Социальная эволюция и социальная революция. Общественное развитие может осуществляться по разным сценариям

Общественное развитие может осуществляться по разным сценариям. Эволюционный путь предполагает постепенное изменение сложившейся системы общественных связей и отношений, предопределяемое различными объективными и субъективными факторами. Идеи эволюционизма содержались уже в работах основателя социологии – О.Конта. Они были существенно развиты и дополнены в концепции Г.Спенсера.

Противоположный сценарий развития общества, предполагающий быстрое, скачкообразное изменение системы общественных отношений был теоретически обоснован в социологии марксизма, в которой социальная революция рассматривалась как «локомотив истории», источником движения которого является классовая борьба.

Маркс допускал разные формы классовой борьбы. Он полностью не отрицал значимость мирных форм борьбы в рамках профсоюзного движения, но считал, что реформистская борьба, по крайней мере, в ранний период развития капитализма, не разрешит проблему антагонизма, не приведет к преодолению отчуждения трудящихся от средств производства. Кардинальное решение проблемы он усматривал в социальной революции.

Взгляды Маркса на эту проблему, особенно их эволюция до сих пор глубоко не проанализированы и не изучены. Широко известны его слова «революции - локомотивы истории» и в то же время не востребованы его мысли о том, что революционную борьбу трудно регулировать, что ее конечные результаты зачастую оказываются мало похожими на декларировавшиеся революционерами цели. А Энгельс прямо указывал, что «во всякой революции неизбежно делается множество глупостей».

Главным вопросом революции Маркс считал вопрос о власти. Это очень многогранная проблема, которая отнюдь не сводилась социологом к идее диктатуры пролетариата, как это представлялось в «советском» марксизме. Прежде всего, коснемся того, какие элементы политической реальности марксистская социология относит к власти. Диалектико-материалистический анализ отношений между материальными производительными силами и государственными институтами, общественными учреждениями позволил обосновать идею детерминации экономического и политического целого - взаимозависимости гражданского общества и государства. Даже в ранних работах Маркс и Энгельс жизнедеятельность гражданского общества характеризовали как «истинный очаг и арену всей истории». А в более зрелых работах, подчеркивая единство гражданского общества и государства, они прямо указывали, что первое выступает как содержание, а второе - как форма: «По крайней мере, в новейшей истории, государство, политический строй, является подчиненным, а гражданское общество, царство экономических отношений, - решающим элементом. По старому взгляду на государство... оно считалось, наоборот, определяющим, а гражданское общество - определяемым элементом».

При этом Маркс и Энгельс отмечали, что собственно государственная власть, ее монополия никогда не обеспечит свободу; напротив, подлинная свобода возможна лишь там, где есть эмансипированное гражданское общество, способное диктовать свою волю государству. «Свобода состоит в том, - говорилось в «Критике Готской программы», - чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчиненный». И еще: «Все потребности гражданского общества - независимо от того, какой класс в данное время господствует, - неизбежно проходили через волю государства, чтобы в форме законов получить всеобщее значение... Государственная воля, в общем и целом, определяется изменяющимися потребностями гражданского общества».

Весьма противоречивы и односторонни интерпретации идей Маркса о «сломе» буржуазного государства в процессе революции. Широко известно, что в работах начала 50-х гг. Маркс безоговорочно отстаивал идею «слома» и, в частности, писал: «Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее». Однако, позднее Маркс и Энгельс отметили весь значимый для характеристики власти «поворотный пункт», с которого возникает и получает развитие тенденция отделения государства от экономически господствующего класса: буржуазия «теряет способность к исключительному политическому господству; она ищет себе союзников, с которыми, смотря по обстоятельствам, она или делит свое господство, или уступает его целиком». Такое государство уже надо не «ломать», а «переделывать»: «Речь идет просто об указании на то, что победивший пролетариат должен заново переделать бюрократический, административно-централизованный аппарат, прежде чем сможет использовать его для своих целей».

Важное место в марксистской социологии революции занимает идея об «отмирании» государства, которая постоянно корректировалась и шлифовалась. По Марксу, необходимым этапом на пути к безгосударственному самоуправлению является установление политической власти рабочего класса в виде диктатуры пролетариата. Однако, на основе анализа конкретного революционного опыта Парижской Коммуны Маркс осознал многие отрицательные стороны весьма короткой практики диктатуры пролетариата, существенно пересмотрев рад своих прежних соображений. Так, в работе «Гражданская война во Франции» он сделал выводы о том, что насилие, каких бы то ни было, социальных групп над другими, в конечном счете, оборачивается несвободой для всех; что рабочему классу впредь необходимо вести борьбу «наиболее рациональным и гуманным путем»; что революцией созданные властные структуры могут существовать лишь ограниченный исторический период, после которого их надо рабочему классу «преобразовывать в своих собственных интересах и в интересах человечества». При этом для Маркса было важно то, что государственная власть имеет сложную, по крайней мере, двойственную природу: это не только инструмент, с помощью которого экономически господствующий класс становится также и политически господствующим классом, но и механизм для выполнения общих управленческих задач, вытекающих из природы всякого общества. Разве можно процесс «отмирания» в равной мере относить и к первому, и ко второму? Маркс уточняет, что «отмирает» лишь классовая природа государства, но должен сохраняться и совершенствоваться механизм для выполнения общих дел. В пользу такой корректировки идеи «отмирания» свидетельствует факт отстаивания им значимости права в жизни общества. Оно не только не подменяется революционной целесообразностью, а, напротив, играет решающую роль. Энгельс прямо высказывал свое мнение по этому поводу: «Для нас, наоборот, незыблемо, что соотношения между правящими и управляемыми должны быть устроены на почве права раньше, чем они могут стать и оставаться сердечными. Сначала право, потом справедливость!»

Таким образом, если посмотреть на марксистскую социологию революции из разных временных координат, то в ней, конечно, можно найти и противоречия, и двусмысленности, и просто ошибки. Часть из них, сообразуясь с меняющейся жизненной практикой, исправил сам Маркс; что-то скорректировал после его смерти Энгельс (в частности, пересмотр им соотношения революционных и эволюционных форм развития с акцентированием значимости реформ в общественном прогрессе; введение понятия революции «сверху»; показ восходящей линии революции дополняется анализом нисходящей линии; выдвижение идеи о забегании революции вперед с негативными последствиями для общества и др.), а что-то просто не выдержало испытание временем — абсолютизация социально-классовых антагонизмов своего времени, умаление роли формального демократизма, трактовка демократии как исторически преходящего явления и др.

Следовательно, революционные, качественные изменения в развитии общества столь же закономерны и неизбежны, как и эволюционные, количественные. Формы, способы их проявления зависят от конкретно-исторических условий данной эпохи и данной страны. Революционные политические взрывы, широта и частота их возникновения — следствие, результат, прежде всего, объективно складывающегося соотношения и характера взаимодействия противоборствующих социально-политических сил, а также политики властных структур. Если последние готовы с помощью более или менее глубоких и радикальных реформ провести назревшие социальные преобразования, пойти на компромисс, не допустить массового применения насилия и т.д., то почва для революционных потрясений в обществе резко сужается, и даже качественные социальные изменения оказывается возможным осуществлять без таких потрясений, постепенно, планомерно, регулируемо, преемственно. И наоборот, если стоящие у власти силы не готовы реформировать общество, идти на компромисс, проводят негибкую, далекую от учета сложившихся реальностей реакционнную политику и готовы применять социальное и политическое, в том числе и вооруженное, насилие ради сохранения отжившего, то социально-политические потрясения неизбежны и нередки. В прошлом типичным был последний вариант социального развития. Сегодня, по крайней мере, в части мира, складывается иная обстановка, когда достижение целей более или менее серьезного обновления общества может осуществляться по первому варианту, хотя и второй вариант отнюдь не исключается, особенно в сравнительно отсталой части мира.