Социологический смысл и историческое значение теории классов и классовой борьбы

Трехчленная формула социальной структуры вытекала из марксистско-ленинской теории классов и классовой борьбы как движущей силы истории. Мы не ставим задачу рассматривать данную теорию в ее генезисе и развитии, тем более, что она достаточно хорошо известна – до 1991 г. изучалась не только в вузах, но и в школах: в курсах обществоведения, истории, литературы. Однако, в последние годы возникла своего рода «фигура умолчания» по поводу данной темы. Так, в одном из объемных учебников по социологии раздел социальной структуры изложен без упоминания фамилий классиков марксизма-ленинизма, даже известное ленинское определение классов приводится без указания его автора. И таких примеров более чем достаточно. Учитывая, что подобное «неотрефлексированное забвение» ведет к потере важной части социологического знания, возникает необходимость объективной оценки сильных и слабых сторон данной теории, в историческом контексте и современной интерпретации.

1. На наш взгляд, не правы как те, кто отрицает теорию классов, так и те, кто ее абсолютизирует. Абсолютизация в свое время прибегала к ряду ошибочных политических тезисов, таких как: а) о сохранении диктатуры пролетариата на весь период социализма (КПСС отказалась от него лишь под давлением братских компартий Запада);
б) об усилении классовой борьбы по мере укрепления социализма;
в) о мирном сосуществовании как форме классовой борьбы. По этой же причине сохранялась не просто теоретическая парадигма, но программные установки по отношению к социальной структуре, несмотря на очевидные трудности распределения населения по двум классам и прослойке. Фактически вне классовой структуры оставались многие категории, особенно в европейских социалистических странах, где частный сектор сохранялся: крестьяне-единоличники, некооперированные кустари, частные ремесленники, владельцы магазинчиков, киосков, мастерских.

2. Ленинское определение классов относится только к двум категориям: богатым (эксплуататорам) и бедным (эксплуатируемым). Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства. Те, кто работает самостоятельно, т.е. сам себе и хозяин, и работник, кто не присваивает, а обменивает свои услуги, знания, товары на соответствующий эквивалент, они под данную дефиницию не подходят. При распространении определения на все слои и группы общества возникает несоответствие между объемом и содержанием понятия.

3. В силу этого марксистская теория классов не охватывает весь социальный состав населения. Например, в Древнем Риме – типичном государстве рабовладельческой формации – численность рабовладельцев и рабов, как основных классов общества, в своей совокупности составляла меньшую часть населения. Анализируя классовый состав России конца XIX – начала XX века, Ленин выделял 5 классов: 1) крупную буржуазию; 2) помещиков; 3) кулаков; 4) беднейшее крестьянство; 5) пролетариат. Первые три класса – это богатые, эксплуататоры. Их можно объединить по «присвоению чужого труда». Но в действительности, много ли общего у помещика – потомственного дворянина или выходца из бояр, и кулака – недавнего крепостного крестьянина. Более существенно, что в эту схему не помещались такие многочисленные социальные структуры, как среднее крестьянство, купцы, ремесленники, военные, интеллигенция, казачество, государственные служащие, священнослужители, рядовые банковские работники, промысловики, артельщики, кустари и др.

4. Но теория классов и не ставила перед собой задачу отражения всего состава населения. Ее цель – выделить основные, антагонистические классы, борьба между которыми и есть источник развития общества. И ленинское определение относится лишь к этим, основным классам.

5. Все остальные классы неизбежно поляризуются, вливаясь в ряды двух основных, или деклассируются. Поэтому классовая теория отвергает идущие с древности идеи о среднем классе (слоях), как стабилизирующей силе общества. Борьба, а не солидарность, становится жизненным девизом, дарвиновская теория «борьбы за существование» гипостазируется и переносится на общество, везде отыскиваются борющиеся противоположности, гегелевская диалектика превращается в манихейство (черное – белое, да – нет, друг – враг). Для современной социологии, как науки об устойчивости общества, о жизнеспособности социумов и наиболее приемлемых способах преодоления аномии, девиантного поведения, разрешения конфликтов, в том числе и классовых, такой подход неприемлем, поскольку он однозначно делит общество на «Мы» и «Они».

6. Вместе с тем, нельзя не видеть, что теория классов и классовой борьбы родилась в определенных условиях и в принципе правильно их отразила. Безудержная эксплуатация и обнищание трудящихся масс, грабеж и насилие, нечестная конкуренция и подрыв основ экономической самостоятельности средних классов, а вместе с тем восстания, бунты, гражданские войны и революции – все это проявления классового антагонизма, существовавшего в истории вплоть до конца XIX века.

Классы были открыты задолго до марксизма: о расслоении писал еще Аристотель, классовую борьбу анализировали французские историки, экономическую анатомию классов раскрыли английские экономисты, проекты гармонизации отношений предлагались утопистами, религиозными учениями и др. «То, что я сделал нового, – писал К.Маркс, – состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов».

Отсюда следовало, что классовый конфликт может быть разрешен лишь революционным путем – «экспроприацией экспроприаторов», т.е. ликвидацией эксплуататорских классов. (Заметим, что Маркс и Энгельс никогда не понимали ликвидацию в смысле физического уничтожения богатых, речь шла о национализации их собственности, в ом числе и путем выкупа, и о разных формах перевоспитания, трудовой ассимиляции представителей господствующих классов). Опровержению данного вывода посвящена огромная литература. В ней нетрудно заметить типичную ошибку, а именно – осовременивание ситуации и, соответственно, игнорирование психологии классов, закономерностей классовой борьбы в конкретных исторических условиях.

Во времена Маркса и Энгельса власть до Парижской Коммуны (1871 г.), несмотря на революционные потрясения 1830 и 1848 гг., правящие классы, ослепленные своим финансово-экономическим могуществом и преданной им военно-полицейской силой, не соглашались даже выслушивать тех, кто говорил о необходимости уступок трудящимся, предупреждая об опасности накапливания в массах социального нетерпения и неудовлетворенности. Р.Оуэна посчитали шутом и сумасшедшим за то, что в своем обращении к фабрикантам он писал: «Если Вы уделите своим рабочим хотя бы столько внимания, как неодушевленным машинам, то сможете получать огромную дополнительную прибыль просто из их удовлетворенности условиями и оплатой труда». В России крепостное право удерживалось до последней черты, реформы Столыпина встретили более яростное сопротивление со стороны помещиков, чем революционеров. Революционную ситуацию в 1917 г. создали вовсе не большевики, они лишь ею воспользовались, а правящий класс во главе с самодержавием, не желающим и не умеющим осуществить назревшие социальные реформы.

Отсюда вытекает следующий вывод, имеющий характер исторической закономерности. Там, где правящие классы игнорируют справедливые требования трудящихся масс в области, прежде всего, оплаты труда, их стремление к достойной жизни за счет своего труда, где подрываются основы воспроизводства средних слоев и делается ставка на прямое или косвенное экономическое принуждение, где назревшие проблемы не разрешаются с помощью реформ, а маскируются, загоняются внутрь – там социальное нетерпение масс неизбежно со временем превышает критический уровень, порождая тотальный кризис, который может быть разрешен лишь устранением правящей элиты и преобразованиями структур власти, собственности и т.д.

Этот вывод является социологическим законом кумуляции социального нетерпения в обществе. Как и все социальные законы, он имеет статистический (вероятностный) характер, т.е. его действие объективно, но не фатально. Можно сказать, что он «предупреждает» конфликтующие силы, в первую очередь, конечно, правящие классы, от бездумного обострения социальных противоречий. С этой точки зрения принципиально иным, чем в теории борьбы классов, представляется соотношение реформ и революции. Как известно, В.И.Ленин называл реформы «побочным продуктом» революционной классовой борьбы. Неприятие реформизма – характерная черта коммунистического движения. Но социальный смысл этих явлений (или событий) состоит в разрешении назревших общественных конфликтов. Реформы предполагают компромиссный вариант, революции – радикальный, направленный на устранение противостоящей стороны. Революционная ситуация возникает не только потому, что «верхи не могут» править по-старому, но главное, что не хотят или не умеют изменить жизнь к лучшему, не желают поступиться принципами, т.е. интересами, одним словом – из-за неприятия и торможения назревших изменений, в форме управляемых реформ, с учетом интересов «низов». Реформы являются естественным и объективно необходимым процессом преобразований (нововведений, переустройства) в рамках и на основе существующей социальной структуры, путем компромиссного согласования интересов социальных групп, в то время как революция – плод воинствующего фанатизма, неустойчивости, ошибок в социальной политике правящих классов, упований на силу и т.п.

Глобальное политическое значение марксистской теории классовой борьбы переоценить невозможно. Подобно тому, как изобретение сверхоружия, грозящего уничтожением обоих конфликтующих сторон – и «очень правых», и «менее виноватых» – заставило принять принципы мирного сосуществования, эта теория побудила искать компромиссы – те формы разрешения конфликтов. Так родилась идея социального партнерства. В современном мире – это комплексная программа, постоянно совершенствующаяся и охватывающая все сферы общества. В области трудовых отношений она реализуется в таких формах, как трипартизм, участие рабочих в прибылях и управлении, праве на забастовку и т.д.; в политической жизни – в парламентских формах борьбы оппозиции с правительством, демократических выборах, местном самоуправлении, разделении властей и др.; в правовой сфере – в верховенстве Закона, независимости суда, соблюдении прав человека и пр.; в социальной – в обеспечении прожиточного минимума, медицинском страховании, пенсионом обеспечении, пособиях по безработице, инвалидности и др. Можно утверждать, что именно под влиянием теории борьбы классов современный мир ориентирован не на социальную конфронтацию, а на поиск согласия, учет разнообразных интересов, на эволюционное развитие путем реформ и инноваций.

Что касается социальной структуры общества, то классовый подход оказался ограниченным и односторонним, по крайней мере, в области прогнозного моделирования. Вопреки выводам о неизбежном усилении тенденции к поляризации, к обнищанию рабочего класса и обострению борьбы, в XX в. неуклонно возрастает удельный вес среднего класса, в том числе и среди рабочих. Классовое сознание, представлявшееся классикам высшей формой духовности, не смогло вытеснить естественные формы ментальности любых социальных групп, питаемых исторической памятью, родовыми архетипами, национальным самосознанием патриотизма. Клич «Поражение своего отечества», выдвинутый большевиками во время Первой мировой войны во имя пролетарской солидарности, так и остался в истории единственным и одиозным призывом.

Там же, где подобную классовую психологию удавалось присвоить обществу, возникали под сенью дружбы народов, уродливые образования: теневая социальность (клики, мафиозные группировки и т.п.), маргиналы, манкурты, изгои и др.

Большие затруднения у советских социологов возникли при операционализации признаков классовой принадлежности с целью использования ленинского определения классов для проведения эмпирических исследований. Как замерить «место в исторически определенной системе производства» – первый признак классов? Предлагалось фиксировать отраслевую принадлежность, тип (размер) предприятий, основное или вспомогательное производство, сборочные цехи или выпускающие ширпотреб и т.д.

Второй признак – отношение к средствам производства – в условиях общенародной собственности оказывался не работающим. Различия были налицо, но ведь их не должно было бы быть. Особенно выделялись хозяйским отношением к собственности подрядные бригады, арендные коллективы, предприятия, работающие по щекинскому методу и др. Этот феномен можно было объяснять как угодно, но только не как результат преодоления отчуждения от собственности.

Третий признак – роль в общественной организации труда – позволял выделять руководителей и исполнителей, хотя самостоятельность первых была относительна.

Четвертый признак – доля общественного богатства, которой располагает группа – фиксировался по заработной плате. Но можно ли было считать классовым признаком, например, то, что грузчик а «почтовом ящике» получал больше высококвалифицированного слесаря на швейной фабрике, говоря уже о нелегальных доходах, о чем говорить было бы не принято.

Как правильно отметил А.Зиновьев, реализовался не принцип «каждому – по труду», а принцип «каждому – по его должности».

Тем не менее, создавался определенный набор эмпирических индикаторов. Но, во-первых, он был лишь формально привязан к теоретическому определению понятия класса. Во-вторых, не было единства ни в методологическом подходе, ни в перечне индикаторов. В-третьих, часть индикаторов отражали не социальное положение, а организационные и иные недостатки производства. В-четвертых, многие категории населения – работники закрытых предприятий ВПК, госслужащие, партийный аппарат, военные, милиция и др. – не могли включаться в исследования, что нарушало требования репрезентативности выборки. Вообще, установку на стирание различий, движение к социальной однородности отрицали саму необходимость изучения дифференциации, ее причин, условий и т.д. В силу этого полных и достоверных данных о социальной структуре и тенденциях ее изменения социология дать не могла.

Таким образом, теория классов и классовой борьбы правильно описывает состояние социальной структуры общества и возможности разрешения классового конфликта в условиях антагонистических противоречий, поддерживаемых нежеланием и неумением правящих классов идти на уступки, регулировать социальные отношения компромиссным путем с учетом интересов всех социальных классов, всего общества. Понятие «класса» относится только к основным противоборствующим группам, в силу чего теория не охватывает весь социальный состав населения.[4]