II этап

1)анализ собранной в ходе судебного следствия дополнительной информации;

2)выдвижение новых судебных версий и определение задач их исследования;

3)оценка возможности проверки новых версий непосредственно самим судом;

4)определение необходимых судебных действий;

5)внесение коррективов и дополнений в план судебного следствия.

Планирование и в данном случае служит методом организации деятельности — судебного следствия. Мы вполне разделяем мнение Л. Е. Ароцкера, что “планирование судебного следствия обязательно по любо­му уголовному делу, по которому проводилось дознание или предварительное следствие, а также по делам частного обвинения. Нельзя признать правильным бытующее среди некоторых судей мнение, что планирование судебного следствия необходимо лишь по многотомным, много­эпизодным и групповым делам. Даже рассмотрение самых простых дел нуждается в планировании. Различие в планировании судебного следст­вия по “простым” и “сложным” делам заключается только в том, что в од­них случаях план будет более простым, а в других — более сложным”[992].

Планирование экспертного исследования

ак и планирование предварительного расследования и судебного следствия, планирование экспертного исследования имеет в своей логической основе такую разновидность частной гипотезы, как версия, выступающая в данном случае в виде экспертной версии.

Проблематике экспертных версий более или менее серьезное внимание стало уделяться лишь в последние годы[993]. Причем некоторые авторы вообще отрицали существование экспертных версий. Так, А. М. Ларин писал: “Иногда к числу уголовно-процессуальных версий наряду с версиями следователя и суда относят и экспертные версии, имея в виду предположения, которые возникают и проверяются в ходе экспертного исследования. Такое сближение понятий вряд ли оправданно. Экспертное исследование носит уголовно-процессуальный характер лишь посто­льку, поскольку поводом к нему является решение следователя или суда, и результаты исследования должны быть представлены назначив­шему его лицу или органу. По своему же содержанию познавательная деятельность эксперта ничем не отличается от всякого иного исследова­ния, производимого в научных или практических целях”[994]. На это А. Г. Филиппов справедливо заметил, что аргументы А. М. Ларина ничего не доказывают, так как экспертная версия — это не обычное предположение, а гипотеза, которая строится для объяснения специфического круга обстоятельств, специальным субъектом, с облечением результатов проверки в специфическую форму, имеющую специфическое значение для установления истины[995]. Значение экспертной версии для деятельности эксперта по производству экспертизы столь же велико, как и значение следственной версии для планирования и осуществления предварительного расследования, а судебной — для судебного следствия.

Экспертная версия, как и другие виды криминалистических версий, представляет собой предположение, объясняющее происхождение или сущность того или иного факта, явления. Ее формирование происходит на основе осмысливания экспертом поставленных перед ним задач, изучения относящихся к экспертизе материалов дела и предварительного ознакомления с объектами предстоящего исследования.

Изучая экспертное задание под углом зрения следственной или судебной версии, выразившейся в поставленных перед ним вопросах, эксперт как бы протягивает незримую нить от следственной или судебной версии к версии экспертной. При этом частная следственная или судебная версия, для проверки которой назначена экспертиза, становится общей экспертной версией — она дает предположительное объяснение всему явлению в целом.

Но если, например, общие следственные версии определяют методику расследования, поскольку они относятся в целом к составу преступления, а каждый состав преступления расследуется по специфической методике, то общие экспертные версии еще не определяют мето­дики данной экспертизы. В самом деле, вопрос, например, о тождестве объекта может быть решен различными методами, в зависимости от многих факторов, среди которых можно назвать, скажем, такие, как хара­ктер идентификационных признаков, вещество следообразующего и следовоспринимающего объектов, давность образования следа и т. п. В отношении каждого из этих обстоятельств экспертом выдвигается частная экспертная версия.

Частные экспертные версии подчинены общей, вытекают из нее и направлены к достижению выраженной в ней цели исследования. Именно частные экспертные версии являются организующим началом в экспертном исследовании, поскольку выведенные из них следствия определяют методику его осуществления. Однако для построения частных экспертных версий информации, содержащейся в экспертном задании, оказывается недостаточно. Необходимые для формирования частных экспертных версий фактические данные до начала собственно исследования эксперт получает в результате ознакомления с материалами дела и экспертного осмотра объектов экспертизы[996].

Как известно, опасение, что ознакомление с материалами дела повлияет на объективность эксперта, было главным аргументом противников закрепления в законе права эксперта знакомиться с материалами дела, относящимися к предмету экспертизы (ст. 82 УПК РСФСР). Отмечая положительное значение знания обстоятельств дела для построения экспертных версий, В. Ф. Орлова обоснованно предупреждала, что “све­дения, содержащиеся в материалах дела, могут повлиять на эмоциона­льное состояние эксперта, что не исключает известной предвзятости в по­строении версий и проведении исследования”. На основе результатов ан­кетирования, проведенного Всесоюзным научно-исследовательским институтом судебных экспертиз МЮ СССР, В. Ф. Орлова привела два варианта реакции эксперта на влияние известных ему обстоятельств дела:

“Вариант первый. А. Сведения, почерпнутые экспертом из обстоятельств дела, идут вразрез с его версией и данными исследования. Эксперт особенно тщательно контролирует себя, неоднократно перепроверяя все свои действия, возможно, запрашивает дополнительные материалы, консультируется с другими экспертами (В. Ф. Орлова указывает, что по данным анкетирования именно так поступают опытные, высококвалифицированные эксперты — Р. Б.).

Б. Сведения из обстоятельств дела созвучны с версией эксперта. В случае подтверждения ее данными исследования у эксперта растет уверенность в правильности решения.

Вариант второй. Эксперт подпадает под влияние обстоятельств дела и знание их использует в качестве дополняющего момента к результатам исследований”[997] (по данным анкетирования это иногда наблюдается у неопытных, начинающих экспертов).

В качестве средств нейтрализации отрицательного влияния обстоятельств дела В. Ф. Орлова рекомендует воспитание у экспертов необходимой психологической устойчивости и критического отношения к материалам дела, разработку приемов построения и проверки версий, обес­печивающих объективность исследования, коллективное обсуждение случаев коллизии экспертного вывода и материалов дела[998].

Исходные данные для построения частных версий эксперт получает и в процессе экспертного осмотра вещественных доказательств, при­сланных на экспертизу. Именно в процессе осмотра эксперт “производит предварительное критическое сопоставление замеченных им признаков, намечает программу и последовательность предстоящего раздельного анализа и синтеза исследуемых объектов, планирует свои действия”[999].

Таким образом, экспертный осмотр является не только начальной ста­дией процесса экспертного исследования, но и такой стадией, которая в из­вестном смысле определяет собой весь ход дальнейшей работы эксперта.

Количество общих и частных экспертных версий не может быть ограничено априори, безотносительно к конкретному случаю[1000]. В практике версии нередко называют экспертными гипотезами. Н. П. Майлис считает, что деление их на общие и частные производится с учетом аналогичной классификации экспертных задач. Она приводит пример такой классификации применительно к процессу экспертной диагностики[1001] и за­ключает, что “гипотезы сопровождают все действия эксперта и позволяют при правильном построении их и проверке не только добиться правильного решения экспертной задачи, но и найти необходимые обоснования для такого решения”[1002].

Выдвижение всех диктуемых необходимостью экспертных версий позволяет приступить к планированию дальнейшего хода экспертного исследования. Возникает вопрос: каковы принципы планирования экспертного исследования, аналогичны ли они принципам других частей судеб­ного исследования, например, предварительного расследования.

В. Н. Куцый отвечал на этот вопрос, по существу, утвердительно. Он называл принципы индивидуальности, динамичности и принцип использования экспертного опыта и научных рекомендаций[1003]. Нам же кажется, что это не принцип планирования экспертного исследования, а средство обеспечения реализации принципа индивидуальности: только зная экспертную практику и рекомендуемые наукой для подобных случаев средства и методы исследования, можно максимально индивидуализировать план предстоящей работы, осуществить наиболее оптимальный выбор средств и методов достижения цели.

Мы полагаем, что принципы планирования судебного исследования едины для планирования всех его частей: предварительного расследования, судебного разбирательства, экспертного исследования, оперативно-розыскной деятельности. Это — индивидуальность, динамичность и реальность. Единство этих принципов не отрицает известной специфики их проявления при планировании различных частей судебного исследования, обусловленных спецификой самих этих разновидностей практической деятельности по установлению истины по уголовным делам.

Содержание планирования экспертного исследования состоит из следующих элементов:

1) извлечения и анализа исходной информации, содержащейся в экспертном задании и материалах дела, ее пополнения в процессе экспертного осмотра;

2) выдвижения экспертных версий и выведения из них следствий;

3) выбора методики (или методик) исследования;

4) определения средств проверки прогнозируемых результатов.

Процесс планирования экспертного исследования редко завершается составлением письменного плана. Иногда внешним выражением этого процесса являются рабочие заметки о программе предстоящего исследования, избранных методиках, предполагаемых средствах и методах.