ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ. Терапевт со своей потребностью лечить и пациент с его потребностью в поражении являют собой одну из самых стабильных
Терапевт со своей потребностью лечить и пациент с его потребностью в поражении являют собой одну из самых стабильных, устойчивых и неизменных пар в цивилизованном мире. |
Herbert Gross, 1981. |
Главная цель психотерапии мазохистского характера — помочь клиенту отбросить свой жизненный стиль, характеризующийся депрессивными чувствами, саморазрушительным поведением и мышлением, проникнутым пессимизмом и недоверием. Я надеюсь, что теперь это уже вполне понятно, но напомню еще раз, что вся эта конструкция служит двойной цели: различению (определению) и сохранению self и одновременному предохранению от выхода опасных чувств. По ходу продвижения вниз по континууму структурного функционирования, самоопределяющая и поддерживающая роль мазохистского поведения принимает все большее значение и, тем самым, возрастают трудности, сопутствующие отказу от них. Для мазохистской личности отказ от ее способа жизни будет невозможен, пока она не начнет развивать другие способы, позволяющие определить и поддерживать self. Также и компромиссное решение, которым является мазохизм, не будет отвергнуто до тех пор, пока не будут переделаны все появляющиеся чувства и пока личность не ощутит силу своего self, необходимую для того, чтобы с ним выстоять. Таким образом, лечение этой, и всех других личностных проблем, представленных в данной книге, требует использования как модели конфликта, так и модели дефицита.
Когда личность оставляет свой предшествующий стиль жизни, начинают возвращаться ее надежда и вера. Ее ожидания относительно результатов собственных действий, межличностных отношений и качества ее внутреннего опыта меняются. Она впервые отважно взглянет в будущее, поверит в других, позволит себе мечту и ощутит чувственное наслаждение, удовлетворение от идей и достижений. В итоге она будет способна делать то, что позволит ей удовлетворять собственные потребности и приблизят реализацию ее грез.
Если ты знаком с тем, кто являет собой глубоко мазохистскую личность, то все вышеописанное наверняка покажется тебе почти невероятным. И действительно так может и оказаться, поскольку всякое настоящее изменение мазохистской личности является в сущности полной трансформацией ее природы. Это означает почти полный отказ от идентичности, стиля жизни и главного направления в отношении собственного self, других и мира. Хотя в своем течении терапевтический процесс в случае такой личности будет нерегулярным, в итоге, если он будет проводиться половинчато, не принесет реальной пользы. Чтобы ты мог ему помочь, мазохистский характер действительно должен ощутить серьезный сдвиг в своей идентичности и ориентации. В то же время он будет стремиться максимально препятствовать тому, чтобы ты что-то для него сделал. Все терапевтические усилия так или иначе будут раскрыты. Однако, именно этот паттерн уничтожения, а также сопутствующие ему чувства, поступки и когнитивные процессы, предоставят самый важный материал для психотерапии. То, с чего ты начнешь, или то, что ты сделаешь, практически не будет иметь значения. Важно, чем ты хочешь закончить.
Мазохистский характер исключительно ловок в двух способах привлечения других к сотрудничеству в пользу своего стиля жизни. Во-первых, если люди реагируют симпатией и пониманием, он создает отражение и подтверждение себе самому, особенно тогда, когда эта сочувствующая личность старается ему помочь. Тогда помогающий может быть побежден, в итоге ощущая даже сильнее мазохистскую внутреннюю реальность и способствуя ее развитию. Во-вторых, личность может реагировать таким образом, чтобы дополнить эту ситуацию, если он по началу или окончательно отвергает мазохиста. Некоторые люди будут сразу же его отвергать по причине его вечных жалоб и неумения решать собственные проблемы. Другие после нескольких безуспешных попыток, будут отвергать фрустрацию по причине вовлеченности в точно такие же чувства, которые испытывает мазохист — безнадежность, некомпетентность, пессимизм и злобу. К сожалению, у терапевта неоднократно появятся шансы оказаться в обеих этих группах.
Итак, что же можно сделать? Как мне кажется, ответ будет заключаться в по возможности скорейшей постановке верного диагноза. Часто этот диагноз достигается болезненно — через переживание пессимизма и депрессивных чувств, вызывать которые у других людей мазохист умеет профессионально, и через переживание непредвиденных поражений в использовании какой-нибудь терапевтической системы. Однако как только диагноз будет поставлен, терапевт сможет охотно принимать то, что в противном случае могло бы быть отвергнуто. Необходимы будут некоторые пояснения. Нормальные человеческие реакции на мазохистскую личность бывают принципиально необходимыми, когда мы действительно хотим испытать то, что испытывает она, понять, какое влияние она оказывает на других и уловить самоускоряющуюся и циклическую природу ее проблем. В то же время, необходимо как можно скорее прекратить реагировать или отвечать устоявшимся способом, чтобы сохранить шанс изменить, а не закрепить предшествующие паттерны. Занимающийся этими вопросами Herbert Gross (1981), написал: «Дилемма состоит в том, чтобы реагировать на несчастливого пациента, а не на его несчастье». Мне кажется, он имеет ввиду то же, что и я — замечать, но не переживать по поводу несчастья, которое легко можно перенять от пациента. Переживание имеет определенную диагностическую ценность, но перестает приносить пользу, если мы намереваемся реагировать с такой позиции. Несчастье — это исключительно проблема пациента. То, каким образом он становится несчастным, — это то, чем может заниматься врач — путем облечения инсайта в то, как и почему он делается таким несчастливым. Терапевт также может воспользоваться альтернативными стратегиями борьбы с конфликтами и дефицитом, с которыми имеет дело пациент. Однако выбор — пользоваться ими или нет — принадлежит пациенту. Терапевт, принимающий позицию нейтральности, заинтересованности, отделения и аналитического подхода дает возможность более сознательного восприятия этого выбора и принятия ответственности за него. Терапевт проигрывает, если принимает на себя ответственность за несчастье своего пациента. А тот, в свою очередь, передавая другим свою ответственность, остается тем же, кем был, а затем их побеждает.
Стратегические терапевты (например, Watzlawick, Weakland, Fish, 1974) руководствуются стратегией, которая вспоминается, когда мы имеем дело с клиентами, неспособными и нежелающими изменяться. Это называется «парадоксом безосновательного изменения» и в общем заключается в предоставлении пациенту всех наград и выгод, которые он извлекает из своего стиля жизни. Таким образом вполне серьезно считается, что личность не меняется, поскольку цена такого изменения была бы для нее слишком высока. Личность больше доверяет той форме приспособления, которую выработала ранее. Мне кажется, что такое поведение по отношению к мазохисту могло бы быть оправдано, только если бы терапевт предпринимал его в совершенно прозрачной позиции, в которой его интервенции были бы лишены всяких признаков манипулирования или враждебного отыгрывания на сопротивляющемся клиенте. Презентацию этой идеи наверняка стоило бы изменить, чтобы фактически подчеркнуть жизненного выбора в процессе отказа от адаптации, которая до сих пор предоставляла идентичность, общность, возможности бунта, агрессии и бегства от ощущения пустоты, глубокого срыва, риска, ярости и многих других вещей. Мне кажется, что это единственный способ, благодаря которому я мог бы использовать такое вмешательство, поскольку разделяю классическое представление о «парадоксе», как о роде манипуляции со скрытыми посланиями. Однако настолько, насколько скрытое действительное отношение терапевта лишено враждебности и склонности к манипулированию, фактически все же это является примером ответа на несчастливого пациента, а не на его несчастье. Оно ясно показывает, кто за что отвечает и исключает участие терапевта в семейных социальных интеракциях, которые служат только сохранению проблемы. При классическом подходе мазохистский пациент представляет собой как раз тот тип пациента, по отношению к которому вышеописанные стратегии оказались наиболее успешными.
Я считаю, что терапевты аналитической школы (например, Gross, 1981) и школы стратегической терапии в общем говорят одно и то же. Однако следует еще раз повторить, что это значительно легче рассказать, чем выполнить и что нужно действительно предоставить клиенту возможность сделать собственный выбор и жить с последствиями такого решения, какими бы они ни были. Четко поставив этот вопрос, мы теперь можем представить когнитивные, эмоциональные и бихевиоральные цели для мазохистского характера таким способом, который ранее мог бы показаться очень наивным.
Когнитивные цели
Как для терапевта, так и для клиента весьма полезно будет понять особую конфигурацию предшествующего опыта, послужившего тому, что он присвоил себе свой специфический стиль жизни, вместе со сценарными решениями или патогенными убеждениями, самоидентификацией и т.д. Однако в этом процессе мы можем не обнаружить такого искреннего желания сотрудничать с терапевтом, какое наблюдается в других структурах характера. Даже покорность, столь очевидная здесь, может быть только внешней и является частью стратегии, направленной на уничтожение усилий терапевта. Какими бы точными не были объяснения, реконструкции или интерпретации все равно будут иметь успех. Ничто не поможет, пока клиент не решится взять на себя ответственность. Однако эти знания будут способствовать осознанию факта существования выбора и четкому пониманию, в чем он заключается.
После реконструкции прошлого особенную пользу клиенту принесет интерпретация его чувств, поступков и познавательных процессов в соответствии с четырьмя прототипами отношений со скрытым внутренним объектом. Для мазохистского характера прототипы I, III и IV особенно вначале, бывают более полезны, чем прототип II, поскольку мазохист принципиально уже отвергнул сознательную надежду. Терапевт может дать мазохисту возможность проверить, каким образом он оказался запрограммированным на то, чтобы сохранять свой депрессивный, саморазрушительный стиль. Он может получить шанс разобраться, почему он работает на поддержание депрессивных состояний. Он может узнать, каким образом его саморазрушительное поведение помогает ему поддерживать и оправдывать эти состояния. Он может обнаружить, как передача этих состояний другим людям служит их сохранению в нем самом: то ли через полученное отображение и тайное сотрудничество, то ли через провокации, вызывающие отвержение его личности. Мазохистскому клиенту представляется случай изменить отношение к своему главному опыту: от самых естественных и служащих самосохранению переживаний, вплоть до переживаний чужеродных, явившихся следствием социального программирования. Терапевтический процесс будет периодически давать возможность изучать и уяснять себе, каким образом мазохистские паттерны воспроизводятся в межличностных отношениях. Это может пролить свет на проблемы актуальных отношений клиента. Анализом такого порядка можно охватить такие вопросы, как: лучшее осознание собственной склонности к подчинению и провоцированию других, пассивное сопротивление контролю, использование других с целью поддержания собственного депрессивного состояния, скрытый бунт, агрессия и упадок духа, маневры, позволяющие избежать личной ответственности, и т.д.
Эмоциональные цели
Эффективность лечения мазохистского характера главным образом будет зависеть от осознания и принятия ответственности за сознательные чувства ярости и удовольствия. Ранее ярость по причине плохого отношения или чрезмерного контролирования, подавлялась и окончательно вытеснялась. Удовольствие угрожает депрессивным формам защиты и депрессивному самоопределению. Поэтому как ярость, так и удовольствие вызывают беспокойство. Такие личности должны учиться давать право голоса этим запрещенным чувствам, сопротивляться страху, который поначалу им сопутствует и становиться окончательно нечувствительными к нему. Нежелание, апатия, хотя бы в какой-то степени сознательная, может быть началом этого процесса, поскольку наверняка является единственным напоминанием об экспрессии истинного self. В этой апатии скрываются ярость и удовольствие, хотя второе из них чаще всего бывает еще более бессознательно, чем первое.
Терапевт может лишь создать клиенту условия для поиска себя. Даже в тех случаях, когда сопротивление ощущается как целиком автоматическое, клиент по-прежнему может решать, стоит ли с ним бороться. Конечно, клиент сознательно или бессознательно может сомневаться в истинности своего решения. Однако такой самосаботаж даст новое содержание для терапевта. В этом главном паттерне сопротивления и анализа не обязательно должна присутствовать борьба между терапевтом и клиентом, поскольку первый не чувствует себя оказывать излишнюю поддержку. Человек не отвергнет ранее выработанных паттернов выживания, пока не будет располагать лучшими паттернами, которые были бы, по крайней мере, так же эффективны. Если клиент саботирует самого себя, значит он не чувствует, что имеет какую-либо альтернативу. Если затронуть чувства гнева и удовольствия мазохистской личности, как следствие будет возникать проблем вины. На мой взгляд — это единственная область, в которой терапевт может с успехом быть несколько более активен в работе над мазохизмом. Он разрешает клиенту испытывать эти эмоции без чувства вины, хотя — мы еще раз это подчеркнем — должен быть очень осторожен, открывая дорогу этой борьбе. Это должно быть действительно позволение, но ни в коем случае не требование. Когда клиент сменит позволение на требование и начнет ему сопротивляться, это можно будет использовать в его дальнейшем лечении.
Если мазохистский клиент действительно рискнет что-то изменить, то будет ощущать беспокойство и страх. В сущности — это страх оказаться побежденным и раненым в очередной раз. Если мы больше никогда не оживим нашу надежду, то и никогда не столкнемся с разочарованием; если никогда не будем доверять, то не дадим шансов другим предать нас; если мы не позволим себе рисковать, то никогда не потеряем то, что ставилось на карту. Когда мазохистская личность высказывает надежду, доверие и идет на риск, то переживает страх, поскольку в прошлом цена всего этого была слишком высока. В этой ситуации терапевт может помочь ограничить этот страх самим своим присутствием, помогая клиенту оценить степень риска, с использованием осторожного подхода к слабости саморазрушительного поведения, и принять полную ответственность за риск, на который он идет. Вновь подчеркиваем, что в работе с клиентами такого типа особенно важно помнить, что терапевт вовсе не обязан добиться успеха, что он лишь должен отделиться от клиента и постоянно держать в памяти четкое разграничение относительно того, кто за что отвечает.
В итоге, также, как и в примерах всех остальных проблем, появится печаль — печаль по поводу первоначальной трагедии, приведшей к возникновению этих болезненных стратегий жизни, печаль об утрате идентичности и семьи, которая будет сопутствовать каждому настоящему характерологическому изменению, и сожаление об упущенном вследствие самодеструктивного стиля жизни времени и шансах. Главная задача психотерапевта будет заключаться в том, чтобы быть рядом с клиентом, когда он будет носить в себе эти сожаления. Если мазохистская личность однажды пройдет через этот процесс, то ей представится также достаточно много поводов радоваться его плодам.
Дата добавления: 2016-03-05; просмотров: 680;