Догмат о «Троице» и его последствия

В каноне Нового завета нет ни единого эпизода, который можно было бы понять в смысле выражения в нём каких бы то ни было догматических разногласий между Христом и апостолами — с одной стороны, и иудеями и раввинатом — с другой стороны.

На вопрос о первой заповеди Иисус даёт прямой ответ: «Господь Бог НАШ (выделено нами: Иисус не отделяет себя от людей по отношению к Богу) есть Господь единый...» (Марк, 12:29). Спрашивающий соглашается с Христом: «Один есть Бог и нет иного, кроме Его», и Иисус, коему открыта душа собеседника (чужая душа — не потёмки, как большинству), говорит ему: «Недалеко ты от Царствия Божия» (Марк, 12:34). Аналогичный эпизод описан у Луки — гл. 10:25 — 37.

В этих эпизодах выражено единство догматических воззрений Христа и некоего книжника (раввина), хотя вопрос книжника создал ситуацию, в которой уместно было бы явить «вершину Откровения» — догмат о Троице, — чтобы он был неоспорим: ведь если Бог что-то решил донести до людей, то никто не остановит Его посланника. Коран, сура 35:2: «Что откроет Бог людям из Своей милости, — для этого не будет удерживающего, что Он сдержит, — тому нет посылающего после Него. Он — всемогущий, мудрый!»

Как явствует из текста Деяний апостолов, уже после ухода Иисуса Христа в мир иной, между иудеями и апостолами также не возникало никаких догматических разногласий. Деяния повествуют: «Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога и сказал: вот я вижу небеса отверзтые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деяния, 7:55, 56). Это сказано перед убийством Стефана, сказано в Духе Святом, но нет ничего подобного «вижу святую Троицу». Так же и Павел говорит в синедрионе «я фарисей, сын фарисея» (Деяния, 23:6), а фарисеи — сторонники догматически строгого единобожия. И в Первом послании Коринфянам (гл. 8:4) Павел пишет: «Нет иного бога, кроме Единого». Пётр также вразумляет иудеев не о догмате «Троицы», а о том, что «...Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния, 2:36); иными словами, Иисус — обетованный Богом Мессия, пришедший поистине, но отвергнутый иудеями по их злонравию и невежеству, вследствие чего им дóлжно покаяться, чтобы не отпасть от религии Бога Истинного. И вопрос о признании или не признании Иисуса Христом Божиим, Мессией — это единственное, что отделяет в вере апостолов и первых христиан иудейского происхождения от их бывших единоверцев.

Единственное место в Новом завете, где почти прямо провозглашается догмат о «Троице», — в православной синодальной Библии: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию и Дух свидетельствует о Нём, потому что Дух есть истина. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино (выделено курсивом нами при цитировании)» (Первое послание Иоанна, 5:6, 7). Стих 5:7 отсутствует в других изданиях: так его нет в Острожской Библии[435], издания 1581 г., набранной (как утверждается) с рукописной Библии, относимой ко временам Владимира — крестителя Руси; а также его нет в имевшихся у нас западных изданиях Нового завета и, в частности, в «Новой американской канонической (стандартной) Библии» (1960 г.) и в последующих её переизданиях.

Но вопреки всему прямо сказанному Христом и апостолами, догмат о «Троице» — историческая реальность, противопоставляющая христианские церкви и большинство их сект строгой догматике единобожия исторически реальных иудаизма и ислама христианской эры. Если соотноситься с глобальной политикой, то в ней он — одно из средств осуществления принципа «разделяй и властвуй».

Посленикейские церкви постоянно испытывают трудности в объяснении пастве догмата о «Троице». Так профессор-богослов В.Н. Лосский в работе «Очерк мистического богословия» (в сборнике вместе с его же «Догматическим богословием», Москва, 1991 г., рекомендовано к печати Московским патриархатом, с. 35, 36) пишет:

«Непоз­на­ваемость (по контексту, Бога) не означает агностицизма или отказа от Бого-познания. Тем не менее это познание всегда идёт путём, основная цель которого — не знание, но единение, обожение. Потому что это вовсе не абстрактное богословие, оперирующее понятиями, но богословие созерцательное, возвышающее ум к реальностям “умопре­восходящим”. Поэтому догматы Церкви часто представляются нашему рассудку антиномиями[436], которые тем неразрешимее, чем возвышеннее тайна, которую они выражают. Задачасостоит не в устранении догмата, но визменениинашегоума (выделено курсивом нами при цитировании) для того, чтобы мы могли прийти к созерцанию Бого-открывающейся реальности, восходя к Богу и соединяясь с Ним в большей или меньшей мере.

Вершина Откровения есть догмат о Пресвятой Троице, догмат “преи­мущественно” антиномичный».

В русском языке прижилась идиома «антимонии разводить». В ней значимо то, что народ поменял порядок следования звуков в корне: «анти-МОНИЯ», а не «антиномия». Хотя в греческо-рус­ский словарь мужики, перенявшие слово от «интеллигенции», не заглядывали, но идиома, характеризующая смыслоубийственное мыслеблудие всё же знаменательнообрела сопутствующий ей, ещё более глубокий смысл (анти = против) + (МОНО = один, единый); то есть — противоборство Единому.

Противление Богу свойственно идеалистическому атеизму в иудаизме и христианстве. Они одинаково подразумевают, не оглашая: человек создан Богом и рождается в богопротивном виде. Отсюда для приведения человека в «божеский вид» в иудаизме предписано на восьмой день обрезание. Вследствие него нарушается нормальная физиология мужского организма и нервной системы прежде всего: структуры головного мозга с первых дней жизни ребёнка постоянно забиты обработкой информации, поступающей с рецепторов головки полового члена (не говоря уж о том, что последствия болевого шока сохраняются в психике на всю жизнь). В нормальной же физиологии такая связь (коммутация): «рецепторы — многофункциональные структуры мозга» — всего лишь краткие и редкие эпизоды по отношению к продолжительности жизни, а не постоянный информационный шум, на фоне которого протекает обработка информации головным мозгом.

Апокриф «Евангелие от Фомы» передаёт беседу учеников и Иисуса об обрезании: «58. Ученики его сказали ему: Обрезание полезно или нет? Он сказал им: Если бы оно было полезно, их отец зачал бы их в матери обрезанными. (...)».

Апостол Пётр, хотя он и не ссылается на Фому или Иисуса, освободил первых христиан от обрезания крайней плоти, следуя знамению: Бог даровал Духа Святого необрезанным (Деяния, 15:6 и ранее — 10:44 — 47, 11:17). Освободив от обрезания первохристиан, Пётр присёк вторжение в нормальную физиологию их нервной системы, тем самым он по существу защитил первохристиан отповрежденияума нарушением их нормальной физиологии.

Это всё иллюстрации к тому, что какой бы смысл ни вкладывал В.Н. Лосский в цитированный фрагмент, но он сказал правду: Задача состоит в изменении ума человека. Постановщиками и хозяевами этой задачи являются общие хозяева иудаизма и исторически реального христианства, навязывающие преимущественно по умолчанию мнение, что человек создан и рождается богопротивным. Но если апостол Пётр пресёк подавление человеческого разума через нарушение физиологии организма обрезанием, то после него хозяева и заправилы библейского проекта задачу подавления и извращения разума стали решать, разрушая нормальную культуру мышления, вводя в неё алгоритмы порождения ошибок, т.е. стали алгоритмически разрушать интеллект как процесс, говоря современным языком — «информационными технологиями», «вершиной» которых и является догмат о «Троице»: «1 = 3 во всей полноте как 1, так и 3».

Догмат о «Троице» навязан, хотя он и несовместим с тем, что:

1. Иисус прямо говорит: «Господь Бог наш есть Господь единый» и соглашается с ответом книжника «один есть Бог и нет иного кроме Его» (Марк, 12:19, З4).

2. Иисус прямо отрицает обращение к нему «Учитель Благий» словами: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Лука, 18:18, 19), и эти слова отрицают прямо Никейский символ веры: «2. (...) Бога истинна от Бога истинна».

3. Дух Святый прямо назван «дар Божий» (Деяния, 10:45; 11:17, 18:19, 20), что отрицает Никейский символ веры «8. И в Духа Святаго, господа Животворящего...».

Из текста Нового завета явствует, что во времена апостолов многие поддавались искушению и втягивались в предумышленно навязываемые им различными посвящёнными и просто болтунами дискуссии о Боге: о Его существе, «внутренней структуре» Бога, Его взаимоотношениях с тварным Мирозданием и людьми. Втягиваясь в дискуссии безо всякого знания о Боге, и не имея Откровений Свыше, они по отсебятине нагромождали домыслы на вымыслы, привносили в Церковь свойственные многобожию тех лет понятия и мнения, сохранявшиеся в их памяти и после «принятия» ими христианства, без осознания ими каких-либо мировоззренческих границ в их внутреннем мире: между многобожием и идолопоклонством и обретённым Учением Христа и апостолов. И всё это — чуждое Учению Христа — оседало и накапливалось в христианстве уже со времён апостолов. Не без причин же Павел писал: «Но боюсь я, чтобы, как змей хитростью не прельстил Еву, так и УМЫ ВАШИ НЕ ПОВРЕДИЛИСЬ (выделено нами), уклонившись от простоты во Христе» (2 посла­ние Коринфянам, 11:3 и далее до 11:8).

Как видно из приведенного, и апостол Павел, и профессор-«богослов» В.Н. Лосский пишут об одном и том же: об уме человеческом.

Разница только в том, что Павел предостерегает людей, стремящихся к Богу, от повреждений в уме; а чиновники Церкви, рекомендуя переиздание работ иерарха церковной науки В.Н. Лос­ского, советуют изменить Богом данный людям ум — так, чтобы им невозможно было пользоваться. Они не сомневаются нимало ни в здравомыслии самого В.Н. Лос­ско­го, ни в своём собственном, ни в здравомыслии иерархии церквей на протяжении истории, которое явно опровергается глобальным биосферно-социаль­ным кризисом как итогом пастырской деятельности всех после-Никейских церквей, впавших в измышления о «Боге-Тро­ице» безо всяких к тому оснований (о том, что в нём выразилось знамение Ионы-пророка, но уже в глобальных масштабах, что было обетовано через Христа роду лукавому и прелюбодейному, они не задумываются — см. раздел 11.2.1).

И вследствие того, что церкви не вняли предостережению апостола Павла, они, распиная на своём вероучении и догматике души в людях, с детства калечат их разум. В отличие от иудаизма, производящего инвалидов правого полушария (процессно-образ­ное мышление), христианские церкви производят инвалидов левого полушария (неадекватным становится ассоциативное и дискретно-логическое мышление), тем более ущербных, чем непреклоннее те во мнении, что 3 = 1, а 1 = 3.

В каноне Новозаветных текстов, прошедших цензуру и редактирование, нет ничего подобного оборотам речи современного христианства: «Слава Святой Единосущной и Нераздельной Тро­ице»; «Пресущественной, Пребожественной и Преблагой Троицы»; «Бога-Троицы» и т.п.

Их нет просто потому, что такого рода церковные измышления появились только тогда, когда письменная традиция Нового завета уже обрела устойчивость и её невозможно было отредактировать заново, вложив в уста Христа и апостолов обороты речи, не свойственные выражению ими их миропонимания: это вызвало бы отторжение редакторов от церкви её паствой.

Хронологическая последовательность была такова: Всё подлинное, написанное и продиктованное апостолами и евангелистами было написано к концу I века, после чего оно только изымалось из употребления в церкви теми, кому мешало: так «исчезло» Евангелие Мира Иисуса Христа, не допущенное в канон Нового завета анти-Христианством. Понятие о «Боге-Троице» возникло в конце II века («Большой энциклопедический словарь», Москва, «Советская энциклопедия», 1987 г., с. 1358). По существу оно было внесено в христианство извне.

Понятие о многоипостасном всевышнем боге, воплощающем себя в Мироздании, — атрибут ведической культуры (см. хотя бы «Бхагават-гиту», эпизод явления Арджуне вселенской формы всевышнего Господа Кришной (гл. 11) и иллюстрация к нему в изданиях кришнаитов). Также и христианский догмат о троичности божества в его единстве — в истории не первый.

«Древ­ний, да бу­дет бла­го­слов­ен­но Его Имя, об­ла­да­ет тре­мя Гла­ва­ми, ко­то­рые об­ра­зу­ют лишь од­ну Гла­ву; это и есть то, что есть наи­бо­лее воз­вы­шен­но­го ме­ж­ду воз­вы­шен­ным. И так как Древ­ний, да бу­дет бла­го­слов­ен­но Его Имя, пред­став­ля­ет­ся чис­лом три, то все дру­гие све­то­чи, ко­то­рые ос­ве­ща­ют нас свои­ми лу­ча­ми (дру­гие Се­фи­ро­ты), оди­на­ко­во за­клю­ча­ют­ся в чис­ле три». «Бо­же­ст­вен­ная трои­ца об­ра­зу­ет­ся из Бо­га, Сы­на Бо­жия и Свя­то­го Ду­ха» (В. Шма­ков, «Свя­щен­ная кни­га То­та, Ве­ли­кие ар­ка­ны Та­ро», Мо­ск­ва, 1916 г., ре­принт 1993 г., со ссыл­кой на Зо­гар и Каб­ба­лу, с. 66).

В древнеславянской довизантийской ве­ре, вос­хо­дя­щей к Ве­дам, — трие­дин­ст­во трёх тро­иц: 1) Правь, Навь, Явь (ставшая иудейским Ях­ве — «Яве» звательный падеж); 2) Сва­рог, Све­то­вит (Свен­то­вит: — в ином звучании), Пе­рун; 3) Ду­ша (Ра­зум), Мощь, Плоть (В. Емель­я­нов, «Де­сио­ни­за­ция»).

Развитое учение христианских церквей о «Троице» в близком к современному виде и «тринитарная» — «троицкая» терминология сформировались к концу IV в. (В.Н. Лосский, цитированный сборник, с. 212), уже после Никейского собора, на котором отцы церкви проголосовали, что Иисус — Бог: 218 (или 318 — по другому источнику) — «за», 2 — «против». После Никейского собора, собранного императором Константином, по совместительству верховным жрецом культа Непобедимого Солнца, Римское государство прекратило искоренение утверждённого Собором учения церкви из общества, вследствие чего у отцов церкви появилось время и иные возможности, чтобы профессионально заняться измышлениями, всё более удаляясь отпростотывоХристе времён апостолов. Но поскольку эти измышления невозможно было ввести в текст канона Писания без того, чтобы не вызвать этим отток паствы от церкви, а вместе с паствой и отток приношений, то оставалось только принять в церковную традицию, дополнительно к сложившемуся канону Писания, и набор догматически выдержанных измышлений отцов церкви — предание старцев — «святоотеческое предание».

Поэтому только один из не принятых в канон апокрифов — «Евангелие от Никодима», — дошедший до нас в редакции не ранее конца IV в. (судя по упоминанию в его преамбуле императора Восточной Римской империи в 379 — 395 гг. Феодосия Великого; или Феодосия II — в 408 — 450 гг.) имеет заглавие «Деяния Святой Троицы».

В каноне же Писания не появилось ничего из «тринитарной» троицкой терминологии, нарушающей сложившуюся к концу III в. традицию, хотя некоторые фразы и после Никейского собора добавлялись в канон и редактировались так, чтобы их легче было истолковать в смысле принятой догматики и церковных учений, хронологически более поздних, чем традиционное Писание. Примеры тому — упоминавшийся стих 5:7 Первого послания Иоанна и завершение Евангелия от Марка — стихи 16:3 — 16:19.

Догмат о «Троице» — измышления, построенные разрушением целостного контекста при извлечении из него отдельных фраз, что порождает неоднозначность смысла обрывков, возникающих в этом процессе и предстающих в сознании человека в качестве самостоятельных высказываний, таких, как «Я и Отец — одно» (Иоанн, 10:30) и ему подобных: Римлянам, 9:5; Первое послание Тимофею, 3:16; Колоссянам, 2:9 и др. Кроме того, имело место и иносказательное толкование «в духе» того, что сказано прямо, но тоже на основе фрагментарного извлечения из контекста. Так те, кто видит первый в Библии намёк на «Троицу» в явлении Аврааму трёх ангелов (Бытие, гл. 18:1, 2) забывают о развитии этого эпизода (Бытие, гл. 18 и 19 — в целом и 19:1, в частности).

Если бы «тринитарная» троицкая терминология, измышленная отцами церкви к концу IV в., была бы способна наилучшим образом передать и закрепить в культуре общества смысл Откровения Свыше, то ею бы и пользовались и Иисус, и апостолы, и никто не посмел бы и не сумел остановить такого рода их проповеди. Вследствие этого церкви не пришлось бы измышлять троицкую терминологию: она бы унаследовала её от Христа и апостолов в совершенном виде.

Поэтому исторически реально «Догмат о Троице» — не вершина Откровения, как то полагает В.Н. Лосский, а позднейшее самодурственное измышление отцов церкви и заправил библейского проекта, хотя такое воззрение и отрицает мнения всех воцерковленных.

Если не давить человеку на психику авторитетом сложившихся традиций, превозношением над «толпой» иерархов-вероу­чите­лей, толкователей писаний, «святых богословов» после-Апос­толь­ской эпохи, если не разрушать контекст переданного евангелистами и апостолами с целью конструирования анти-МОНИЙ-антиномий, разрушающих интеллект как процесс, то всё осмысленно и однозначно определённо даже в каноне Нового завета: «... нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание...» (Павел, 1 Коринфянам, 8:4 — 7).

При этом нельзя забывать, что в контексте Библии Бог — всегда Господь, но Господь — не всегда Бог и не всегда Иисус[437].

Но вследствие повреждения в новых поколениях «христиан» ума внедрением в детстве авторитетной догматики некогда принятой их предками, в мировоззрении церковников извращены и причинно-следственные обусловленности в Объективной Реальности; и как следствие извращены непосредственное миропонимание и осмысление ими лексики. В.Н. Лосский «Очерк мистического богословия» начинает словами:

«Мы задались целью рассмотреть здесь некоторые аспекты духовной жизни и опыта Восточной Церкви в их связи с основными данными православного догматического предания. Таким образом термин “мистическое богословие” означает в данном случае аспект духовной жизни, выражающий ту или иную догматическую установку» (с. 8).

В этом тексте В.Н. Лосский — один из многих, кто извращает существо «мистического богословия» не только как термина, но и как объективного явления в духовной жизни: сокровенной от других людей жизни души человека.

«Мистика» (греч.) — по-русски «тайна», состоит в том, что человек, преисполнившись духа, обретает (на биополевых носителях) в себе самом энергию и несомую ею некоторую информацию как таковую, не связанную с принятыми обществом средствами её кодирования: языком, живописью, другими изобразительными искусствами, наукой и т.п. Если же, обретая таким путём некое первознаниеон преобразует его, используя внутрисоциальные средства кодирования информации, то другие люди обретают возможность освоить ту же информацию, но уже не как непосредственно данное первознание, а как достояние культуры общества.

Догматическое богословие — одна из составля­ю­щих в культуре общества. Оно — следствие того, что кто-то лично, мистически обретя некое первознание, выразил его так, как сумел, на понятном в обществе языке. И вопрос только в том, каким духом был преисполнен человек в момент обретения непосредственно от некоего источника первознания как такового; и насколько точно он сумел выразить первознание в общих всем средствах культуры или во вновь созданных им средствах в преемственности развития культуры.

Человек должен стараться жить так, чтобы быть ему непрестанно открытым для нисхождения в него Духа Святого — наставника от Бога на всякую жизненно необходимую ему и другим людям истину.

«Догматическая же установка» — хранимые культурой предания старцев («православное догматическое предание» у В.Н. Лос­ского). Они не выражаются в духовной жизни, поскольку они вторичны по отношению к ней, а придают направленность вновь входящим в духовную жизнь поколениям, подобно железной дороге из пункта «А» в пункт «Б», по которой невозможно прибыть в пункт «В». «Догматической установкой» люди пользуются в готовом виде, не задумываясь о том, что «рельсы догматов» могли быть проложены всем известным образом для того, чтобы, бездумно приняв навязанные и ставшие традиционными догматы, они не могли войти в религию Бога Истинного во всей её полноте.

Соответственно этому и догмат о «Троице» интересным образом связан с эзотеризмом, герметизмом ведической магической культуры — знанием для посвящённых в «великие тайны», ибо в ней «не все истины должны быть поведаны всем людям», что прямо отрицает Учение Христа в его изначальном виде. При этом он также является одним из средств низведения исторически реального «христианства» до уровня одной из многих эгрегориальных религий.

В разделе были приведены отрывки из «Священной книги Тота. Великих арканов Таро» В. Шмакова, в которых речь шла о трёх «сеферим»: «сефар», «сипур» и «сефер»:

«Первый из этих трёх терминов (Sephar) должен означать числа, которые одни доставляют нам возможность определить необходимые назначения и отношения каждого (по контексту, возможно: человека) и вещи для того, чтобы понять цель, для которой она была создана; и МЕРА длины, и МЕРА вместимости, иМЕРА веса, движение и гармония — ВСЕ ЭТИ ВЕЩИ УПРАВЛЯЕМЫ ЧИСЛАМИ. Второй термин (Sipur) выражает слово и голос, потому что это Божественное слово и голос, потому что это Божественное Слово, это Глас Бога Живого, Кто породил существа под их различными ФОРМАМИ, будь они внешними, будь они внутренними; это его надо подразумевать в этих словах: “Бог сказал: “Да будет Свет” и “стал Свет”. Наконец, третий термин (Sipher) означает писание. Писание Бога есть ПЛОДТВОРЕНИЯ. Слова Бога есть Его Писание, Мысль Бога есть Слово. Так мысль, слово и писание суть в Боге лишь одно, тогда как в человеке они суть три» («Cuzary», 4, § 25, цит. по кн. В. Шмаков «Священная книга Тота. Великие арканы Таро»,с. 245, выделение некоторых фрагментов в тексте заглавными буквами — наше).

Далее было показано, что один из вариантов осмысления этого фрагмента, не предназначенного для однозначного понимания его авторами, приводит к его оценке как иносказательному повествованию о том, что Мироздание представляет собой триединство материи-информации-меры.

На какой-то ступени посвящаемому в иерархию тайн члену христианской церкви открывается в каких-то языковых формах, что ранее привычная ему «Троица-Бог» — есть по существу триединство «мера+ то, что может быть в разных формах, но остаётся самим собой вне зависимости от них (это информация) +плод творения», т.е.триединство меры-информации-материи. Так по существу:

Догмат о «Боге-Троице» религию строго единобожия, каким было Христианство самого Иисуса, обращает в пантеизм — обожествление природы, Космоса, Мироздания.

И соответственно этому на какой-то ступени посвящения возникает предложение признать, что Бог это — Бог, Творец и Вседержитель, создавший Своим Словом это триединство и все вещи и существа в нём. «Троица» же в качестве Бога — это якобы учение, которое породили невежественные люди по суете их ложного мудрствования о Боге без знания и Откровений.

Но толпа привыкла ко лжи, и чтобы всё было спокойно в обществе, — а это благо, — не следует разубеждать в их верованиях невежественных фанатичных людей, которые только озлобятся или психологически сломаются, если им объяснить истинное: истина же придёт ко всем де со временем… И, естественно, что якобы нет и не может быть никакого конфликта между иерархией посвящённых и Богом, поскольку иерархия — якобы хранительница истинных Божьих Откровений среди моря людского невежества.

Вопреки этому в народе без лишних мудрствований и посвящений говорят: «Бог троицу любит». Кто хочет, может понимать эту поговорку в смысле любви «Бога-Троицы» к троекратным повторениям событий; но мы понимаем её прямо: в смысле выраженного русским языком основного знания народа о любви Бога к Мирозданию, существующему как триединство: «мера (предо­пре­де­ление) — материя — информация». И такому пониманию отношения Бога и Троицы соответствует рисунок некоего символа, приводимый В.Шмаковым в «Священной книге Тота» (с. 66), изображённый, по его словам, на одной из стен в трапезной Троице-Сергиевой лавры (сохранился ли он после 1917 г. — мы не знаем). Аналогичный символ есть и в культуре католицизма. Оба символических изображения «Бога-Троицы» представлены на иллюстрации на следующей странице.

В этом символическом изображении «Бога-Троицы» круги «Отец», «Сын», «Св. Дух» — вне треугольника «Бог», хотя и соединены как с ним, так и друг с другом. Но более того: рисунок может быть интерпретирован как план трёхгранной пирамиды, основание которой — треугольник «Отец — Сын — Св. Дух», а «Бог» — вершина пирамиды — находится вне плоскости бытия «Отец — Сын — Св. Дух» (триединства меры-материи-инфор­ма­ции), которой принадлежит всё тварное.

Подобного назначения символы оттачивались веками, и если уж «Троица»: «Отец — Св. Дух — Сын» (мера-информация-материя) — оказалась вне Бога, к тому же в ниже лежащей плоскости (при интерпретации рисунка как плана трёхгранной пирамиды), то это потому, что авторы символа хотели в изо­бражении разделить Бога и Троицу; либо же Свыше им не было позволено изобразить иначе, чтобы Бог действительно отождествился с «Троицей» в изображении. В противном случае дóлжно признать, что декор трапезной в главной лавре России был выполнен профессиональными богомольцами и под контролем профессиональных богомольцев по наущению духа нечистого.

Так же и православный писатель Борис Зайцев — автор многих произведений, в которых выражены жизненные идеалы православных, — в повести «Преподобный Сергий Радонежский», основанной на исторических документах, приводит в качестве цитаты из письма преподобного Сергия князю Московскому Дмитрию Ивановичу, ещё только ведущему полки на Куликово поле: «Иди, господин, иди вперёд, Бог и святая Троица помогут» («Люди Божии», Москва, «Советская Россия», 1991 г., с. 393).

Если Борис Зайцев не ошибся в цитировании старинного документа, то преподобный Сергий Всевышнего Бога осознанно отделяет от Троицы (о сути которой в этом письме он однако не говорит) вопреки тому, что Троица по официальной догматике открытого всем экзотерического учения Православной Церкви и есть «Сам Всевышний триединый = единотроичный Бог».

То, что оборот речи «Бог и святая Троица» появился и сохранился в языке и дошёл до Б. Зайцева, когда он писал повесть о Сергии; то, что православные души писателя и многих читателей не отвергли его, как догматически чуждый, еретичный, — также знаменательно.

Догмат о «Троице», положенный иерархами в основу церковной догматики, влечёт за собой многое. Но наиболее знаменательно и жизненно важно то, что во времена апостолов его не было, а Дух Святый нисходил на уверовавших в апостольское учение — это было повсеместное и массовое явление среди христиан (см. Деяния апостолов). В после-Никейские времена, в эпоху, когда догматика церквей и их вероучения стали неоспоримо традиционными для паствы, христианин, приемлющий Духа Святого, стал чем-то исключительным.

То есть исторически реально вмассовойстатистике в душу человека входит:

· либо учение церкви, в любой момент готовой породить «святую инквизицию», и вместе с ним —«любовь» к никейской догматике, после чего Бог не может достучаться до души индивида, отгородившегося от Него свою верой;

· либо любовь к Богу и людям и в ответ Дух Святый нисходит от Бога на верующего Богу.

И нет в этом разницы между католицизмом, православными и прочими церквями имени Христа.

В связи с этим обратимся к книге священника Родиона «Люди и демоны» («Православная община», Калуга, 1992 г.). В ней он приводит одно предостережение Григория Синаита, весьма значимое в контексте рассматриваемой нами проблематики соотношения церковного вероучения и истинной религии:

«Когда, делая своё дело (то есть во время молитвы)[438], увидишь свет или огонь вне или внутри, или лик какой, не принимай того, чтобы не претерпеть вреда».

В нашем же понимании веры как религии ответом Григорию Синаиту и Церкви, издавшей книгу «Люди и демоны», могут быть слова В.О. Ключевского:

«Высшая иерархия из Византии, монашеская, насела как чёрная беда на русскую верующую совесть и доселе пугает её своей чернотой» (с. 437). «Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями» (с. 434). «Богословие на научных основаниях — это кукла бога, одетая по текущей моде» (с. 424)[439].

Но и само по себе высказывание Григория Синаита знаменательно: Для верующего Богу и не сомневающегося в Его Вседержительности и Милосердной Отзывчивости естественно искать у Бога защиты от разного рода наваждений и устремлений бесовщины к властвованию над человеком, как то и делал Мухаммад ещё до ниспослания ему Корана.

Соответственно такого рода вере Богу и надежде на Него, в Коране рекомендуется: «А если нисходит на тебя какое-нибудь наваждение от сатаны, то проси защиты у Бога, — ведь Он — слышащий, мудрый» (сура 41:36; аналогично 7:199 (200)); «И скажи: “Господи я прибегаю к Тебе от искушений диаволов, и я прибегаю к Тебе, Господи, чтобы они не явились ко мне!”» (сура 23:99, 100).

И в Коране многократно сообщается, что Бог отвечает молитвам верующих; в частности: «Он отвечает тем, которые уверовали и творили благое и умножает им Свою милость. А неверные — для них жестокое наказание» (сура 42:25 (26)).

Но в отличии от поучений Григория Синаита, который учит отвергать сопутствующие молитве явления, Коран содержит учение об обоюдосторонней направленности религии: от человека к Богу и от Бога к человеку: «А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я — близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовёт Меня. Пусть же они отвечают Мне и пусть уверуют в Меня, — может быть, они пойдут прямо!» (сура 2:182); «Отвечайте вашему Господу, прежде чем наступит день, которому нет возврата от Бога (Г.С. Саблуков: отсрочки у Бога). Нет вам убежища в тот день и нет у вас отречения! (от совершенного в жизни; от того, что стало достоянием души: — наше пояснение при цитировании)» (сура 42:46 (47)).

Если же молящийся, исполняя рекомендации Григория Синаита и аналогичные им, отвергает сопутствующие его молитве явления, когда воистину они — знак от Бога, отвечающего молитве, то такой молящийся сам, по своему произволу, рвёт свою личностную религию в клочья. Это — одна из разновидностей отступничества от Бога (хотя, казалось бы, человек истово верует), со всеми вытекающими из неприятия Бога последствиями: «Плох пример тех людей, которые считали ложью Наши знамения: самих себя они обидели» (Коран, 7:176 (177)).

Если же молитве сопутствуют воистину наваждения от сатаны, то:

· либо молитва выражает некоторым образом смысл ложно измышленного вероучения, вследствие чего она обращена не к Богу Истинному;

· либо же человек в прошлом и настоящем позволяет себе лицемерие, строптивость и уклончивость по отношению к исполнениюпосовестиизвестной ему воли Божией; не отзывчив сам к зову Божьему и упорствует в насиловании Мироздания своей отсебятиной, не внемля ничему, даже Божьему попущению прямого явления ему бесовщины по его молитве.

О властных же притязаниях сатаны в Коране сообщается: «101 (99). Поистине, нет у него власти над теми, которые уверовали и полагаются на своего Господа. 102 (100). Власть его только над теми, которые избирают его покровителем и которые придают Ему (Богу: по контексту Корана) сотоварищей» (сура 16). «35 (36). А кто уклоняется от поминания Милосердного, к тому мы приставили сатану, и он для него — спутник. 36 (37). И они (шайтаны: по контексту), конечно, отвратят их от пути (истинно Божиего — по контексту), и будут те думать, что идут по прямой дороге» (сура 43). «37 (36). Разве же Бог не достаточен для Своего раба, а они пугают тебя теми, кто ниже Его. Кого сбивает с пути Бог[440], нет тому водительствующего! 38 (37). А кого ведёт Бог, тому не будет сбивающего. Разве ж Бог не велик, обладатель воздаяния?» (сура 39). «5. Поистине, Бог не ведёт прямым путём того, кто лжив, неверен!» (сура 39). «23 (22). Не делай с Богом другого божества (иными словами: Не боготвори, не обожествляй никого и ничего, ибо Бог — единственный Бог), чтобы не оказаться тебе порицаемым» (сура 17).

Это — кораническое разъяснение причин тех явлений нечисти, с которыми сталкивались в молитве многие христианские подвижники. Троицкая терминология, Никейско-Карфагенский Символ веры и догматика Никейского собора, в соответствии со смыслом Корана, есть уклонение в ложь многобожия — обожествление Иисуса и Духа Святого — знамений в Мироздании Надмирного бытия Божия и Его Вседержительности. И соответственно, в Коране содержатся прямые предостережения:

«169 (171). О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Бога: ничего кроме истины (не говорите: — по контексту). Ведь Мессия, Иисус — сын Марии — только посланник Бога, и Его слово, которое Он ниспослал Марии, и Дух Его. Веруйте же в Бога и Его посланников и не говорите: “Троица”. Удержитесь, это — лучшее для вас. Поистине, Бог — только единый Бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребёнок. Ему — то, что в небесах, и то, что на Земле. Достаточно Бога как поручителя! 170 (172). Никогда не возгордится Мессия над тем, чтобы быть рабом Богу, ни ангелы приближенные! 171. А кто возгордится над служением Ему и превознесётся, — тех соберёт Он к Себе всех. 172 (173). Те же, которые уверовали и творили благое, — им полностью воздаст Он их награды и увеличит им от Своей щедрости. А тех, которые превозносились и возгордились, Он накажет мучительным наказанием. И не найдут они себе, помимо Бога покровителя и помощника» (сура 4).

Григорий Синаит — один из многих, кто выразил в слове однонаправленность религий церквей после-Никейских времён, препятствующих Царствию Божию снизойти на Землю людей принятыми ими в вероучения извращениями Единого завета Божиего человечеству, носителями которого каждый в свою эпоху были Моисей, Христос, Мухаммад и многие другие.

Так никейская догматика обратила исторически реальное христианство в тот тип эгрегориальной религии, который обращает молитву в длительный многословный церемониал, в котором не последнюю роль играет энергетическая накачка культового эгрегора и показное перед людьми исполнение церемониального долга «набожности». Этот тип религиозности был обличён ещё во времена проповеди Христа: смотри Матфей, 6:5 — 15. Но он существует и поныне. И в такого рода церемониальной магии пребывают все, кто не относит к себе лично, не в букве писания, не в своде законов и традиций общества, но в Духе — в совести и в конкретном жизненном смысле — слова Благовестия Христова: «Что вы зовёте Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» (Лука, 6:46).

Как известно из истории, тринитарная, троицкая терминология была измышлена отцамицеркви — иерархами, а не паствой — после Христа и после апостолов, которые ею не пользовались. Язык — словесная живая речь и письменность — даны людям Богом и являются частью Объективной Реальности вместе со смысловой нагрузкой (понятийной адресацией) языковых конструкций. Язык — словарь (лексикон) и грамматика — часть Мhры бытия Мироздания. Человек, пользуясь речью, письменностью, имеет возможность искренне ошибаться (фальшивить) и умышленно лгать, уклоняясь от объективной Мhры бытия Мироздания. Но это — ошибки и фальшь в его личностной субъективной мере — по их объективной сути — попытки нарушить объективную Мhру бытия Мироздания своей отсебятиной и принятием в душу наваждений. Такие попытки вызывают реакцию Мироздания, гасящую проявления отсебятины и увлечённость наваждениями в соответствии с объективной Мhрой бытия Мироздания — Предопределением Божьим. И потому в Мироздании далеко не безразлично, какими словами, и в каких речевых оборотах (не забывайте о сквернословии, чертыхании), о чём сказать и написать (включая и особенности того, что принято считать грамматическими и орфографическими нормами[441]), и указать тем самым себе и другим людям на некое явление во внешнем и/или во внутреннем мире человека.

Тем более это касается молитв, исходящих из Мироздания к Богу. И потому есть разница между личностными религиями и вероучительством Христа и апостолов — с одной стороны и с другой стороны — религиями и вероучительством церквей, измысливших и принявших в употребление троицкую терминологию — слова, которых не произносил Посланник Божий. Сделано это отцами-основателями и иерархами церквей имени Христа вопреки предшествующему Корану Новозаветному предостережению: «36. Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: 37. ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Матфей, гл. 12).

3.3. «Читающий да разумеет»[442]:
свершилось «милости хочу, а не жертвы»[443]

«Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня» (в передаче Марка); «впроче