Опорные точки композиции

Композиция любого литературного произведения строится с таким расчетом, чтобы от начала к концу читательское напряжение не ослабевало, а усиливалось. В произведении, небольшом по объему, композиция чаще всего представляет из себя линейное развитие по возрастающей, устремленное к финалу, концовке, в которой и находится точка наивысшего напряжения. В более крупных по объему произведениях в композиции чередуются подъемы и спады напряжения при общем развитии по восходящей. Точки наибольшего читательского напряжения мы будем называть опорными точками композиции.Их анализ имеет первостепенную важность, так как они не только «ведут» читателя по художественному произведению, но и имеют глубокий содержательный смысл: в опорных точках с наибольшей очевидностью проявляются, выходят наружу, обнажаются пласты содержания, главным образом проблематика и идейный мир. Собственно, и начинать анализ композиции целого произведения необходимо именно с опорных точек, а там уж будет яснее видно, на что еще обратить внимание. Анализ же опорных точек – ключ к пониманию логики композиции, а значит, и всей внутренней логики произведения как целого.

Возникает закономерный вопрос: где искать эти опорные точки, на что обращать внимание? Универсального ответа здесь нет, так как у разных писателей, в разных художественных системах опорные точки могут располагаться в самых разных фрагментах текста, что тесно связано с индивидуальным стилем писателя и системой доминант этого стиля. Однако есть и некоторые общие закономерности, которые позволяют дать определенные практические рекомендации по поводу «местонахождения» опорных точек.

Самый простой случай: опорные точки композиции совпадают с элементами сюжета, прежде всего с кульминацией и развязкой. С этим мы встречаемся тогда, когда динамический сюжет составляет не просто основу композиции произведения, но по сути исчерпывает ее своеобразие. Композиция в этом случае практически не содержит внесюжетных элементов, в минимальной мере пользуется композиционными приемами. Прекрасный пример такого построения – рассказ-анекдот, типа рассмотренного выше рассказа Чехова «Смерть чиновника».

В том случае, если сюжет прослеживает разные повороты внешней судьбы героя при относительной или абсолютной статичности его характера, полезно поискать опорные точки в так называемых перипетиях – резких поворотах в судьбе героя. Именно такое построение опорных точек было характерно, например, для античной трагедии, лишенной психологизма, а в дальнейшем использовалось и используется в приключенческой литературе. Однако и в «большой литературе» можно встретить такое построение, например, в романах Стендаля «Красное и черное» и «Пармская обитель» – в них опорными точками становятся изменения во внешнем положении героя.

Почти всегда одна из опорных точек приходится на финал произведения (но не обязательно на развязку, которая может не совпадать с финалом!). В небольших, по преимуществу лирических произведениях это, как уже было сказано, зачастую единственная опорная точка, а все предыдущее лишь подводит к ней, повышает напряжение, обеспечивая его «взрыв» в концовке. Рассмотрим с этой точки зрения одну миниатюру Твардовского:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны.

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь,

Что яих мог, по не сумел сберечь.

Речь не о том, и все же, все же, все же...

Первые пять строк и даже часть шестой имеют одно назначение – подвести читателя к этому заключительному «и все же, все же, все же...», заключающему в себе весь смысл стихотворения – не отпускавшее Твардовского до конца жизни чувство невольной вины перед павшими, вины за то, что они погибли, а он остался в живых. Заявленная в первых двух строках мысль усиливается, развивается в следующих, чтобы подготовить неожиданный поворот-взрыв в последней строке, благодаря чему она производит исключительно сильное впечатление. Переход к финалу Твардовский готовит и ритмически, за счет рифмовки. В последних четырех строках применена несколько необычная для русской поэзии кольцевая рифмовка (обычная и привычная, так сказать, естественная для читателя – перекрестная рифмовка – авав), а это создает своеобразный художественный эффект, подчеркивающий значимость именно последней строки. Дело в том, что слух, привыкший к естественному чередованию подъемов и спадов в перекрестной рифмовке, ожидает в третьей строке рифмы к первой, но ее нет, благодаря чему создается ощущение задержки дыхания перед сильным выдохом – четвертой строкой. Такое построение можно еще уподобить волне, которая вместо того, чтобы плавно опуститься в третьей строке, продолжает в ней набирать высоту, чтобы с тем большей силой обрушиться вниз со всей накопленной дополнительной энергией. Наконец, важность и значимость последней строки подчеркивается и синтаксической фигурой – единственным приемом выразительности во всем стихотворении – повтором.

В крупных художественных произведениях концовка тоже, как правило, заключает в себе одну из опорных точек. Например, в поэме Пушкина «Анжело» в развязке выясняется преступное вероломство главного героя, но не этим кончается поэма, а фразой «И дюк его простил». В этой короткой фразе как бы сконцентрирован весь идейный смысл поэмы, во всяком случае, одна из наиболее дорогих Пушкину идей – идея милосердия и прощения, и эта финальная фраза буквально поражает читателя своей, казалось бы, нелогичностью, неожиданностью. Но в такой концовке – весь Пушкин.

Не случайно многие писатели говорили о том, что над последней фразой они работают особенно тщательно, а Чехов указывал начинающим писателям, что она должна звучать «музыкально». Не случайно и булгаковский Мастер еще в самый разгар работы над своим романом точно знал, что его последними словами будут слова «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат». Один же из современных русских писателей закончил свое произведение не точкой и не многоточием, а запятой с тире, желая этим показать «открытость» финала, и справедливо рассердился на редакцию, заменившую эти знаки препинания тривиальной и неподходящей по смыслу точкой... Все это показывает, насколько важна опорная точка в финале произведения.

Иногда – хотя и не так часто – одна из опорных точек композиции находится, напротив, в самом начале произведения, как, например, в романе Толстого «Воскресение»: «Как ни старались люди, собравшись в одно место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе».

Здесь любимое толстовское противопоставление естественности и красоты природы и неестественности и безобразия цивилизации становится нравственным камертоном для всего последующего повествования.

Еще пример: любое вступление к поэме у Маяковского становится важной опорной точкой композиции, своего рода программным заявлением, во многом определяющим дальнейший ход произведения.

Опорные точки композиции могут иногда располагаться в начале и конце (чаще) частей, глав, актов и т.п. Так, в «Войне и мире» Толстого многие части открываются важными для автора философскими раздумьями или обобщениями. В поэмах Маяковского каждая глава обязательно заканчивается ударным финалом, как бы обобщающим ее содержание, подводящим эмоционально-смысловой итог. Об особенностях такого композиционного построения пьесы выразительно говорил Чехов: «Все действие я веду мирно и тихо, а в конце даю зрителю по морде»*, – отмечая при этом, что так же он строит и свои рассказы.

___________________

* Письмо Ал. П. Чехову от 10–12 октября 1887 г. // Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Письма. Т. 2. С. 128.

Часто опорные точки композиции – это наиболее сильные художественные эффекты и приемы, легко воспринимаемые как таковые на фоне достаточно «спокойном». Так, Пушкин в стихотворении «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор..») выдерживает основной тон произведения довольно спокойным – нет ни особенно взволнованных интонаций, ни бросающейся в глаза иносказательной образности – Пушкин обходится в основном общепоэтическими в его время тропами «холодный свет», «сын севера», «блуждающая судьба» и т.п. Но в двух фрагментах стихотворения все обстоит иначе, здесь Пушкин создает яркие, свежие, запоминающиеся образы, его интонация становится явно приподнятой и даже восторженной в одном случае и элегически-печальной в другом. Первая опорная точка – выразительнейшая, вошедшая едва ли не в семью крылатых слов седьмая строфа, находящаяся примерно в середине стихотворения:

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа, неразделим и вечен –

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

Куда бы нас ни бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Все те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

Вторая опорная точка, как и полагается, в концовке, в последних двух строфах, где возникает глубоко трогающий и поэтически неожиданный образ последнего лицеиста, которому «под старость день Лицея / Торжествовать придется одному». Здесь же и самый финал, как всегда у Пушкина мудрый и умиротворяющий:

Пускай же он с отрадой хоть печальной

Тогда сей день за чашей проведет,

Как ныне я, затворник ваш опальный,

Его провел без горя и забот.

В другом стихотворении Пушкина, «Клеветникам России», одна из опорных точек непосредственно перед концовкой выделяется интонационно: на фоне опять-таки довольно обычных интонаций здесь шесть раз подряд повторен риторический вопрос, после чего дан повтор в форме синтаксического параллелизма, причем от начала к концу этого фрагмента интонационный напор ощутимо усиливается, достигая апогея в последней строчке:

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

Отметим, между прочим, что здесь для усиления звучания последней строки применен уже известный нам прием кольцевой рифмовки. Вторая же опорная точка в композиции, стихотворения – последние четыре строки – с максимальной силой воплощает ту интонацию, которая характерна для стихотворения в целом – интонацию спокойной силы, уверенности и достоинства:

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди не чуждых им гробов.

В «Войне и мире» у Толстого, вообще-то не склонного к частому употреблению иносказательной образности, кульминационные точки отмечены бросающимися в глаза метафорами, при помощи которых он описывает внутреннее состояние своих героев в наиболее острые, кризисные моменты их нравственно-философских поисков; часто – в те моменты, когда герои почти разуверились в смысле жизни. Вот в качестве примера два фрагмента; первый изображает состояние Пьера после дуэли с Долоховым и перед встречей с Баздеевым, второй – его же состояние после расстрела пленных;

«О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, все на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его».

«С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора».

Зачастую наиболее выразительный образ писатель «приберегает» под конец, и опорная точка оказывается отмеченной в тексте дважды: и особой силой художественного эффекта, и своим положением в финале произведения; таков, например, образ черного солнца на черном небе в концовке шолоховского «Тихого Дона».

Если в произведении осуществлен повтор как композиционный принцип, то в местах повтора, как правило, находятся опорные точки. Выше уже приводились примеры того, как повторяющиеся образы, детали, интонации и т.п. организуют художественное целое. То же следует сказать и об антитезе: если на ней построено произведение как на композиционном принципе, то моменты наиболее открытого проявления антитетичности чаще всего бывают опорными точками. Например, роман Достоевского «Братья Карамазовы» основан на композиционном противопоставлении «двух бездн в душе человека», «идеала содомского» и «идеала мадонны». Опорными точками становятся те моменты, в которых явственнее всего видно, как «дьявол с богом борется»: приход Алеши к Грушеньке, разговор Алеши с Иваном, «кошмар Ивана Федоровича» и т.п.

Типы композиции

В заключение скажем о тех общих свойствах или типах композиции, в которых воплощается художественное своеобразие произведения. В самом общем виде можно выделить два типа композиции – назовем их условно простым и сложным. В первом случае функция композиции сводится лишь к объединению частей произведения в единое целое, причем это объединение осуществляется всегда самым простым и естественным путем. В области сюжетосложения это будет прямая хронологическая последовательность событий, в области повествования – единый повествовательный тип на протяжении всего произведения, в области предметных деталей – простой их перечень без выделения особо важных, опорных, символических деталей и т.п.

При сложной композиции в самом построении произведения, в порядке сочетания его частей и элементов воплощается особый художественный смысл. Так, например, последовательная смена повествователей и нарушение хронологической последовательности в «Герое нашего времени» Лермонтова акцентируют внимание на нравственно-философской сущности характера Печорина и позволяют «подобраться» к ней, постепенно разгадывая характер. Так, в чеховском рассказе «Ионыч» сразу же за описанием «салона» Туркиных, где Вера Иосифовна читает свой роман, а Котик изо всех сил бьет по клавишам фортепьяно, не случайно идет упоминание о стуке ножей и запахе жареного лука – в этом композиционном сопоставлении деталей заключен особый смысл, выражена авторская ирония. А вот пример сложной композиции речевых элементов из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина: «Казалось, чаша бедствий выпита до дна. Ан нет: наготове еще целый ушат». Здесь первое и второе предложения композиционно сталкиваются, создавая контраст между торжественной, высокой стилистикой (и соответствующей интонацией) метафорического оборота «чаша бедствий выпита до дна» и разговорной лексикой и интонацией («ан нет», «ушат»). В результате возникает необходимый автору комический эффект.

Простой и сложный типы композиции иногда с трудом поддаются выявлению в конкретном художественном произведении, поскольку различия между ними оказываются до определенной степени чисто количественными: мы можем говорить о большей или меньшей сложности композиции того или иного произведения. Существуют, конечно, и чистые типы: так, композиция, допустим, басен Крылова или рассказа Гоголя «Коляска» проста по всем параметрам, а «Братьев Карамазовых» Достоевского или «Дамы с собачкой» Чехова по всем параметрам сложна. Но вот, например, такой рассказ Чехова, как «Дом с мезонином» достаточно прост с точки зрения сюжетной и повествовательной композиции и сложен в области композиции речи и деталей, а «Василий Теркин» Твардовского, наоборот, в этом отношении достаточно прост, зато обладает сложной структурой сюжета и повествовательных форм. Все это делает вопрос о типе композиции достаточно сложным, но в то же время очень важным, поскольку простой и сложный типы композиции могут становиться стилевыми доминантами произведения и, таким образом, определять его художественное своеобразие.

? КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ:

III