КУЛЬТУРНЫЙ ОЧЕРК АССИРИЙСКОГО ЦАРСТВА

Ассирия была первой в истории действительно универсальной монархией, покоившейся на военном начале и объединившей в конце концов, хотя и на короткое время, весь древне-восточный мир с его культурными очагами: Вавилоном и Египтом. Общность этнографического происхождения и исторические связи сделали Ассирию областью вавилонской культуры. Прежде всего это сказалось в религии. Ассирияне чтили все святыни юга и признавали всех вавилонских богов, особенно Мардука и Набу при Саргонидах; у них был тот же культ, жречество и наука. Но в Ассирии был кроме того свой национальный бог, не признававшийся в Вавилоне, — бог города Ассура, сделавшийся лотом покровителем всего царства и называвшийся Ассур (вернее Ашур). Он — бог солнца, но не Мардук; он был мало связан с первоначальным местом культа, стоял отдельно от древних богов, взошел на небывалую высоту могущества, благодаря ассирийским завоеваниям. Он — «вождь богов», их «отец» и даже «царь». Цари — его наместники и даже рабы. Воинственная история ассирийского народа сообщила и ему характер бога войны по преимуществу; мало того — и древние боги (Истар, Адад, Нергал) также получили свойства военных божеств. Именем его цари ходили в походы, для увеличения его могущества делали вавоевания, для умножения его богатства собирали подати. Жестокие казни, которым они подвергали бунтовщиков, были в их глазах законным возмездием за мятеж против бога. Военный характер Ассура выразился и в его изображении на знамени в виде крылатого диска с воином, натягивающим лук, внутри. Представления о богах, поскольку они отразились в культе, были крайне наивны. Так, 4 Ияра начинался годовой праздник Набу свадьбою этого бога и богини судеб Ташмет. Богов; вносили в храм; на другой день давали им пир на счет царя. Никто не входил в помещение, кроме верховного жреца; вне справлялись различные магические обряды. 11 числа Набу оставлял помещение, чтобы, подобно ассирийским царям, пойти на охоту.

В государственном устройстве Ассирии та же близость к древнему Вавилону в элементах и частностях, но различие в общем духе. В Ассирии более строгая централизация, большая прочность государственной идеи, большая последовательность в ее проведении. Государство опиралось здесь не только на духовенство и знать, но главным образом на войско и чиновничество. Военный характер Ассирии обусловили и ее природа и ее история. Население здесь не было поставлено-в необходимость употреблять все свое время на водяные сооружения и земледельческие работы — частые дожди и обильные реки избавляли его от этого, но зато примыкающие горы с их богатой фауной, с их дикими быками и, особенно, львами, бичем скотовода, выработали из ассирийцев неустрашимых охотников, и их цари оставили нам не мало изображений, указывающих, что они ставили свои охотничьнг у подвиги едва ли много ниже военных. Ассирийская тактика указывает на то, что-военной школой у них была охота: они действовали натиском, старались окружить, неприятеля, могли вести только наступательную войну. Она была необходима и для присоединения лежавшей спереди Месопотамии, и для того, чтобы пробиться к морям, и для того, чтобы смирять как некогда сильные хеттские государства, так и опасные племена севера и востока. Поэтому в те периоды, когда наступательная тактика не могла иметь места и приходилось обороняться, Ассирия находилась в упадке. Это было в эпоху господства Митанни, во время нашествия арамеев (XI— IX вв.), в период могущества Ванского царства и, наконец, при наплыве арийских орд и переходе в наступление Мидии. Тогда наступила для Ассирии окончательная гибель. Ассирийское вооружение было самым совершенным из современных ему и возбуждало ужас и удивление, напр., у библейских пророков. Изображенные на барельефах и найденные между прочим в Египте ассирийские шлемы, оружие, равно как: броня, щиты, стенобитные машины, легко наводимые понтоны для перехода рек или надуваемые мехи для их переплытия указывают на высоту военного дела. Укрепления Ниневии также свидетельствуют об успехах, достигнутых ассириянами в фортификации.

Архитектура асирийских домов

Таким образом, все ассирияне были прирожденными солдатами, начиная от своих царей, по большей части лично участвовавших в походах и разделявших со своими воинами трудности и лишения. Все войны до саргоновской эпохи велись при помощи туземных ополчений; в минуты особенно тяжелого напряжения цари «поднимали всю страну». Но когда, со времени Тиглатпаласара IV, Ассирия превратилась в империю, все больше и больше разраставшуюся и включавшую в себя множество разнообразных элементов и областей, то малочисленного ассирийского народа оказалось недостаточно и, начиная с Саргона, мы имеем ряд сведений о том, что воинская повинность была распространена на все государство и местные ополчения поставлены под начальство областных правителей. Они состояли не только из ассирийских колонистов, но и из покоренных народностей, из контингентов, поставлявшихся вассальными царями, и т. п. При таких условиях, для предотвращения возможности отпадения наместников и распадения государства, царь должен был иметь свое собственное постоянное войско, и таковое действительно появляется, и притом настолько многочисленное, чтобы служить надежной опорой царю. Оно в значительной мере, если не преимущественно, состояло из покоренных народов, принудительно включенных в «царскую армию»; даже в числе офицеров было не мало инородцев. Содержались эти полки главным образом из военной добычи, и это делало их надежными, так как служить всегда победоносным царям было выгодно. Но это, с другой стороны, само по себе делало необходимыми новые войны. Ассирийские цари стояли пред дилеммой: или постоянная победоносная война, или тяжелые налоги на население для содержания армии. Вместе с тем цари подходят и с другой стороны к решению необычайной по трудности для государства задачи. Прежнее средство — ассирийская колонизация — теперь уже оказывается недостаточным; приходится прибегать к перетасовкам народов, к обращениям покоренных царств в провинции. Это возводится в систему Тиглатпаласаром IV, затем особенно Саргоном и Синахерибом, не остановившимся перед разгромом Вавилона, и в таком виде впервые появляется в истории, вызывая взаимодействие культур и наций (ср. Самаряне) и обусловив то смешение семитов, из которого к VI веку вышло арамейство. Таким образом, вместо того хаоса, который нам так знаком из Телль-Амарны, мы видим впервые попытки централизованной империи. Страшные жестокости и ужасающие казни грозили всяким поползновениям поколебать единство военного государства. Однако, эта политика оказалась неудачной, прежде всего, благодаря разноплеменности населения и малочисленности господствующего народа, который к тому же в культурном отношении уступал не только вавилонскому югу, но и финикийскому западу, где просвещенные и богатые классы с неудовольствием выносили солдатский режим, а простой народ стонал под бременем налогов. В Месопотамии арамейство уже давно было господствующим элементом, но и в собственной Ассирии оно успешно разлагало туземное население.

Перевозка каменного колосса в Ассирии

При Салманасаре V даже в Калахе официальные пометки делаются на двух языках, а потом оказалось достаточно и одного арамейского. Отсюда понятно быстрое исчезновение Ассирии, когда орды северных варваров смели ее государство, а обездоленный народ, уже давно потерявший от численного перевеса арамеев свой язык, не интересовался ниневийским чиновничеством. Видя недостаточность принимаемых мер, Асархаддон, а за ним Ассурбанипал начали осуществлять новый план сплочения государства, план более радикальный и как бы стремившийся превратить все завоеванные области в одну большую Ассирию. Они начинают переименовывать древние славные города, давая им ассирийские имена, даже в Финикии и Египте, давая и туземным царькам ассирийские наименования.

Однако, и при этой радикальной мере не вполне была окончательно забыта старая, осужденная историей система оставления на местах вассальных туземных династий, при условии контроля со стороны ассирийского наместника и исправного платежа дани. Последнее было обременительно для обессиленной страны; при дворах царьков образовывались партии крайних патриотов, желавших избавиться от ига и искавших опоры в соседних великих державах: Египте, Эламе, Урарту, халдеях. Победа этих партий над голосами благоразумия, убеждавшими хранить покорность, была сигналом к восстанию и, при слабости Египта и Элама, окончательному порабощению страны Ассирией. Примеры можно видеть в библейской истории. Страна обращалась в провинцию, жители частью уводились в плен (главным образом партия, противная Ассирии, причем бывали жестокие казни), на место царя высылался наместник «шакну» или «бель-пихати», облеченный гражданской и военной властью и обязанный поставлять дань из доходов провинции, часть которых шла на его штат чиновников, войско и прочие потребности управления. Не забывал он, конечно, и себя, тем более, что, при условиях восточного деспотизма и при придворных интригах, его собственная участь не была обеспечена. Если вместе с Джонсом и Шифлером считать документы из Канну в Месопотамии принадлежащими переселенным 10-коленным израильтянам, то положение их было не худо — они составляли правильно организованную колонию, продолжали чтить своего бога, некоторые достигли даже придворных должностей.

Царь Ассирии, как и в Вавилоне, не считался богом, но ставленником и возлюбленным бога и был божиею милостью, причем опирался не столько на духовенство, сколько на войско. Однако, он был преемником древних патеси, и потому все-таки был столько же жрецом, сколько полководцем и судьею. Он считался носителем древних традиций общей культуры Двуречья, в виду чего и Саргон намекал на древнего царя Аккада, и Синахериб именовался «внуком премудрого — Адапой». Как и в Вавилоне, царь считался представителем народа пред богами, почему несчастия, его постигавшие, признавались знамением гнева божия на народ и страну. Поэтому и здесь мы встречаем такие же «плачи» и покаянные тексты, в которых страдающий или больной царь обращается к богам со слезами и молитвами. Ассурнасирабал II (XI в.) слезно молит Истар: «утеснение, которое я вижу вокруг себя, устрани, обрати мысль к моим воздыханиям... призри на меня и пусть твое благоволение укрепит сердце раба твоего. Ведь я, Ассурнасирабал, твой скорбящий раб... непрестанно приносил тебе жертвы, любил твой праздник, украшал твое святилище... Я родился в неведомых горах, был несмыслен... а народ Ассирии не знал ничего и не служил твоему божеству, а ты, Истар... наставила меня в стремлении к власти, взяла меня с гор и призвала к владычеству над людьми... По твоему повелению обновил я сожженные изображения богов, восстановил разрушенные храмы... Чем я тебя прогневал, что ты поразила меня болезнью?.. Я всегда чтил твое божество и ходил пред тобой, но я наказан, как нечестивый... Я ослеплен относительно радостей жизни, мои очи закрыты, и я ничего не вижу. Доколе, владычица, непрерывная болезнь будет угнетать меня? Я касаюсь твоего праха и молю твое господство, призри на меня... и помилуй меня, умилостивись... прогони мою болезнь и мой грех»... Подобным же образом Ассурбашшал взывал к Истар, прогневанной разрушением ее храма в Арбелах и наславшей на царя тяжелую болезнь. Царь признавал те же законы, которые действовали в Вавилонии (списки кодекса Хаммурапи найдены между прочим в библиотеке Ассурбанипала), уважал древние обычаи и грамоты. Даже после усмирения мятежного Вавилона при Шамашшумукине, Ассурбанипал в своем манифесте обещается хранить вольности («кидинуту») Вавилона. Подобные же вольности были и у древнего священного Ассура. До нас дошел текст, влагающий в уста Саргона следующее:

«На Ассур, город, имеющий вольности, древний, священный город, прославленный Ассуром, его владыкой, в целом мире... жители которого изначала не ведали принудительных работ и повинностей, Салманасар, не боявшийся вседержителя, поднял к беде свою руку, наложил на его граждан барщину и повинности и обращался с ними, как с крестьянами. Когда владыка богов в гневе сердца своего низложил его царство, он меня, Саргона, призвал в цари, возвысил главу мою, даровал мне жезл, престол и венец... я освободил их от солдатчины, от команды десятника, сделал свободными от налогов и повинностей, подобно всем храмам Ассирии... Я изваял изображение Ассура, моего господина, написал на серебряной дощечке (эти постановления) и положил пред ним. Кто удалит это с места, да накажет его сурово великий владыка Ассур возмущением и смертью».

Таким образом, ассирийский царь восстановляет попранные его предшественником права и ставит свой документ под защиту религии. Мы знаем, что Саргон вообще любил выставлять себя блюстителем законности и противником произвола (ср. построение новой столицы); он даже как бы оправдывает бунт против царей, не соблюдавших договоров, и весьма возможно, что Салманасар V обязан своим падением отчасти и недовольству тех групп, льготы которых он попирал, в виду военных и общегосударственных соображений. Вероятно, не одна перемена на престоле объясняется тем же. И в Ассирии встречаются царские земельные пожалования и иммунитеты, но документов этого рода дошло до нас пока немного (главным образом, от времени Ассурбанипала).

Царя окружал многочисленный штат вельмож и придворных. Первым из них был тартан — главнокомандующий, часто заменявший царя в походах. За ним следовали по рангу: нагир-екалли — министр двора, и министры: раббилуб и абаракку, имевшие первоначально придворные должности, но впоследствии также получившие военный характер. Эти 4 вельможи друг за другом обыкновенно были эпонимами годов и следовали в таком порядке в списках «лимму», причем в первый полный год каждого царствования лимму был сам царь. Уже это последнее обстоятельство указывает, что эпонимат едва ли был соединен с какими-либо преимуществами власти — царской власти нельзя увеличить. После царя и 4 вельмож эпонимами делались наместники наиболее важных городов и провинций. Обыкновенно впереди стоял губернатор Рацапы — к югу от Евфрата, ключа Сирии, за ним часто следовал наместник Аррапахиты, Назибии, Калаха и т. д. Иногда в качестве эпонимов встречаются и другие важные чиновники, например, рабсак, командир царского войска, и великий сукаллу — род визиря. Конечно, функции должностных лиц здесь, как и вообще в деспотическом государстве, не могли быть строго разграничены и зависели от усмотрения царя; военные полномочия не отделялись от гражданских, судебные от административных. Большая армия писцов находилась в распоряжении сановников и вообще должностных лиц.

Умирающая львица. Ассирийский рельеф из дворца в Ниневии

Центром Ассирии был треугольник между Тигром и Верхним Забом, где находились три царских города: Ниневия, Калах, Дур-Шаррукин, в близком расстоянии друг от друга, на протяжении около 50 верст, так что пророк Иона, говоря о громадности Ниневии, мог иметь в виду все три города вместе. Калах и Дур-Шаррукин — создания царей Ассурнасирабала и Саргона, на их искусственное происхождение указывает квадратный план. Ниневия, расположенная между ними, представляет неправильную продолговатую трапецию, около 12 верст в окружности, разделенную на две части рекой Хусуром. Кроме окружавшей ее со всех сторон стены, она была укреплена рвами с севера и востока, а также специальными высокими двойными, стенами в виде полукруга и в виде прямой линии с севера на юг — с наиболее опасной восточной части города. Эти укрепления возвел Синахериб, который также соорудил в Ниневии грандиозный дворец, возведши из кирпичей огромную платформу в 30 м вышины и около 10 десятин площадью. Здесь, на высоте, недоступной для болотных испарений и докучливых насекомых, руками пленных халдеев, киликийцев, филистимлян, тирян и др. были воздвигнуты храмы, дворец и насажден великолепный парк из редких растений, для которых в кирпичной платформе делались глубокие гнезда, заполняемые жирной землей. Проведенная на эту значительную вышину вода орошала парк и образовывала пруды с лебедями и другими редкими птицами. На этой же (теперь куюнджикской) террасе выстроил свой дворец (так назыв. северный) и Ассурбанипал и в нем поместил свою знаменитую библиотеку. Цари заботились о благоустройстве и красоте столицы. Синахериб хвалится о заботах по снабжению Ниневии водой, в которой нуждались жители, «не знали, что им пить, и обращали взоры к небесному дождю». Для удовлетворения их нужды он провел 18 жаналов от области города Кисира; каналы получили его имя. Он же устроил в Ниневии широкие светлые улицы, главная из них «Царская», шириной в 15 саж., вела к «Садовым воротам» и была с обеих сторон украшена изваяниями и памятниками. У ворот цари насыпали победные холмы из взятой в разрушенных городах земли.

Северо-западная часть столицы Ассирии - гор. Ассура (реконструкция)

Как в Вавилонии, так и в Ассирии хозяйство было крайне интенсивное. Самыми крупными собственниками были храмы, которые большею частью отдавали свои земли в аренду. Арендаторы частью обрабатывали сами при помощи наемных рабочих или рабов, частью сдавали в новую аренду, нередко за известную часть урожая. Таким образом, храмовые магазины наполнялись зерном, финиками, пальмовым вином, сесамом, чесноком и держали в руках рынок. Сбыт мог быть только в города, так как об экспорте едва ли могла идти речь. Уже это одно указывает на рост городов, их населенность и богатство. Несомненно, в них кипела промышленная жизнь, и мы действительно имеем данные для суждения с этой стороны, по крайней мере, о столицах, давших нам в своих развалинах образцы славившихся во всем мире тканей, резных и чеканных изделий, работ из камня, металла и слоновой кости. Материал для них город должен был покупать у арамеев и др. окрестных народов, обменивая на предметы первой необходимости, которые таким образом должны были доставляться из деревень в города в громадном количестве. Производство было ремесленным и фабричным; фабрики держали храмы и богатые граждане; до нас дошли документы из них, между прочим, расчетные листы рабочих. Техника ассирийских и вавилонских мастеров особенно поражает, если принять в соображение несовершенство инструментов. При всем солдатском характере Ниневии, ее дворцы дали удивительные произведения скульптуры, облицовывавшие стены чертогов царей и имевшие назначением прославлять их деяния. Это - памятники большого художественного значения, хотя и стоящие в некоторой зависимости от вавилонских, но обнаруживающие новые пути, оригинальность и новые достижения. Сохраняя известную» условность, особенно в изображении человеческой и животной фигуры и в таких сценах, как нападения на крепости, несколько греша отсутствием перспективы и стремлением нагромождать изображения на небольшом пространстве, ассирийские художники ушли от крайностей вавилонского символизма и приблизились к реализму, сообщив больше жизни изображаемому; они с большим умением и вкусом располагают фигуры в группы, с удивительной точностью передают детали. Уже в сравнительно раннее время во дворце Ассурбанипала в Нимруде выступают эти достоинства; особенно удалось здесь художнику передать идею царского величия, по поступательное движение ассирийской скульптуры идет непрерывно с Хорсабадского дворца Саргона, продолжаясь в куюнджикских дворцах Синахериба и особенно Ассурбанипала. Отметим особенно барельеф, изображающий царя пред иудейским городом Лахишем, сцену переноса каменных изваяний, битву с Теумманом эламским, садовую сцену и такой шедевр, как умирающую львицу, раненую Ассурбанипалом. В куюнджикском дворце Ассурбанипала один из покоев изображал эламские походы, другой - западные, третий - царские охоты; фигуры убиваемых царем львов имеют немного равных себе в мировом искусстве. Дворцы хранили в себе и металлические изделия, и литые работы, и резьбу, и мозаику, и эмаль, которой были украшены внешние стены дворцов. Великолепны бронзовые барельефы балаватских ворот времени Салманасара III, крепости Имгур-Бел, охранявшей Ниневию с востока. Изящная мебель с резьбой и инкрустациями изображена на барельефах, представляющих сцены из придворной жизни; ковровые орнаменты указывают на развитие ткацкого дела. Золото, серебро, слоновая кость давали материал для придворных ювелиров, но и самые твердые породы камня превращались под руками мастеров в изящные геммы, уступая таким инструментам, какими бы наши мастера отказались работать. Многие приемы, выработанные здесь, потом были забыты и вновь были найдены уже в Италии. Кажется, даже начатки книгопечатания были изобретены в Вавилоне: до нас дошли матрицы из глины и дерева. Текст, который было желательно приготовить в нескольких экземплярах, резали на дереве, потом отливали в глине и отпечатывали на любом количестве глиняных плиток.

Ассиро-вавилонская держава уже перешла от натурального хозяйства к денежному, или, вернее сказать, к валюте. Меновыми посредниками служили металлы: золото, серебро и медь в определенной форме и определенного веса; их чеканили в виде брусьев и колец. Капитал уже приносит проценты, был известен вексель, колебание курса и отношение золота к серебру. Сравнительно с Вавилоном даже касситской эпохи, успех денежного хозяйства в новой Ассирии можно видеть, например, из того, что жалованье чиновникам выдается не только натурой, но и металлом. Жизнь вообще, кажется, не была дорога и труд ценился дешево. Впрочем, в Ассирии деньги были дешевле и цены на предметы выше, чем в древнем Вавилоне, уже в виду того, что постоянные походы и обильная дань всего мира способствовали небывалому до тех пор накоплению богатств. Мы можем видеть это на цене рабов, увеличение которой тем более поучительно, что его должен был парализовать приток рабов-пленных, устранивший прежний недостаток их, так что нередко в доме было более 4 рабов (а встречалось и более 20). Несмотря на это, цена на раба возросла в 4 раза. Положение рабов в Ассирии было такое же сносное, как и в древней Вавилонии — они имели семью (иногда даже несколько жен) и собственность.

Все ассирийское царство было описано для фискальных целей. До нас дошла от VII века куски такой описи — писцовой книги провинции древнего Харрана, стоявшей в более тесных отношениях к короне, почему памятник и сохранился в куюнджикской библиотеке. Это документ ценза, который издатель Johns называет ассирийским «Doomsdaybook». Мы находим здесь перечни членов семейств с какими-то пометками, с обозначением количества земли (причем показано, сколько под посевом), скота, виноградников, садов, огородов, домов, цистерн. Для пастухов указано количество голов скота. Упоминаются семьи медников и железных дел мастеров: в таком случае показаны только дома - значит, дело идет о городском населении. Как видно из документов, сельское население уже находится большей частью в крепостном состоянии; крестьяне были «glebae adscripti». Бывали случаи, когда крестьянин выкупался и делался собственником поля или виноградника; иногда селился в провинции ассирийский солдат на правах мелкого собственника, иногда это делали и жители городов, раньше бывшие чиновниками, булочниками, мастеровыми. Может быть, они получали поместье от двора в пенсию - Харран был землей короны. Судя по спискам семейств, моногамия господствовала, семьи не были особенно многочисленны (редко вместе с родителями 7-10 человек, обыкновенно 4-6).

О духовной жизни Ассирии говорит лучше всего ассурбашншлова библиотека, собравшая в себя продукты литературной, ученой и богословской деятельности всего Двуречья за все время его исторической жизни. Свидетельствуя о просвещенности монарха и силе вавилонской культуры, давая богатейший материал для исследователей, это замечательное собрание наиболее красноречиво говорит об убожестве ассирийского духа и может указывать на то, что период творчества ассиро-вавилонской нации был уже позади. Старину воскрешали не для ученых или антикварных целей: собранием ее остатков думали заменить недостаток современности. Куюнджикская библиотека и вообще Ассирия дали нам немного произведений туземного происхождения, и в этих случаях возникновение их выясняется условиями жизни и истории: таковы пространные летописи царских походов, развитию которых не могла благоприятствовать вавилонская идея царя-пастыря и устроителя. Здесь все делается, чтобы прославить царя-воителя и затушевать его неудачи. Придворные историографы выработали схему этих творений, предваряя их высокопарными введениями, располагая историю царя по его походам и постройкам и заключая обычными заклятиями. Особенно богаты реторикой так называемые торжественные надписи. Со времени Саргонидов, под усилившимся вавилонским влиянием, летописи эти получают индивидуальный характер: раньше они крайне схематичны и стереотипны; местами летописи различных царей почти не отличаются друг от друга. Уже одно из первых произведений большого литературного возрождения при Саргоне — описание его восьмого, урартийского похода — представляет незаурядное явление: здесь чувствуется юный энтузиазм, еще не поддавшийся школьности; он составлен рифмическим стилем, содержит не мало блесток чистой поэзии, украшен цитатами из эпоса Гильгамеша, замечательными описаниями природы, гор, лесов, ледников, порогов. Уже самая форма его — письмо, адресованное богу Ассуру о победе царя — является необычайной.

Дворец Саргона в Хорсабаде (реконструкция)

Литературные достоинства имеет повествование Синахериба о битве при Халуле, а также летописи Ассурбанипала; здесь однообразие оживляется цитатами, собственными словами, описаниями сновидений. Повидимому, сам царь кое-где принимал личное участие в составлении.

Дошли до нас многочисленные (до 1 800, из них издана половина) письма и донесения, царские приказы, ноты послам, предписания чиновникам и наместникам, доклады о взятии городов, о пленных, о потерях, о восстаниях, деловая и частная переписка и т. д.

Приведем для примера одно донесение генерала Белибни о событиях в Эламе:

«К господину царей, моему владыке, твой слуга Белибни. Ашур, Шамап и Мардук да даруют радость сердца, здравие тела, долголетие в царствовании господину царей, моему владыке.

Известие из Элама: Умманхалдаш, прежний царь, убежавший, но вернувшийся назад и севший на трон, оставил из страха г. Мадакту. Его мать, жена и дети и вся родня переселились, и он пошел к югу чрез Евлей на Талах. Нагиру Умманшибар Ундаду и все его приверженцы пошли к Шухарисункур, говоря то «мы поселимся под Хуханом», то в «Хаядалу». Все они находятся под страхом войск господина царей, моего владыки. Элам одержим как бы головной болью, попал в убожество, повержен в страх;когда начался вих стране голод, они ее покинули; Даххашауруи и Шаллукеи — все отпали от них, говоря: «почему ты не убил Умхулуму?» В тот день, когда Умманхалдаш вступил в Мадакту, он собрал всех своих приверженцев и условился с ними: «не говорил ли я вам перед моим бегством, что я хочу схватить Набубелынумате и выдать его царю Ассирии, чтобы он не высылал против нас своего войска? Послушались ли вы меня и поступили ли вы сообразно моим словам?» И вот, если угодно господину царей, моему владыке, пусть придет царский приказ к Умманхалдашу о поимке Набубелыпумате; я сам доставлю его секретно Умманхал-дашу. Может быть и царь, мой господин, скажет: «да, я пошлю секретно к вам мое письмо». Ведь когда прибудет вестник царя, моего господина, с солдатами, отверженный Белом Набубелынумате узнает, условится с вельможами о своем освобождении и спасется. Да устроят же боги господина царей, чтобы его поймали не пуская стрел и доставили к царю, моему господину». Конец мало понятен; кажется, дело идет о размолвке между эламским царем и Набубелынумате, который стал требовать бесплатного продовольствия, тогда как раньше за него платил. Письмо это относится к тому периоду войн Ассурбанипала с Эламом, когда в последнем скрывался изменивший ему халдейский князь, преемник Меродах-Баладана, Набубельшумате, выдачи которого он добивался.

Следующее письмо представляет донос: «Царю, моему господину, твой слуга Бел-икиша. Набу, Мардук да будут милостивы к моему владыке. Царедворцы моего господина, которых царь, мой владыка, сегодня отличил: Табала, сын Бел-харран-ах-уссура, произведенный моим господином в чин «рабу», Набу-сакип, которого царь назначил третьим на свою колесницу (т. е. адъютантом), Эмур-илушу, назначенный в гвардию, — эти три человека — пьяницы; когда они пьяны, каждый из них не в состоянии отстранить кинжала от того, что попадается под руки. Сведение, известное мне наверное, я сообщаю моему господину царю; царь, мой господин, может поступить как ему угодно».

Подобного рода документов дошло несколько. Так, в одном жалуются на офицера, ограбившего дом автора письма, в другом — доносят на важных чиновников, уклонившихся от храмовых повинностей, и т. п. Целый ряд писем относится к самым разнообразным сферам жизни. Так, один жрец просит царя принять на службу его сына и жалуется на придворные интриги и отсутствие при дворе друга, который, приняв от него подарок, мог бы замолвить за его сына слово; некий подрядчик жалуется, что у него для сооружения канала мало рабочих, другой напоминает царю о следуемой ему плате за изготовление идолов; чиновник, не получающий жалованья, умоляет, чтобы царь не дал ему умереть с голода; врач дает совет больному, царь осведомляется сердечно о здоровье своего приближённого и требует обстоятельного изложения хода болезни; царевна делает выговор своей дальней родственнице, что та осмелилась назвать ее сестрой и т. п. В одном письме суеверный царь (вероятно, Ассурбанипал) поручает адресату собрать для своей библиотеки списки магических и др. текстов в Борсшше, перечисляя серии текстов по первым их словам. Есть много писем астрологического содержания. Эти документы, несмотря на свою трудность, благодаря разнообразию содержания, являются весьма ценным средством для проникновения в интимные стороны жизни ассирийского общества, а форма их дает возможность составить себе представление об обычаях вежливости. Так, к царю всегда писали: «к царю, моему господину»; царь отвечал: «воля царя», но при этом присоединял приветствие, напр.: «мой привет да будет приятен твоему сердцу». Всегда призывалось благословение богов, причем врачи любили призывать на адресата милость богов врачевания Ниниба и Гулы и т. п. Иногда сами цари оповещали о своих победах в форме писем и донесений. Так, до нас дошел в таком виде один из самых интересных памятников ассирийской письменности - повествование о походе Саргона на север в 714 г. Царь редактировал это чрезвычайно обстоятельное изложение в форме донесения богу Ассуру и его священному граду: «Ассуру, отцу богов, великому владыке, обитающему в Э-хар-саг-галь-кур-кур-ра, своем геликом храме, великий привет! Богам судеб и богиням, обитающим в Э-хар-саг-галь-кур-кур-ра, их великом храме, великий привет! Богам и богиням, обитающим в городе Ассуре, великий привет! Городу и его населению привет! Дворцу, в нем находящемуся, привет! У Саргона, возвышенного жреца, слуги, боящегося великого божества, и в его лагере все благополучно»... Далее идет огромный, в 425 строк, прекрасно написанный и составленный обычным стилем летописи рассказ о восьмом походе царя.

Ассирийские войны вызвали еще один ряд литературных произведений — оракулы и вопрошения солнечного божества. Первые влагались в уста богу для ободрения войска, отправлявшегося в поход, напр.: «Лук Элама я сокрушу, а твой укреплю; твоему оружию я дам крепость против всех врагов». До нас дошли вопрошения бога солнца от царей, особенно благочестивых и преданных жрецам — Асархаддона и Ассурбанипала, делавшиеся во всех выдающихся случаях, даже при определении на службу чиновников: жрецы таким образом получили влияние даже на выбор царем своих приближенных. Эти тексты имеют для историка большую важность. Напр.:

«Царь Урарту или жители Гимирри двинутся к битве, войне и бою, чтобы убивать, чтобы грабить и брать добычу, к земле Шуприа, к г. Буму или к г. Куллимури или к другим укрепленным городам Шуприи, чтобы убивать, чтобы убить, чтобы грабить, что можно грабить, чтобы брать в добычу, что попадется, из укрепленных местностей Шуприи и уводить к себе много, или мало. Ты, великое божество, знаешь это. Повелено или определено это устами твоего великого божества, о Шамаш, великий бог? Узнаем ли мы и услышим ли об этом?»

Вообще эти вопрошения имели стереотипную форму. Начинаясь с обычного: «О Шамаш, великий владыка, ответь мне надежным изречением на все, о чем я тебя вопрошаю», они содержали в себе ряд вопросов, на которые желательно получить ответ в определенный срок, затем ряд просьб, потом опять вопросы более кратко, потом предзнаменования и заключительную молитву. Кроме того, есть еще оракулы, обращенные к царю от лица Истар арбельской и других богов. Эти оракулы давались жрицами и стояли в связи с гаданиями по внутренностям животных. Они также касаются политики, войн и царского дома. Начинаются большею частью: «Я — Истар арбельская (или «воля Истар арбельской») к Асархаддону, царю Ассирии». Далее следует или простое обещание в одной фразе, или обращение. В одном вопрошении Истар арбельской Ассурбанипал подражает Гильгамешу, «искавшему жизни», и употребляет выражения, напоминающие его беседу с нимфой или с Утнапиштимом, напр: «Я жду от тебя подаяния жизни, посему я и бегу чрез пустыни, перехожу чрез реки и моря, чрез горы и высоты; меня сокрушают страдания и скорби; они поразили мой прекрасный образ»... Это свидетельствует о распространенности и влиянии эпоса в ассирийское время. За знакомство с ним говорит также существование omina (предзнаменований) для гадания по подвигам Гильгамеша.

Другая характерная принадлежность ассурбанипаловой библиотеки — справочные книги и грамматические пособия — также объясняется из особенностей ассирийской жизни, слишком далеко стоявшей от созидательной древне-вавилонской эпохи и потому нуждавшейся в искусственном усвоении сумерийского языка и клинописи. Очевидно в Ниневии существовала школа с традициями. До нас дошли так называемые силлабары, служившие для учебных и справочных целей. В них знаки клинописи располагались в известной системе, в параллельных вертикальных столбцах помещались их силлабические значения, а также произношения на сумерийском и семитическом языках. Есть у нас и обрывки комментариев к священным текстам, а также своеобразные парадигмы, предназначенные для заучивания наизусть и состоявшие из форм и сочетаний, в которых встречается то или другое слово, — иногда приводятся различные слова, произведенные от общего корня. Часто эти примеры берутся из литературных текстов.

Ассирийское царство, объединив под своею властью, хотя и на короткое время, большую часть Передней Азии с Египтом, перетасовывая народы и сплачивая страны, продолжало дело сближения культурного человечества. Не может быть сомнения, что образованные люди того времени знали чужие страны не хуже, чем наши современники; можно думать, что вообще политический и географический горизонт даже у представителей среднего уровня не был так низок, как это принято думать. Торговые сношения, при отсутствии консулов, заставляли лично путешествовать, и не по железным дорогам, а пешком и караванами, останавливаясь много раз на пути, объясняться на туземном языке и изучать туземные условия. При известной всем склонности восточных людей к политиканству, при сложности политических условий и отсутствии газет, которые дают возможность без труда знакомиться, конечно, крайне поверхностно, с новостями всего мира, приходилось добывать сведения путем непосредственных сношений, приходилось близко знакомиться и глубоко проникать в жизнь и условия соседей. Пилигримства к святым местам, может быть, путешествия к центрам мудрости и знания, способствовали общению народов на почве духовной культуры, религии, литературы, науки. Таким путем переносились легенды, сказания и распространялись культурные приобретения, падали национальные преграды.

Реisеr, Skizze der babylomschen Gesellschaft. Berl., 1896. Johns, The Assyrian Dooms-daybook, 1891. Manitius, Das stehende Heer der Assyrrerkonige. Zeitschrift fur Assyriologie. XXIV (1910). Hunger, Heerwesen und Kriegfuhrung d. Assyrer. D. Alte Orient XII, 4. Кnud-tzоn, Die assyrische Gebete an Sonnengott. Lpz., 1893. Geldern, Die ausgewahlte assyrische Briefe. Lpz., 1902. Вehrens. Assyrisch-Babylonische Briel'e religiosen Inhalts. Lpz., 1905. Figulla, Der Briefwechsel Belibrii's. Lpz., 1912. (Mitteil. d. Vorderas. Gesellschaft) — тексты и перевод писем генерала Ассурбанипала Белилни, касающихся эламских дел. О. Weber, Die Literatur d. Babylonier und Assyrer. Lpz., 1907. Zimmern, Gilgames — Omina und Orakel. Zeitschr. f. Assyriologie. XXIV. Pilter, A Hammurabi Text from Ashurbanipal library. (Proceed. Soc. Bibl. Arch. XXXIX). Кlauber, Assyrisches Beamtentum. Leipz., 1910. Его же, Keil-schriftbriefe. Staat und Gesellschaft in der babyl.-assyr. Briefliteratur. Der alte Orient XII, 2. Delitzsch, Assurbanipal und die assyr. Kultur. Ibid. XI, 1. Zeitlin, Le style administratif chez les Assyriens. Par., 1910.