Психологическая наука и ее предмет

История психологии — это особая отрасль знания, имеющая собственный предмет. Его нель­зя смешивать с предметом самой психологии как науки.

Научная психология изучает факты, механизмы и закономерности той формы жизни, которую обычно называют душевной или психической.

Иногда хорошим психологом называют писателя или судью, а то и просто того, кто лучше других раз­бирается в окружающих людях, в их вкусах, пред­почтениях, мотивах их поступков. В этом случае под психологом разумеют знатока человеческих душ (не­зависимо от того, читал ли он книги по психологии, обучался ли специальному анализу причин поведе­ния или душевной смуты), т. е. здесь мы имеем дело с житейскими представлениями о психике.

Однако житейскую мудрость следует отличать от научного знания. Именно благодаря ему люди ов­ладели атомом, космосом и компьютером, проникли в тайны математики, открыли законы физики и хи­мии. И не случайно научная психология стоит в одном ряду с этими дисциплинами. Она взаимо­действует с ними, но ее предмет неизмеримо слож­нее, ибо сложнее человеческой психики нет ниче­го в известной нам Вселенной.

Итак, у психологии один предмет, а у истории пси­хологии — другой. Их непременно следует разграни­чивать. Что же является предметом психологии? В самом общем определении — психика живых существ во всем многообразии ее проявлений. Но этим ответом нельзя удовлетвориться.

Всегда нужно различать объект познания и его предмет. Первый существует сам по себе, независи­мо от информированности о нем человеческих умов. Другое дело — предмет науки. Она его строит с по­мощью специальных средств, своих методов, теорий, категорий.

Психические явления объективно уникальны. Поэтому уникален и предмет изучающей их науки. В то же время их природа отличается изначальной включенностью в жизнедеятельность организма, в работу центральной нервной системы, с одной сто­роны, в систему отношений их носителя, субъекта, с социальным миром — с другой. Естественно поэ­тому, что любая попытка освоить предметную об­ласть психологии включала наряду с изучением то­го, что испытывает субъект, его зримые и незри­мые зависимости от природных (включая жизнь организма) и социальных факторов (различных форм взаимоотношений индивида с другими людь­ми). Когда изменялись взгляды на организм и на общество, тогда новым содержанием обогащались и научные данные о психике.

Стало быть, чтобы познать предмет психологии, нельзя ограничиться тем обширным кругом явлений, которые знакомы каждому из собственных пережи­ваний и наблюдений за окружающими, из своего пси­хологического опыта.

Человек, никогда не изучавший физику, тем не менее, в практике своей жизни познает и различает физические свойства вещей, их твердость, горю­честь и т. д. Равным образом, не изучая психоло­гии, человек способен разбираться в психическом облике своих ближних. Но подобно тому, как наука раскрывает перед ним устройство и законы физи­ческого мира, она просвечивает своими понятия­ми тайны психического мира, позволяет проник­нуть в законы, которые им правят. Шаг за шагом их осваивала пытливая научная мысль, передавая крупицы добытых ею истин новым энтузиастам. Уже это само по себе говорит нам, что предмет науки историчен. И эта история вовсе не оборва­лась на сегодняшних рубежах.

Вот почему знание о предмете психологии не­возможно без выяснения его "биографии", без вос­создания "драмы идей", в которой были задейст­вованы и величайшие умы человечества, и скром­ные труженики науки.

Поскольку мы затронули вопрос, касающийся от­личия житейской мудрости от научного знания, сле­дует хотя бы кратко оценить специфику последнего. Научное знание принято де­лить на теоретическое и эмпири­ческое. Слово "теория" греческо­го происхождения. Оно означает систематически изложенное об­общение, позволяющее объяс­нять и предсказывать явления. Обобщение соотно­сится с данными опыта, или (опять же по-гречески) эмпирии, т. е. наблюдений и экспериментов, требу­ющих прямого контакта с изучаемыми объектами.

Теоретическое и эмпирическое знание. Зримое благодаря теории "умственными очами" способно дать верную картину действительности, тог­да как эмпирические свидетельства органов чувств — иллюзорную.

Решающий признак на­учного знания — его опосредованность. Оно строит­ся посредством присущих науке интеллектуальных операций, структур и методов. Это целиком относится к научным представлениям о психике.

На первый взгляд, ни о чем субъект не имеет столь достоверных сведений, как о фактах своей душевной жизни (ведь "чужая душа — потемки"). Причем та­кого мнения придерживались и некоторые ученые, согласно которым психологию отличает от других дис­циплин субъективный метод, или интроспекция ("смотрение внутрь"), особое "внутреннее зрение", позволяющее человеку выделить элементы, из кото­рых образуется структура сознания.

Однако прогресс психологии показал, что когда эта наука имеет дело с явлениями сознания, досто­верное знание о них достигается благодаря объек­тивному методу. Именно он дает возможность кос­венным, опосредованным путем преобразовать знания об испытываемых индивидом состояниях из субъективных феноменов в факты науки. Сами по себе свидетельства самонаблюдения, самоотчеты лич­ности о своих ощущениях, переживаниях и т. п. — "сырой" материал, который только благодаря обра­ботке аппаратом науки становится ее эмпирией. Этим научный факт отличается от житейского.

Сила теоретической абстракции и обобщений ра­ционально осмысленной эмпирии открывает зако­номерную причинную связь явлений.

В отношении наук о физическом мире это для всех очевидно. Опора на изученные законы этого мира позволяет предвосхищать грядущие явления, — например нерукотворные солнечные затмения и эф­фекты производимых людьми ядерных взрывов.

В кругу взаимосвязи теории, эмпирии и практики строится новое предметное знание. В его построе­нии обычно незримо представлены философские, ме­тодологические установки исследователей. Это ка­сается всех наук, применительно же к психологии связь с философией являлась особенно тесной. Бо­лее того, до середины прошлого века в психологии неизменно видели один из разделов философии. По­этому печать конфронтации философских школ ле­жит на конкретных учениях о психической жизни. Издавна ее естественнонаучным, материалистическим объяснениям противостояли идеалистические, рато­вавшие за версию о духе как первоначале бытия. За­частую идеализм соединял научное знание с религи­озными верованиями. Но религия является отлич­ной от науки сферой культуры, имеющей свой образ мысли, свои нормы и принципы. Смешивать их не следует.

Вместе с тем ошибочно было бы считать психологические учения, созданные в русле идеалистической философии, враждебными науке. Мы увидим, сколь важную роль в прогрессе психологического позна­ния сыграли идеалистические системы Платона, Лейбница, других философов, исповедовавших вер­сию о природе душевных явлений, несовместимую с естественнонаучной картиной мира. Поскольку же этими явлениями поглощены различные формы куль­туры — не только религия, философия, наука, но так­же искусство, причем каждая из этих форм испытывает свою историческую судьбу, то, обращаясь к ис­тории психологии, надо определить критерии, на которые следует ориентироваться в этой области ис­следований, чтобы реконструировать ее собственную летопись.

История науки — особая об­ласть знания. Ее предмет суще­ственно иной, чем предмет той науки, развитие которой она изу­чает.

Предмет истории психологии. Следует иметь в виду, что об истории науки мож­но говорить в двух смыслах. История — это реаль­но совершающийся во времени и пространстве про­цесс. Он идет своим чередом независимо от того, каких взглядов на него придерживаются те или иные индивиды. Это же относится и к развитию науки. Как непременный компонент культуры, она возникает и изменяется безотносительно к тому, какие мнения по поводу этого развития высказы­вают различные исследователи в различные эпохи и в различных странах.

Применительно к психологии веками рождались и сменяли друг друга представления о душе, созна­нии, поведении. Воссоздать правдивую картину этой смены, выявить, от чего она зависела, и призвана история психологии.

Психология как наука изучает факты, механизмы и закономерности психической жизни. История же психологии описывает и объясняет, как эти факты и законы открывались (порой в мучительных поисках истины) человеческому уму. Итак, если предметом психологии является одна реальность, а именно реальность ощущений и вос­приятий, памяти и воли, эмоций и характера, то пред­метом истории психологии служит другая реальность, а именно— деятельность людей, занятых познанием психического мира.

Эта деятельность совершает­ся в системе трех главных коор­динат: когнитивной, социальной и личностной.

Научная деятельность в трех аспектах. Когнитивный аппарат выра­жен во внутренних познаватель­ных ресурсах науки. Поскольку наука — это производство ново­го знания, они изменялись, совершенствовались. Эти средства образуют интеллектуальные структу­ры, которые можно назвать строем мышления. Сме­на одного строя мышления другим происходит за­кономерно. Поэтому говорят об органическом ро­сте знания, о том, что его история подвластна определенной логике. Никакая другая дисципли­на, кроме истории психологии, эту логику, эту за­кономерность не изучает.

Логика развития науки. Так, в XVII веке сложилось представление об ор­ганизме как своего рода машине, которая работает подобно помпе, перекачивающей жидкость. Прежде считалось, что действиями организма управляет ду­ша — незримая бестелесная сила. Апелляция к бес­телесным силам, правящим телом, была в научном смысле бесперспективной.

Прогресс же научного знания заключался в по­иске и открытии реальных причин, доступных про­верке опытом и логическим анализом. Научное зна­ние — это знание причин явлений, факторов (детерминант), которые их порождают, что относится ко всем наукам, в том числе и к психологии. Если вер­нуться к упомянутой научной революции, когда тело было освобождено от влияния души и стало объяс­няться по образу и подобию работающей машины, то это произвело переворот в мышлении. Результа­том же явились открытия, на которых базируется со­временная наука.

Причинный анализ явлений принято называть де­терминистским (от лат. "детермино" — определяю). Детерминизм Декарта и его последователей был ме­ханистическим. Реакция зрачка на свет, отдергивание руки от горячего предмета и другие реакции ор­ганизма, которые прежде ставились в зависимость от души, отныне объяснялись воздействием внеш­него импульса на нервную систему и ее ответным действием. Данной же схемой объяснялись простей­шие чувства (зависящие от состояния организма), простейшие ассоциации (связи между различными впечатлениями) и другие функции организма, отно­симые к разряду психических.

Такой строй мышления царил до середины XIX века. В этот период в развитии научной мысли про­изошли новые революционные сдвиги. Учение Дар­вина коренным образом изменило объяснение жиз­ни организма. Оно доказало зависимость всех функ­ции (в том числе психических) от наследственности, изменчивости и приспособления (адаптации) к внешней среде. Это был биологический детерминизм, который пришел на смену механистическому.

Согласно Дарвину, естественный отбор безжалоcтнo истребляет все, что не способствует выжива­нию организма. Из этого следовало, что и психика не могла бы возникнуть и развиться, если бы не имела реальной ценности в борьбе за существование. Но ее реальность можно было понимать по-разному. Можно было трактовать психику как исчерпывающе объяснимую теми же причинами (детерминантами), которые правят всеми другими биологическими про­цессами. Но можно предположить, что она этими де­терминантами не исчерпывается. Прогресс науки привел ко второму выводу.

Изучение деятельности органов чувств, скоро­сти психических процессов, ассоциаций, чувст­вований и мышечных реакций, основанное на эксперименте и количественном измерении, позво­лило открыть особую психическую причинность. Тогда и возникла психология как самостоятельная наука.

Крупные изменения в строе мышления о психи­ческих явлениях произошли под влиянием социоло­гии (К. Маркс, Э.Дюркгейм). Изучение зависимости этих явлений от общественного бытия и обществен­ного сознания существенно обогатило психологию. В середине XX века к новым идеям и открытиям при­вел стиль мышления, который условно можно на­звать информационно-кибернетическим (поскольку он отразил влияние нового научного направления — кибернетики, с ее понятиями об информации, само­регуляции поведения системы, обратной связи, про­граммировании).

Стало быть, имеется определенная последователь­ность в смене стилей научного мышления. Каждый стиль определяет типичную для данной эпохи кар­тину психической жизни. Закономерности этой сме­ны (преобразования одних понятий, категорий, ин­теллектуальных структур в другие) изучаются исто­рией науки, и только ею одной. Такова ее первая уникальная задача.

Вторая задача, которую призвана решать исто­рия психологии, заключается в том, чтобы раскрыть взаимосвязь психологии с другими науками. Фи­зик Макс Планк писал, что наука представляет со­бой внутренне единое целое; ее разделение на от­дельные отрасли обусловлено не столько природой вещей, сколько ограниченностью способности че­ловеческого познания. В действительности суще­ствует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, которая ни в одном месте не может быть ра­зорвана, разве лишь по произволу.

Изучение истории психологии позволяет уяснить ее роль в великой семье наук и обстоятельства, под влиянием которых она изменялась. Дело в том, что не только психология зависела от достижений дру­гих наук, но и эти последние — будь то биология или социология — изменялись в зависимости от ин­формации, которая добывалась благодаря изучению различных сторон психического мира. Изменение знаний об этом мире совершается закономерно. Ко­нечно, здесь перед нами особая закономерность; ее нельзя смешивать с логикой, изучающей правила и формы любых видов умственной работы. Речь идет о логике развития, то есть об имеющих свои законы преобразованиях научных структур (таких, например, как названный стиль мышления).

Когнитивный аспект неотде­лим от коммуникативного, от об­щения людей науки как важ­нейшего проявления социаль­ности.

Общение — координата науки как деятельности.Говоря о социальной обусловленности жизни на­уки, следует различать несколько ее сторон. Особен­ности общественного развития в конкретную эпоху преломляются сквозь призму деятельности научного сообщества, имеющего свои нормы и эталоны. В нем когнитивное неотделимо от коммуникативного, по­знание — от общения. Когда речь идет не только о сходном осмыслении терминов (без чего обмен идей невозможен), но об их преобразовании (ибо именно оно совершается в научном исследовании как форме творчества), общение выполняет особую функцию. Оно становится креативным.

Общение ученых не исчерпывает простой обмен ин­формацией. Бернард Шоу писал: "Если у вас яблоко и у меня яблоко, и мы обмениваемся ими, то остаемся при своих — у каждого по яблоку. Но если у каждого из нас по одной идее и мы передаем их друг другу, то ситуация меняется. Каждый сразу же становится бога­че, а именно— обладателем двух идей".

Эта наглядная картина преимуществ интеллекту­ального общения не учитывает главной ценности об­щения в науке как творческом процессе, в котором возникает "третье яблоко" — когда при столкнове­нии идей происходит "вспышка гения".

Если общение выступает в качестве непременно­го фактора познания, то информация, возникшая в научном общении, не может интерпретироваться только как продукт усилий индивидуального ума. Она порождается пересечением линий мысли, идущих из многих источников.

Различное видение и объяснение одного и того же психического феномена определялось "сеткой" тех понятий, из которых сплетались различные теории. Можно ли, однако, ограничиться внутритеоретическими связями понятия, чтобы раскрыть его содер­жание? Дело в том, что теория работает не иначе, как сталкиваясь с другими, "выясняя отношения" с ними. (Так, функциональная психология опроверга­ла установки вундтовской школы, Сеченов дискути­ровал с интроспекционизмом и т. п.) Поэтому зна­чимые компоненты теории неотвратимо несут печать этих взаимодействий.

Если И. П. Павлов отказался от субъективно-психологического объяснения реакций животного, перейдя к объективно-психологическому (о чем оповестил в 1903 году Международный конгресс в Мадриде), то произошло это в ответ на запросы логики развития науки, где эта тенденция намети­лась по всему исследовательскому фронту.

Если В. Джемс, патриарх американской психоло­гии, прославившийся книгой, где излагалось учение о сознании, выступил в 1905 году на Международ­ном психологическом конгрессе в Риме с докладом "Существует ли сознание?", то сомнения, которые он тогда выразил, были плодом дискуссий — предве­стников появления бихевиоризма, объявившего со­знание своего рода пережитком времен алхимии и схоластики.

Свой классический труд "Мышление и речь" Л. С. Выготский предваряет указанием, что книга представляет собой результат почти десятилетней ра­боты автора и его сотрудников, что многое, считав­шееся вначале правильным, оказалось прямым за­блуждением.

Выготский подчеркивал, что он подверг крити­ке Ж. Пиаже и В. Штерна. Но он критиковал и са­мого себя, замыслы своей группы. Впоследствии Выготский признал, в чем заключался просчет: "...В старых работах мы игнорировали то, что знаку при­суще значение". Переход от знака к значению со­вершился в диалогах, изменивших исследователь­скую программу Выготского, а тем самым и облик его школы.

Личность ученого. Нами были рассмотрены две координаты науки как системы деятельности — когнитивная (воплощенная в логике ее развития) и коммуника­тивная (воплощенная в динамике общения). Они не­отделимы от третьей координаты— личностной. Творческая мысль ученого движется в пределах "по­знавательных сетей" и "сетей общения". Но она яв­ляется самостоятельной величиной, без активности которой развитие науки было бы чудом, а общение невозможно.

Коллективность исследовательского труда приоб­ретает различные формы. Одной из них является на­учная школа. Понятие о ней неоднозначно, и под ее именем фигурируют различные типологические фор­мы. Среди них выделяются: а) научно-образователь­ная школа; б) школа — исследовательский коллек­тив; в) школа как направление в определенной обла­сти знаний. Наука в качестве деятельности — это производство не только идей, но и людей. Без этого не было бы эстафеты знаний, передачи традиций, а тем самым и новаторства. Ведь каждый новый про­рыв в непознанное возможен не иначе, как благода­ря предшествующему (даже если последний опровер­гается).

Наряду с личным вкладом ученого социокультурная значимость его творчества оценивается и по кри­терию создания им школы. Так, говоря о роли И. М. Сеченова, его ближайший ученик М. Н. Шатерников, отмечал в качестве его главной заслуги то, что он с выдающимся успехом сумел привлечь моло­дежь к самостоятельной разработке научных вопро­сов и тем положил начало русской физиологической школе.

Здесь подчеркивается деятельность Сеченова как учителя, сформировавшего у тех, кому посчастливи­лось пройти его школу (на лекциях и в лаборато­рии), умения самостоятельно разрабатывать свои проекты, отличные от сеченовских. Но отец русской фи­зиологии и объективной психологии создал не толь­ко научно-образовательную школу. В один из пери­одов своей работы — и можно точно указать те не­сколько лет, когда это происходило, — он руководил группой учеников, образовавших школу как иссле­довательский коллектив.

Научные школы — будьте исследовательская груп­па. Будь то направление в науке — не являются изо­лированными образованиями. Они входят в научное сообщество данной эпохи, которое сплочено своими нормами и принципами. Иногда эту сплоченность обозначают термином "парадигма" (образец, прави­ло, пример), который указывает на те задачи и мето­ды их решения, которые сообщество ученых считает обязательными для всех, кто в него входит. Парадиг­ма объединяет когнитивное и социальное. На нее ориентируется в своей деятельности отдельный уче­ный; но он не является простым исполнителем тех правил, которые она предписывает. Изучение лич­ностных качеств ученого позволяет проникнуть в ла­бораторию творчества, проследить генезис и разви­тие новых замыслов и идей.

Задачи истории психологии. Перечислим главные задачи истории психологии как особой отрасли знания.

Имеется определенная после­довательность в смене основных "формаций" науч­ного мышления (его стилей и структур): каждая "формация" определяет типичную для данной эпохи кар­тину психической жизни. Закономерности этой сме­ны (преобразования одних категорий и понятий в другие) изучаются историей психологии и только ею одной. Отсюда ее первая уникальная задача: изучить закономерности развития знаний о психике. Вторая задача — раскрыть взаимосвязь психологии с други­ми науками, от которых зависят ее достижения. Третья задача — выяснить зависимость зарождения и восприятия знаний от социокультурного контек­ста, от идеологических влияний на научное творче­ство, т. е. от запросов общества" (ибо наука — не изо­лированная система и призвана отвечать на эти за­просы).И, наконец, четвертая задача - изучить роль личности, ее индивидуального пути в становлении самой науки.