Жак Рено
Трудно сказать, как бы дальше развивался разговор, потому что в эту минуту дверь резко распахнулась и в комнату широкими шагами вошел высокий молодой мужчина.
В первое мгновение у меня мелькнула несуразная мысль, что мертвый ожил. Потом я разглядел у бесцеремонно ворвавшегося к нам человека темные волосы, не тронутые сединой. В действительности это был довольно интересный юноша. Он бросился прямо к мадам Рено, не обращая внимания на присутствующих.
— Мама!
— Жак! — она обняла его. — Дорогой мой! Но почему ты здесь? Ты же должен был отплыть из Шербура на «Анзоре» два дня назад? — Потом, внезапно вспомнив о присутствующих, она с чувством собственного достоинства обернулась:
— Мой сын, месье.
— Очень приятно, — сказал Оте, отвечая на поклон юноши. — Значит, вы не отплыли на «Анзоре»?
— Нет, месье. Отплытие «Анзоры» было отложено на двадцать четыре часа из‑за неполадок в двигателе. Я должен был отплыть прошедшей ночью вместо предыдущей, но, случайно купив вечернюю газету, я увидел сообщения об ужасной трагедии, которая нас постигла. — Его голос прервался, и в глазах появились слезы. — Бедный отец, бедный отец.
Уставившись на него как во сне, мадам Рено повторила:
— Так ты не отплыл? — И затем с жестом безграничной усталости она будто себе самой прошептала:
— В конце концов, теперь это не имеет значения.
— Садитесь, месье Рено, прошу вас, — сказал Оте, указывая на стул. — Я глубоко вам сочувствую. Должно быть, это ужасный удар — узнать обо всем так, как узнали вы. Однако, видимо, к лучшему, что вам не пришлось отплыть. Я надеюсь, что вы сможете сообщить нам именно то, что поможет прояснить тайну.
— Я в вашем распоряжении, месье. Задавайте какие угодно вопросы.
— Прежде всего, эта поездка совершалась, по‑видимому, по просьбе вашего отца?
— Совершенно верно, месье. Я получил телеграмму, в которой отец просил меня без отлагательств отправиться в Буэнос‑Айрес, оттуда через Анды в Вальпараисо и дальше в Сантьяго.
— Так. И какова же цель этой поездки?
— Не имею никакого представления.
— Неужели?
— Да. Посмотрите, вот телеграмма. Следователь взял ее и громко прочитал:
— «Отправляйся немедленно Шербур, садись „Анзору“, отплывающую сегодня Буэнос‑Айрес. Конечный пункт Сантьяго. Дальнейшие инструкции ждут тебя Буэнос‑Айресе. Не опоздай. Дело крайней важности. Рено». А раньше вы не разговаривали об этом?
Жак Рено покачал головой.
— Нет. Конечно, я знал, что мой отец долго жил в Южной Америке и у него есть капиталовложения. Но раньше он никогда не предлагал мне поехать туда.
— Вы, конечно много раз бывали в Южной Америке, месье Рено?
— Я был там еще ребенком. Учился в Англии и потом проводил в этой стране большую часть свободного времени. Поэтому в действительности я знаю о Южной Америке гораздо меньше, чем это можно было бы предположить. Видите ли, война началась, когда мне было семнадцать.
— Вы служили в английских летных частях?
— Да, месье.
Оте кивнул и продолжил допрос, задавая уже хорошо известные нам вопросы. В ответ Жак Рено совершенно определенно заявил, что он ничего не знает о врагах, которые могли появиться у отца в Сантьяго или где‑нибудь еще в Южной Америке, что за последнее время он не заметил никаких изменений в поведении отца и что он никогда не слышал, чтобы тот упоминал о каких‑то «секретных бумагах». Он считал, что поездка в Южную Америку была обусловлена причиной чисто делового характера.
Когда следователь Оте на минуту замолчал, раздался спокойный голос Жиро:
— Со своей стороны, я бы тоже хотел задать несколько вопросов, господин следователь.
— Разумеется, месье Жиро, — холодно произнес следователь.
Жиро подвинул свой стул поближе к столу.
— Вы были в хороших отношениях с вашим отцом, месье Рено?
— Конечно, — с гордостью ответил юноша.
— Вы положительно это утверждаете?
— Да.
— У вас не было никаких споров?
Жак пожал плечами, невольно смутившись.
— У всех людей иногда возникают разногласия во мнениях.
— Именно, именно. Но если кто‑нибудь стал бы утверждать, что в день вашего отъезда в Париж у вас с отцом была жестокая ссора, то он бы, без сомнения, солгал?
Я не мог не восхититься изобретательностью Жиро. Его хвастовство: «я знаю все» — не было пустым. Жак Рено был явно смущен вопросом.
— Мы... мы поспорили, — признался он.
— Так, значит, был спор! А в ходе спора вы произнесли фразу: «Когда ты умрешь, я смогу делать что захочу»?
— Может быть, — пробормотал Жак, — не помню.
— Сказал ли ваш отец в ответ на это: «Но я еще не умер!» — на что вы ответили: «Я бы этого хотел!»?
Юноша не ответил. Его руки нервно перебирали предметы, лежавшие на столе.
— Пожалуйста, месье Рено, я должен попросить вас ответить, — резко сказал Жиро.
Потеряв самообладание, юноша сделал неосторожный жест и смахнул на пол костяной нож для разрезания бумаги.
— Какое это имеет значение?! — воскликнул он. — Вы и так все знаете. Да, у нас с отцом действительно произошла ссора. Должен признаться, что говорил все это. Я был так зол, что даже не могу вспомнить, что я говорил! Я был в бешенстве, в этот момент я чуть было не убил его. Делайте свои выводы! — Весь красный от возбуждения, Жак откинулся на спинку стула.
Жиро улыбнулся, потом, немного отодвинув стул, сказал:
— Это все. Месье Оте, вы, без сомнения, хотите продолжить допрос?
— О да, именно так, — сказал Оте. — И какова была причина вашей ссоры?
— Я отказываюсь отвечать. Оте выпрямился.
— Месье Рено, с законом нельзя шутить! — загремел его голос. — Какова была причина ссоры?
Молодой Рено продолжал молчать. Он сидел злой и мрачный. Но спокойно и невозмутимо прозвучал другой голос, голос Эркюля Пуаро:
— Если хотите, я сообщу вам это, месье.
— Вы знаете?
— Разумеется, я знаю. Предметом ссоры была Марта Добрейль.
Испуганный, Рено вскочил. Следователь подался вперед.
— Это так, месье?
Жак кивнул.
— Да, — произнес он. — Я люблю мадемуазель Добрейль и хочу жениться на ней. Когда я сообщил об этом отцу, он пришел в ярость. Конечно, я не мог слушать, как он оскорблял девушку, которую я люблю, и тоже вышел из себя.
Оте посмотрел на мадам Рено.
— Вы знали об этой.., привязанности сына, мадам?
— Я боялась этого, — просто ответила она.
— Мама! — закричал юноша. — И ты тоже! Марта так же добра, как и красива. Что ты имеешь против нее?
— Я ничего не имею против мадемуазель Добрейль. Но я предпочла бы, чтобы ты женился на англичанке, а если и на француженке, то не на такой, у которой мать с сомнительным прошлым!
В ее голосе явно звучала затаенная враждебность к старшей Добрейль, и мне стало вполне понятно, что, когда она узнала о влюбленности ее единственного сына в дочь соперницы, это явилось для нее тяжелым ударом.
Мадам Рено продолжала, обращаясь к следователю:
— Возможно, мне следовало бы поговорить об этом с мужем, но я надеялась, что это только юношеский флирт, который кончится быстрее, если не обращать на него внимания. Теперь я виню себя за молчание, но мой муж, как я вам говорила, казался таким взволнованным и измученным, не похожим на самого себя, что я старалась вообще не беспокоить его.
Оте кивнул и спросил Жака:
— Когда вы сообщили отцу о ваших намерениях, относительно мадемуазель Добрейль, был он удивлен?
— Для него это явилось полной неожиданностью. Он безапелляционно приказал мне выбросить эту мысль из головы. Он поклялся, что никогда не даст согласия на наш брак. Я был уязвлен и хотел знать, что он имеет против мадемуазель Добрейль. Отец не мог дать удовлетворительного объяснения. Он лишь ограничился какими‑то намеками на тайну, окружавшую жизнь матери и дочери. Я ответил, что женюсь на Марте, а не на ее происхождении, но он начал кричать на меня и отказался дальше обсуждать этот вопрос. Я должен был забыть эту девушку. Несправедливость и произвол взбесили меня, особенно потому, что он сам был необычайно любезен с мадемуазель и мадам Добрейль и постоянно предлагал пригласить их к нам. Я вышел из себя, и мы всерьез поссорились. Отец напомнил мне, что я полностью завишу от него, и, должно быть, в ответ на это я сказал, что смогу поступать как захочу после его смерти.
Пуаро прервал Жака неожиданным вопросом:
— Значит, вы знали о содержании завещания вашего отца?
— Я знал, что он оставил мне половину состояния, другую половину отдал под опеку моей матери, она перейдет ко мне после ее смерти, — ответил юноша.
— Продолжайте рассказ, — попросил следователь.
— После этого мы в бешенстве кричали друг на друга до тех пор, пока я не сообразил, что могу опоздать на парижский поезд. Времени оставалось мало, и мне пришлось бежать на станцию. Я все еще был вне себя. Но, удаляясь от дома, я постепенно успокаивался. Потом написал Марте обо всем, что произошло. Ее ответ утешил меня еще больше. Она писала, что мы должны проявлять твердость и настойчивость и тогда любое сопротивление будет сломлено. Нужно испытать временем наши чувства друг к другу, и, когда мои родители поймут, что это не легкое увлечение с моей стороны, они, без сомнения, смягчатся. Конечно, я не сообщил ей подробно о главном возражении отца против нашего брака. Постепенно я понял, что упрямством ничего не добьюсь.
— Чтобы покончить еще с одним вопросом, скажите, знакомо ли вам имя Дювин, месье Рено?
— Дювин? — повторил Жак. — Дювин? — Он медленно наклонился и поднял нож для разрезания бумаги, который перед этим уронил со стола. Когда он поднял голову, его взгляд встретился с внимательным взглядом Жиро. — Дювин? Нет, не знаю.
— Не прочтете ли вы это письмо, месье Рено? И скажите, имеете ли вы представление, что за особа писала вашему отцу?
Жак Рено взял письмо и прочел его от начала до конца. На его лице появилась краска.
— Моему отцу? — волнение и негодование в его голосе были очевидны.
— Да, мы нашли письмо в кармане его пальто.
— А… — он запнулся, скользнув взглядом в сторону матери.
Следователь понял, что Жак щадит ее, и спросил:
— Можете вы высказать предположение об авторе?
— Не имею ни малейшего представления.
Оте вздохнул.
— Крайне таинственное дело. Ну хорошо, мы можем оставить вопрос о письме. Итак, на чем мы остановились? О, орудие убийства! Боюсь, это может причинить вам боль, месье Рено. Насколько я знаю, это был ваш подарок матери.
Жак Рено подался вперед. Его лицо, покрасневшее во время чтения письма, стало мертвенно бледным.
— Вы хотите сказать, что именно самодельным ножом из авиационного металла был.., убит мой отец? Но это невозможно! Безделушкой для вскрытия конвертов!
— Увы, месье Рено, совершенно верно! Боюсь, что это идеальное оружие. Острое и удобное в обращении.
— Где он? Могу я его видеть? Он все еще... в теле?
— О нет, он вынут. Вы хотели бы видеть его? Чтобы быть уверенным? Возможно, это было бы хорошо, хотя мадам уже опознала его. Все же.., месье Бекс, можно вас побеспокоить?
— Разумеется. Я немедленно схожу за ним.
— Не будет ли лучше, если месье Рено сам пойдет в сарай? — вкрадчиво предложил Жиро. — Без сомнения, ему необходимо увидеть тело отца.
Вздрогнув, юноша сделал отрицательный жест, и следователь, всегда склонный перечить Жиро, когда это только возможно, ответил:
— Нет, не сейчас. Мы прибегнем к любезности месье Бекса, он принесет его сюда.
Комиссар вышел из комнаты. Стонор подошел к Жаку и стиснул его руку. Пуаро, уже успевший встать, поправлял слегка покосившиеся подсвечники. Следователь уже в который раз читал таинственное любовное письмо, отчаянно цепляясь за свою первую версию убийства на почве ревности.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вбежал комиссар.
— Господин следователь! Господин следователь!
— Да, да. Что случилось?
— Нож! Его там нет!
— Как нет?
— Пропал. Исчез. Стеклянный кувшин, в котором он лежал, пуст!
— Что?! — вскричал я. — Это невозможно. Ведь только сегодня утром я видел… — Слова замерли у меня на языке.
Я привлек внимание всех присутствующих.
— Да, я видел нож там сегодня утром, — медленно сказал я. — Точнее, полтора часа назад.
— Значит, вы ходили в сарай? Где вы взяли ключ?
— Я попросил его у полицейского.
— И вы пошли туда? Зачем?
Я заколебался, но, в конце концов, решил, что лучше все выложить начистоту.
— Месье Оте, — начал я. — Я совершил серьезный проступок, за который должен просить у вас снисхождения.
— Продолжайте, месье.
— Дело в том, — сказал я, желая быть где угодно, только не здесь, — что я встретил знакомую молодую леди. Она выразила горячее желание увидеть все, что можно, и я.., ну, короче, я взял ключ и показал ей тело.
— О! — возмущенно вскричал следователь. — То, что вы совершили, — это серьезный проступок, капитан Гастингс! Вообще, это против всех правил. Вы же должны были позволять себе подобную глупость.
— Я знаю, — кротко произнес я. — Ничто сказанное вами не будет слишком суровым, месье.
— Вы не приглашали эту леди сюда?
— Конечно, нет. Я встретил ее совершенно случайно. Она англичанка и проездом остановилась в Мерлинвиле, хотя я и не знал об этом до нашей неожиданной встречи.
— Хорошо, хорошо, — сказал, смягчаясь, следователь. — Это нарушение всех порядков, но леди, без сомнения, молода и красива. Что значит быть молодой! — И он сентиментально вздохнул.
Но комиссар, менее романтичный, вернулся к вопросу:
— Но разве вы не заперли дверь, когда уходили?
— Именно в этом дело, — медленно сказал я. — Именно за это я так ужасно укоряю себя. У моей знакомой был расстроенный вид. Она была на грани обморока. Я принес ей брэнди с водой, а потом настоял на том, чтобы проводить ее в город. Разволновавшись, я забыл запереть дверь. Я сделал это только вернувшись на виллу.
— Тогда сарай был не заперт по меньшей мере двадцать минут… — медленно произнес комиссар и замолчал.
— Именно, — подтвердил я.
— Двадцать минут, — задумчиво повторил комиссар.
— Прискорбно, — с возвратившейся суровостью заключил Оте. — Неслыханно.
Вдруг зазвучал новый голос:
— Вы находите, что это прискорбно? — спросил Жиро.
— Разумеется.
— А я нахожу это восхитительным, — невозмутимо сказал Жиро.
Появление неожиданного союзника сбило меня с толку.
— Восхитительным, месье Жиро? — переспросил следователь, осторожно изучая его краем глаза.
— Вот именно.
— Но почему?
— Потому что теперь мы знаем, что убийца или сообщник убийцы час назад находился около виллы. Будет странно, если, зная это, мы не схватим его в скором времени. — В его голосе прозвучала угроза. Жиро продолжал:
— Он многим рисковал, чтобы овладеть ножом. Возможно, он боялся, что будут найдены отпечатки пальцев.
Пуаро обернулся к Бексу.
— Вы, кажется, говорили, что отпечатков не было?
Жиро пожал плечами.
— Возможно, нож был недостаточно тщательно осмотрен?
Пуаро посмотрел на него.
— Вы не правы, месье Жиро. На убийце были перчатки. Он должен был быть уверен.
— Я не говорю, что это был сам убийца. Это мог быть его сообщник, который не знал об этом.
Помощник следователя собрал бумаги со стола. Оте обратился к нам:
— Наша работа на сегодня окончена. Месье Рено, при желании вы можете ознакомиться с вашими показаниями. Я намеренно проводил следствие, насколько это возможно, в неофициальной обстановке. Мои методы называют оригинальными. Я утверждаю, что такими методами можно многого достичь. Дело теперь находится в умелых руках прославленного месье Жиро. Без сомнения, он отличится. В самом деле, удивительно, что убийцы еще не в его руках! Мадам, разрешите мне еще раз выразить вам сердечное сочувствие, счастливо оставаться, месье. — И в сопровождении помощника и комиссара он удалился.
Пуаро вытащил большую луковицу своих часов и посмотрел на нее.
— Давайте вернемся в отель и пообедаем, мой друг, — сказал он. — И вы подробно расскажете мне о ваших утренних неблагоразумных поступках. Никто на нас не смотрит. Мы можем уйти не прощаясь.
Мы тихо вышли из комнаты. Следователь только что отъехал на своей машине. Я уже собирался спуститься по ступенькам, как меня остановил голос Пуаро.
— Минутку, мой друг. — Он проворно достал из кармана рулетку и с серьезным видом начал измерять пальто, висевшее в холле. Раньше этого пальто я здесь не видел и догадался, что оно принадлежит месье Стонору или Жаку Рено.
Потом, напевая что‑то себе под нос, Пуаро положил рулетку обратно в карман и последовал за мной на свежий воздух.
Дата добавления: 2014-12-02; просмотров: 786;