Леонардо да Винчи Востока

Когда песню любви запоют соловьи —

Выпей сам и подругу вином напои.

Видишь: роза раскрылась в любовном томленьи?

Утоли, о влюблённый, желанья свои!

Вы, конечно, узнали рубаи Омара Хайяма. Собственно, и слово «рубаи» известно благодаря ему.

Два слова о жанре. Некогда он считался простонародным, типа наших частушек. Но Омар Хайям сумел соединить эту стихотворную форму с философским содержанием, обратиться в рубаи к глобальным проблемам современности. Эта духовная работа значима по сей день. Труд Хайяма-поэта сравним с гением Пушкина, который поднял русскую речь на высоту литературного языка.

Удивительно! Хайям нам известен как поэт, а современники знали его прежде всего как учёного, астронома, математика, философа.

В дословном переводе «хайам» — «палаточный мастер», от слова «хайма» — палатка. Кстати, отсюда старорусское «хамовник», то есть текстильщик. Отец Хайяма происходил из рода ремесленников, но имел достаточные средства и не жалел их, чтобы дать сыну образование. Мальчик с детства проявлял способности к наукам. Родина Хайяма — иранский город Нишапур.

В XI веке он уже насчитывал более сотни тысяч жителей, был знаменит библиотеками и медресе — духовными семинариями. Одну из них закончил Хайям.

Хотя он преуспел в вопросах религиозною права и медицине и получил степень хакима, то есть врача, уже в неполных 17 лет Хайям написал свой первый трактат «Проблемы арифметики». Речь шла об извлечении корня любой целой положительной степени из целого положительного числа. В трактате содержалась и будущая формула бинома Ньютона для натуральных показателей.

После смерти от эпидемии родителей, которых Хайям-врач не сумел спасти, он продал всё имущество и повёл типичную жизнь восточного мудреца, идущего по земле из города в город, от престола к престолу. Увы, как и сейчас, так и в те времена человек науки, не будучи состоятельным, мог целиком посвятить себя любимому занятию только при поддержке спонсоров.

Хайям мог занимать при том или ином дворе должности астролога, врача, секретаря или поэта. Он в совершенстве владел арабским языком, обладал потрясающей эрудицией и феноменальной памятью. С детства Хайям знал наизусть Коран и свободно толковал любой аят. И сам правитель Бухары, бывало, сажал имама Омара с собой на свой трон.

Хайяма прозвали «Плечо веры», однако жизненные принципы учёного вряд ли полностью вписывались в ортодоксальный ислам.

По легенде, в Исвахане Хайяму попался арабский перевод птолемеевского «Альмагеста». Кстати, к тому времени Авиценна и аль-Фараби перевели и откомментировали также труды Аристотеля, Евклида, Архимеда... Поскольку у Хайяма не нашлось средств, чтобы выкупить рукопись Птолемея, он прочитал её семь раз, а потом, вернувшись домой, надиктовал писцу текст, и разница была не столь велика.

В Самарканде, в 25 лет, Хайям разработал трактат «О доказательствах задач алгебры...», принесший ему славу в научном мире Востока. Научные достижения были предметом внимания и властей предержащих. Правители переманивали друг у друга учёных. И Хайяма вскоре заметил визирь Малик-шаха — правителя державы сельджуков. Омара благосклонно приняли при дворе в качестве астронома и астролога.

Малик-шах, хотя сам едва ли разумел грамоту, всё же был достаточно умён, чтобы приблизить к себе знающих людей. Среди них был и визирь Низам ал-Мулк. Он развернул широкие хозяйственные и просветительские программы. Это был период расцвета государства, когда открылись академии в Багдаде и Басре, в Герате и Балхе. Исфахан, где в своё время преподавал Авиценна, оказался центром социально-культурной реформации. Абу Али ибн Сину наш герой считал своим учителем по жизни.

Малик-шах предлагает Хайяму управлять родным Нишапуром. Но тот отвечает, что не способен приказывать другим. Тогда Низам ал-Мулк назначает протеже жалованье в десять тысяч золотых динаров в год, чтобы тот ни в чём не нуждался. Учёному дают возможность собрать вокруг себя специалистов и выделяют средства на закупку современного астрономического оборудования. За пять лет наблюдений в обсерватории арабские учёные разработали новейший солнечный календарь. Он на семь секунд точнее ныне действующего григорианского, разработанного пятьсот лет спустя.

В тот же период Хайям пишет «Комментарии к трудностям во введениях книги Евклида» — тем самым, что восемь веков спустя привели к открытию неевклидовых геометрий. Его неоспоримая заслуга — в обнаружении связей между алгеброй и геометрией, разработке теории геометрического решения уравнений.

Учёный вхож в свиту султана, в число его ближайших советчиков. Он смело вступает в философские баталии с идеологами ислама. Нет, Хайям не отрицает существование Бога в качестве первопричины мира, но явления этого мира у него проистекают от самой природы вещей.

Так проходит 20 лет, и наступает роковой 1092 год. Заколот Низами ал-Мулк, отравлен Малик-шах. Начинается смутное время перемен, борьба за власть, держава рушится, столица переносится. Новые властители пускают на ветер былой научный потенциал страны. Учёные эмигрируют.

Омар Хайям возвращается в Нишапур. Здесь он заканчивает трактат по физике «Об искусстве определения количества золота и серебра в сплавах из них». Эта работа имела государственное значение в свете борьбы с фальшивомонетчиками.

Но Хайям остаётся вольнодумцем и слывёт вероотступником. По легенде, в свой последний час учёный читал Авиценну — «Книгу исцеления». Затем на разделе «Единое и множественное» сделал закладку и, помолившись, умер.

Я познание сделал своим ремеслом,

Я знаком с высшей правдой и низменным злом.

Все тугие узлы я распутал на свете,

Кроме смерти, завязанной мёртвым узлом.

Гамов «Джордж»

В отягощённой ЕГЭ России вскоре, думаю, сложно будет найти граждан, которые с ходу ответят на вопрос: кто такие Владимир Вернадский, Пётр Капица, Лев Ландау, Игорь Тамм и другие, а также — чем они знамениты?

Речь пойдёт тоже о видном физике, чьё имя было на долгое время забыто нашим «общественным сознани- ем», но совершенно по другой причине. Между тем именно этот учёный — один из основных авторов теории Большого взрыва, объясняющей происхождение Вселенной, базы современной космологии. Его звали Георгий Антонович Гамов.

Дед нашего героя — вовсе не человек науки, а новороссийский митрополит и глава одесского кафедрального собора. Зато отец стал школьным учителем с университетским образованием. Он-то и подарил любознательному отпрыску микроскоп, заметив его тяп/ к физике. Как пишет американский биограф Гамова Людмила Вайнер, юный исследователь тут же взялся проверить, «действительно ли хлеб и вино после молитвы превращаются в „кровь” и „тело”. Взяв в качестве образца каплю своей собственной крови, разглядывая эти субстанции „до” и „после”, он различий не нашёл, хотя объяснил это слабым увеличением прибора».

Едва окончилась Гражданская война, наш герой поступает в Петербургский университет, который благополучно заканчивает в 1928 году, параллельно работает метеорологом. В университете Георгий Гамов знакомится со Львом Ландау и Дмитрием Иваненко — будущими знаменитыми отечественными физиками. Их в шутку именуют «три мушкетёра».

Двадцати четырёх лет от роду Георгий Антонович Гамов отправляется за границу — учиться в аспирантуре в Геттингенском университете. Молодой советский учёный сперва оказывается в Институте теоретической физики у Макса Борна, затем едет в Копенгаген и знакомится с великим Нильсом Бором, наконец, в Великобританию, где работает в Кавендишской лаборатории у Резерфорда вместе с Петром Капицей и Эдвардом Теллером, будущим отцом американской водородной бомбы.

Допускаю, что все эти имена тоже сравнительно мало говорят поколению пепси, но надеюсь, что поколения постарше понимают, сколь плодотворна и насыщена была та научная среда, котёл идей, где варился будущий создатель теории Большого взрыва. Но уже тогда своей теорией альфа-распада он дал первое успешное объяснение поведения радиоактивных элементов: показал, что частицы даже с не очень большой энергией могут с определённой вероятностью проникать через потенциальный барьер — теперь это явление называют «туннельным эффектом».

Заграничная стажировка продолжается три с небольшим года. В 1931 году Георгий Гамов возвращается в Ленинград, работает в Радиевом институте под руководством великого Вернадского. Тот выдвигает перспективного сотрудника в членкоры Академии наук СССР. Вернадский в своей характеристике подчёркивал: теоретические изыскания этого молодого учёного «сейчас находятся в центре внимания мировой научной мысли». Через год 29-летний Гамов уже избран членом-корреспондентом Академии.

Тем временем другие деятели перекрыли Гамову возможность свободного выезда на научные конференции за рубеж, а его научные доклады за него там озвучивали совсем другие. Лишь благодаря ходатайству перед Молотовым французского физика, коммуниста Поля Ланжевена Георгий Гамов оказывается в Брюсселе, потом — в Париже, где работает с Пьером и Марией Кюри.

Там его находят представители Мичиганского университета. И Гамов решает, что свою научную деятельность ему правильнее продолжать вне пределов Советской России. Этим поступком он начисто перекрывает доступ за границу многим своим советским коллегам — в том числе и Петру Капице: они становятся невыездными. Хотя самого Гамова, между прочим, не исключали из рядов Академии наук вплоть до 1938 года.

Отечественные биографы учёного отдают ему должное уже хотя бы в том, что «его отзывы о советских коллегах были всегда безупречно корректны. В его книгах и статьях, лекциях и выступлениях не найти ни малейших попыток бросить тень на страну, которую он оставил навсегда».

Американцы не подпускали Гамова к своим секретным проектам ещё 15 лет. В это время он преподавал в разных университетах. Но в 1948 году ему таки довелось работать в команде звёздных учёных над водородной бомбой.

А за плечами была уже и первая непротиворечивая теория эволюции звёзд, теория образования химических элементов путём последовательного нейтронного захвата, наконец, теория Большого взрыва... В рамках этой концепции учёный высказал идею о существовании реликтового излучения и предсказал его свойства. Через 30 лет американские коллеги Гамова подтвердят его выводы и получат за это Нобелевскую премию.

Пионерские работы Гамова начала 1950-х годов по расшифровке генетического кода в то время, как советская генетика находилась в лысенковском загоне, помогли совсем другим иностранным учёным получить ещё одну Нобелевскую премию — в 1968 году. Как раз за расшифровку гена. Скоропостижная смерть «Джорджа» Гамова помешала ему насладиться триумфом своих идей.

В 1990 году Академия наук восстановила ученого в своих рядах — посмертно. С большим опозданием к отечественному читателю приходят и его научно-популярные труды: «Создание Вселенной», «Звезда, названная Солнцем», «Квантовая механика», «Биография физики», «Мистер Томкинс в стране чудес», «Мистер Томкинс исследует атом» и многие другие. Можно сказать, что для любознательной и читающей Америки Джордж Гамов стал чем-то вроде нашего Якова Исидоровича Перельмана, основоположника и классика занимательных наук, кстати, и автора понятия «научно- фантастический».

Жаль только, что и вклад Гамова в большую науку и в её блестящую популяризацию добрался до России так не скоро.