ГАРТМАН (Hartmann) Николай (1882—1950) — немецкий философ

ГАРТМАН (Hartmann) Николай (1882—1950) — немецкий философ. Родился в Риге. Обучался в Петер­бургском университете. После событий 1905 в России переехал в Марбург, учился у Когена и Наторпа (по­следнего сменил на кафедре в 1922). В 1907 стал докто­ром философии. С 1909 — приват-доцент, с 1920 — экстраординарный профессор Марбургского универси­тета. С 1926 — в Кельнском, с 1931 — в Берлинском, с 1946 и до конца жизни — в Геттингенском университе­тах. Основные работы: "Платоновская логика бытия" (1909), "Основные черты метафизики познания" (1921), "Аристотель и Гегель" (1923), "Философия не­мецкого идеализма" (ч. 1—2, 1923—1931), "Этика" (1926), "Проблема духовного бытия. Исследования к основоположению философии истории и исторических наук" (1933), "К основоположению онтологии" (1935), "Возможность и действительность" (1938), "Строение реального мира. Очерк высшего учения о категориях" (1940), "Философия природы. Абрис специального учения о категориях" (1950), "Эстетика" (рус. изд. — 1958) и др. Г. прошел путь сложной творческой эволю­ции и вобрал в критически переосмысленном виде идеи многих философов и направлений. Начинал как при­верженец марбургской школы неокантианства, но уже к началу 1920-х под воздействием работ Гуссерля высту­пил с его критикой за "методологизм", "субъективизм"

и "конструктивизм". Испытал влияние Шелера, в неко­торых работах — Хайдеггера и Э.Гартмана. Особо же велико на него воздействие идей Аристотеля и Гегеля, повлиявших на становление окончательной (реалисти­ческой) позиции Г. Отсюда существующие в литерату­ре оценки философии Г. этого периода как "модернизи­рованного аристотелизма и схоластики" или "гегельян­ства, ограниченного в притязаниях кантианством". По­лучив кантианскую "прививку", Г. критически отно­сился к построению (конструированию) философских систем, и тем не менее сам последовательно и методич­но разрабатывал собственную философию как систему, считаясь последним "системосоздателем" в европей­ской философии 20 в. Относя себя к сторонникам про­блемного типа мышления (Платон, Аристотель, Декарт, Лейбниц, Кант), противопоставляя его системному ти­пу (Бруно, Спиноза, Вольф, Фихте, Шеллинг, Гегель), Г. фактически сам попадает в этот ряд. Обосновывая по­знание как онтологический процесс, восстанавливая в правах онтологию в целом, Г. определял суть своей фи­лософии как реализм. В то же время в реалистических направлениях 20 в. он занимает совершенно особое по­ложение как основоположник "критической онтоло­гии" ("новой онтологии"). Еще одна этикетка приклеи­лась к его имени уже в конце 20 в. — "забытый фило­соф" (так же и столь же справедливо ее соотносят и с именем Зиммеля). Исходное основание "критической онтологии" — критика трансцендентализма, упускаю­щего из виду, что познание есть трансцентный (выходя­щий за пределы сознания) акт. Мышление двойствен­но-интенционально — мысля мысль, оно тем самым и через нее мыслит предмет, который, со своей стороны, есть нечто иное, но потому именно то, о чем мыслится мысль. Мышление ради мышления бесплодно, мысль всегда ради чего-то другого — сущего. Мысль и вещь неразличимы по содержанию, но по способу бытия они в корне отличны (мысль в духе, вещь — всегда вне ду­ха). Познание — не конструирование, а именно "схва­тывание" действительности, уже существующей до и независимо от познающего. И хотя структура действи­тельности во многом совпадает со структурой позна­ния, полного их совпадения быть не может. Познание в каждый данный момент времени лишь увеличивает полноту и глубину "схватывания" действительности, никогда в нем не исчерпывающейся. Одновременно, расширяя собственные границы, познание расширяет и границы реальности. Второе исходное основание сис­темы Г. — тезис о бытийном (онтологическом) единст­ве мира. Бытие многоаспектно. В нем различаются "на­личное бытие" (существование) и "определенное бы­тие" (сущность) как его взаимосвязанные моменты, ре­альность и идеальность как способы бытия. Бытие об-

ладает разной модальностью (возможность — действи­тельность — необходимость). Возможным может быть лишь то, что было или будет реальным. Возможность действенна, что равнозначно ее необходимости. Это ут­верждение ведет к соотнесенности, к отождествлению наличного и определенного бытия (последнее надо лишь суметь "извлечь" из первого), реального и иде­ального бытия (хотя первое не исчерпывается во вто­ром). Кроме того (и это самое главное), бытие "слоис­то" (многоступенчато). Оно включает в себя четыре "слоя" (уровня): неорганический (физический), органи­ческий (биологический), душевный (психический) и духовный (идеальное бытие). Высшие "этажи" возни­кают на основе низших, закономерности которых при­сутствуют и в них ("закон возвращения"). "Высший слой бытия не может существовать без низшего, тогда как последний может". Высшие уровни не сводимы к низшим, наращивают в себе свободу как свою атрибу­тивность ("закон нового"). Каждый "слой" автономен и имеет собственную внутреннюю детерминацию ("закон дистанции"). Отсюда критика Г. телеологизма как неза­конного распространения категорий высшего слоя на низший. Нет и идеального (абсолютного) направляю­щего возникновение слоев фактора. С этим во многом связана и парадоксальность этической доктрины Г.: в силу абсолютного характера нравственного, но при ис­ключении трансцендентности смысла необходимо по­стулировать атеизм для обоснования возможности сво­бодного личностного деяния. Однако, хотя способы де­терминации меняются на разных уровнях, хотя от уров­ня к уровню возрастает свобода, это не отменяет кау­зальных зависимостей, накапливаемых от "слоя" к "слою" и снижающих вариативность возможных прояв­лений, усиливая их необходимость ("закон детермина­ции"). (По Г., оказывается, что свобода есть необходи­мость.) Исходя из этих двух оснований, Г. приходит к формулировке сути "новой онтологии": в бытии необ­ходимо различать формы существования и его катего­риальные структуры. Задача же "критической онтоло­гии" — дать анализ категорий (как фундаментальных определений бытия) внутри каждого из слоев и вскрыть их взаимосвязи и соотнесенность. Познание, следова­тельно, в принципе является бытийным отношением (между сущим объектом и так же сущим субъектом). В процессе познания объект остается тем же, а изменяет­ся субъект. Проникновение субъекта в объект всегда есть прирост некоторого "познавательного образова­ния" в познавательном соотношении. При этом предмет познания всегда выступает в этом отношении "более чем предмет" — он есть не только познанное, но и не­познанное (он как объект безразличен к познанию и его возможным в данный момент границам, он бытиен).

Одному миру соответствует множество картин мира. Таким образом, онтологический подход понимает по­знавательное отношение как бытийное, т.е. позволяет постичь его в его встроенности во взаимосвязи жизни, в его дифференцированности по "слоям" бытия. Если бы все категории предмета, по утверждению Г., одно­временно были категориями познания, то не могло бы быть ничего непознаваемого. Но мы во всех областях обнаруживаем непреодолимые границы познания, т.е. "избыточные категории бытия", которые не отражают­ся в сознании как его категории. Граница познаваемос­ти проводится в предмете рубежом категориальной идентичности (к познаваемости же самих категорий она не имеет никакого отношения). Отсюда программа "дифференциального категориального анализа": разде­ление категорий на два царства: категории как только принципы бытия и категории как "также" и принципы познания (только в математике и логике, считает Г., можно говорить о действительном тождестве катего­рий). При соотнесении этих двух рядов категорий мы впадаем в неизбежную антиномичность. Только созна­ние может обладать познанием. Однако, с одной сторо­ны, сознание должно выходить за свои пределы, по­скольку оно схватывает нечто вне себя, т.е. поскольку оно познающее сознание, а с другой — сознание не мо­жет выйти за свои пределы, поскольку оно может схва­тывать только свои содержания, т.е. поскольку оно — познающее сознание. Коль нет тождества бытия и мы­шления — это противоречие в принципе представляет­ся непреодолимым. Г. же говорит о том, что всякое ка­тегориальное изменение касается лишь познаватель­ных, а не бытийных категорий (которые неизменны и инвариантны, суть предельны значения, к которым стремится и приближается познание). При этом "схва­тить" можно лишь то, что уже имеется в наличии, по­этому понятийное "оформление" категорий всегда вто­рично (они могут существовать и без понятийного "оформления"). Реальное же изменение категорий по­знания структурируется во всеобщем процессе приспо­собления человека к окружающему миру, протекающе­му на заднем плане всякого исторического прогресса познания, всякого изменения мыслительных форм и по­нятий, образуя его суть. К тому же процесс познания входит в более широкий процесс духовной жизни в ис­тории, определяемый непрерывной ориентацией чело­века в мире как аспект приспособления. В свою оче­редь, приспособление понимается Г. как категориаль­ное изменение, разворачивающееся в историческом процессе духовно-культурной жизни. Это есть процесс развития категориальной идентичности (аппарат позна­вательных категорий содержательно приспосабливает­ся к состоянию бытийных категорий). Механизм реали-

зации этого процесса следует искать в четвертом духов­ном "слое" бытия во взаимодействии личностного и объективного духа. Личность при этом понимается как этический феномен, конституируемый единством ак­тов, интенционально направленных на другие личнос­ти. Объективный же дух реально, помимо индивиду­альностей, не существует, но есть их всеобщая обезли­ченная форма — царство ценностей. Взаимодействие личностного духа с объективным, их синтез порождает "объективированный дух", фиксируемый в произведе­ниях искусства, философии, религии, науке, технике и т.д. Постоянное трансцендирование расширяет окружа­ющий мир, увеличивает адекватность категориальной идентичности. Познание, в конечном счете, есть не что иное, как участие в сущем, "для-нас-бытие", того, что иначе существует лишь в себе. В своем обращении к бытию оно является сознательным участием духовного бытия в себе самом, его "для-себя-бытие" (смыслы по­знавания — проблема аксиологическая). Однако ценно­сти не могут быть "схвачены" только познавательным отношением, они открываются прежде всего в отноше­ниях "любви-ненависти", суть проблема этики и эсте­тики. В основе их постижения, согласно Г., — интуи­тивное "чувство ценности", эмоционально-трансцен­дентные акты их непосредственного и прямого "схва­тывания": акты воспринимающие (переживания субъ­екта), акты проспективные (предвосхищения субъекта: надежда, страх, беспокойство), акты спонтанные (пол­ностью инициативны: вожделение, желание, воля). Эмоционально-трансцендентальные акты (в отличие от познания) наглядно, согласно Г., подтверждают сущест­вование действительности как реального мира.

В.Л. Абушенко