Проблема периодизации всемирной истории
Базовой парадигмой традиционного советско-марксистского осмысления исторического процесса была идея стадиальности, дополнявшаяся пониманием того, что различные общества в силу тех или иных причин развивались и развиваются различными темпами: одни более быстро по сравнению с другими. Стадии, или ступени, общественного развития (в теории) определялись по уровню развития производительных сил, причем каждому из таких уровней должен
I32______________________________Теоретические основы понимания всемирной истории
был соответствовать свой тип производственных отношений, а этот "базис" в свою очередь определял разнообразные "надстроечные" явления: политические формы, религиозные воззрения, характер художественной литературы, искусства и пр. Определенный тип общества, базирующийся на соответствующей ступени развития производительных сил и отвечающих ей производственных отношениях, и считался отдельной социально-экономической формацией.
В течение 30—80-х гг. в отечественной историографии господствовала так называемая "пятичленная формационная схема", отголоски которой (в виде определения тех или иных обществ в качестве "рабовладельческих" или "феодальных") сплошь и рядом слышны и сегодня. В соответствии с ней, последовательными ступенями социально-экономического развития человечества являются первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм и социализм как первая фаза коммунизма.
В сущности, эта схема воспроизводила взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на всемирно-исторический процесс, как они сложились ко второй половине 40-х годов XIX в. под решающим воздействием социально-исторической концепции А. Сен-Симона. К середине 50-х годов того же века эта схема была ими пересмотрена и дополнена особым "азиатским способом производства", занявшим место между первобытностью и "античным способом производства". В дальнейшем "азиатский", "античный" и "германский" способы производства стали рассматриваться К. Марксом как относящиеся к одной стадии развития человечества — ступени докапиталистических эксплуататорских обществ.
Сама по себе идея стадиальной, или формационной, периодизации всемирной истории явилась важным этапом в процессе осмысления движения человеческого общества. Уже во второй половине XVIII в. понимание стадиальной природы развития человечества находим у А. Фергюсона и Ж.-А. Кондорсе, а в начале XIX в. — у Г.В. Гегеля и А. Сен-Симона.
В середине XIX — начале XX веков концепция стадиальности разрабатывалась не только в рамках марксизма, но и многочисленными представителями позитивистского эволюционизма — как философами, такими, в первую очередь, как О. Конт и Г. Спенсер, так и этнологами и культурологами — Г. Морганом, Э. Тайлором, Дж. Фрезером, Ю. Липпертом и др. В качестве основополагающей идея стадиальности присутствует и в неоэволюционистских построениях англоамериканских исследователей середины — второй половины XX в. — таких, к примеру, как археолог Г. Чайлд, культуролог Л. Уайт, экономисты У. Ростоу и К. Поланьи и др. Таким образом, идея стадиального развития человечества вовсе не является чем-то специфически присущим именно марксистскому пониманию истории. Отличительной чертой последнего есть не мысль о том, что в процессе своего движения человечество проходит определенные ступени (формации), а то, что само это движение, в конечном счете, детерминируется саморазвитием экономического базиса и осуществляется через классовую борьбу.
Однако установку экономического детерминизма нельзя принять хотя бы потому, что первопричиной каких-либо изменений в экономической, как и любой другой, субсистеме является творческая деятельность людей, связанная с самыми разнообразными областями реальности (информационная база, моральные ценности, степень комфортности жизни и множество всего другого). К тому же ясно, что изменения в одной из субсистем влекут изменения, в конечном счете, и во всех других, что определяет и соответствующие изменения в субсистеме, давшейЕдинство и стадиальность исторического процесса
"начальный импульс". А поскольку такого рода взаимосвязанные изменения происходят постоянно, то вопрос о том, что же "в конечном счете" все определяет, утрачивает смысл. Стиль мышления XIX в. предполагал поиск некоей универсальной первопричины, понимание которой должно было объяснить бытие как таковое (к примеру, в философии Г.В. Гегеля) или движущие силы в отдельных сферах: общественного развития у К. Маркса, эволюции биологических форм у Ч. Дарвина, мотивации человеческого поведения у 3. Фрейда и пр.
Но уже в первой половине XX в. монистический детерминизм вполне исчерпал свои эвристические возможности, и сегодня придерживаться положения о том, что материальные условия производства определяют "в конечном счете" все многообразие и богатство социокультурных феноменов, было бы по крайней мере наивно. Синергетическая парадигма, как о том шла речь, предполагает отказ от классического детерминизма в пользу вероятностного стиля мышления.
В свое время Ю.М. Бородай, В.Ж. Келле и В.Г. Плимак показали, что "антагонистическое", "эксплуататорское" общество, противопоставлявшееся как предшествующему первобытному, доклассовому, так и предполагаемому бесклассовому, коммунистическому, рассматривалось К. Марксом на трех теоретических уровнях. Наиболее абстрактным является его понимание как некоего целого, характеризующегося наличием присвоения результатов труда эксплуатируемых лиц группой эксплуататоров, безотносительно к тому, каким образом и на базе чего осуществляется сама эксплуатация. На следующем уровне выделяются общественно-экономические формации, основанные на различных стадиях развития производительных сил и соответствующих им формах собственности, представляющие прогрессивные ступени общественных отношений. В качестве таковых К. Маркс противопоставлял капиталистическое общество докапиталистическим эксплуататорским.
Третьим, более конкретным уровнем является внутриформационная типология, необходимая для перехода от общей категории формации к реальной истории народов и стран. В рамках же формации докапиталистических эксплуататорских обществ, называвшейся им иногда "первой крупной формой" антагонистического общества (в противоположность второй — капитализму), К. Маркс по принципу специфики организации производства и форм землевладения выделял "азиатский", "античный" и "германский" способы производства.
Как видим, такого рода философско-историческая конструкция имеет мало общего с традиционной для советской историографии "пятичленной схемой". В пределах последней наибольшую критику вызывала идея "рабовладельческой формации". Кроме того, что ее было весьма сложно обосновать "догматически", т. е. на основании текстов К. Маркса и Ф. Энгельса, в ее подтверждение никогда не было приведено и сколько-нибудь достаточных научных аргументов, особенно относящихся к древним обществам вне античного Средиземноморья. Однако отсутствие альтернативной, по отношению к официальной истматовской, концепции становления классового общества (через развитие частнособственнических отношений) способствовало закреплению такого, "рабовладельческого", понимания древности.
С начала 60-х годов концепция рабовладельческой формации неоднократно подвергалась аргументированной критике, в ходе которой было показано, что рабский труд в огромном большинстве регионов никогда не играл сколько-нибудь существенной роли в экономической жизни, а его относительно широ-Теоретические основы понимания всемирной истории
кое применение в отдельных центрах Античного (а также Мусульманского) миров, равно как и на плантациях Нового Света, демонстрирует не неразвитость, а как раз наоборот — высокий уровень развития товарных отношений. Кроме того, стало ясно, что в наиболее древних цивилизациях (Египет, Шумер, цивилизации доколумбовой Америки и пр.) рабовладельческий уклад в экономике практически отсутствовал, тогда как в античности, на средневековом Востоке и даже в Новое время он всегда сосуществовал с другими укладами, выразительно преобладая над ними лишь в условиях расцвета плантационного рабства в Вест-Индии, Бразилии и южных штатах США.
Эти и другие соображения позволяют со всей решительностью отказаться от концепции "рабовладельческой формации" как стадии развития человечества. Рабовладение — это специфическая форма организации преимущественно неквалифицированного и малоквалифицированного труда, которая распространяется в соответствующих сферах производства при условии высокого спроса на их продукцию. Его существенным признаком является право собственности хозяина на подневольного человека, лишенного средств производства и юридических прав.
Не лучше обстоит дело и с теорией "феодальной формации". Все признаки западноевропейского феодализма, как их определил А.Я. Гуревич, Л.С. Васильев обнаружил в древнем Китае эпохи Чжоу, а про "феодализм" в Древнем Египте на основании наличия там условного поместного землевладения, как минимум, с середины III тыс. до н. э. писали уже исследователи в начале века XX в.
"Элементы феодализма" в виде вассально-сеньоральной пирамиды политической власти и землевладения, прикрепления крестьян к земле и пр. вместе или порознь могут быть найдены в самых разнообразных обществах со времен древнейших цивилизаций до XX в., так что в качестве отдельной формации о феодализме говорить не приходится, если, конечно, не рассматривать в качестве "феодальных", вслед за Ю.М. Кобищановым, любое эксплуататорское общество, основанное на мелконатуральном производстве, и, соответственно, не определять в качестве "феодальных" докапиталистические эксплуататорские (древние и средневековые) общества как таковые.
Характеристика феодализма в качестве одной из трех стадий развития классового общества и социально-экономического явления, связанного с определенными правовыми институтами, была предложена советскими историками в начале 30-х гг. XX в. В ее основу было положено представление о якобы присущей именно средневековью "феодальной земельной ренте" как характерном собственно для феодализма типе частнособственнической эксплуатации и экономической реализации собственности на землю и на крепостных.
Однако, как (в рамках марксистского дискурса) было показано В.П. Илюшеч-киным, понятие "феодализм" (как и "рабовладельческое общество") не может и не должно применяться для обозначения общественной формации, поскольку оно не характеризует общество со стороны собственно формационных признаков, т. е. со стороны определения ступени развития производительных сил. По справедливому заключению исследователя, не существовало вообще некоей "феодальной формы эксплуатации" и за таковую неправомерно принимаются крепостничество, докапиталистическая аренда и переходные между ними формы, которые имели распространение как в средневековых, так и в древних обществах и к тому же могли уживаться как с сеноерально-вассальной, так и с централизованно-бюрократической формами административно-политической организации.Единство и стадиальность исторического процесса
Таким образом, "феодализм" суть явление не социально-экономического, а политическо-правового плана. Это понятие отражает специфику политико-правовой системы организации некоторых докапиталистических государств, характеризующейся вассально-сюзеренными отношениями и политической раздробленностью страны. В таком значении, как отмечал В.П. Илюшечкин, это понятие оказывается вообще несопоставимым с понятием "рабовладельческое общество", поскольку последнее выделяется по иному (и тоже не формационному, не основанному на критерии уровня развития производительных сил) признаку — по преобладанию в некоторых обществах рабовладельческой формы эксплуатации.
Иными словами, если понятие "рабовладение" определяет специфический экономический уклад и в этом отношении оно равномасштабно таким категориям, как, скажем, "крепостничество", "арендаторство" или "наемный труд", то "феодализм" сопоставим с понятием "централизованное государство". Они суть категории разного плана. Кроме того, ни "феодальное", ни "рабовладельческое" общества в их традиционном истматовском понимании не соответствуют какой-либо определенной ступени развития производительных сил, т. е. не отвечают главному марксистскому теоретическому принципу выделения формации.
Из всего сказанного с очевидностью вытекает, что "пятичленная формаци-онная схема" совершенно непригодна для научного использования в области изучения не только современных, но и доиндустриальных обществ. Она не просто диссонирует накопленному наукой фактическому материалу, но и противоречит собственно марксистским (а вне марксизма она вообще не имеет смысла) теоретическим основаниям выделения формаций как последовательно сменяющих друг друга типов обществ, связанных с определенными ступенями развития производительных сил. Такой вывод требует решительного и последовательного отказа от нее со стороны не только немарксистских, но и остающихся на платформе этой концепции авторов.
Сопоставляя самые различные философско-исторические схемы развития человечества, предложенные за последние два века, можно прийти к выводу, что общим для них является выделение трех основных ступеней в движении человечества. Первой является первобытность, которую в западной (а за ней и в отечественной) литературе до сих пор иногда называют "доисторическим обществом". Первобытности как нечто таксономически ей равномасштабное противостоит общество, именуемое цивилизованным, государственным, а в марксистской традиции — классовым, эксплуататорским.
Принципиальные отличия между первобытными и цивилизованными обществами фиксируются по всем основным параметрам их сопоставления. В экономическом смысле цивилизация зиждется на возможности получения регулярного прибавочного продукта, отсутствующего в первобытном обществе. В системе социальных отношений цивилизованное общество демонстрирует сословно-классовое деление, отсутствующее в первобытности. Система организации власти в эпоху цивилизации основывается на государственно-территориальном принципе, тогда как в первобытном обществе решающую роль играют кровно-родственные связи. В культурно-информационном отношении существеннейшим отличием является тот факт, что первобытность демонстрирует дописьменную стадию фиксации, накопления, хранения и трансформации знаний и духовных ценностей, тогда как на уровне цивилизации это осуществляется при помощи искусственных языков.36
Теоретические основы понимания всемирной истории
Первобытное общество на каждом из этапов своего развития демонстрирует принципиально однотипный характер поселений, тогда как цивилизация предполагает разделение города и деревни как ведущего и ведомого компонентов территориально-поселенческой структуры. Отметим также и то обстоятельство, что на стадии первобытности в силу относительно низкой плотности населения и небольшой численности личного состава функционирующих в качестве жизнеспособных социальных организмов человеческих сообществ плотность информационных связей является принципиально более низкой, чем в эпоху цивилизации.
К. Маркс и М. Вебер четко противопоставляли докапиталистическое (традиционное) общество капиталистическому; У. Ростоу в концепции "стадий экономического роста" — традиционные доиндустриальные общества индустриальным, с высоким уровнем массового потребления; А.Дж. Тойнби и К. Ясперс разграничивали эпохи существования и обособленного развития отдельных цивилизаций (Египетская, Китайская, Античная и пр.) и становления вокруг Новоевропейской цивилизации Всемирной, в чем к ним весьма близок П. Тейяр де Шарден. При этом совершенно ясна корреляция между утверждением буржуазных отношений, победой (прежде всего, в Северо-Западной Европе) "духа капитализма" на основе базовых принципов протестантской этики, промышленным переворотом и переходом к "индустриальному обществу", решительным установлением преобладания Новоевропейской (вскоре ставшей Североатлантической) цивилизации над всеми остальными, их "стягивание" ею вокруг себя и образование в результате этого современной глобальной макроцивилизации.
Переход от традиционного мира региональных цивилизаций к буржуазно-индустриальному миру современной всемирной макроцивилизации, начавшийся в XVI в., имел системный характер, охватывал все сферы человеческой жизнедеятельности и обусловил качественную трансформацию человечества как такового. Поэтому эпоху традиционных (докапиталистических, доиндустриаль-ных) цивилизаций мы имеем все основания рассматривать в качестве отдельной крупной стадии в развитии человечества, датируемую в пределах рубежа IV—III тыс. до н. э. (когда возникли древнейшие в мире цивилизации, Шуме-рийская и Египетская) — середины II тыс. н. э. (когда в Западной Европе утвердилась буржуазная Новоевропейская цивилизация, ставшая катализатором последующей трансформации человечества в целом).
Абстрагируясь пока от событий последних веков, остановимся на времени существования отдельных, локальных и региональных, традиционных докапиталистических (доиндустриальных) цивилизаций. Хронологически они соответствуют тем "эпохам", которые принято называть "Древностью" и "Средневековьем" (деление, которое за пределами Европы не имеет никакого исторического смысла) и которые в традиционной советской "пятичленной формацион-ной схеме" соотносились с "рабовладельческой" и "феодальной" формациями.
Проблема выделения качественных этапов в развитии докапиталистических эксплуататорских обществ была остро поставлена в отечественной науке в связи с критикой "пятичленной формационной схемы", несостоятельность которой была очевидной уже в 60-е годы. Противопоставление докапиталистических эксплуататорских обществ как чего-то целостного первобытности, с одной стороны, и буржуазному обществу — с другой, при отказе от категорий "рабовладельческая" и "феодальная" формации (по крайней мере, в том смысле, который вкладывался в них официальным истматом) заставляло задуматься надЕдинство и стадиальность исторического процесса
внутренним членением этого огромного исторического периода. При этом категориальной альтернативой понятиям "рабовладение" и "феодализм" в работах многих ученых становятся такие использовавшиеся К. Марксом термины, как "азиатский", "античный" и "германский" способы производства.
В ходе развернувшейся в 60-е годы дискуссии выступившие против "пятичлен-ной схемы" авторы высказали целый спектр альтернативных точек зрения относительно стадиальной и поливариантной природы докапиталистических эксплуататорских обществ. "Азиатский", "античный" и "германский" ("феодальный") способы производства Е.С. Варгой и Л.А. Седовым было предложено рассматривать в качестве самостоятельных формаций, тогда как Ю.И. Семенов, Л.С. Васильев, И.А. Стучевский и ГА. Меликишвили определяли их как уклады единой "вторичной формации". Отдельные исследователи, прежде всего Ю.М. Кобищанов, считали возможным эту "вторичную формацию" интерпретировать в целом как феодальную, тогда как другие, главным образом такие французские марксисты, как Ж. Сюре-Каналь и М. Годелье, были склонны характеризовать все раннеэксплуа-таторские общества как относящиеся к азиатскому способу производства, на базе которого в зависимости от конкретных обстоятельств может развиться либо рабовладельческое (при появлении товарно-рыночного производства), либо феодальное (при господстве натурального хозяйства) общества. При этом Э.О. Берзиным отстаивалась идея типологической близости (в социально-экономическом отношении как обществ, основанных на натуральном хозяйстве) азиатского способа производства и феодализма, при принципиальном отличии от них рабовладельческого общества, ориентированного на товарное производство.
Существеннейшие трудности для определения стадиальной природы, равно как и путей развития (о чем речь пойдет ниже), докапиталистических эксплуататорских обществ вытекали из неразработанности теории перехода от первобытности к цивилизации. Официальный советский истмат придерживался изложенной Ф. Энгельсом (на основании традиции, восходящей к Ж.-Ж. Руссо) в работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" концепции о том, что социальное неравенство возникает как функция, производная от утверждения частнособственнических отношений, тогда как государство суть "орудие классового подавления" в руках такого рода собственников. Вместе с тем, у самого Ф. Энгельса в "Анти-Дюринге" находим понимание того, что социально-экономическое неравенство развивается не только на основе частнособственнических отношений, но и при условии монополизации правящей группой общественных должностей и права распоряжаться коллективными ресурсами.
Этот тезис, при учете работ англо-американских этнологов, позволил в 70-х годах AM. Хазанову и Л.Е. Куббелю обосновать, что типичным в мировой истории был как раз путь утверждения эксплуататорского общества через монополизацию знатью ключевых общественных должностей при присвоении ею общественного прибавочного продукта в пределах всего подвластного коллектива.
Следующим шагом была предложенная в начале 80-х годов Л.С. Васильевым концепция становления раннеполитических структур, опиравшаяся на последние на то время достижения мировой науки (работы К. Поланьи, Р. Карнейро, М. Сахлинса, Е. Сервиса и др.), но выдвигавшая в качестве смыслового ядра новую идею "феномена власти-собственности". Смысл ее состоит в том, что в архаических обществах (а также, как говорилось в кулуарах и тогда, при социализме) собственность и власть суть не самостоятельные, рядоположенные по38 Теоретические основы понимания всемирной истории
отношению друг к другу начала (как то имеет место при капитализме), а представляют собою два аспекта, две условно выделяемые стороны одного явления.
Сущностью "феномена власти-собственности" является фактическое право власть имущих распоряжаться коллективным достоянием в ходе организации общественного производства и централизованного перераспределения (реди-стрибуции) материальных благ. Как убедительно показал Л. С. Васильев, представления о собственности как об особой сфере отношений в обществах архаического типа фактически не существовало. Регулярное присвоение правящей верхушкой фиксированной доли труда и доходов населения осуществлялось благодаря выполнению ею ведущих социально-экономических, административно-политических, военных и культовых функций. Из этого вытекает, что ран-неэксплуататорские общества возникают в процессе монополизации знатью организационно-управленческой сферы, определяющей возможность присвоения части совокупного общественного прибавочного продукта при отсутствии или крайней неразвитости частной собственности на основные средства производства, в первую очередь на землю.
Сегодня можно считать твердо установленным, что не появление частной собственности на средства производства влекло за собой рождение эксплуатации и социального неравенства, а наоборот, усложнение общественной организации, связанное с усилившейся дифференциацией сфер деятельности, вело к делению людей на две основные группы: управляющих и управляемых. Первые, монополизирующие власть-собственность на общественные ресурсы, организуя производство и перераспределение материальных благ, концентрируют в своих руках прибавочный продукт и расходуют его, в значительной степени, в престижных целях. Общественное разделение труда ведет к социальному расслоению, эксплуатации и имущественному неравенству .
Общество, в системе которого власть-собственность на основные ресурсы коллектива сосредоточена в руках наследственной социальной знати, организующей общественную жизнедеятельность и концентрирующей в своих руках (благодаря праву редистрибуции) совокупный прибавочный продукт (значительная часть которого расходуется на удовлетворение личных престижных потребностей правящей верхушки), является раннеклассовым. Такое понимание раннеклассового общества в целом соответствует тому, что Л.С. Васильев определяет в качестве раннеполитических структур, а В.П. Илюшечкин называет сословными раннегосударственными обществами. Оно характерно для ранних цивилизаций и поэтому с таким же успехом может быть названо ран-нецивилизационным, раннегосударственным или раннеполитическим.
На следующем этапе социально-экономического развития, по мере парцелляции производства и развития частного предпринимательства, в обществе возникает прослойка лиц, владеющих средствами производства на частнособственнических основаниях и, соответственно, слой людей, лишенных средств производства. При этом верховная государственная (административно-бюрократическая или сеньорально-вассалитетная) власть-собственность (в античном мире выступавшая в виде власти-собственности гражданской общины-полиса), по сути, сохраняется, хотя и в несколько ограниченном объеме.
В результате, между власть имущими и рядовым населением, ведущим в рамках общин мелкое натуральное хозяйство, вклинивается прослойка разбогатевших собственников, эксплуатирующая разоряющихся соплеменников (че-I
Единство и стадиальность исторического процесса
рез арендаторство, долговое кабальничество, наем и пр.) и (или) иноплеменников-рабов. Однако эта прослойка собственников, особенно в традиционных обществах восточного типа, остается подчиненной, нередко фактически бесправной, по отношению к классу-сословию государственной бюрократии (например, китайских "шеныди").
Правящая бюрократия эксплуатирует рядовое население через налоговый аппарат (в который постепенно трансформируется редистрибутивная система), тогда как более или менее заметная прослойка предпринимателей-собственников и (или), как правило, принадлежащих к слою правящей знати землевладельцев в свою очередь эксплуатируют труд так или иначе зависимого от них круга лиц. Таким образом, государственно-бюрократической эксплуатации подвергаются как объединенные в общины мелкие производители — непосредственно, так и вовлеченные уже в частный сектор, не имеющие собственных средств существования лица — опосредованно, через налоговый прессинг на предоставляющих им работу предпринимателей. Подобное типично и для постсоциалистических, как и постколониальных, стран.
При этом, если на Востоке в силу экономической необходимости в централизованной организации общественных (особенно сельскохозяйственно-ирригационных) работ господство государственной власти над "собственностью" в любых ее формах неизменно сохранялось веками и тысячелетиями, вплоть до экспансии западного капитализма, то в Западной Европе в силу целого ряда причин, о которых обстоятельнее будет сказано ниже, "собственность" постепенно не только обособляется от "власти", но и становится в оппозицию к ней, противополагает себя ей, а затем, в ходе буржуазных революций, побеждает и подчиняет "власть", превращая государственную машину в орудие своего классового господства.
Общество, в системе которого верховная государственная власть-собственность на основное средство производства (землю) сохраняется в руках административно-бюрократического аппарата, эксплуатирующего остальное население посредством изъятия ренты-налога, однако при том что в допускаемых властью пределах некоторое развитие получает и частное предпринимательство (предполагающее эксплуатацию труда людей, лишенных средств производства, а то и личной свободы), является сословно-классовым.
Этим понятием В.П. Илюшечкин определял ступень общественного развития, следующую за "сословным" обществом поздней первобытности и ранних цивилизаций и предшествующую капитализму. В концепции Л.С. Васильева этому соответствует (для обществ Востока, западные он специально не анализирует) вторая (следующая за первой, раннеполитической) стадия развития "государственного способа производства".
Такого рода разграничение "раннеклассовых" и "сословие-классовых" обществ в пределах эпохи традиционных, докапиталистических цивилизаций, естественно, ставит вопрос об исторической границе (при всем понимании ее условности) между ними. В этой связи следует вспомнить работы Г.А. Меликишви-ли, показавшего, что принципиальные изменения в социально-экономической жизни переднеазиатских обществ относятся не к эфемерному рубежу между "древностью" и "средневековьем", к которому обычно приурочивали переход от "рабовладения" к "феодализму", а приблизительно ко второй половине II — первой половине I тыс. до н. э., при том что с середины I тыс. до н. э., где-то с начала40
Теоретические основы понимания всемирной истории
Ахеменидского периода, вплоть до Нового времени, их строй уже не претерпевал принципиальных изменений. К близкому выводу (при соответствующих хронологических коррективах: первая половина — середина I тыс. до н. э.) на китайском материале пришли Л.С. Васильев и В.И. Илюшечкин.
Обобщение этих результатов с учетом данных по другим регионам позволило сделать вывод, что в широкой полосе Старого Света, почти укладывающейся в субтропический пояс, в основных центрах цивилизационного развития (Восточное Средиземноморье, Передняя и юг Средней Азии, Индия и Китай) до последней трети I тыс. до н.э. в основных чертах завершился процесс трансформации архаических раннеэксплуататорских обществ, обычно именуемых раннеклассовыми, в те, которые В.П. Илюшечкин называет сословно-клас-совыми, а Л.С. Васильев — традиционными. При этом если цивилизации доко-лумбовой Америки так и не преодолели собственными силами соответствующего рубежа и в полной мере соответствовали характеристикам раннеклассовых обществ, то периферийные по отношению к первичным цивилизацион-ным центрам Старого Света варварские общества, начиная с последней трети I тыс. до н. э., благодаря стимулирующему воздействию со стороны последних, изначально сочетали не вполне реализовавшиеся раннеклассовые отношения со все более укоренявшимися сословно-классовыми.
Совершенно ясно, что, как в общечеловеческом масштабе, так и в отдельно взятом регионе, в рамках каждой достигшей соответствующего уровня развития цивилизации этот переходный период занимал не одно столетие. Однако менее очевидно, в какой мере трансформация раннеклассовых обществ в сословно-классовые была связана с изменением самого качества человека, постепенно обретающего пусть пока еще весьма относительную, но все же свободу от жестких нормативных рамок консервативных обществ раннеклассового типа. Поэтому еще раз вернемся к определению природы раннеклассового и сословно-классового обществ, но уже под углом зрения места и роли в них индивидуальности.
Под раннеклассовымпредставляется целесообразным понимать всякое эксплуататорское общество доиндустриальной эпохи, в системе которого отсутствует частная собственность на основное средство производства тех времен — землю — и на основную массу отчуждаемого у земледельцев натурального прибавочного продукта и, соответственно, весьма неразвитыми являются товарно-рыночное производство и эксплуатация человека человеком в рамках отдельных домохозяйств. Для него характерна власть-собственность социальной (раннегосударственной) верхушки на природные и трудовые ресурсы социального организма, реализующаяся по преимуществу в централизованной организации производства и отчуждении, перераспределении (реди-стрибуции) и трансформации прибавочного продукта.
При таких условиях социальный статус индивида, строго коррелирую-щийся с местом последнего в системе общественного разделения труда и выполнением определенных общественных функций, в решающей степени определяет его имущественное положение. Власть-собственность, система редистрибуции и, следовательно, совокупный общественный прибавочный продукт со всеми связанными с его обладанием формами подчинения одних групп людей другими находятся в руках лиц, венчающих пирамиду раннегосударственной власти.Единство и стадиальность исторического процесса
Принципиальное отсутствие возможности выбора между различными ценностными ориентирами (стремление к богатству, или знаниям, или ключевым постам в системе управления и т. д.— что, естественно, верно лишь на самом абстрактном срезе рассмотрения), при том что продвижение по социальной лестнице (так или иначе ограниченное, впрочем, изначальной клановой или кастовой принадлежностью) определяло комплексное удовлетворение разнообразных индивидуальных запросов, делало невозможным противоположение индивидом себя тотальной власти-собственности. В раннеклассовом обществе человек мог самореализовываться лишь через предзаданные социокультурные формы по мере приобщения к власти и продвижения по ее ступеням. Это относится не только к чиновникам, жречеству, военным или даже ремесленникам архаических цивилизаций, но и в ничуть не меньшей степени к работникам "творческих сфер" — архитекторам, живописцам и ваятелям, сочинителям художественно или информационно значимых текстов.
Само многообразие становившихся все более специализированными видов деятельности — при необходимости действовать порою и в нестандартных ситуациях — стимулировало проявление внутренних творческих сил человека. Уже на той стадии должны были вспыхивать искры свободной игры творческих сил, о чем, к примеру, можно судить по шедеврам древнеегипетской лирики, пронизанных глубокой личной скорбью строках вавилонских поэм или сложнейшей, детальнейшим образом разработанной календарной системе майя.
Однако проблески личностных форм культуры по сути своей выступали как вариативное многоголосие в рамках традиционных канонов и в качестве альтернативы таковым не воспринимались ни авторами, ни современниками. Аналогичным образом следует, очевидно, понимать и по существу уже новаторские, выходящие за рамки традиционных канонов социального поведения действия таких выдающихся политических фигур, как Урукагина (Уруинимги-на) и Саргон Древний в Месопотамии или Аменхотеп IV Эхнатон в Египте.
Сословие-классовоеобщество — как вторая стадия развития докапиталистического эксплуататорского общества — характеризуется уже заметным развитием частнособственнических отношений, лимитированных, впрочем, все еще сохраняющейся, но становящейся уже кое-где почти номинальной государственной властью-собственностью на землю и другие ресурсы. С этим непосредственно связано появление оказывающейся вне государственно-ре-дистрибутивных структур индивидуальной трудовой деятельности, что ведет к некоторому развитию товарно-рыночных отношений и права индивида на определенную часть (оставшуюся после уплаты ренты-налогов, взносов и пр.) производимого в его хозяйстве прибавочного продукта. Это, естественно, стимулирует развитие частных форм эксплуатации человека человеком в рамках отдельных домохозяйств. При этом редистрибутивная система постепенно трансформируется в налоговый аппарат. Параллельно усиливается расхождение между социальными статусами, политическими позициями и имущественным достатком отдельных людей.
На стадии раннеклассовых обществ формы самореализации индивида были почти всецело предзаданы его местом в системе общественного разделения труда (обычно передававшимся по наследству), связанным с ним статусом и положением в иерархии власти, что в целом и определяло его материальный достаток. На сословие-классовой стадии, благодаря некоторому (в большей илиЕдинство и стадиальность исторического процесса
смысле ясперовское "осевое время" является, по сути, тем этапом развития человеческого духа, на котором личность впервые осознает себя самоценным субъектом культурно-исторического творчества, противопоставляя себя внешнему миру социальной реальности и государственной власти.
В общественном сознании появляется антитеза "пророк и царь", "поэт и царь" или "мудрец (отшельник) и царь", что, особенно в контексте античной культуры, дополняется противопоставлением мудреца, прорицателя или поэта невежественной, неустойчивой в своих симпатиях и антипатиях толпе (Пифагор и италийские греки, Анаксагор, Протагор или, особенно, Сократ и афиняне и пр.).
Из сказанного следует, что дихотомия индивида и социума на стадии раннеклассовых обществ осознавалась в аспекте не противопоставления или тем более взаимного неприятия, а скорее в смысле необходимости оптимального "вписывания" индивида в предзаданные ему рождением или иными социальными рамками наличествующие раннеполитические структуры. Крушение последних, как показал в свое время В.Н. Топоров, воспринималось людьми раннеклассового общества в качестве космической катастрофы и личной трагедии не только в силу связанных с этим бедствий для отдельно взятых людей, но и ввиду того, что распад традиционных структур осознавался как гибель всего и вся, как крах мироздания и его порядка.
С утверждением же сословно-классовой системы отношений человек ощущает за собой свободу и моральное право, санкционированные сакральными силами бытия, на несогласие с публичной властью, на нравственное осуждение государственного режима, а то и на открытое неповиновение ему. Он начинает распрямляться и впервые противопоставляет себя и государственности, и системе социальных институтов, и комплексу традиционных установок и представлений. Ветхозаветные пророки обличают своих и чужих царей, греческие философы отвергают традиционную религию, зо-роастрийцы подчеркивают свободу выбора каждым между добром и злом, джайны и буддисты не признают сакральный характер варнового, провозглашаемого Ведами деления общества, а даосы иронизируют над государственными церемониями и ритуалами.
По отношению же к стадиям всемирно-исторического процесса "осевое время" — эпоха духовного преодоления системного идейно-мировоззренческого кризиса, обусловленного болезненной трансформацией раннеклассовой системы отношений в сословно-классовую.
Иными словами, переход от раннеклассовой стадии развития общества к сословно-классовой в духовной плоскости соответствует тем фундаментальным мировоззренческим изменениям, которые выразились в идейных течениях "осевого времени". Поэтому понятно и хронологическое соответствие между завершением в основных цивилизационных центрах Старого Света утверждения основ сословно-классового общества и появлением религиозно-философских учений нового типа, знающих человеческую личность и ее сущностную причастность основам трансцендентного бытия.
В таком смысле утверждению раннебуржуазных отношений в Западной Европе, ознаменовавшему в плоскости социально-экономических отношений переход к новой эпохе, соответствовало формирование новой, протестантской, прежде всего кальвинистски-пуританского плана, идеологии, религиозно утверждающей индивидуализм, рационализм и установку на капиталиста-44 Теоретические основы понимания всемирной истории
ческую систему производства. Разумеется, дух Новоевропейской цивилизации выразился далеко не в одном протестантизме. Он нашел возможность проявиться и в реформированном католицизме эпохи барокко и тем более в западной философии, начиная с Ф. Бекона, Р. Декарта и Г.В. Лейбница (прагматическая установка первого, принципиальный рационализм второго,, монадология третьего), через абсолютизацию гносеологического субъекта И. Кантом, взгляды С. Кьеркьегора и Ф. Ницше, наконец, экзистенциалистски-пер-соналистические течения XX в.
Однако для объяснения собственного духа Новоевропейской цивилизации, равно как и предшествовавших ей Западнохристианского Средневековья и Античности, одной лишь парадигмы стадиальности и неравномерности социокультурного развития явно недостаточно. Для решения такой задачи большими эвристическими возможностями располагает концепция поливариантности движения человеческого общества, которая будет рассмотрена в следующей главе. Сейчас же важно подчеркнуть то обстоятельство, что сдвиги "осевого времени" происходили параллельно, независимо друг от друга, в нескольких ведущих центрах цивилизационного развития и уже в силу этого могут считаться чем-то закономерным, тогда как изменения, обусловившие появление Новоевропейской социокультурной системы, аналогов в истории не имеют, и вопрос о том, могло ли в принципе где-либо что-либо подобное повториться, остается открытым. Ясно лишь, что в современном мире этого произойти уже не может.
Дата добавления: 2014-12-20; просмотров: 1873;