Черный юмор как форма девиантного поведения

Под черным юмором обычно понима­ется сочетание смешного с ужасным, трагическим. Его цель — рассмешив, на­пугать или же, напротив, напугав, рас­смешить. К этому виду юмора относят­ся анекдоты про уродов, покойников, вампиров, кровожад­ных родителей и несчастных или жестоких детей, про кровь и увечья.

Черный юмор как отражение естественного человеческо­го интереса к смерти оказывается по сути дела одним из стилей, жанров или способов художественного освоения дей­ствительности. Что же касается смешного, то пристрастие к осмеянию уродств, насмешки над смертью и страданиями

Ьрдавна присутствуют в народном искусстве балагана, в рус-|;ком лубке.

[ Юродствуют герои средневековых карнавалов, скоморо-

ки и шуты. В отечественном фольклоре глумление над смер-

|гью мы видим в страшных сказках, жестоких романах и ро-

ыансах, легендах. Значительная часть их посвящена семей-

ньш отношениям.

^; В подростковом фольклоре сегодня черный юмор суще­ствует в подавляющем большинстве в виде дву- и четверо-Ктиший. Они легко запоминаются и очень похожи на час-уушки или бравые пионерские вирши, в быту их еще назы­вают садистскими стишками. В подавляющем большинстве в Ьих речь идет о чадах и домочадцах, чрезвычайно жестоких Ко отношению друг к другу.

Такой фольклор до недавнего времени крайне редко ока-Шывался предметом исследования. А между тем этот матери­ал чрезвычайно богат сведениями, характеризующими раз­витие личности, становление ее отношений с внешним ми­лом, восприятие проблем в сегодняшнем обществе.

' Почему велика в черном юморе подростков роль семьи? Каков автопортрет подростка в семейном интерьере? Что проявляет и что скрывает явное нарушение общекультурно­го запрета на дурное отношение к близким людям?

Прежде чем пытаться дать ответы на подобные вопросы, шриведем некоторые произведения, изображающие образ ро-Йителей, детей и их взаимоотношения, ибо трудно рассчи­тывать на близкое знакомство с таким видом «живого твор-нества масс».

! Материалом для анализа послужили тексты, включенные • «Антологию черного юмора»*, а также другие опублико­ванные фольклорные произведения, в том числе в газете |«Новый взгляд» (субботнее приложение к газете «Москов-<ская правда») и «Очень страшной газете».

Для ребенка и подростка семья — это почти все: здесь рснова его физического существования, здесь формиру­ются его ценностные ориентации, здесь же, по мнению Большинства психологов и психиатров, коренятся его стра-ки и комплексы, устойчивые привычки. Известно, что ос-иова, «ядро» личности складывается к 6—7 годам — вре-иени, когда нормальный ребенок большую часть времени проводит дома. Неудивительно, что семейные отношения Сказываются чрезвычайно ценными и потому неизбежно

См.: Белянин В.П., Бутенко И.А. Антология черного юмора. Мадрид,

обсуждаются в подростковом фольклоре, хотя и в специфической форме.

В нем все как бы перевернуто с ног на голову. В черно^ юморе уже сам отчий дом, гарантирующий, казалось бы, безмятежный приют от горестей и защиту от внешнего мира| показан как место, полное опасностей.

Темною ночью в пижаме в полоску Мальчик на кухне распиливал доску. Мягко железо в ногу вошло, Вместе с ногою детство ушло...

Ручки и ножки исчезли все сразу — Не подпускайте детей к унитазу!

Стихи, посвященные семье, можно условно разделить на три группы. Первую группу составляют произведения о жес­токих родителей и детях-жертвах. Родители рисуются как рав­нодушные свидетели детских мучений, а то и под видом лас­ковой заботы издеваются над ними:

Маленький мальчик, высокий карниз... Маленький мальчик летит с него вниз. Ну, а внизу улыбается мать: «Нет, не умеет сынок мой летать!»

Черствые родители не только не способны к сопережива­нию, но и откровенно радуются детскому несчастью:

Маленький мальчик побриться хотел, Бритвой опасной он горло задел. Горькую весть сообщили отцу. Папа сказал: «Поделом сорванцу!»

Как видим, именно родители оказываются как косвен­ными, так и непосредственными виновниками мучений, увечий и гибели своих непослушных чад, причем наказание совершенно не соразмерно поступку, явно гиперболизиро­вано:

Мне мама в детстве выколола глазки,

Чтоб я в шкафу варенье не нашел. *

Теперь я не смотрю мультфильмы,

не читаю сказки, Зато я нюхаю и слышу хорошо...

«Трогательную нежность» проявляют к малым детям не только родители, но и дедушки-бабушки, не оставляя на­дежды на помощь и сочувствие:

Бабушка внучку из школы ждала. Цианистый калий в ступке толкла. Дедушка бабушку опередил, Внучку гвоздями к забору прибил...

Детские повествовательные страшилки более распрост­ранены среди детей 6—8 лет. В них в качестве главных дей-•ствующих лиц они представляют родителей и непослуш-1ных детей, которые попадают то в темную комнату, то на [кладбище, где их ожидают встречи с таинственными и |опасными незнакомцами, колдунами, вампирами, мерт­вецами.

Интересно, что в страшилках дети наносят вред род-[ственникам чаще по незнанию — случайно что-то запре-пценное берут, покупают, забывают, выбрасывают. В чер-ihom же юморе они, как правило, никакого запрета не на-Ьушают. Более того, они тщательно выполняют «полезные коветы» родных и близких. А вот родители — герои черно­го юмора — только и делают, что дают крайне вредные, Пагубные советы, приводящие к увечьям или гибели наив-шых, доверчивых детей.

Девочка в поле гранату нашла. «Что это, мама?» — спросила она. «Дерни колечко», — ей мама сказала. Долго над полем косичка летала...

Вторую группу составляют стихи, где героями являются родители, а самим детям отводится активная роль. Они отве-'чают родным и близким «адекватной» заботой о них:

Девочка Света нашла пистолет. Больше у Светы родителей нет...

Мальчик в конверт запечатал тротил, Папе на письменный стол положил. Сын на граните решил написать: «Нечего было за двойку ругать!»

Мальчик бутылку с чем-то нашел, С этой бутылкой к деду пришел. Долго смеялись над шуткою гости — От деда остались одни только кости...

Дедушка внучку очень любил, Дедушка внучке нож подарил. Молча теперь деда в кресле сидит, А меж лопаток ножик торчит...

Третья группа стихов черного юмора повествует о том, что дети солидаризируются с кем-то из родителей, осущ_е^ ствляют совместное действие:

Маленький мальчик на яблоню влез. Сторож Пахом достает свой обрез. Выстрел раздался, и сторож упал — Мальчика сзади отец прикрывал...

Маленький мальчик нашел пистолет. Долго он целился папе в хребет. Грянул тут выстрел — папа упал. Мама спросила: «Неужто попал?»

Уже из этих примеров видно, что семья — это настоящее поле боя, на котором равнодушные, циничные, безрассуд­но и бессмысленно жестокие родственники постоянно друг друга увечат и умерщвляют. Кстати, это явление существует не только в отечественной субкультуре — черным юмором полна английская народная поэзия для детей, есть похожие произведения в США, Франции, Германии, Италии...

Подобное отношение подростков к семье имеет свои пси­хофизиологические причины. Подростки ощущают нестабиль­ность и зыбкость устоявшихся в семье отношений, когда выходят за пределы традиционного семейного круга в широ­кий мир. Это чувство возникает на фоне осознания всеобщей относительности.

Именно родные как самые значимые для ребенка люди оказывают на него самое длительное и сильное влияние. В большинстве случаев они наиболее авторитетны и дороги ребенку. Вот против такого авторитета и выступает массо­вое подростковое сознание, оформившееся в черный юмор. Он — результат излишней родительской опеки и «полезных советов», даваемых детям. Ведь в конечном счете бездумное следование этим советам и приводит к плачевным для де­тей последствиям.

Очевидно, что это отражение малоосознанного факта, свидетельствующего, что в быстро меняющемся мире опыт, полезные для родителей знания далеко не всегда оказывают­ся полезными и пригодными для следующего поколения. Это драма модернизации общества, по-своему преломленная в подростковой субкультуре, носители которой как раз и стал­киваются с дилеммой: воспользоваться ли предлагаемым опытом или пойти по собственному пути?

Имеются для такого образа семьи и другие основания. Привязанность к родителям и зависимость от них тяготит

подростка. Оказывается, и мальчики и девочки в 11—12 лет часто озабочены борьбой за независимость в семье. С помо­щью черного и прочего юмора происходит своеобразная под­готовка к грядущему и ожидаемому отходу от родительской опеки.

Иллюзорное освобождение от нее рисуется в фольклоре с щомощью известного в социальной психологии приема — унижения другого (родителей, родных и близких, взрослых в целом) и гиперболизации недостатков родственников, ко­торые проявляются в конфликтах на почве невнимания друг к другу, показухи, меркантильности и др.

Вовочка в кухню к маме пришел, Но он на кухне еды не нашел. Мама сыночка в плиту положила — Вкусная будет гостям буженина!

Для подростка оказывается одинаково страшно и сохра­нить свою независимость от родителей, и избавиться от нее. Его (ее) страхи, тревоги обостряются тогда, когда он (она) выходит из относительно замкнутого мира семьи и погружа­ется в общество не более компетентных в жизненных труд­ностях сверстников и чужих людей. Именно подростком че­ловек принимает на себя полную ответственность за себя, свое здоровье, свою свободу, свою жизнь. Самостоятельно | он вынужден решать и вопросы своей безопасности. Поэтому ^; столь сомнительны «полезные» советы других. Своеобразную «технику безопасности» подросток находит в присущей фоль­клору незамысловатой, вполне доходчивой и запоминающей­ся форме.

Как известно, страх — эмоция, возникающая в ситуа­ции угрозы биологическому или социальному существова­нию индивида и направленная на источник действитель­ной или воображаемой опасности. Он возникает при пред­восхищении страдания и варьирует в широком диапазоне (опасения, боязнь, испуг, ужас). Когда источник опаснос­ти не определен или не осознан, возникающее состояние называется тревогой. А повышенная тревожность подрост­ков общеизвестна. Она выражается, в частности, в потреб­ности пугать других и самому пугаться. Если бы стремление напугать и испугаться не встречало понимания в среде са­мих подростков, то черный юмор не стал бы столь попу­лярным. Страх перед возникающими в связи с повзросле-нием трудностями и конфликтами во многом определяет и сам факт существования богатейшего разнообразия таких стихов.

Но зачем стремиться к переживанию страха? К еще одно­му переживанию? Разве мало нам их дает сегодняшняя ре­альность?

Эта потребность пугать и пугаться не исчезает с развити­ем цивилизации. Она глубоко сидит в современном человеке. И неудивительно, что в сегодняшней массовой культуре ко­лоссальным успехом во многих странах пользуются фильмы ужасов.

Однако напомним, что обсуждаемые произведения одно­временно и юмористичны, хотя такой юмор по вкусу не каждому. Чувство юмора предполагает наличие у человека положительного идеала, без которого оно вырождается в не­гативное явление — пошлость, цинизм. Недостаточная вы­раженность чувства юмора свидетельствует о сниженном эмоциональном уровне развития, ровно как и о недостаточ­ном интеллектуальном развитии личности. Следовательно, любые формы юмора не просто имеют право на существова­ние, но и оказываются свидетельством здорового душевного состояния человека.

Некоторые исследователи в таком отношении подрост­ков к семье усматривают крушение связей, отрицательное последствие развития цивилизации — от племенных и родо­вых отношений к индивидуализму и эгоцентризму. Отметим, не вдаваясь в подробное обсуждение этого тезиса, что он в любом случае оказывается прямой, непосредственной трак­товкой неприглядной роли семьи в освещении подростково­го фольклора. Между тем черный юмор как явление народ­ной смеховой культуры требует иного отношения к себе.

Высмеивая ситуации, пугающие его, человек как бы от­страняется, видит себя со стороны более сильным и неуяз­вимым. Такой карнавальный, очищающий смех оказывается победой над страхом, его преодолением. Рисуя с нарочитым спокойствием глобальное разрушение родственных связей на бытовом уровне, на самом деле черный юмор подростков выполняет в определенном смысле функцию защиты тон­кой, чувствительной психики подростка, предохраняя его от многочисленных и небеспочвенных страхов, частично идущих от современных условий жизни, а частично кореня­щихся в глубокой древности.

Понимание перевернутой сущности фольклора, постоян­ного переиначивания всех ценностей заставляет сделать вы­вод о неправомерности буквального толкования образа се­мьи в черном юморе. Не обесценивание семейных связей и привязанностей, не горькое разочарование в родственных чувствах, не извращение семейных отношений и не деграда-

цию института семьи демонстрирует он нам, а, напротив, глубокую драму личности, вынужденно покидающую семью, остро переживающую предстоящее ослабление родственных связей. И потому_г безусловно, пафос разрушения привычных связей и человеческих отношений в черном юморе, в страшилках, других жанрах детского и особенно подростко­вого фольклора оказывается одьовременно и пафосом сози­дания.

1.