Мартин Лютер: путь к Реформации

Многие относятся к христианской вере как к чему-то очень легкому и понятному, а то и просто причисляют ее к разряду добродетелей. Происходит так потому, что сами они ее не переживали и не испытывали великой силы веры.

МАРТИН ЛЮТЕР

За всю историю христианства мало кто становился предметом таких ожесточенных споров, как Мартин Лютер. Одни представляют его извергом, разрушившим единство церкви, "диким кабаном", растоптавшим Божью ниву, монахом-вероотступником, посвятившим жизнь разрушению самих основ монашества. В глазах других он выглядит настоящим героем, благодаря которому восстановилась проповедь истинного Евангелия, поборником библейской истины, реформатором разложившейся и отступнической церкви. Но в последние годы среди христиан различных вероисповеданий наблюдается все большее единство во взглядах по этому вопросу. Изучение жизни и деятельности Лютера с большей объективностью побудило и католиков, и протестантов пересмотреть свои позиции, отстаивая которые они в пылу полемики не принимали в расчет исторических исследований. Сейчас мало кто сомневается в искренности Лютера, и многие католические историки признают обоснованность его протеста и его правоту по многим вероучительным вопросам. С другой стороны, лишь немногие протестантские историки продолжают рассматривать Лютера как героя-исполина, который почти в одиночку реформировал христианство и чьи грехи и ошибки не имеют особого значения.

Лютер был эрудированным и ученым человеком с простыми и даже грубоватыми манерами. Возможно, именно это помогало ему выражать глубочайшие богословские мысли в такой форме, чтобы они быстро находили отклик среди народных масс. В вере он был настолько искренним, что она стала для него всепоглощающей страстью и, стремясь выразить ее, он мог вести себя как неотесанный простолюдин. Ничто другое не имело для него такого значения, как вера и послушание Богу. Получив уверенность, что Бог направляет его на определенные дела, он шел по этому пути до конца. Он явно был не из тех учеников, кто, взявшись за плуг, оборачивается назад. Лютер мастерски владел словом, одинаково хорошо зная латинский и немецкий, хотя и проявлял склонность излишне преувеличивать значение того или иного положения и тем самым искажать его смысл. Убедившись в правоте своего дела, он был готов противостоять самым могущественным властителям своего времени. Но сама глубина его убежденности, его страстная приверженность истине и склонность к преувеличениям побуждали его использовать столь сильные выражения и отстаивать столь радикальные взгляды, что позднее он сам и его последователи будут об этом сожалеть.

С другой стороны, распространению взглядов Лютера в значительной мере благоприятствовали условия, которые создал не он, на которые он никак не мог повлиять и о роли которых в процессе реформации он имел лишь смутное представление. Благодаря изобретению печатного станка его сочинения доходили до такого числа читателей, которого не знала рукописная книга. Лютер, по сути дела, первым начал использовать печать как средство пропаганды и писать в надежде на дальнейшее широкое распространение своих сочинений. Рост националистических чувств в Германии, которые он разделял, давал ему неожиданное, но весьма ценное подспорье. Многие реформаторы-гуманисты, не соглашавшиеся с целым рядом его утверждений, тем не менее заявляли, что его надо сначала выслушать, а не осуждать заведомо, как это было в случае с Яном Гусом. Незамедлительному и безоговорочному осуждению Лютера не способствовали и политические условия, сложившиеся в начале эпохи Реформации; когда же гражданские и церковные власти решили успокоить разразившуюся бурю, было уже поздно. Изучение жизни и деятельности Лютера с очевидностью доказывает одно: Реформация произошла не потому, что так решил Лютер, а потому, что для нее пришло время, потому, что этот великий реформатор, а вместе с ним и многие другие были готовы исполнить свою историческую миссию.

Долгие поиски

Лютер родился в 1483 году в немецком городе Эйслебене. Его отец, по происхождению крестьянин, сначала был рудокопом, а затем стал владельцем нескольких литейных мастерских. Детство Мартина нельзя назвать счастливым. Родители воспитывали его в строгости, и много лет спустя он с горечью рассказывал о том, каким наказаниям подвергался в то время. В течение всей жизни он не раз впадал в меланхолию и состояние тревоги, которые некоторые исследователи объясняют крайней суровостью обращения с ним в детстве и в отроческие годы. В школе поначалу дела шли не лучше, и впоследствии он вспоминал, что его секли, когда он не знал уроков. Не стоит преувеличивать значение этих ранних испытаний и считать, что они предопределили весь дальнейший ход жизни Лютера; тем не менее они, несомненно, наложили глубокий отпечаток на его характер.

В июле 1505 года, в возрасте почти двадцати двух лет, Лютер поступил в августинский монастырь в Эрфурте. К такому решению его подвели несколько причин. За две недели до этого во время грозы его охватил страх смерти и ада, и он дал обещание св. Анне стать монахом. По его собственным словам, в монастырь его привели трудные условия, в которых он рос. Отец прочил его в адвокаты и не жалел усилий, чтобы дать ему необходимое образование. Но Лютер не хотел быть юристом, и вполне возможно, что он, хотя и не сознавая полностью своих мотивов, избрал монашеское призвание как некий компромисс между планами отца и собственными наклонностями. Узнав об этом решении, старший Лютер пришел в негодование и долго не мог простить сына, считая, что тот предал благородные жизненные цели. Но в конечном счете в монастырь Лютера привела забота о собственном спасении. Мысль о спасении и осуждении буквально пронизывала атмосферу, в которой он жил. Земная жизнь - не более чем испытание и подготовка к грядущей жизни. Казалось глупым, став адвокатом, добиваться славы и богатства в настоящей жизни в ущерб жизни вечной. Поэтому Лютер как верный сын церкви поступил в монастырь с твердым намерением использовать предлагаемые церковью средства спасения, самым надежным из которых была монашеская жизнь в самоотречении.

За год послушничества Лютер пришел к убеждению, что принял мудрое решение, - он чувствовал себя счастливым и жил в мире с Богом. Настоятели быстро убедились в его необычайных способностях и решили, что он должен стать священником. Впоследствии, вспоминая о том, какие чувства переполняли его, когда он служил свою первую мессу, Лютер писал об охватившем его страхе при мысли, что он держит и предлагает само тело Христово. Затем чувство страха он начал испытывать все чаще - он считал себя недостойным Божьей любви и не был уверен, что его дел достаточно для спасения. Бог казался ему строгим судьей - подобным его отцу и школьным учителям, - Который в Судный день призовет к ответу и признает его не выдержавшим испытание. Дабы спастись от гнева такого Бога, человек должен использовать все средства благодати, предлагаемые церковью.

Но для такого глубоко религиозного, искреннего и страстного человека, каким был Лютер, этих средств оказалось мало. Считалось, что для оправдания молодого монаха перед Богом достаточно добрых дел и таинства покаяния. Лютер, однако, так не думал. Он испытывал непреодолимое чувство собственной греховности, и чем больше он стремился подавить его, тем сильнее сознавал власть греха над собой. Предположение, что он не был хорошим монахом или что он вел безнравственную жизнь, ошибочно. Наоборот, он стремился неукоснительно выполнять монашеские обеты. Он постоянно наказывал свое тело, как предписывали великие учителя монашества. Он исповедовался так часто, как только мог. Но все это не ослабляло в нем страха осуждения. Чтобы получить прощение грехов, в них надо покаяться, его же страшило, что он может забыть о каком-то грехе и тем самым лишиться награды, к которой так неустанно стремился. Поэтому он проводил долгие часы, составляя списки и анализируя свои мысли и поступки, и чем больше он этим занимался, тем больше отыскивал в себе грехов. Бывали случаи, когда, уже выйдя из исповедальни, он вспоминал о грехе, в котором не покаялся. Тогда его охватывало чувство тревоги и отчаяния, ибо грех - не просто сознательные поступки или мысли. Грех - это состояние, образ жизни, нечто гораздо большее, чем отдельные прегрешения, в которых можно покаяться священнику. Таким образом, само таинство покаяния, которое должно было приносить облегчение, на самом деле еще больше усиливало в нем ощущение своей греховности и не помогало справиться с отчаянием.

Духовный наставник посоветовал ему читать сочинения великих мистиков. Как мы уже видели, в конце средневекового периода (отчасти как реакция на разложение церкви) резко возрос интерес к мистическому благочестию, предлагавшему иной путь приближения к Богу. Лютер тоже решил пойти по этому пути, но не потому, что сомневался в авторитете церкви, а потому, что получил от своего духовника, представлявшего этот авторитет, такой совет.

Мистицизм, как и монашество ранее, на время увлек его. Быть может, здесь он найдет путь к спасению. Но и этот путь тоже вскоре завел его в тупик. Мистики утверждали, что человеку достаточно просто любить Бога и что эта любовь дает все остальное. Лютер воспринял эти слова как освобождение - ему не надо было больше вести строгий учет всех своих грехов, как он добросовестно делал это до сих пор, получая в награду лишь чувство неудовлетворенности и отчаяния. Но вскоре он понял, что любить Бога не так-то просто. Если Бог подобен его отцу и учителям, избивавшим его до крови, как он может любить такого Бога? В конце концов Лютер пришел к ужасающему выводу, посчитав, что он испытывает к Богу не чувство любви, а ненависть!

Уйти от этих вопросов и размышлений было невозможно. Чтобы получить спасение, человек должен каяться в грехах, но Лютер видел, что, несмотря на все его усилия, грех выходит за рамки того, в чем он может покаяться. По утверждению мистиков, достаточно любить Бога, но это тоже не очень помогало, так как Лютер был вынужден признать, что не может любить справедливого Бога, требующего отчета о всех его поступках.

На этом этапе духовник, одновременно являвшийся настоятелем, предпринял смелый шаг. Обычно считалось, что священник, переживающий такой внутренний перелом, как это было с Лютером, не может быть пастырем и учителем. Но духовник решил, что Лютер тем не менее должен исполнять именно эту роль. Много веков назад Иероним избежал искушений благодаря работе над древнееврейскими текстами. Лютер сталкивался с иными трудностями, нежели Иероним, но учеба, преподавание и выполнение пастырских обязанностей могли и на него оказать такое же воздействие. Поэтому Лютер неожиданно для себя самого получил назначение на должность преподавателя Писания во вновь открытом университете в городе Виттенберг.

Согласно протестантскому преданию, в монашеские годы Лютер не знал Библии и изучать ее начал только со времени обращения или незадолго до этого. Но это не так. Будучи монахом, он соблюдал уставные часы молитв и поэтому знал наизусть Псалтирь. Кроме того, в 1512 году, после прохождения курса, включавшего в себя изучение Библии, он получил степень доктора богословия.

Столкнувшись с необходимостью готовить лекции на библейские темы, Лютер начал искать в Библии новый смысл, который дал бы ему ответ и на его собственные духовные поиски. В 1513 году он начал читать лекции по Псалтири. Проведя многие годы в чтении псалмов, следующих годичному кругу богослужений, в основу которого положены главные события жизни Христа, Лютер истолковывал псалмы с христологической точки зрения. Когда псалмопевец говорил от первого лица, для Лютера это означало, что словами псалмопевца Христос Сам говорит о Себе. В Псалтири Лютер увидел Христа, переживавшего такие же испытания, как и он сам. Это стало основанием для его великого открытия. Само по себе оно могло бы привести Лютера к признанию распространенного представления, согласно которому Бог-Отец требует суда, а любящий нас Бог-Сын способствует нашему прощению. Но Лютер изучал богословие и знал, что такая дихотомия применительно к Божеству неприемлема. Поэтому утешение, которое он нашел в страданиях Христа, было недостаточным, чтобы облегчить его боль и собственные страдания.

Великое открытие произошло, по всей видимости, в 1515 году, когда Лютер начал читать лекции, посвященные Посланию к римлянам. Позднее он заявил, что преодолеть трудности ему помогла первая глава этого послания. Но далось это ему нелегко. Недостаточно было просто открыть Библию и прочитать, что "праведный верою жив будет". По его собственному признанию, это открытие он сделал после долгой внутренней борьбы и душевных страданий, ибо в начале стиха Рим. 1:17 сказано, что в Евангелии "открывается правда [или справедливость суда] Божия". Эти слова означают, что Евангелие раскрывает праведность - и справедливость суда - Бога. Но Лютеру тяжело было принять именно суд Божий. Как такое послание может быть Благой Вестью? В глазах Лютера Благая Весть могла заключаться только в том, что Бог не исполняет правосудие, то есть что Он не судит грешников. Но в Рим. 1:17 Благая Весть и суд Божий неразрывно связаны.

Лютеру претили слова "правда Божия", и он дни и ночи напролет пытался понять взаимосвязь между двумя частями этого стиха, в котором сначала провозглашается "правда [суда] Божия", а затем утверждается, что "праведный верою жив будет".

Ответ был удивительным. Лютер пришел к выводу, что "суд Божий" не означает, как он думал раньше, наказание грешников. "Правда", или "праведность" праведных принадлежит не им, а Богу. "Правду Божию" получают те, кто живет верой. Она дается им не потому, что они праведны, не потому, что они исполняют требования божественного правопорядка, а просто потому, что того желает Бог. Следовательно, учение Лютера об "оправдании верой" не подразумевает веру как нечто такое, чего мы по требованию Бога должны достигать, чтобы затем получать за это вознаграждение. Оно означает, что вера и оправдание - Божьи дела, дар благодати грешникам. Сделав это открытие, Лютер в предисловии к своим сочинениям на латинском языке писал: "Я чувствую себя рожденным заново и вижу, что передо мной открылись врата небесные. Все Писание обрело новый смысл. С этой минуты слова "правда Божия" больше не пугают меня, а, напротив, вызывают во мне невыразимое наслаждение как выражение великой любви".

Начало бури

В ходе дальнейших событий раскроется иная сторона характера Лютера, но до сих пор он выглядит достаточно спокойным человеком, занятым учебой и духовными поисками. Сделанное им великое открытие, хотя оно и заставило его по-новому взглянуть на Евангелие, не сразу побудило Лютера выступить против того, как понимала христианство официальная церковь. Напротив, монах продолжал заниматься преподавательской деятельностью и своими пастырскими обязанностями, и хотя, по некоторым сведениям, он уже тогда начал пропагандировать свои вновь приобретенные знания, в целом он придерживался традиционного учения церкви. Более того, он сам еще как будто бы не осознавал, до какой степени несовместимы сделанное им открытие и та система покаяния, на которой строились общепринятые богословские и религиозные взгляды.

Методом спокойного убеждения Лютеру удалось привлечь на свою сторону большинство коллег из Виттенбергского университета. Решив, что он должен бросить вызов традиционным взглядам, Лютер составил девяносто семь тезисов для обсуждения в ученых кругах. В них он подверг критике некоторые основополагающие догматы схоластического богословия, надеясь, что их публикация и обсуждение привлекут всеобщий интерес и позволят ему раскрыть сделанное им великое открытие. Но, к его удивлению, ни самими тезисами, ни их обсуждением за пределами университета никто особенно не заинтересовался. Казалось, что выдвинутая им идея, согласно которой Евангелие представляет собой нечто совершенно иное по сравнению с общепринятыми взглядами и которой он придавал первостепенное значение, осталась почти незамеченной.

Затем произошло неожиданное. Лютер написал другие тезисы без особых надежд на то, что ими заинтересуются больше, чем предыдущими, но они вызвали такое сильное волнение, что последствия его в конечном счете отразились на всем христианском мире. Причина совершенно иного отношения к новому варианту тезисов - известных как "Девяносто пять тезисов" Лютера - заключалась в том, что в них подвергались резкой критике продажа индульгенций и ее богословские основания. Не вполне сознавая, что он делает и кого критикует, Лютер выступил против планов обогащения, которые строили могущественные сеньоры и прелаты.

Продажа индульгенций в Германии, вызвавшая протест Лютера, проводилась с разрешения папы Льва X и отвечала интересам могущественной династии Гогенцоллернов, стремившейся к гегемонии в империи. Один из членов этого семейства, Альбрехт Бранденбургский, уже владел двумя епархиями и стремился захватить самое крупное архиепископство Германии - Майнцское. Он начал переговоры со Львом X, одним из самых алчных и праздных пап, глубже других погрязшим в пороке. Они достигли соглашения, по которому за десять тысяч дукатов Альбрехт получал все, что просил. Это была значительная сумма, поэтому папа разрешил Альбрехту провести крупномасштабную продажу индульгенций на его территориях при условии, что половина вырученных доходов отправится в папскую казну. Лев мечтал закончить строительство большой базилики Св. Петра, начатое Юлием II, и нуждался для этого в средствах, которые надеялся получить от продажи индульгенций Альбрехтом. Таким образом, собор, ставший гордостью римского католичества, был одной из косвенных причин протестантской Реформации.

Продажа индульгенций в Германии была поручена доминиканцу Иоганну Тецелю, человеку беспринципному, готовому нарушить любые приличия, лишь бы сбыть свой товар. Так, например, Тецель и его проповедники заявляли, что индульгенции, которые они продают, делают грешника "чище, чем сразу же после крещения", "чище, чем Адам до грехопадения" и что "у креста продавца индульгенций больше силы, чем у креста Христа". Желавшим купить индульгенцию для кого-то из усопших близких обещали, что "как только раздается звон монеты, душа выходит из чистилища"².

Такие заявления вызывали негодование у многих образованных людей, знавших, что Тецель и его проповедники искажают учение церкви. Для гуманистов, сожалевших о широком распространении невежества и предрассудков, деятельность Тецеля была очередным свидетельством глубокого разложения церкви. Выразители немецких национальных чувств в кампании Тецеля видели еще один пример того, как папство ради пиров и роскоши вымогает деньги у немецкого народа, играя на его доверчивости. Но поскольку дело ограничивалось глухим недовольством, продажа индульгенций не прекращалась. Именно тогда Лютер прибил к дверям виттенбергской церкви свои знаменитые "Девяносто пять тезисов". Этими тезисами, написанными на латинском языке, он не рассчитывал, как это было в случае с первыми тезисами, произвести в церкви великое потрясение. После первого опыта он, по-видимому, пришел к выводу, что такие вопросы представляют интерес только для богословов и что обсуждение новых тезисов не выйдет за рамки ученых кругов. Но эти девяносто пять тезисов, продиктованные праведным гневом, обладали большей разрушительной силой, чем первые. Чисто богословским вопросам в них уделялось меньше внимания, и они вызвали благожелательный отклик у тех, кого возмущали эксплуатация Германии иностранными державами и политика попустительствовавших этому немцев, подобных Гогенцоллернам. Кроме того, выступив против продажи индульгенций в Германии, Лютер ставил под угрозу доходы и планы папы и династии Гогенцоллернов. Хотя критика его была относительно умеренной, Лютер не ограничился вопросом о действенности индульгенций и указал, что эта система строится на эксплуатации. Лютер заявил, что если папа действительно способен освобождать души из чистилища, он должен пользоваться этой властью не из каких-то практических побуждений (например, ради постройки церкви), а из чувства любви и делать это бесплатно (тезис 82). По сути, как раз папа должен давать деньги беднякам, у которых продавцы индульгенций вымогают последние сбережения, и поступать так он должен даже в том случае, если для этого ему придется продать базилику Св. Петра (тезис 51).

Свои тезисы Лютер обнародовал накануне Дня всех святых, и они оказали такое воздействие, что эта дата, 31 октября 1517 года, считается обычно началом протестантской Реформации. Текст девяноста пяти тезисов печатники вскоре распространили по всей Германии, причем не только в оригинале, на латыни, но и в переводе на немецкий язык. Экземпляр тезисов с исполненным почтения сопроводительным письмом Лютер отправил Альбрехту Бранденбургскому. Тезисы и письмо Альбрехт переслал в Рим, попросив папу Льва вмешаться. Император Максимилиан пришел в ярость от наглости этого выскочки-монаха и в свою очередь попросил Льва принудить Лютера к молчанию. Тем временем Лютер опубликовал развернутое объяснение своих тезисов, в котором уточнил, что, собственно, он имел в виду в этих очень кратко сформулированных положениях, но при этом подверг систему индульгенций еще более суровой критике и изложил некоторые богословские предпосылки, на которых основывался его протест.

Папа попросил разобраться во всем этом орден августинцев, так как Лютер был его членом. Лютера вызвали на очередное собрание капитула ордена в Гейдельберг. Он прибыл туда, хотя и опасался за свою жизнь, предполагая, что его осудят и сожгут на костре как еретика. Но его приятно удивило, что многие братья-монахи благосклонно относятся к его теориям и что его взгляды находят поддержку среди молодежи. Остальные относились к спору между Лютером и Тецелем как к очередному проявлению соперничества между доминиканцами и августинцами и не хотели ради одной только этой борьбы отрекаться от уже сделанного выбора. В конечном счете Лютер вернулся в Виттенберг, заручившись поддержкой своего ордена и воодушевленный теми, кого он убедил в правоте своих взглядов.

Тогда папа пошел по другому пути. Имперский рейхстаг, то есть собрание знати, должен был состояться в Аугсбурге под председательством императора Максимилиана. Своим легатом на это собрание Лев назначил кардинала Каэтана, человека очень образованного, перед которым ставилась задача убедить немецких властителей в необходимости организовать крестовый поход против турок, угрожавших Западной Европе, и согласиться на взимание налогов для этой цели. Турок боялись до такой степени, что Рим готов был примириться с гуситами в Богемии и даже согласиться с некоторыми их требованиями. Кроме того, Каэтану поручили встретиться с Лютером и принудить его к отречению от своих взглядов. Если же монах стал бы упорствовать, его надлежало силой отправить в Рим.

Земли, где жил Лютер, находились под управлением Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии, который от имени императора Максимилиана выдал Лютеру охранное свидетельство. Лютер, впрочем, не очень доверял слову императора, так как помнил, что при таких же обстоятельствах и невзирая на императорское охранное свидетельство Яна Гуса сожгли на костре в Констанце. Но несмотря на это, он отправился в Аугсбург, будучи убежденным, что он не может умереть, если того не пожелает Бог.

Каэтан не выполнил возложенную на него миссию. Кардинал отказался обсуждать теории Лютера и потребовал, чтобы он просто отрекся от них. В ответ на это монах заявил, что готов отказаться от своих слов, но только если убедится в своей неправоте. Узнав, что Каэтан не желает обсуждать спорные вопросы, так как получил от папы полномочия на его арест, Лютер ночью тайно покинул Аугсбург и вернулся в Виттенберг, где выступил с призывом о созыве вселенского собора.

Все это время Лютер мог рассчитывать на поддержку Фридриха Мудрого, курфюрста Саксонии и, следовательно, правителя Виттенберга. На этом этапе Фридрих считал себя обязанным защищать Лютера не потому, что был убежден в правоте монаха, а потому, что простая справедливость требовала, чтобы его выслушали и чтобы суд над ним был беспристрастным. Превыше всего Фридрих хотел слыть и запомниться мудрым и справедливым правителем. С этой целью он основал Виттенбергский университет, многие преподаватели которого теперь говорили ему, что Лютер прав и что его ни в коем случае нельзя считать еретиком. По крайней мере до официального суда и вынесения приговора Фридрих был готов ограждать Лютера, дабы не совершилось преступление, подобное сожжению на костре Яна Гуса. Занимать такую твердую позицию было нелегко, так как число и влияние тех, кто объявлял Лютера еретиком, постоянно росли.

В это время умер Максимилиан, и императорский престол освободился. Он был выборным, и теперь коллегии выборщиков-курфюрстов предстояло определить преемника умершего императора. Двумя наиболее могущественными кандидатами были король Испании Карлос I и король Франции Франциск I. Но избрания как того, так и другого опасался папа Лев, так как концентрация власти в руках одного человека поставила бы под угрозу проводившуюся им политику. Помимо Испании, быстро богатевшей в результате притока золота из своих колоний, Карлос уже имел обширные наследственные владения в Австрии, Нидерландах и Южной Италии. Если бы он получил императорскую корону, как правителю в Западной Европе ему не было бы равных. Франциск, хотя он и не владел такими большими территориями, как Карлос, тоже представлял для Льва опасность, так как союз французской короны с германской мог снова поставить папство в зависимость от Франции. Поэтому папе надо было найти другого кандидата, достойного поддержки не в силу его могущества как монарха, а за личные достоинства и авторитет. Учитывая такие критерии, идеальным кандидатом, которого папа мог противопоставить Карлосу и Франциску, был Фридрих Мудрый, курфюрст Саксонии, пользовавшийся уважением многих германских князей. Если бы Фридриха избрали императором, сложившийся в результате этого баланс сил повысил бы влияние и независимость папы. Поэтому еще до смерти Максимилиана Лев решил обхаживать Фридриха и выставить его кандидатуру на избрание императором.

Но Фридрих был полон решимости защищать Лютера - по крайней мере, до суда и вынесения справедливого приговора. Поэтому Л ев избрал тактику, предполагавшую отсрочку осуждения Лютера И установление более дружеских отношений как с реформатором, так и с его покровителем. Чтобы добиться желаемого сближения, он назначил послом в Саксонии Карла фон Мильтица, родственника Фридриха. В знак особой милости папы Мильтиц привез Фридриху "Золотую розу"³. Какого-либо подарка Лютеру папа не прислал, но дал легату указание занимать в отношении непокорного монаха примиренческую позицию.

Мильтиц встретился с Лютером, который пообещал впредь воздерживаться от полемики, если его оппоненты поступят так же. Это привело к краткому перемирию, нарушенному Иоганном Экком, богословом из Ингольштадтского университета, которого возмущали доводы Лютера. Экк был хитрым противником и выступил не против Лютера лично, так как в таком случае он выглядел бы нарушителем заключенного перемирия, а против другого ученого из Виттенбергского университета - Андреаса Рудольфа фон Боденштайна Карлштадта. Карлштадт принял взгляды Лютера, но он был импульсивным человеком, готовым выражать свои новые верования в самых крайних формулировках. Это само по себе делало его более уязвимым по сравнению с Лютером для обвинений в ереси, так что Экк выбрал удачного противника для диспута. Его намеревались провести в Лейпциге, и поначалу темой полемики должны были стать богословские взгляды Карлштадта, а не тезисы Лютера. Но вопросы, предложенные для обсуждения, явно были связаны с тезисами Лютера, поэтому реформатор заявил, что это просто уловка для нападок на него и что он тоже примет участие в дискуссии.

Диспут проводился с соблюдением всех формальностей и продолжался несколько дней. Когда на нем наконец столкнулись Лютер и Экк, стало ясно, что первый лучше знает Писание, а второй чувствует себя более уверенно, когда речь заходит о каноническом законе и о средневековом богословии. Экк умело направлял дискуссию на рассмотрение выгодных для себя вопросов, и в конце концов Лютер был вынужден заявить, что Констанцский собор необоснованно осудил Гуса и что простой христианин, основывающийся на Писании, обладает большей властью, чем все папы и соборы, не имеющие такого основания. Этого было достаточно. Лютер сам заявил о своем согласии с еретиком, осужденным вселенским собором, и даже посмел объявить решение собора ошибочным. Несмотря на всю силу аргументации Лютера, одержавшего верх над своим противником по многим вопросам, победа в диспуте была присуждена Экку, ибо он выполнил поставленную перед ним задачу: доказать, что Лютер - еретик и последователь Гуса.

Так начался новый этап борьбы Лютера, в ходе которого он вступил в открытое противоборство с папством, - теперь ему грозила более серьезная опасность. Но реформатор и его последователи воспользовались благоприятно сложившимися для них политическими условиями - в Германии и за ее пределами росло число тех, кто видел в Лютере поборника библейской веры. Помимо сторонников его богословских взглядов, Лютера поддерживали многие гуманисты и немецкие националисты. Первые в протесте Лютера находили много общего с предлагавшимися ими реформами. Националисты же видели в нем рупор немецкого народа перед лицом попирающего его интересы Рима.

За несколько недель до лейпцигского диспута императором был избран испанский король Карлос I под именем Карла V. Карл испытывал к Фридриху Мудрому чувство благодарности за поддержку его кандидатуры, но он был человеком строго ортодоксальных взглядов и не мог терпимо относиться к ереси на своих землях, поэтому его избрание сулило Лютеру неприятности. Фридрих же все больше убеждался в правоте реформатора и продолжал поддерживать его. Но у папы теперь не было причин откладывать официальное осуждение, с которым он раньше медлил из политических соображений. В булле "Exsurge Domine" Лев заявил, что на ниву Господню вторгся "дикий кабан из леса", и приказал сжечь все книги Мартина Лютера; он также предложил ему в шестидесятидневный срок подчиниться римской власти, пригрозив в противном случае отлучением и преданием анафеме.

До Лютера булла добиралась долго. На разных германских землях она вызывала разную реакцию. В одних местах папские указания исполнялись, и книги Лютера публично предавали огню. В других же, наоборот, студенты и сторонники Лютера жгли книги его противников. Когда булла дошла наконец до Лютера, он публично сжег ее вместе с книгами, названными им худшими образчиками пропаганды "папистских доктрин". Это знаменовало окончательный разрыв, и пути назад уже не было.

Важное значение имело то, как поведут себя император и другие германские правители, так как без их поддержки Льву вряд ли бы удалось принудить реформатора к молчанию. Мы не будем останавливаться на всех обстоятельствах связанных с этими сложными политические маневрами. Достаточно сказать, что даже такой убежденный католик, как Карл V, изъявлял готовность сделать Лютера орудием своей политики, когда у него возникали опасения, что Лев слишком благожелательно относится к его сопернику, французскому королю Франциску I. Наконец, после многих перипетий было принято решение вызвать Лютера на заседание имперского рейхстага, который должен был собраться в Вормсе в 1521 году.

В Вормсе Лютер предстал перед императором и многими князьями Германской империи. Председательствующий показал ему несколько книг и спросил, действительно ли он является их автором. Просмотрев их, Лютер ответил, что эти и другие подобные книги написал он. Затем его спросили, продолжает ли он придерживаться взглядов, изложенных в этих изданиях, или же он хочет от них отречься. Наступил трудный для Лютера момент. У него не было страха перед императорской властью, но он боялся Бога. Казалось немыслимым выступить против всей церкви и против императора, власть которого установлена Богом. Монах в очередной раз содрогнулся перед величием Бога и попросил день на размышления.

На следующий день зал заседаний рейхстага был переполнен, поскольку все знали, что должен выступить Лютер. Присутствие в Вормсе императора, которого сопровождал отряд испанских солдат, пренебрежительно относившихся к немцам, раздражало не только простых людей, но и многих германских князей. Лютеру еще раз предложили отречься. Зал замер, и в полной тишине монах ответил, что мысли, высказанные в его сочинениях, в целом соответствуют фундаментальному христианскому учению, которого придерживается не только он, но и его оппоненты. Что же касается некоторых других положений, продолжал он, в них речь идет об угнетении и эксплуатации немецкого народа. От них он тоже не может отречься, к тому же рейхстаг был созван не для этого, а отказ от таких взглядов приведет к еще большей несправедливости. В-третьих, в своих работах он критикует ставшие предметом полемики отдельные взгляды отдельных личностей. Возможно, признал он, в каких-то случаях его высказывания были слишком резкими. Но справедливость их отрицать невозможно, или пусть его убедят в обратном.

Император не хотел вступать в дискуссию с Лютером, поэтому велел очередной раз задать ему вопрос: "Отрекаешься ты или нет?" На него Лютер дал ответ на немецком языке, отбросив латынь, на которой традиционно проводились богословские диспуты: "Совесть моя подчиняется Слову Божьему. Я не могу и не хочу отречься, ибо неправильно и небезопасно идти наперекор своей совести. Да поможет мне Бог. Аминь"⁴. С таким победным заявлением он вышел из зала и вернулся домой.

Сожжением папской буллы Лютер бросил вызов Риму. Теперь же, в Вормсе, он бросил вызов империи. Так что у него были большие основания взывать: "Да поможет мне Бог".

Богословие Лютера

Друзья креста утверждают, что крест хорош, а дела плохи, так как благодаря кресту разрушаются дела и распинается ветхий Адам, сила которого заключена в делах.

МАРТИН ЛЮТЕР

На этом месте нам стоит, прервав ненадолго рассказ о жизни Лютера, остановиться для рассмотрения его богословских взглядов - движущей силы, во многом предопределившей всю его дальнейшую деятельность. К 1521 году, когда он предстал перед Вормсским рейхстагом, Лютер уже выработал основные положения своей богословской концепции. В дальнейшем он главным образом разъяснял и развивал те основополагающие принципы, которые отстаивал в Вормсе. Поэтому именно на этом этапе рассказа уместнее рассмотреть основные положения богословия Лютера. Выше мы уже говорили о его поисках личного спасения и о его учении об оправдании верой. Но все это ни в коем случае нельзя считать полным изложением богословия Лютера.

Слово Божье

Общеизвестно, что Лютер стремился сделать Слово Божье исходной точкой и конечным авторитетом всего своего богословия. В университете он был преподавателем Писания, поэтому Библия имела в его глазах первостепенное значение, и именно в ней он искал ответ на свои мучительные поиски спасения. Но это не означает, что он был библеистом-педантом, ибо в его понимании "Слово Божье" означало нечто большее, чем записанные в Библии слова.

В изначальном смысле Слово Божье есть не что иное, как Сам Бог. Это подтверждают первые стихи Евангелия от Иоанна, где записано, что "в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". В самой Библии заявляется, что, строго говоря, Слово Божье есть не что иное, как Бог-Сын,

второе Лицо Троицы, Слово, ставшее плотью и обитавшее с нами. Поэтому, когда Бог говорит, Он не просто сообщает информацию, но также и прежде всего действует. Именно это имеется в виду в Книге Бытие, где Слово Божье показано как творческая сила: "И сказал Бог: да будет... и стало". Когда Бог говорит, сказанное Им сотворяется. Слово Божье не только говорит, но и производит нечто в нас самих и во всем творении. Творческое и мощное Слово воплотилось в Иисусе, ставшем величайшим Божьим откровением и величайшим Божьим делом. В Иисусе нам раскрылся Сам Бог. В Иисусе же Бог поразил силы зла, державшие нас в подчинении. Божье откровение есть также Божья победа.

При таком библейском понимании Слова Божьего словом Божьим Библию делает не ее непогрешимость и не возможность ее использования в качестве авторитетного источника в богословских и религиозных диспутах. Библия есть Слово Божье, так как через нее к нам приходит Иисус - воплощенное Слово. Любой читатель Библии, по какой-либо причине не находящий в ней Иисуса, не видит и Божьего Слова. Именно поэтому Лютер, хотя он и настаивал на конечном авторитете Писания, отрицательно отзывался о некоторых его частях. Послание Иакова, например, казалось ему "совершенно пустым", так как он видел в нем не Благую Весть, а лишь набор правил поведения. С трудом воспринимал он и Книгу Откровение. Он не призывал исключить такие книги из канона, но открыто признавался, что ему трудно увидеть в них Иисуса Христа и что они не представляют для него особой ценности.

Представление о Слове Божьем как о Самом Иисусе Христе дало Лютеру возможность ответить на одно из главных возражений католиков против его учения о превосходстве авторитета Писания над церковным авторитетом. Они утверждали, что коль скоро именно церковь определила, какие книги следует включить в канон Писания, ее авторитет, несомненно, выше авторитета Писания. Лютер отвечал, что Библия создана не церковью, равно как и церковь создана не Библией, - как Библия, так и церковь появились в результате донесения Благой Вести, послания Иисуса Христа, воплощенного Слова Божьего. Но Писание предлагает более достоверное свидетельство Благой Вести, чем папская одержимая корыстью церковь или даже самое надежное христианское предание, поэтому Библия выше церкви, папы и предания. Это действительно так, хотя нельзя отрицать, что на раннем этапе развития христианства именно церковь распознала Благую Весть в одних книгах, а не в других и тем самым определила содержание Библии.

Познание Бога

Лютер не отрицал постулатов традиционного богословия о том, что Бога в какой-то степени можно познать с помощью рациональных и научных методов исследования. Такие исследования подтверждают факт бытия Бога и позволяют нам проводить различие между добром и злом. Это делали еще языческие философы античности, и даже законы Древнего Рима показывают, что понятия добра и зла в них четко разграничивались. Более того, философы приходили к выводу о существовании Высшего Божества, дающего начало всему.

Но все это не есть подлинное познание Бога. Лютер не раз повторял, что Бога невозможно познать опытным путем, подобно тому как, например, человек лезет по лестнице на крышу, чтобы посмотреть, что там есть. Любые потуги человека подняться на небо и тем самым познать Бога бессмысленны. Такие усилия Лютер называл "богословием славы", которое стремится познать Божество Само по Себе, в Его собственной славе, без учета огромного расстояния между Богом и людьми. По сути, богословие славы ищет Бога в тех вещах, которые люди считают наиболее ценными и достойными прославления, и именно поэтому оно уделяет такое внимание силе Бога, славе Бога и благости Бога. Но это почти то же самое, что создание Бога по нашему образу, и мы обманываем самих себя, полагая, что Божья природа такова, какой мы хотим ее видеть.

Суть вопроса заключается в том, что Бог откровения весьма отличается от Бога богословия славы. Высочайшее самораскрытие Бога произошло на кресте, поэтому вместо богословия славы Лютер предлагал "богословие креста". Это богословие ищет Бога не там и не в том, где нам хотелось бы, а в божественном откровении креста. Здесь Бог предстает в момент слабости, страданий и тяжелых испытаний. Это означает, что Бог действует совершенно иначе, чем мы могли бы предположить. На кресте Бог разрушил наши предвзятые представления о божественной славе. Познав Бога на кресте, мы должны отбросить свои прежние представления о Боге, то есть все, что, как нам кажется, мы знаем, основываясь на разумных предположениях или внутреннем голосе совести. Наше новое знание Бога весьма отличается от постулатов богословия славы.