Троянская дискуссия» в историографической перспективе

За истекшие сто лет в литературе, в общем, оперировали, в чистом или смешанном виде, тремя концепциями эпического творчества. Согласно одной из них, которую можно было бы назвать умеренно-критической, основной событийный каркас эпоса, в самой сухой и общей форме, в основном историчен (с поправкой на частичную циклизацию и контаминацию[1]), а все остальное – плод комплектования этого каркаса самыми разными, главным образом фольклорными деталями по стандартным жанровым моделям устной литературы. При таком подходе к делу, вычленив и реконструировав методами обычной внутренней критики указанный каркас, мы вправе использовать его как добротный исторический источник, хотя и не без оговорок. Согласно доминирующей сейчас гиперкритической теории, по литературной модели строится, наоборот, весь эпос в целом, в том числе и его каркас, а историческая реальность если в него и попадает, то как раз в виде отдельных деталей, бессистемно перемешанных с чисто фольклорными элементами. По прошествии тысячелетий отличить одни детали от других нельзя, а общий каркас эпической истории в целом, согласно этому подходу, никогда и не воспроизводил реальные события, так что в рамках данной концепции всерьез использовать эпос в исторической реконструкции окажется невозможно. На третьем пути исследователи молча принимают, что большинство эпических событий отражают историческую реальность, но в «закодированной» метафорической форме. От Баховена и Томсона, всерьез полагавших, что история об Эдипе отображает смену материнского строя отцовским, и до авторов, видящих в «Посейдоновом» Троянском коне отражение землетрясения, погубившего ТроюVI, попытки подобных интерпретаций не ослабевают, хотя, как упоминалось выше, методически они упраздняют сами себя: при допущении такой свободы в ассоциативном эпическом «кодировании» реальности вскрыть реальный прототип итогового эпического образа будет невозможно в принципе. Надо сказать, что подобного рода построения, учитывая их неизбежную вариативность и произвольность, куда больше компрометировали доверительное отношение к традиции, чем сама гиперкритика.

В спорах умеренных критиков с гиперкритиками широко используются аналогии с другими (квази?)историческими эпосами – западноафриканским, южнославянским, артуровским. К сожалению, мало того, что по поводу историчности каждого из этих эпосов существуют противоположные точки зрения; дело в том, что подобными аналогиями нельзя ничего ни доказать, ни опровергнуть: слишком разными были условия формирования и функционирования названных эпосов, включая греческий. Стоит ли, однако, горевать по этому поводу? Ведь именно для греческого эпоса мы располагаем уникальной возможностью: он достаточно богат, чтобы мы могли составить по нему, уподобившись логографам, полную и последовательную эпическую историю, а с другой стороны, хеттских и египетских данных вполне хватает для того, чтобы построить не менее подробную аутентичную историю того же периода. Если, выполнив эти задачи, мы сравним два полученных ряда, результаты будут говорить сами за себя. Если «эпическая история» греков (с возможными уточнениями, достигнутыми исключительно за счет внутренней критики ее самой, без привлечения иных данных) совпадет с реальностью, общая историческая природа греческого эпоса о «героическом веке» окажется неопровержимой независимо от мнения сколь угодно именитых культурологов об эпосе вообще и от исторической недоброкачественности других эпосов в частности. Если же совпадения не будет, никакие теоретические аргументы в пользу возможной историчности эпоса этого результата не смягчат. Таким образом, и здесь реальная логика рассуждения противоположна общепринятой. Там, где у нас есть уникальная возможность построить оба ряда и сверить их, зачем обращаться к аналогиям и умозрительной аргументации? <…>.

(Далее историк сопоставляет хронологический ряд, построенный на основании археологических данных, данных египетских и хеттских документов, с греческим легендарным рядом и хронологическим рядом гомеровского эпоса.)

…Практически полное, системное, как хронологическое…, так и содержательное соответствие последовательностей событий в обоих рядах доказывает, очевидно, весьма высокую историческую добротность событийного ядра греческой традиции. …Систематическое сходство или совпадение данных эпоса и реальной истории едва ли можно объяснить в рамках «гиперкритических» взглядов. Зато объяснить, каким образом греки с такой подробностью могли удержать в памяти реальную историю XIII–XII веков вплоть до тех времен, когда эти воспоминания смогли записать (около VIII в.), труда не составит. Напомним, что подробно античная традиция знает лишь историю нескольких поколений «героического века» – примерно с 1250 по 1170 гг. …Главным событием этого периода является Троянская война. Все, что происходило до или после этого периода, остается покрыто почти полным мраком, если не считать сухих генеалогических списков. Иными словами, запомнился подробно только последний период ахейской славы. Но именно этот, последний перед окончательной катастрофой XII в. период и должен был на фоне указанной катастрофы превратиться в «великий век» и всячески лелеяться в воспоминаниях ахейской знати последующих времен. Между тем эта знать пережила «темные века» и в Эгеиде, где письменная традиция оказалась прерванной, и в восточногреческом постмикенском мире (Памфилия, Кипр, видимо, Киликия), куда микенские греки вместе со своей знатью отступили под напором своих варварских родичей, и где письменная традиция, как известно, не прекращалась вовсе! На протяжении всех «темных веков» потомкам микенских династов и в эгейском, и в левантийском регионах не оставалось ничего, кроме культивирования воспоминаний о последней блестящей эпохе своего прошлого. Сами такие воспоминания при этих обстоятельствах становились драгоценны и, тем самым, могли рассчитывать на куда более подробное и полное удержание, нежели эпические материалы в других культурах. Обычный вопрос гиперкритиков о том, как могла устная традиция на протяжении столетий воспроизводить эти воспоминания без особых искажений, должен быть отведен во всех своих частях. Во-первых, исторические факты удерживаются достаточно полно не во всяком эпосе, а только в эпосе дружинно-аристократической среды. Эпос «народный» или «мифологический» с самого начала не призван интересоваться военно-политическими и генеалогическими деталями и удерживать их в своем составе. Напротив, песни, которые складывают и поют в дружинно-придворной среде, именно ими и должны заниматься. Современные исследователи, за отсутствием в наше время дружин и дворов, работают либо с первобытными «народными» эпосами, либо с дружинными эпосами, несколько веков бытовавшими в не предназначавшейся для них народной среде, которой до их подробностей не было никакого дела (ярчайшим примером чего являются русские былины). Естественно, что эти исследователи приходят к выводам о низкой историчности эпоса. Однако в «темные века» ахейский военно-дружинный эпос оставался живым в своей собственной социальной среде и на западе…, и на востоке, и от него мы вправе ожидать совершенно иной степени первоначального впитывания и последующего удержания исторических реалий, нежели от прочих эпосов, подвергавшихся специальному изучению.

Во-вторых, в мире «постмикенских» или, вернее, «позднемикенских» греков Леванта возлагать передачу микенских воспоминаний на устные рассказы и вовсе не было нужды, так как там устная традиция не прерывалась, и местные потомки микенских греков ей активно пользовались – сначала слоговым кипрским письмом…, а потом, без перерыва, алфавитным. Контакты этих греков с Эгеидой едва ли вообще когда-нибудь пресекались и уж во всяком случае должны были достичь исключительной интенсивности при появлении в этих районах греков Эгеиды в VIII–VII вв., в эпоху Великой колонизации. В этот период предания «позднемикенских» греков Леванта не только могли, но и должны были влиться в общегреческие и, может быть, не случайно, что именно на эти века и падает создание самого греческого эпоса как единого целого (традиционно связываемое с Ионией). Но коль скоро воспоминания о «героическом веке» хотя бы в части греческого мира могли без всякого перерыва передаваться в письменном виде или в связи с непрерывной письменной традицией, основное теоретическое возражение гиперкритиков отпадает в принципе.

Немировский А. А. «Троянская дискуссия» в историографической перспективе: возможен ли определенный результат?

// Studia historica. V. II. М., 2002. С. 14–43.

2. Общественный строй в «Илиаде»