БРЕМЯ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ВЛАСТИ

Победа Октябрьской революции означала для Сталина не только превращение его в одного из руководителей России, но и воплощение заветных целей его почти 20-летней революционной деятельности. Как и все марксисты, Сталин верил, что после социалистической революции «производительные силы вдесятеро возрастут», и убеждал в этом других. Однако марксисты считали, что подобный рост производительности труда может быть достигнут лишь в развитых капиталистических странах, в которых пролетариат составляет большинство населения. Поэтому, по Их мнению, сначала в России должны были полностью сформироваться капиталистические отношения. Пока же этого не произошло, надежды руководителей страны были связаны с верой в скорую победу мировой Пролетарской революции. С ее помощью надеялись найти и выход из те-

кущей экономической катастрофы, а затем — и решение вековых проблем России. Выступая на VII съезде партии (тогда переименованной в Российскую коммунистическую партию большевиков) в марте 1918 года Ленин неожиданно заявил: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень хорошая сказка, очень красивая сказка — я вполне понимаю, что детям свойственно любить красивые сказки. Но я спрашиваю: серьезному революционеру свойственно ли верить сказкам?» Однако в «сказки» продолжали верить многие.

Генерал А.И. Деникин, пробиравшийся в конце 1917 года тайком на Юг России в переполненных поездах, стал невольным слушателем «путаной, обильно снабженной мудреными словами... речи» какого-то «полуинтеллигента в солдатской шинели», из которой «можно было понять, что «народное добро» будет возвращено за «справедливый выкуп», понимаемый в том смысле, что казна должна выплачивать крестьянам и рабочим чуть ли не за сто прошлых лет их... убытки за счет буржуйского состояния и банков. И каждому слову его верили».

Эти россказни о скорой безбедной и беззаботной жизни в то же время соединялись с призывами к мести и разрушению. По словам Деникина, проповедник утопии завершал свои речи словами: «Братие! Оставим все наши споры и раздоры. Сольемся воедино. Возьмем топоры да вилы и, осеня себя крестным знамением, пойдем вспарывать животы буржуям. Аминь». В этих призывах к массовой резне, изложенных в псевдорелигиозной форме, чудовищным образом преломлялись идеи классовой борьбы. Во время своего путешествия инкогнито по России Деникин постоянно ощущал «разлитую повсюду безбрежную ненависть — и к людям, и к идеям... В этом чувстве слышалось непосредственное веками накопившееся озлобление, ожесточение тремя годами войны и воспринятая через революционных вождей истерия. Ненависть с одинаковой последовательностью и безотчетным чувством рушила государственные устои, выбрасывала в окно вагона «буржуя», разбивала череп начальнику станции и рвала в клочья бархатную обшивку вагонных скамеек».

Развал экономики, начавшийся после Февральской революции, усиливался стихийной национализацией в промышленности и разграблением помещичьих хозяйств, в то время как хозяева промышленных предприятий и помещики бежали, опасаясь за свою жизнь. Покидали госучреждения и многие опытные служащие. На место скупых, но опытных хозяев, бездушных, но компетентных чиновников приходили люди, полные идей о прекрасном коммунистическом будущем, но не имевшие представления о промышленности и сельском хозяйстве, коммунальных услугах и делопроизводстве. Они не умели воплотить в жизнь свои прекрасные идеи.

Теперь профессиональным революционерам, которые до сих пор поднимали народ на разрушение общественного строя, надо было остано-

вить этот процесс, а заодно и разбушевавшуюся народную стихию. Парадоксальным образом завершение учебы Сталина в «университете революции» совпало с периодом в российской истории, когда многие из обретенных им знаний о разрушении общества стали ненужными. В то же время революционная «учеба» не прошла напрасно. Она вооружила Сталина методами выработки политических решений, опытом руководства людьми. Эти навыки теперь потребовались ему для того, чтобы спасать страну от полного развала. На том же заседании ЦК 29 ноября 1917 года, на котором он был введен во вновь созданное Бюро ЦК, на Сталина, помимо его работы в Наркомате по делам национальностей, было возложено руководство самыми различными коллегиями, комитетами и группами: редколлегией «Правды», комитетом, контролировавшим работу большевистской печати, группой, отвечавшей за отношения с Украиной. Помимо этих обязанностей, Сталин с 8 (21) января 1918 года стал работать в комиссии, занимавшейся продовольственной политикой, с марта 1918 года — в комиссии, разрабатывавшей проект программы партии, а с 1 апреля — в комиссии, готовившей проект первой советской Конституции России.

Помимо перечисленных постов и должностей, Сталину постоянно давали отдельные поручения, связанные с решением самых разнообразных насущных вопросов. Уже 31 октября (13 ноября) 1917 года Сталин выступает на заседании Военно-революционного комитета с докладом о положении на фронте. В ноябре 1917 года он готовит «Декларацию прав народов России», обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», готовит для Совнаркома доклад о передаче украинскому народу исторических ценностей, докладывает Совнаркому об Украине и Украинской раде, о торговле с Финляндией, делает там же сообщение о финансово-экономической политике правительства. В эти же дни он готовит вместе с Лениным конспект программы Брестских переговоров и участвует в подготовке декрета о суде. 1(14) декабря Сталин ведет переговоры с представителями мусульман о возвращении им «Священного Корана Османа» и в тот же день вместе с Лениным и Свердловым составляет декрет о создании Высшего совета народного хозяйства. 2(15) декабря он выступает на Совнаркоме с докладами об Украине и об организации съезда Советов Белоруссии. 5(18) декабря Сталина избирают в редакционную комиссию по выработке положения о волостных комитетах и в состав комиссии, уполномоченной для ведения переговоров с Украинской радой. 16 (29) декабря Сталин сообщает Совнаркому о положении в Оренбургском и Уральском округах, Туркестане и на Кавказе. 18 (31) декабря он делает новое сообщение о положении в Оренбургском округе, где в это время начался мятеж Дутова. 19 декабря (1 января 1918 года) Сталин выступает с докладом об Украине и вносит предложение о назначении Орджоникидзе чрезвычайным комиссаром Украины.

20 декабря (2 января) Сталин участвует в заседании Всероссийской коллегии по организации и формировании Красной Армии.

Сталин стал поистине «рабочей лошадкой» Советского государства.

Видимо, работоспособность Сталина и его умение быстро схватывать суть самых разных вопросов были приняты во внимание Лениным, когда во время его первого короткого отпуска, 23 декабря 1917 года Сталин был временно назначен Председателем Совета народных комиссаров.

Работы, которой был загружен Сталин, хватило бы для нескольких человек. По словам замнаркома по делам национальностей Станислава Пестковского, «в отличие от других партийных руководителей, которые обычно были говорливы и рассказывали захватывающие истории о том, что происходило в Центральном комитете, Сталин был мрачен и замкнут». Очевидно, у Сталина не было ни одной свободной минуты для досужей болтовни, а состояние дел, которыми он занимался, не настраивали на веселый лад.

Разумеется, большинство дел, которыми приходилось заниматься, были ему в новинку, и вряд ли он и окружавшие его люди могли предложить безошибочные решения разнообразных вопросов государственной жизни. Известно, что порой Сталин не выдерживал напряженной работы и, по словам Пестковского, покидал заседания коллегий в разгар затяжных и бестолковых прений. Если Сталина вызывал по телефону Ленин, Пестковский искал его по кабинетам и часто обнаруживал в одиночестве за подготовкой тезисов своих выступлений или в обществе охранников, с которыми он беседовал.

И все же несмотря на эти проявления усталости и эмоциональные вспышки, Пестковский, вспоминая о своей работе со Сталиным в первые годы Советской власти, прежде всего подчеркивал его исключительное терпение и терпимость к мнениям, отличавшимся от его собственного: «У него бывали, правда, время от времени конфликты с отдельными членами его коллегии, но по отношению к коллегии в целом он был лоялен, подчинялся ее решениям, даже если не бывал согласен, за исключением тех случаев, когда дело шло о нарушении партийной линии. В этих случаях он апеллировал в ЦК, и конечно, всегда выигрывал... Я работал бок о бок со Сталиным около 20 месяцев и все это время принимал участие в разных «оппозициях». Не один раз я на заседаниях коллегии открыто выступал против национальной политики Сталина... Тем не менее Сталин относился ко мне с величайшим терпением и старался, насколько возможно, использовать меня в работе... Я почти уверен, что будь, например, на месте Сталина Троцкий, который постоянно обвинял Сталина в «диктаторствовании», он в течение трех дней разогнал бы такую оппозиционную коллегию и окружил бы себя «своими» людьми».

Выполнение многочисленных дополнительных поручений не снимало со Сталина ответственности за сложнейшую работу по организации отношений великорусского центра с многонациональной периферией, в то время как процесс распада великой державы принял катастрофические масштабы. Сепаратистские центры, созданные во время Февральской революции, провозглашали независимость новых государств. 7 (20) ноября 1917 года Центральная рада Украины опубликовала «универсал», в котором объявила Украину независимой «народной республикой». Создание Молдавской народной республики провозгласил в Кишиневе 2 декабря Сфатул Церий (Краевой Совет). 15 ноября 1917 года был создан Закавказский комиссариат, готовивший созыв Закавказского сейма. Этот сейм 10 (23) февраля 1918 года провозгласил независимость Закавказья. Местные сепаратистские центры власти сложились в Дагестане, Ингушетии, Чечне.

О своем неподчинении революционному Петрограду объявили правительства Дона, Кубани и Терека, претендовавшие на выражение воли казаков как особого народа.

Сталин пытался как мог остановить распад великой державы. Выступая на съезде Финляндской социал-демократической партии в Гельсингфорсе 14 ноября 1917 года, он говорил об общих задачах, стоявших перед всеми социалистическими силами бывшей империи. Он заявлял, что признание большевиками права наций на самоопределение является необходимым для «восстановления братского доверия между рабочими Финляндии и России». Он призывал к «добровольному и честному союзу финляндского народа с народом русским». Убеждал, что «настало время, когда старый лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» должен быть проведен в жизнь. Однако призывы Сталина к союзу не были восприняты положительным образом. 6 декабря сейм Финляндии провозгласил ее независимость, и к власти пришло правительство, враждебное Советской власти, которое Советское правительство было вынуждено признать.

С одной стороны, Советское правительство объявляло о признании права наций на самоопределение, но, с другой стороны, оно отдавало себе отчет в том, что отделение одного края за другим от России вело к сокращению территории, находившейся под контролем Советской власти, и ослаблению державы. Ситуация, аналогичная финляндской, сложилась и на Украине. СНК признал и независимость Украины, провозглашенной Центральной радой. В своем «Ответе товарищам украинцам в тылу и на фронте» 12 декабря 1917 года Сталин писал, что «Совет Народных Комиссаров... ничего не имеет... против того, чтобы украинский народ выделился в независимое государство». Однако он тут же обвинил Центральную раду в сотрудничестве с антисоветским Донским правительством Каледина и заявил: «Когда самоопределение народа смешивают с самодержавием Каледина... Совет Народных Комиссаров не может

не заметить, что Генеральный секретариат (Центральной рады. — Прим авт.) играет в самоопределение, прикрывая этой игрой свой союз с Калединым и Родзянко». Сталин не скрывал и того, что конфликт с радой начался после того, как ее Генеральный секретариат стал разоружать Советы Украины.

В своем докладе по национальному вопросу, с которым Сталин выступил 15 января 1918 года на III Всероссийском съезде Советов, он прямо поставил вопрос о новой трактовке «права наций на самоопределение»: «Все указывает на необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма». В этом духе был составлен и его проект резолюции о федеральных учреждениях Российской республики, представленный съезду. Сталин предложил области, отличающиеся «особым бытом и национальным составом», включить в состав Российской республики в качестве «областных советских республик».

В своей беседе с сотрудником «Правды», опубликованной в этой газете 3 и 4 апреля, Сталин исходил из того, что федерация является необходимым этапом развития отношений между народами России для преодоления былого недоверия. Однако он тут же добавил: «Принудительный царистский унитаризм сменяется федерализмом добровольным для того, чтобы, с течением времени, федерализм уступил место такому же добровольному и братскому объединению трудовых масс всех наций и племен России. Федерализму в России, — закончил беседу Сталин, — суждено, как и в Америке и Швейцарии, сыграть переходную роль — к будущему социалистическому унитаризму».

При этом Сталин исходил из того, что в состав Российской федерации (а затем унитарного государства) должны войти все бывшие части Российской империи: «Польша, Украина, Финляндия, Крым, Закавказье (причем не исключена возможность того, что Закавказье разобьется на ряд определенных национально-территориальных единиц, вроде грузинской, армянской, азербайджанско-татарской и пр.), Туркестан, Киргизский край, татаро-башкирская территория, Сибирь и т.п.» Он полагал, что «военное и военно-морское дело, внешние дела, железные дороги, почта и телеграф, монета, торговые договоры, общая экономическая, финансовая и банковская политика — все это, должно быть, будет составлять область центрального Совета Народных Комиссаров. Все остальные дела и, прежде всего, формы проведения общих декретов, школа, судопроизводство, администрация и т.д. отойдут к областным совнаркомам».

Хотя, очевидно, что будущая Российская федерация, по замыслу Сталина, превращала «федерирующиеся области» фактически в автоном-

ные, он допускал одну существенную уступку тогдашним требованиям многих национальных окраин: «Никакого обязательного «государственного» языка — ни в судопроизводстве, ни в школе! Каждая область выбирает тот язык или те языки, которые соответствуют составу населения данной области, причем соблюдается полное равноправие языков как меньшинств, так и большинств во всех общественных и политических установлениях».

Однако перспективы на создание Российской федерации в границах бывшей империи ослабевали, и количество кандидатов на роль советских республик сокращалось по мере того, как все новые и новые территории России оказывались под властью сепаратистов и поддерживавших их иностранных интервентов. Смысл политики западных держав в отношении России ясно определил посол Великобритании во Франции лорд Берти, который 6 декабря 1918 года записал в своем дневнике: «Нет больше России! Она распалась, исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, то есть Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т.д., и сколько бы их ни удалось сфабриковать, то, по-моему, остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку».

Сначала «фабрикацией» таких буферных государств занималась Германия. Еще в ноябре 1916 года германские власти объявили о создании на захваченной Германией российской территории Польши «польского государства». В сентябре 1917 года под контролем германских оккупационных сил был создан так называемый Литовский совет («Тариба»), который 11 декабря 1917 года провозгласил независимость Литвы и одновременно «вечную, прочную связь с Германской империей». Германия поспешила признать и независимость Украинской народной республики.

В это время мало у кого сохранялись иллюзии, что остатки стремительно дезертировавшей русской армии в состоянии защитить страну от германского нашествия. Выдвигая лозунг «революционной войны», «левые коммунисты» во главе с Н.И. Бухариным исходили из неизбежности поражения России в такой войне и справедливо полагали, что подобное поражение приведет к оккупации значительной части России германскими и австрийскими войсками. Одновременно Бухарин, обращая внимание на действия Японии на российском Дальнем Востоке, говорил о неизбежности движения против России полчищ «германских и японских империалистов». Бухарин полагал, что лишь германо-японская оккупация страны способна «пробудить» крестьян России: «Наше единственное спасение заключается в том, что массы познают на опыте, в процессе самой борьбы, что такое германское нашествие, когда у крестьян будут отбирать коров и сапоги, когда рабочих будут заставлять работать по 14 часов, когда будут увозить их в Германию, когда будет железное

кольцо вставлено в ноздри, тогда, поверьте, товарищи, тогда мы получим настоящую священную войну». «Левые коммунисты» рассчитывали, что в ходе «священной» партизанской войны в России оккупанты понесут огромные потери, что, в свою очередь, вызовет недовольство в странах, пославших интервентов, а это недовольство перерастет в революционный взрыв в странах Западной Европы и Азии.

Подобное сочетание неверия во внутренние силы России, расчета на восстание пролетариата на Западе и готовности принести народы России в жертву авантюристическому плану мировой революции было характерно и для Троцкого, который возглавлял советскую делегацию на мирных переговорах в Бресте. Убежденный в преобладании революционных настроений в войсках Германии и Австро-Венгрии, Троцкий без всяких на то оснований утверждал на заседании ЦК 8 (21) января 1918 года, что существует лишь 25% вероятности того, что «германцы смогут наступать». Троцкий считал, что скорее всего ответом на его формулу «ни мира, ни войны» станет революция в Германии и Австрии.

Сталин же серьезно воспринял опасность германского наступления, он был одним из немногих членов ЦК, кто поддержал Ленина в его стремлении продолжать переговоры в Бресте. Выступая на заседании ЦК

11 января 1918 года, Сталин заявил: «Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позицию Троцкого невозможно назвать позицией. Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию».

Заодно Сталин подверг критике те аргументы, к которым прибегал Ленин в сентябре—октябре 1917 года, для того чтобы доказать необходимость восстания: «В октябре мы говорили о священной войне против империализма, потому что нам сообщали, что одно слово «мир» поднимет революцию на Западе». Правда, Сталину было нелегко согласиться с условиями, которые навязывали Германия и ее союзники Советскому правительству. Требуя вернуться на переговоры, он в то же время предлагал не подписывать договор. Ленин возражал ему, указывая на нереалистичность такой позиции, и Сталин в конце концов согласился с необходимостью подписания договора, признав безвыходность позиции Советского правительства. Таким образом, Сталин отверг авантюристические варианты действий, предлагавшиеся Бухариным и Троцким, и поддержал единственно возможное реалистичное решение, предложенное Лениным.

После срыва Троцким 27 января (10 февраля) 1918 года переговоров в Бресте 16 февраля Германия объявила о прекращении перемирия и в

12 часов 18 февраля начала боевые действия. Вечером 17 февраля состоялось заседание ЦК. Меньшинство (Ленин, Сталин, Свердлов, Соколь-

ников, Смилга) выступило за «немедленное предложение Германии вступить в новые переговоры для подписания мира». Отвергнув это предложение, большинство (Троцкий, Бухарин, Иоффе, Урицкий, Крестинский, Ломов) предложило «выждать с возобновлением переговоров о мире до тех пор, пока в достаточной мере не проявится германское наступление и пока не обнаружится его влияние на рабочее движение».

18 февраля вопреки прогнозу Троцкого австро-германские войска начали наступление по всему фронту. В тот же день на заседании ЦК Ленин потребовал немедленно послать телеграмму в Германию с предложением мира. В ответ на требование Ленина Троцкий доказывал, что «сейчас масса начинает только переваривать то, что происходит; подписание мира теперь же внесет только сумбур в наши ряды; то же самое в отношении немцев, которые полагают, что мы только дожидаемся ультиматума. Возможно, что они рассчитывают на психологический эффект». После дискуссии предложение Ленина об отправке телеграммы было вновь отклонено 6 голосами против 7. Сталин голосовал за предложение Ленина.

Вечером того же дня опять состоялось заседание ЦК. Его открыл Троцкий сообщением о взятии немцами Двинска (Даугавпилса) и их наступлении на Украину. На сей раз Троцкий предложил запросить правительства Австрии и Германии: «чего они требуют», вновь следуя «тактике затягивания». В ответ на это предложение Сталин заявил: «Надо сказать прямо, по существу: немцы наступают, у нас нет сил, пора сказать прямо, что надо возобновить переговоры». В этих условиях Троцкий изменил свою позицию, и требование Ленина о немедленном возобновлении переговоров наконец получило поддержку 7 голосами против 5.

О том, что в дни германского наступления роль Сталина в руководстве была значительной, свидетельствовали подписи его и Ленина под посланиями, которые направлялись на фронт из Совета народных комиссаров. Вместе с Лениным он 21 февраля направил телефонограмму ПК РСДРП(б) с призывом «организовать десятки тысяч рабочих и двинуть поголовно всю буржуазию под контролем рабочих на рытье окопов под Петербургом». Одновременно Сталин направил телеграмму Народному секретариату Украинской советской республики, в котором призывал «киевлян... организовать... отпор от Киева с запада, мобилизовать все жизнеспособное, выставить артиллерию, рыть окопы, погнать буржуазию под контролем рабочих на окопные работы, объявить осадное положение и действовать по всем правилам строгости. Общее задание — отстоять Петроград и Киев, задержать банды германцев во что бы то ни стало».

Однако попытки остановить продвижение немцев оказались безуспешными. Начало немецкого наступления и полная неспособность российских войск сдержать его еще более увеличили территориальные потери, которые понесла Россия. На вновь оккупированных землях немцы в мар-

те 1918 года создали под своим протекторатом Белорусскую народную республику, а в конце 1918-го здесь были образованы государства Латвии и Эстонии.

Сталину не удалось добиться того, чтобы представители Советской Украины подписали мир с немцами. В этих условиях Сталин, признавая необходимость для России соблюдать условия Брестского договора, в своей статье «Украинский узел», опубликованной 14 марта, решительно осудил «австро-германское нашествие» на Украину и указывал, что «немцы не только хотят выкачать из Украины миллионы пудов хлеба, но попытаются еще обесправить украинских рабочих и крестьян, отобрав у них кровью добытую власть и передав ее помещикам и капиталистам». Положительно оценив сопротивление немцам советских сил Украины, Сталин писал: «Против иноземного ига, идущего с Запада, Советская Украина подымает освободительную отечественную войну, — таков смысл событий, разыгрывавшихся на Украине. Это значит, что каждый пуд хлеба и каждый кусок металла придется брать германцам с бою, в результате отчаянной схватки с украинским народом».

Сталин исходил из того, что война Советской Украины протай немцев будет рано или поздно поддержана Советской Россией: «Нужно ли еще доказывать, что отечественная война, начатая на Украине, имеет все шансы рассчитывать на всемерную поддержку со стороны всей Советской России?» И ставил вопрос: «А что, если война на Украине, приняв затяжной характер, превратится наконец в войну всего честного и благородного в России против нового ига с Запада?»

Глава 24