Мифы — моя профессия

"Мифы - моя профессия". Так, вероятно, может сказать умудренный опытом имиджмейкер. Почему мифы столь важны для политики? Миф представляется структурой, претендующей на самозамкнутость, в ней свое собственное начало и свое окончание. Мифу не требуются дополнительные интерпретаторы, мы сразу узнаем его подлинность. Он понятен всем и вся. Это связано с тем, что миф отсылает нас к праструктурам, к архаическим формам. Они созданы до нас и покоятся в глубинах нашего сознания.

Прекрасные примеры этого рода — типажи политиков. Вспом­ним, сколь удачны были сравнения Леонида Кравчука и лиса ("А я между капельками..."), Бориса Ельцина и российского медведя. При этом хитрый лис у нас — явно негативный персонаж. Но когда я в футбольной команде города Фрайбурга (ФРГ) спрашивал об их символе — лисенке, то оказалось, что в их восприятии нет подобной негативности.

Владимир Топоров описывает мифопоэтическое пространство так, как будто говорит о нашей политике: "Универсальные мифо-поэтические схемы реализуются полнее всего в архаических текстах космологического содержания, описывающих решение некоей основной задачи (сверхзадачи), от которого зависит все остальное. Необходимость решения этой задачи возникает в кризисной ситуации, когда организо­ванному, предсказуемому ("видимому") космическому началу угрожает превращение в деструктивное, непредсказуемое ("невидимое"), хаотическое состояние. Решение задачи мыслится как испытание-поединок двух противоборствующих сил, как нахождение ответа на основной вопрос существования"(Топоров В. Н. Миф, Ритуал, Символ,

Образ. М., 1995. С. 194). В другой его работе мы можем найти как бы описание политической риторики: "Этому темному, слепому, "закры­тому ", хаотичному пространству гибели противопоставлено светлое, легко проницаемое и далеко видимое, "открытое " пространство жизни. Для не­го характерны множественность составляющих его элементов и их много­образие, которые, однако, не только не нарушают целъноединого пространства, но, напротив, усиливают роль этой его особенности" (Топоров В. Н. Эней — человек судьбы. М. 1993. С.56-57).

Мифы проникают в нашу обыденную жизнь. Поэтому столь естественны они оказываются в политике и в рекламе. Ролан Барт, к примеру, так описывает съедание бифштексов современным человеком. Когда человек ест он поглощает не только реальный объект, он наслаждается символической ценностью его. Бифштекс репрезентирует силу и аппетитность. Бифштекс представляет для нас как бы сердце самого мяса, мясо в самой чистой форме. То есть бифштекс окружает определенный культурный флер.

То же и с вином, которое представляет не только вкусовые качества, но и несет определенный визуальный имидж. Это цвет, это сверкающие бокалы. Оно хорошо сочетается со свечой в подсвечнике. Питье вина представляется весьма изощренным ритуалом, а в ритуале не нужна спешка.

Ролан Барт также объяснял, что мифы могут легко разрушаться и создаваться заново. Он писал, что "мифические концепты лишены всякой устойчивости: они могут создаваться, изменяться, разрушаться и исчезать совсем. Именно потому, что они историчны, история очень легко может их упразднить "(Барт Р. Из книги "Мифологии": Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М. 1989. С. 85).

Перед нами совсем недавно прошли герои новых мифов типа Лени Голубкова. Он был прост, как правда. И потому у каждого выз­вал чувство превосходства. Сериал из жизни Лени и Ивана Голубковых содержал отсылки к сидящему в каждом из нас желании победить без особого усилия, выйти в лидеры, не выбираясь из своего кресла.

Что касается политиков, то поскольку образ "медведя" предпо­лагает силу, его пытаются поддержать. В статье "Мужчина у власти" Олег Медведев пишет о работе с образом Бориса Ельцина:

"Он неплохо, между прочим, смотрелся в смокинге и бабочке. Применяются специальные приемы, рассчитанные на популяризацию образа президента среди женской аудитории. В числе таких приемов — публикации фотографий Ельцина в плавках, показывающих телосложение президента, на теннисном корте и так далее. Это нацелено на создание образа президента как "крепкого мужика ", что преследует главным образом цель подсознательно воздействовать на женщин с учетом того, что мало кто из других действующих политиков мог бы записать себе в актив спортивные наклонности "(Амадей. 1995. № 3-4).

Саша и Лолита, назвавшие себя кабаре-дуэтом "Академия", так проясняют это название:

"При слове "академия " люди представляют себе что-то большое, солидное, фундаментальное"(Всеукр. ведомости. 1995. 4 авг.).

А фамилии свои они скрывают, находя их неблагозвучными для эстрады.

В ряде случаев политик вдруг начинает работать на модель "про­стоты", как это случилось, к примеру, с новым президентом Франции Жаком Шираком. В своем первом "официальном" интервью жена президента Бернадетта Ширак сказала:

"Мой муж сторонник простоты, но и я выступаю за упрощение про­токола и, в частности, одобряю его решение ликвидировать официальные кортежи "(Известия. 1995. 19 авг.).

В этом же ряду и прибытие за рулем собственной "Таврии" к месту отдыха вице-премьера Виктора Пинзеника (Киев, ведомости. 1995. 22 авг.). Поэтому мнение Евгения Киселева, не исключающего того, что "Итоги" смотрит президент (Плейбой. 1995. июль), воспринимается куда приятнее заявления Василия Климчука о том, что его "Доброе утро, Украина" смотрит президент Украины (Всеукр. ведомости. 1995. 18 авг.).

Важной составляющей мифа является элемент чудесного. "Уми­ра чудесного,— пишет Яков Голосовкер,— существуют свои, неотъ­емлемые от него черты. Это абсолютность качеств и функций его существ и предметов, будь то боги, чудовища или волшебные (чудесные) предметы" (Голосовкер Я. Логика мифа. М.1987. С. 30). Сразу вспоминается программа "500 дней", ориентированная на принцип "раз — и готово".

Безмерная сексуальность приписывалась советским вождям типа Лаврентия Берии. Есть сходные рассказы и о латиноамериканских лидерах, включая Фиделя Кастро. Как пишет журнал "Амадей", "способность на исходе шестого десятка иметь молодую жену и детей младенцев вносит положительный штрих в образ Юрия Лужкова, складывающийся в общественном мнении". Правда, "новая русская Эммануэль" Дарья Асламова говорит следующее:

"Я вот даже их российских политиков никого бы не выделила. Мо­жет быть, этой какой-то комплекс, когда люди начинают заниматься политикой, они начинают терять свою сексуальность. Может быть, они как-то стремятся восполнить недостатки уверенности в себе. Я думаю, что чаще всего в политику идут люди с какими-то комплексами, они хотят доказать себе, что они герои, что они могут взять мир в свои руки. И политика у них просто отнимает столько сил, что ни на секс, ни на любовь уже не остается времени... " (Коме, правда. 1995.18 авг.).

Попытался войти в роль секс-символа России Владимир Жири­новский, выдавая журналистке "Плейбоя" сентенции типа "Я бы не смог любить одну конкретную женщину" и подсчитывая число этих конкретных женщин.

"Я плохо знакома с историей половых извращений,— говорит Ва­лерия Новодворская по этому поводу,— Если это секс-символ России, то, видимо, ему надо обратиться к психоневрологу".

Интересно ее мнение о Константине Боровом:

"Ему сознательно сделали имидж самого богатого человека в Рос­сии для того, чтобы люди питали к нему неприязнь "(Всеукр. ведомости. 1995. 18 авг.).

Мифологичность существования становится элементом жизни не только политиков, но и звезд эстрады. Они пытаются всеми си­лами держаться на слуху, активно используя в этом плане сенсации и скандалы. Михаил Задорнов говорит в своем интервью:

"Звезда эстрады поддерживает свой имидж, чтобы больше платили. Вот если я женюсь на внучке Ельцина, с которым, кстати, живу в одном доме, у меня сразу возрастет гонорар, потому что всем будет интересно посмотреть на человека, который женат на внучке Ельцина. Если я женюсь на внуке Ельцина, это будет еще сильнее. Есть артисты, для которых это как наркотик — когда их обсуждают. Но за всем, по большому счету, стоят деньги. И у артистов на это чутье. После того, как проходит какая-то серьезная сплетня о каком-то артисте, вырас­тают гонорары. Очень резко... "(Киев. вед. 1995. 22 июля).

Иосиф Дзялошинский предлагает три возможных типа идеали­зации лидера. Первый тип — это рыцарь-защитник, который защищает не себя, а всех. Он сильный, мощный в плечах, не страшась ничего, может резать правду-матку. Однако есть у него и недостаток — не умеет и не любит спокойно работать. Раз не может, с него этого и не потребуешь. К этому типу Иосиф Дзялошинский относит Бориса Ельцина.

Тип второй — это аскет, святой. Его характеризует мудрость и праведность жизни. К этому типу относится Андрей Сахаров.

Третий тип — это деловой человек. Это предприниматель, но образ этот еще не созрел для нашего избирателя.

Жириновский же, как считает Иосиф Дзялошинский, сыграл деда Щукаря.

"То, что он крыл "господ", очень понравилось людям с холопским сознанием. Поэтому они и голосовали за него, как за того самого юродивого, который говорит правду. Даже если на самом деле это никакая не правда " (Аргументы и факты. 1994. № 21).

В интервью во "Всеукраинских ведомостях" Андрей Архангель­ский спрашивает Александра Малинина:

"Костя Кинчев как-то разоткровенничался: "Вот мне идет образ шута, а, скажем, Шевчуку больше идет образ пророка...". А вам что идет?

— Мне сложно сказать. Я ни шутом, ни пророком себя не ощущал " (Всеукр. ведомости. 1995. 19 авг.).

Ответ довольно неопределенный.

Миф выгоден тем, что повествует о победителе. Владимир То­поров, например, различает линию поведения Энея и Одиссея: "Там, где Эней вверяет себя судьбе, Одиссей "работает " со случаем, ищет его, если надо, подчиняется ему с тем, чтобы, прибегнув к собственному уму и хитрости ("хитроумный" Одиссей), склонить случай в свою пользу и построить такой ряд "случайных " удач, который мог бы превозмочь злую судьбу (недаром боги опасаются, что он может вопреки судьбе самостоятельно решить свои задачи) " (Топоров В. Н. Эней — человек судьбы. М. 1993. С. 7-8). Мы видим, что в мифологическом пространстве беды обращаются в очередные победы героя. То же происходит и сегодня. Когда академик Борис Патон получил тяжелый перелом бедра, катаясь на водных лыжах, это привлекло к нему активное внимание наших газет. Приведем некоторые заголовки: "Академик Патон встал на ноги и готовится к бою" (Киев. вед. 1995. 19 авг.), "Академик Патон опять ходит. В Феофании. Но на уступки в судьбе Национальной АН идти не собирается" (Всеукр. ведомости. 1995. 15 авг.), "Академик Борис Патон: Без спорта не представляю своей жизни" (Урядовый кур'ер. 1995. 3 авг.).

Рекламисты могут использовать ошибки героев в своих целях. После того, как Джон Мейджор объявил о своей отставке с поста партии, в газете "Индепендент" появилось рекламное фото авто­мобиля Ауди на фоне резиденции премьера на Даунинг-стрит с язвительным слоганом "Плохо иметь силу и не уметь ее кон­тролировать". Облик "серого" Мейджора использовала компания "Rank Xerox" для рекламы своего цветного ксерокса. На ней премьер был изображен с оранжевыми волосами, розовым лицом и в ярко-желтой рубашке. Рекламный слоган был таким: "Теперь любой может стать ярким" (Коммерсантъ-дейли. 1995).

Мифологические отсылки могут давать не только люди, но и неодушевленные объекты. Анализ 3700 русских стихотворений, посвященных природе, показал, что наиболее поэтичными считаются следующие виды деревьев (по числу упоминаний): береза — в 84 стихотворениях, сосна — в 51, дуб — в 48, ива — в 42, ель и рябина -по 40, тополь — 36, клен и липа — по 30 (Эпштейн М. Н. Природа, мир, тайник вселенной... М., 1990. С. 46). Приведем примеры типичных ассоциаций: "Сосны и ели представляют часть угрюмого, сурового пейзажа, вокруг них царит глушь, сумрак, тишина" (с. 75); "Если береза и рябина — деревья "ностальгические " в том смысле, что на чужбине они напоминают родину, то липа ностальгична не в географическом, а в историческом измерении. С ней связано прошлое России, память о классическом девятнадцатом столетии, о дворянской культуре "(с. 71); дуб "олицетворяет собой высшую степень твердости, мужества, силы, величия "(с. 47).

Известно противопоставление, отраженное в русской культуре и литературе, между Москвой и Петербургом. Вот как описывает его Юрий Тынянов в "Кюхле": "Петербург никогда не боялся пустоты. Москва росла по домам, которые естественно сцеплялись друг с другом, обрастали домишками, и так возникали московские улицы. Московские площади не всегда можно отличить от улиц, с которыми они разнствуют только шириною, а не духом пространства, также и небольшие кривые московские речки под стать улицам. Основная единица Москвы — дом, поэтому в Москве много тупиков и переулков. В

Петербурге совсем нет тупиков, а каждый переулок стремится быть проспектом. В нем есть такие улицы, о которых доподлинно неизвестно, проспект ли это или переулок. Таков Греческий проспект, который москвичи упорно называют переулком. Улицы в Петербурге образованы ранее домов, и дома только восполнили их линии. Площади же об­разованы ранее улиц. Поэтому они совершенно самостоятельны, независимы от домов и улиц, их образующих. Единица Петербурга — площадь"(Тынянов Ю. Кюхля. Соч. В 3-х т. М.-Л., 1959. С. 220-221).

Пресс-секретарь Джона Кеннеди Пьер Сэлинджер стремился создать Белому дому имидж замка Камелот, в котором заседали рыцари Круглого стола, приглашая как бы в качестве дворцовых музыкантов известных композиторов и исполнителей.

Играют особую символическую роль и цвета. Исследования показали, что синий и серый "излучают" авторитетность, значимость (не отсюда ли постоянство синего у Михаила Горбачева), коричневый — доступность, это был любимый цвет Рональда Рейгана.

Звери выступают тотемами-символами партий. В Америке это слон и осел (на последний вариант у нас бы не решились). Бык появился на гербе Российского движения демократических реформ, исходя из следующих доводов: они не захотели взять хищников (орлов, соколов), поскольку в России и так достаточно войн.

"Вот мы у себя в РДДР и решили, что сейчас нашей стране нужен труженик, а большего труженика, чем бык, найти трудно "(Аргументы и факты. 1995. № 4).

Известна социал-демократическая гвоздика. Когда Нейл Киннок пришел к власти в Великобритании, он сменил символ лейбористов - красный флаг — на красную розу.

Имиджмейкер должен мифологизировать свой объект путем дра­матизации его биографии. Мы уже упоминали одинаково агиографи­ческие биографии Ленина и Линкольна. Жизнь лидера должна быть наполнена победами и свершениями. Ключевые моменты этой биографической игры активно отражались в анекдотах. Например:

"— Владимир Ильич, участники кронштадтского мятежа арестованы... Что с ними делать?

- Гасстгелять! Но перед гасстгелом напоить чаем. И непгеменно гогячим!"

Используя подобную модель "правильной биографии" три автора, сидевших в сороковых годах во Владимирской тюрьме, (Андреев Д. Л., Парин В. В., Рыков Л. Л.) написали биографический словарь воображаемых знаменитостей всех стран и времен. Они назвали ее "Новейший Плутарх".

Все вышесказанное демонстрирует, что обращение к мифу лишь усиливает позиции политика или бизнесмена, поскольку добавляет к пласту современности определенные отсылки на прошлое, в ряде случаев настолько архаические, что они даже могут не декодироваться аудиторией. Ведь Карл Густав Юнг сближал коллективное бессозна­тельное с мифологическими мотивами и образами.