Общая характеристика времени

Как уже было отмечено, Первая мировая война сыграла в истории культуры такую роль,

какую войны никогда еще не играли, в силу того, что она была мировой, и потому, что

завершившая ее революция в России привела к расколу мира на две социальные системы —

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 307

демократическую и тоталитаристскую, а они испытывали существенно разные потребности

в культуре и создавали в корне различные условия для ее функционирования и развития.

В демократических государствах сохранялись — более того, развивались до возможных

пределов — те условия и те потребности, которые складывались, начиная с эпохи

Возрождения, перед войной привели к господству различных модификаций модернистского

типа культуры в противоборстве с верными классике формами мышления и творчества. В

государствах, сохранивших и даже укрепивших основы демократического бытия, это

идеологическое, социально-психологическое и эстетическое раздвоение в 20-ЗО-х годах не

только не исчезло, но обострилось благодаря экономическому и политическому кризису, а в

тех странах, где демократия отступила под натиском диктатур, культура оказалась лишенной

основного завоевания ренессансного и постренессансного этапов ее истории — свободы

личности, а значит возможности развития и выявления творческого потенциала человека. Ибо

при всех различиях тоталитарных режимов большевистского и фашистского толка, советского

«реального социализма» и немецкого «национал-социализма», ленинско-сталинского

«классового подхода» и гитлеровского «расового подхода», террора, направленного против

евреев и коммунистов, и «красного террора» чекистов, эти социальные системы роднило

основополагающе-исходное именно для культуры возвращение к традиционализму, подчас

более жесткому, чем в Средние века, доходившему до истерически фанатичного неприятии

культуры персоналистской.

Только поверхностный взгляд может объяснять такое неприятие личными качествами В. И.

Ленина или И. В. Сталина, Н. С. Хрущева или Мао

Цзедуна, А. Гитлера или Б. Муссолини; суть проблемы состояла в том, что и Советский

Союз, и копировавшие его социальную структуру страны «социалистического лагеря», и,

казалось бы противоположного, «национал-социалистического», принадлежали к тому типу

общественного строя, который К. Маркс и Ф. Энгельс называли «феодальным социализмом».

Он потому был феодальным по своей культурной сути, что политическая власть во всех его

национальных модификациях приняла форму диктатуры, а не демократии. Российские

коммунисты реализовали тезис К. Маркса, будто при переходе от капитализма к коммунизму

государство «не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариат

а», следовавший из терпевших поражение революций XIX века, а делавшийся отсюда вывод,

что сама эта диктатура есть «высшая форма демократии», был всего лишь мнимо-

диалектическим софизмом — это доказала неопровержимо практика, ибо диктатура

предполагает, так сказать, по определению, власть одного человека, и власть неограниченную,

и естественно, что она всегда в истории человечества неотвратимо превращалась в тиранию.

Порожденную тиранией форму политической «культуры» точно назвали «культом личности»,

ибо это было возрождение древних форм религиозного культа — системы обрядов,

основанных на мифологизации личности «вождя».

Однопартийная система, обеспечивающая любую форму диктатуры, приводит к

самодержавию лидера партии, который становится главой государства, наделяясь фактически

правами царя или императора (он не присваивал себе эти титулы только потому, что в этом не

было практической необходимости, но если бы захотел короноваться, как Наполеон Бонапарт,

сделал бы это при всенародном одобрении; показательный пример — передача власти по

наследству, сыну диктатора в коммунистической Советской Корее. Достаточно выразительным

было уже то, что все эти некоронованные монархи именовались одним и тем же званием,

пришедшим из первобытности — в России «вождь», в Германии — «фюрер», в Италии —

«дуче», в Испании — «каудильо», в Китае, Корее, Вьетнаме словами того же смысла; так с

детской наивностью и культурной безграмотностью, но с точным расчетом на массовое

сознание, в политико-правовую систему, претендовавшую на высшую степень демократии,

какой и должен быть социализм, были перенесены представления наиболее бесправной для

народа первобытной формы общественного бытия. А сочетавшаяся с ней рефеодализация

политической системы закономерно влекла за собой признание силы основным способом

управления — отсюда и милитаризация общества для достижения «высшей цели» — мирового

господства пролетариата, призван-

ного построить коммунизм во всем мире, или господства «арийской расы», претендующей

на биологическое право поработить все другие народы; и та же сила оружия служила

основным средством завоевания власти в собственном отечестве — революция и гражданская

война, а не демократические методы политической культуры, признаются законными

способами завоевания власти, а затем и охраны ее средствами массового террора.

Практика рефеодализации требовала возрождения того типа мышления, который лежал в

основе культуры феодального общества — традиционалистской парадигмы, обеспеченной

мифологически и реализующейся в системе обрядов, ритуальных действий, этикета, жестко

подчиняющих каждого индивида, начиная с раннего детства, идеологическим нормам,

выработанными новообразованной кастой жрецов — партийных идеологов-профессионалов.

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 308

Так общественное сознание приобретало религиозный по его сущности характер,

проявлявшийся все в том же поклонении идолам и иконам, только теперь место апостолов,

пророков, святых заняли «земные боги» — политические «вожди». А. В. Луначарский и А. А.

Богданов еще до Октябрьской революции предлагали, в интересах органического усвоения

народом коммунистического учения, провозгласить его новой религией. И хотя концепция

богостроительства была отвергнута теоретически, она была реализована практически: на В. И.

Ленина молились как на «Бога-Отца», хотя и похоронили его по языческому обряду, а И. В.

Сталина обожествили, по структуре христианской мифологии, как «Бога-Сына»; логичным

оказался и лозунг советских воинов «За Родину, за Сталина», перефразировавший былой

религиозно-монархический «За Веру, Царя и Отечество». Столь же логичен отстаиваемый

коммунистами и в наши дни обряд захоронения Ленина в мавзолее, превращенном в

своеобразный храм, в котором паломники могут встречаться с кажущимся бессмертным

«Великим Вождем».

То, что аналогичное по структуре неорелигиозное сознание принес с собой и фашизм, было

закономерным проявлением общего для обеих идеологий возрождения того типа культуры,

который сложился в глубокой древности, еще не знавшей принципиального различения

«богова» и «цезарева». Неудивительно, что приветствие «Хайль Гитлер!» заменило немцам

традиционное пожелание здоровья и благополучия тому, с кем ты здороваешься, и что

сочинения «вождей» и в СССР, и в фашистской Германии, и в Китае воспринимались как

священные тексты. Отнюдь не случайное совпадение ситуаций: в 1922 году из Советской

России был выслан весь цвет русской философии — носителей мировоззрения, действительно

противоположного марксистскому и представлявшего несомненную опасность

самоутверждению «воинствующего материализма», как называл В. И. Ленин

идеологическую позицию насаждавшейся в тоталитарном обществе культуры, а десять лет

спустя началось бегство из фашизировавшейся Германии крупных философов и ученых,

мировоззрение которых, при всей его пестроте, противоречило вульгаризированному

ницшеанству фашизма (что спасло их от судьбы, например, М. Шлика, убитого студентом-

нацистом на ступенях Венского университета, или Э. Левинаса, проведшего пять лет в

нацистском концлагере). Другая, столь же закономерная, параллель — разнос А. Гитлером в

1936 году экспрессионизма в живописи после специально для этого устроенной выставки и

аналогичная акция Н. С. Хрущева четверть века спустя. В сборнике статей «Осмыслить культ

Сталина» есть интересное исследование М. Капустина «К феноменологии власти»,

показывающее идентичность психологических структур И. В. Сталина и А. Гитлера; однако за

психологией стояла здесь, конечно, общность идеологии тоталитарной власти — об этом

откровенно говорил гитлеровский министр И. Риббентроп, объясняя заключенный «вождями»

пакт о дружбе.

Если учесть и то, что ГУЛАГ в СССР, концентрационные лагери в Германии,

принудительный труд для перевоспитания интеллигенции во время так называемой

«культурной революции» в маоцзедуновском Китае фактически вернули в XX век рабство —

рабский труд и рабское бесправие, то противоположность культур тоталитарных и

демократических государств станет предельно ясной.

Понятие «две культуры» было применено В. И. Лениным накануне Первой мировой войны,

когда он писал о раскалывающем каждую национальную культуру в современном обществе

классово-идеологическом содержании, но с тем же основанием этот образ может быть

применен для обозначения противостояния культуры персоналистского типа, в которой

свобода мышления порождает широкий спектр политических, этических, эстетических,

конфессиональных ценностей и идеалов, и культур квазисоциалистического типа, в которых

свобода мышления и творчества подавлялась единым, насильственно внедрявшимся

социальным идеалом и единой иерархией ценностей, которые принимали поэтому форму

мифологизированного светски-религиозного сознания.

Второй отличительной чертой культуры человечества в период между двумя мировыми

войнами стало изменение взаимоотношений культур Запада и Востока. Приведу сразу

достаточно характерное свидетельство. В 1919 году Р. Роллан писал Р. Тагору: «Я полностью

разделяю Ваши мысли... Сейчас, как никогда, мысль Европы нуждается в мысли Азии, точно

так же, как последняя обогащается от контакта с Европой. Восток и Запад — два полушария

человеческого мозга, и если деятельность одного из них нарушается, то весь организм

деградирует». (Удивительно, как интуиция великого писателя предвосхитила открытие

функциональной асимметрии человеческого мозга и ее приложение к объяснению различий

культур Запада и Востока!) То, что написано это в 1919 году, не случайно — решающую роль в

изменении взаимоотношений двух регионов Земного шара сыграла революция в России;

влияние ее идей, а затем и деятельность Коминтерна активизировали национально-

освободительное движение во всех регионах Востока. В дальнейшем, после создания в 1922

году Союза Советских Социалистических Республик, существенную роль в этом процессе стал

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 309

играть пример организации культурного диалога между Россией и республиками Средней

Азии и Кавказа — главное достижение советской власти, политика которой была подлинно

интернационалистской (до тех пор, пока в ходе Отечественной войны И. В. Сталин не перенял

расистский опыт А. Гитлера и не положил его в основу собственной политики в последние

десять лет своей жизни). Принятая в 1923 году Конституция СССР зафиксировала

политический «суверенитет союзных республик», за исключением, разумеется, тех аспектов,

которые относились к компетенции Союза, что имело прямое отношение к сфере культуры. Но

при этом во всей последующей национальной политике СССР учитывалась необходимость

содействия России, как страны, более развитой в культурном отношении, всем другим

вошедшим в его состав народам; оно и осуществлялось в организации образования, в развитии

наук и искусств, не говоря уже о материальной культуре. Понятно, какое влияние оказывал

этот опыт на сознание народов Азии и Африки, находившихся в колониальном или

полуколониальном рабстве и вдохновлявшихся советским интернационализмом в своей борьбе

за свободу.

Что же касается обратного воздействия — культур Востока на культуры западных стран, то

оно уже выходило за пределы имевших место и в XIX веке и в начале XX, единичных фактов

изучения в Европе истории Востока и использования ориенталистических мотивов в искусстве,

подымаясь все чаще на уровень глубокого освоения духовных завоеваний Востока. И в этом

отношении послереволюционная Россия подавала Европе и США поучительные примеры.

Третья особенность общей картины развития мировой культуры в рассматриваемые нами

десятилетия состоит в том, что к развертывавшемуся диалогу Запада и Востока добавилось,

как уже отмечалось в прошлой лекции, еще одно духовное и эстетическое взаимодействие —

диалог Севера и

Юга. Принципиальное различие между этими двумя оппозициями состоит в том, что

Восток представляет тип традиционной культуры, сложившийся на основе земледельческой и

скотоводческой практики и организационно закрепленный феодализмом, а Юг — более

древний тип культуры, родившийся в первобытности и с незначительными изменениями

сохранивший свои доцивилизационные содержание и структуру вплоть до XX века. Проблема

отношения европейской цивилизации к культуре Черной Африки первоначально порождалась

массовым завозом из Африки рабов и назревала уже в XVIII-XIX веках, преимущественно в

Новом свете; но это была проблема экономическая, а не культурная, и разрешилась она в

середине XIX века войной Северных и Южных штатов, положившей конец рабству в Америке,

почти одновременно с отменой крепостного права в России. Если колонизаторы внедряли в

Африке основы европейской культуры, то и черные рабы несли в Америку свою культуру, хотя

очевидно, что условия этого взаимодействия были далеко не равными; только тогда, когда

негритянское население США стало юридически равноправным и в стране развернулась

борьба за обретение им фактического социального равенства, его роль в формировании

национальной культуры Америки могла придти в соответствие с мерой его участия в

экономической жизни страны, и влияние африканского культурного потенциала становилось

все более широким и свободным; все же в 20-30-е годы оно сказалось преимущественно только

на двух уровнях культуры — музыкально-хореографическом и спортивном. В художественной

культуре Северной Америки это проявилось прежде всего в рождении джаза и связанной с ним

культуре бытового танца, существенно отличавшейся от европейской, и в ее фольклорном, и в

аристократическом вариантах, а также в оплодотворении оперной и симфонической музыки и

сценической хореографии пришедшими из негритянского фольклора интонациями, ритмами,

тембрами, пластическими мотивами — напомню хотя бы творчество Дж. Гершвина, его

завоевавшие всемирную известность «Рапсодию в блюзовых тонах» и оперу «Порги и Бесс»,

«Вестсайдскую историю» Л. Бернстайна, искусство эстрады, энергично вошедшее в

американскую художественную культуру, а затем и активно развивавшееся в ней

киноискусство. Что касается физической культуры США, то роль негритянского элемента в

ней можно считать решающей, о чем убедительно говорят международные Олимпиады и

мировые чемпионаты.

Еще более продуктивным оказалось участие негритянской «составляющей» в развитии

культуры стран Латинской Америки; здесь складывался уникальный синтез уже не двух, а

трех в принципе равноправных культурных энергий — европейской (испанской или

португальской), индейской

(в разнообразии этнических традиций аборигенов) и негритянской, и осуществлялся их

диалог на всех уровнях культуры, от повседневно-бытового и празднично-карнавального до

художественной литературы и философской мысли — напомню хотя бы имена Ж. Амаду, X. Л.

Борхеса, Л. Боттеро, А. Карпентьера, Н. Гильена, Г. Гарсиа Маркеса, П. Неруды, Д. Ривейры,

своеобразие творчества которых было порождено этим «диалогом культуры» и придало им

мировую известность.

Таким образом, в XX веке встретились все три сформировавшиеся в истории человечества

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 310

типа культуры — первобытно-синкретический, традиционный и персоналистский. При этом

культура, становится действительно мировой, в том точном смысле данного слова, который

говорит не о простом сосуществовании разных типов культуры в разных частях нашей

планеты, а об их взаимодействии, возможном постольку, поскольку в каждом из трех регионов

созревало понимание своей регионалъности, то есть частичности по отношению к целому —

культуре человечества, и, соответственно, необходимости диалога с другими ее

составляющими. Конечно, таково лишь начало данного процесса — мы видим, что еще в XXI

столетии он осложняется межнациональными, межгосударственными, межконфессиональными

войнами; однако сейчас уже очевидно и несомненно, что подобные конфликты являются

пережитками многовекового прошлого и что роль наступившего века состоит в

последовательном их преодолении.