Психология кризиса

Наступившему в августе 1998 г. финансовому кризису предшествовал нравственно-правовой кризис. Ниже будут рассмотрены психологические механизмы этих явлений.

Поэт Дмитрий Быков следующим образом выразил состояние российского общества после финансового кризиса: «На протяжении последних пяти лет Россия старательно делала вид, что жила. Она имитировала вхождение в цивилизованное сообщество. Как же! Все новые фильмы смотрим, долларами расплачиваемся, квартиры у нас не дешевле, чем в Нью-Йорке. Трагедия в том, что, во-первых, по этому поверхностно усвоенному стандарту жила и продолжает жить десятая часть населения огромной несчастной страны — и притом “верхние” десятки тысяч человек не испытывали ни малейшего чувства вины перед остальными миллионами. А во-вторых, страна, которая ничего не производит, но с бешеной силой развивает рекламный, ресторанный, клубный и т. д. бизнес, не может не ощущать себя гигантской декорацией»[61].

Взяв за основу валовые показатели производства, сопоставимые с развитыми странами Запада, лидеры перестройки связали надежды на скорое повышение уровня благосостояния людей с переходом на западную модель развития с ее ценностями и приоритетами: либеральной рыночной экономикой, индивидуализмом, частной собственностью и высокими стандартами потребления. Для этого им пришлось отказаться от государственного планирования экономики, строгого регламентирования всей жизнедеятельности общества, провозгласить политику «открытых дверей», отказаться от идеологии коллективного выживания, что фактически явилось отказом от фундаментальных основ многовекового бытия России.

Политика «открытых дверей» без необходимой законодательной базы, ре­гла­менти­рующей деятельность иностранных компаний на территории России и за­щи­щающей­ отечественных производителей, сделала неконкурентоспособной продукцию даже на внутреннем рынке. По историческим меркам практически моментально ока­зались разрушенными промышленность и сельское хозяйство. Страна фактически существовала за счет стратегических запасов, созданных СССР, и распродажи по демпинговым ценам природных ресурсов, способствуя тем самым уско­ренной постиндустриальной модернизации многих стран мира. Катастрофично положение и бывших советских республик, лишившихся обширного российского рынка.

Сужение внутреннего рынка и насыщение западного дешевым сырьем и энергией делают экономически совершенно неэффективными вложения в российскую экономику, приводят к утечке капиталов за рубеж, к отсутствию инвестиций извне и как следствие — ко всеобщему коллапсу своеобразной российской цивилизации.­

Финансовая система, обеспечивающая баланс между производством и потреблением, должна выполнять функцию регулирования и не допускать возникновения схем обогащения вне сферы производства. Технологическим регулирующим параметром выступает при этом национальная валюта. Объем денег в экономи­ке устойчивого государства должен быть пропорционален мощности энергетиче­ской базы системы производства.

Положение дел усугубляется тем, что в кредитно-­финансовой системе присутствует ссудный процент, ставка которого превосходит реальные темпы роста энерго­вооруженности системы производства. Именно он и является механизмом запуска инфляции, формируя, кроме того, дополнительные схемы наращивания покупательной способности без какой бы то ни было связи с производством, с увеличением объема создаваемых ценностей. Но, даже создавая дополнительные средства платежа через МММ, ГКО либо через долларовые спекуляции, полномочий получить продукции больше, чем введено энергии в производственно-потребительскую систему, никогда не удастся.

Правовой хаос в отношениях с регионами, неопределенность в распределении между исполнительными и законодательными властями всех уровней исключительно выгодны для центра. Пусть это окончательно размыло его управленче­скую вертикаль, зато дало неограниченные возможности договариваться приватно, сталкивая лбами провинциальных президентов, кабинеты министров, парламенты, субъекты Федерации и органы местного самоуправления. В ряде республик и областей это привело лишь к усилению откровенно авторитарных режимов.

Сначала либерализация цен, обанкротившая 99 % населения. Затем раздача за бесценок большей части госсобственности оставшемуся одному проценту. Утра­та контроля над остатками госсобственности. Отказ от государственной винно-водочной и внешнеторговой монополии. Льготные, фактически безвозвратные, кредиты коммерческим структурам. Внутренние заимствования через пирамиду ГКО-ОФЗ, приносящие этим же структурам прибыль под сто процентов годовых. Размещение бюджетных средств на счетах коммерческих банков. Прямые хищения из кармана трудящихся путем невыплаты зарплаты и не­уплаты госзаказа. Многомиллиардные траты золотовалютных резервов на искусственное поддержание завышенного курса рубля. Последний источник подпитки «рынка» особенно показателен тем, что, во-первых, он действительно последний, и, во-вторых, тем, что позволяет более или менее достоверно оценить размер утекающих средств. В последнее время Центробанк тратил на искусственное поддержание существования «рынка» по полтора-два миллиарда долларов еженедельно. И делалось это уже целиком за счет зарубежных кредитов.

Но и они стремительно подошли к концу.

Ведущий западный консультант российских реформаторов Джеффри Сакс, пытаясь объяснить причины августовского кризиса российской экономики, писал: «Главное, что подвело нас, это колоссальный разрыв между риторикой реформаторов и их реальными действиями... И, как мне кажется, российское руководство превзошло самые фантастические представления марксистов о капитализме: они сочли­, что дело государства служить узкому кругу капиталистов, перекачивая в их карманы как можно больше денег и поскорее. Это не шоковая терапия. Это злост­ная, предумышленная, хорошо продуманная акция, имеющая своей целью широко­мас­штабное перераспределение богатств в интересах узкого круга людей»[62].

Все российские правительства той эпохи игнорировали энергетический стандарт, формируя покупательную способность не в сфере производственного, а в сфере спекулятивного капитала, не имеющего отношения к созданию материальных благ. Как только интенсивность предъявления к оплате «искусственно выращенной» покупательной способности превысит некоторый пороговый уровень, платежный оборот разрушится, создав финансовый кризис.

При проведении реформ не были учтены психологические условия радикальной трансформации общества, обеспечивающие оптимальный, не фрустрирующий фон напряженности психического состояния людей.

По ходу реформ не проводилась психологическая подготовка граждан к планируемым нововведениям. Общество нуждалось в «культурной модернизации», призванной формировать «культуру свободного рынка», и демократии, в условиях дефицита которой трудно создать рыночную экономику.

По мнению компетентного эксперта, почти за восемь лет народу России не было предложено ни одной конкретной цели, ни одной конкретной программы, кроме общих лозунгов о необходимости построения рыночной экономики.

К кризису в экономике добавился кризис в духовной сфере. Стране, обладающей самобытными, неповторимыми культурными традициями, навязывались образцы массовой культуры, проповедующей секс, садизм, насилие, низменные человеческие инстинкты.

Общественные преобразования традиционно для России были начаты и проводились без учета того, что до сих пор определяется технократически-пренебрежительно как «человеческий фактор», «человеческий материал» и т. п. В этот мимо­ходом упоминаемый «фактор» входят между тем такие мощные составляющие социальных изменений, как традиции, социальный опыт, социально-психологиче­ские особенности личности и групп (например, адаптационная способность к резкому изменению социальной макросреды), социокультурные особенности различных регионов и многое другое из этого класса явлений. По существу, сейчас мы пожинаем плоды пренебрежения «руководящих инстанций» (в том числе и нынешних) к человеку, социально-психологическим закономерностям социального процесса.

Социальное расслоение, произошедшее в весьма короткий период времени и поляризовавшее российское общество более глубоко, чем население индустриально развитых стран, неизбежно вызвало обособление экономических и политических интересов богатых и бедных.

От внимания людей не ускользает своеобразие формирования слоя «владельцев»: в эту когорту попадают главным образом люди, имеющие доступ к каналам распределения финансовых и материальных ресурсов или получившие каким-то способом льготы для осуществления предпринимательской де­я­тель­ности.

Соотношение респондентов, рассчитывающих на конституционную защиту прав и социально-профессиональных интересов рабочих и крестьян и не рассчитывающих на это, выразилось в пропорции 1 : 6.

Идеализация и нетерпение, столкнувшиеся с реальным положением, в первую очередь экономическим, породили неизбежное разочарование и частичную фрустрацию. Деструктивные настроения доминировали над разумными конструктивными решениями. Последовала мощная защитная реакция — ностальгия по старым добрым временам с экономической определенностью и идеологической летаргией. Положение осложнялось постепенным осознанием непривычной ответственности за свободу выбора и множественностью возможных перспектив.

Наступает период глубокой фрустрации общества, сопряженной с распространением настроений апатии и безысходности для подавляющего большинства людей, в первую очередь по экономическим показателям. Даже небольшая прослойка преуспевающих не чувствует себя уверенно: опасность исходит как от властей, так и от неблагополучных соседей. Кроме того, плата за успех довольно высока: в психической сфере обнаруживаются многие трудноразрешимые проблемы, также приводящие к фрустрации.

Сегодня в России уровень тревоги и страха резко вырос, наблюдаются изменения в личности (кризис идентичности) в ответ на бурные изменения в россий­ском обществе. Пациенты, обращающиеся за психиатрической помощью, испытывают деструктивный страх, агрессивность. Если мировая «норма» тревожности не более 15 % (Крамник, 1995), то в России в нынешний период она достигла 60–75 %. Не потому ли число выявленных и поставленных на учет психически больных в России в 1992 г. выросло по сравнению с 1991 г. на 4,7 %, а рост психических расстройств составил в 1993 г. по сравнению с 1992 г. примерно 12 %? На 10,7 % ста­ло больше обращающихся к врачам-психиатрам за консультативной помощью. Количество госпитализаций с 1985 по 1995 г. выросло более чем на 15 %. По мнению специалистов, около 30 % населения России так или иначе нуждаются в психиатриче­ской помощи для того, чтобы их состояние не переросло в хронические заболевания. В три-четыре раза увеличилось число алкогольных психозов. Когда рушится привычный уклад жизни, трудно избежать психологического перенапряжения.

Рост напряженности доводит часть людей до распущенности (депрессивного возбуждения) с преобладанием агрессивности по отношению к себе или окружающим. Это также способствует развитию состояния депрессии, чувства беспросветности, когда многие просто начинают ждать плохих вестей, испытывая нездоровое удовлетворение от того, что дела идут все хуже и никакого просвета не видно[63].

Аморален был сам способ этих действий, в которых не было любви к Истине: только мстительное желание надругаться над вчерашними кумирами и жажда сенсаций. Все, чем руководствовался homo sovetikus в своей подвижнической философии, все, на чем зиждилось его доверие к миру, к власти, к себе, к людям, низвергалось и обращалось в руины. Взамен же он получил примат личного интереса, утилитарно-прагматического критерия, эмансипации. И ничего, что удовлетворяло бы потребность в смысле жизни, в ценностных ориентирах. Беда наша заключалась в том, что мы, всем существом своим понимая, как жить нельзя, решительно ничего не могли сообщить о том, как жить должно и можно. В части критики наша публицистика и даже массовое искусство были «на высоте», но как только речь заходила о том, чтобы высказать что-либо позитивное, выходило всякий раз нечто вроде «отпустите меня в Гималаи, а не то я завою, а не то я залаю...»; в этом более всего проявилось убожество homo sovetikus: выяснилось, что ему нечего сказать не только миру, но и самому себе; выяснилось, что, освобожденный от гипноза коммунистической фразеологии, он находит внутри себя только ничтожество и пустоту.

Современная массовая культура несет в себе мощнейший заряд агрессии, и подпитка происходит и изнутри, и извне. В мультфильмах, которые показывают сего­дня малышам, и сюжет, и изобразительная манера, и интонации героев, и даже частота кадров — все провоцирует агрессию.

Главной причиной является стресс, вызванный сменой мировоззренческой, ду­ховной парадигмы. Если раньше я считал, что спекулировать — плохо, а быть профессором — хорошо, то сейчас мне говорят: спекулировать — это хорошо, а с профессора — какой толк? Люди утратили смысл жизни. Это — ноогенные неврозы, вызванные именно исчезновением цели и смысла жизни. Кроме того, изменяется ощущение социальной реальности: ты никому в обществе не нужен. И тот и другой фактор — нравственно-мировоззренческой природы. В них — главная причина сверхсмертности[64].

Психология никогда не предназначалась для оправдания социально опасного и саморазрушительного поведения, которое мешает индивидууму максимально развить свой человеческий потенциал. Психология пытается объяснить причины того или иного поведения, но цель ее в том, чтобы помочь человеку совершенствовать себя, делать себя лучше и счастливее.

Проведение реформ «сверху», игнорирование психологических закономерно­стей социальных процессов и правовой беспредел привели к нравственно-правовому, а затем экономическому кризисам.

Таким образом, содержание следующего раздела посвящается психологическому анализу правоотношений предпринимательской деятельности в современной России.