никогда не случалось астматического кашля. Каждый из нас был полон энергии. Наше здоровье улучшалось на­столько быстро, что через три с половиной месяца после перехода на сыроедение мы вчетвером участвовали в забе­ге на 10 километров с тысячами других бегунов в городе Болдер штата Колорадо.

Даже сахар в крови у Сергея стабилизировался из-за его новой диеты и регулярного бега трусцой. С тех пор, как он начал есть сырую пищу, у него никогда не было симптомов диабета. Мы были очень удивлены не только тем, как быстро наше здоровье восстановилось до нормы, но и тем, что чувствовали себя лучше, чем когда-либо раньше.

Каково же было наше изумление, когда после несколь­ких лет сыроедения каждый в нашей семье начал чувст­вовать, что достиг некой точки, в которой процесс исце­ления остановился и даже немного повернул вспять.

Приблизительно после 7 лет полного сыроедения вре­мя от времени, все чаще и чаще, мы стали чувствовать себя хуже. Программа питания перестала нас удовлетво­рять.

Например, я начала чувствовать тяжесть в желудке по­сле приема любой сырой пищи, особенно после салатов с маслом. Из-за этого мне пришлось есть меньше зелени и больше фруктов и орехов. Как следствие — я начала при­бавлять в весе. У моего мужа появилось много седых во­лос. Сережа и Валя стали периодически жаловаться на вялость и отсутствие аппетита. Мы были обескуражены, считая, что наша диета перестала работать, и часто зада­вались вопросом: «Что же мы будем теперь есть?».

Порой мы были голодны, но нам не хотелось есть абсо­лютно ничего из всего набора сыроедения: фруктов, ово­щей, орехов, семян, зерен или сухофруктов. Салаты с со­усами были прекрасны на вкус, но вызывали состояние утомления и сонливости. Мы чувствовали себя загнанны­ми в ловушку. Я помню Игоря, заглядывающего в холо­дильник и повторяющего снова и снова: «Как жаль, что я не хочу ничего из того, что у нас есть». Мы объясняли этот эффект перееданием и возбуждали аппетит лечебным го­лоданием, упражнениями, пешими прогулками или ра­ботой много часов без перерыва. В нашей семье все были твердо уверены, что сыроедение — наилучшая система питания, и поэтому мы изо всех сил старались придержи­ваться ее, придумывали все новые уловки. Многие из моих друзей, тоже сыроедов, говорили мне, что они про­ходили через подобную стадию, и тогда они просто срывались и начинали добавлять в рацион еду, приготовлен­ную на огне.

Я с каждым днем все чаще думала о том, что же мы упустили. Ответ был один: «Нет, ничего не может быть лучше, чем такое естественное питание». И все же призна­ки неидеального здоровья (пусть незначительные), мел­кие, но настораживающие симптомы продолжали время от времени появляться, вызывая сомнения в правильно­сти сыроедения в его существующей форме. Наконец, ког­да мои дети стали жаловаться на повышенную чувстви­тельность зубов, я впала в такое состояние, когда не могла уже думать ни о чем, кроме разгадки этой шарады. Я дово­дила каждого, кто попадал в мое окружение, до раздраже­ния своими постоянными рассуждениями о том, в чем мо­жет заключаться ошибка.

Я начала собирать данные о каждом отдельно взятом виде пищи. Как говаривала моя бабушка: «Ищите — и вы найдете». После многих неверных предположений я нако­нец-то нашла правильный ответ. Согласно опубликован­ным диетологическим выкладкам, только одна категория пищи — зелень растений — содержала все питательные ве­щества, необходимые человеку. Горькая правда заключа­лась в том, что мы не употребляли достаточно зелени. Бо­лее того, мы не очень-то ее и любили. Мы были уверены, что зелень — это важная составляющая рациона, но нико­гда не знали точно, в каком количестве она необходима. Мы слышали лишь туманную рекомендацию: есть зеле­ных овощей по возможности больше. Чтобы разобраться в том, сколько зелени необходимо употреблять, я решила изучить рацион приматов, в частности, шимпанзе, так как они являются наиболее близкими «родственниками» лю­дей.