Правовая ценность

Право есть мера реализации свободы и в то же время, по Аристотелю, есть норма политической справедливости. Иначе говоря, право есть нормативно закрепленная справедливость[487]. Право покоится на идее справедливости. По словам Г. Гегеля, право не есть добро без блага.

Как приобретенное качество души справедливость, говорит Аристотель, является величайшей из добродетелей (по сравнению с мужеством, умеренностью, щедростью, великодушием и т.д.) и относится к предмету этики: в данном аспекте справедливость — часть добродетели. Но у справедливости есть и иной аспект — отношение к другим; в таком смысле справедливость представляет всю добродетель в человеческих отношениях и относится к предмету политики. Существуют два вида справедливости: распределительная и уравнивающая. Распределительная справедливость как принцип означает деление общих благ по достоинству, пропорционально вкладу и взносу того или иного члена общества: тут возможно как равное, так и неравное наделение соответствующими благами (властью, почестями, деньгами). Критерием уравнивающей справедливости является арифметическое равенство, сфера применения этого принципа — область гражданско-правовых сделок, возмещение ущерба, наказания и т.д. Справедливость недостаточна для права: она есть абстрактное выражение того, что должно делаться в соответствии с правом — другой справедливости нет и быть не может. Принцип справедливости гласит: не всем одно и то же, а каждому свое, ибо для неравных равное стало бы неравным! Это и понятно. При естественной неодинаковости людей было бы, по словам Вл. Соловьева, очень печально, если бы все люди были духовно и физически на одно лицо. Тогда и самая множественность людей не имела бы смысла — прямое равенство между ними в их частности или отдельности вовсе невозможно: они могут быть равны не сами по себе, а только через одинаковое свое соотношение с чем-нибудь другим, общим и высшим. Таково равенство всех перед законами, или гражданская равноправность. Хотя идея справедливости выражает чисто нравственное требование (в Евангелии сказано: “И так во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними” (Матф. VII, 12), и, следовательно, принадлежит к этической области, тогда как право относится к сфере юридических отношений, однако между ними существует тесная связь: если организация разумных общественных отношений невозможна без правовых норм и законов, то она столь же немыслима без нравственной сферы.

Справедливость — это не закон природы, который абсолютен, она относительна, точнее, ее вообще нет, но она должна быть уже хотя бы потому, что без надежды на нее муторно на душе и чего-то не хватает. Ее можно мыслить хотя бы как роскошь, которой нет в реальности, но есть в виде идеала, к которому нам суждено постоянно стремиться — вольно или невольно. Принцип социальной справедливости навсегда останется как требование постоянного совершенства, как заповедь, обязывающая все общество и власть стремиться к возвышению меры реализации этого священного принципа жизни общества. Право как социальная справедливость — единственный критерий этого процесса. Мудрость и мужество власти, способной осуществить торжество социальной справедливости как правовой ценности и нравственного императива, власти, которая с достоинством и спокойствием может устранить все шаткое и создать состояние прочной уверенности и подлинное здоровье общества, — вот что является душой истинной демократии. Все это возможно лишь в условиях политической свободы — этой наивысшей ценности на шкале нравственно-психологических, социально-политических и правовых ценностей: нормы права и законы должны искоренять пороки и насаждать добродетели. Как отмечает К. Ясперс, когда под угрозой политическая свобода, приходится мириться со многим. Политическая свобода всегда достигается ценой чего-то и часто ценой отказа от важных преимуществ личного характера, ценой смирения и терпения. Свобода личности не испытывает ограничений, когда ущемляется политически обусловленная борьба за правое дело[488].