Франко-итальянско-австрийская война

Австрия во время войны

В своем манифесте Франц Иосиф указывал на свое долготерпение по отношению к Пьемонту. Он выражал также надежду на содействие Германии, в которой поднялся весьма шумный, но неопределенный патриотический задор. Виктор Эммануил объявлял, что сражается за права целой нации, а император Наполеон III, что он обнажает меч для освобождения Италии и ее возвращения самой себе: Австрия должна или господствовать до Альп, или предоставить Италии свободу до Адриатики.

Силы обеих сторон были равны. Если австрийцы несколько уступали противникам в численности войск, то имели преимущество во времени и могли быстро одержать несколько побед, прежде чем французы подоспели бы с достаточными силами; но они упускали дни за днями и их главнокомандующий, граф Франц Гиулай, перешедший Тессин еще 29 апреля, бездействовал, как бы нарочно давая французам и пьемонтцам время соединиться. Наполеон, прибыв в Геную 12 мая, воскресил в своем дневном приказе имена наполеоновской эпохи: Арколе, Риволи., Маренго; он говорил, что «новая итальянская армия не посрамит своей старшей сестры». В то же время на севере, вдали от главных квартир государей, Гарибальди организовал свои партизанские отряды, в которые вступали многие ломбардские жители.

Первая битва произошла в горах, к югу от По, между Алессандрией и Пьяченцой, при Монтебелло. Французами командовал генерал Форе, австрийцами — граф Стадион. Австрийцы, пытавшиеся по своему обыкновению сделать «усиленную рекогносцировку», к вечеру отступили и, не потерпев, собственно, поражения, позволили противнику, по крайней мере, полагать, что проиграли сражение. 31 числа итальянские дивизии, под командованием Чиальдини, завязали бой при Палестро, причем король, плохой полководец, но отличный солдат, сражался в первых рядах, не щадя себя. Однако генеральное сражение произошло только 4 июня при Мадженте, на левом берегу Теслина. Гиулай подошел к этому месту, расположенному между Маджентой к северу и Абиатеграссо к югу, во главе 115 000 человек. Французы переправлялись через Тессин не спеша, постепенно собираясь в боевой порядок, и австрийцы могли бы легко разбить их центр, где находился император со своей гвардией, если бы Гиулай понимал свое дело. Но генерал Мак-Магон, развернув наступление с севера от Турбиго, к вечеру решил исход боя в пользу французов. В последующие дни австрийские войска, треть которых и не принимала участия в сражении, оставили все позиции вплоть до Минчио: Пьяченца, Парма, Модена, Анкона, Болонья, Феррара, вся Ломбардия были потеряны для Австрии, потому что и фельдцейхмейстер Урбан, преследовавший гарибальдийцев, должен был отступить, и 8 июня Наполеон III и Виктор Эммануил вступили в Милан, который австрийцы покинули 5 числа.

Маджента. Настроение в Германии

Император французов обратился с новым красноречивым воззванием к итальянцам: «Будьте сегодня лишь солдатами для того, чтобы завтра стать свободными гражданами великой страны!» Таким образом, он обращался непосредственно к силе народной, и вообще, ввиду предстоявшей еще наиболее тягостной части войны, союзники вступили уже в тайные переговоры с различными революционными элементами или искали к тому возможности. Австрийцы пополнили свои потери, Гиулай был отправлен в отставку и император Франц Иосиф принял на себя главное командование над армией, руководствуясь советами одного из лучших генералов школы Радецкого, барона Гесса. 3»та 200-тысячная армия держалась в знаменитом четырехугольнике между Минчио и Эчем: Пескиерой, Мантуей, Вероной и Леньяно. Судя по воинственным крикам в Южной Германии и во всех реакционных и ультрамонтанских кружках, не возникало сомнений в том, что Германия склонится на сторону Австрии, и даже должна будет так поступить, потому что при своем дальнейшем продвижении союзные войска перешли бы на территорию Германского союза.

Однако боевой пыл Германии несколько охлаждался поведением Англии и России. Русский канцлер князь Горчаков, который не мог огорчаться возможностью поражения Австрии, напомнил Союзу, что он представляет собой лишь оборонительное учреждение, а новый английский министр иностранных дел, лорд Джон Россель, незадолго до того начавший заведовать делами в министерстве вигов (июнь) под руководством лорда Пальмерстона, обозвал в своей ноте «грубостью и глупостью» завывания немецкой печати и другие демонстрации, направленные к пробуждению национального чувства немцев в пользу австрийского господства в Италии. Другого названия и не заслуживали ходячие фразы того времени о том, что Рейн следовало защищать теперь на берегах По. Однако 14 июня в Пруссии, политика которой характеризовалась уже благоразумной твердостью, был отдан приказ мобилизировать шесть армейских корпусов, и прусское правительство предложило Союзу выставить на Верхнем Рейне армию под баварским командованием.

Император Франц Иосиф хотел быстро покончить дело; продолжительность войны действительно ухудшала финансовое и общее положение Австрии. Поэтому он решился на активные действия, что в случае успеха вернуло бы ему обратно Ломбардию. Австрийские колонны перешли на правый берег Минчио, где в это время тоже собрались союзные войска, в количестве 180 000 человек. Здесь, между Киезой на западе и Минчио на востоке, произошло большое сражение, названное Сольферинским, по имени деревни, бывшей в центре расположения австрийских войск, и которую французы успели занять в три часа пополудни после ожесточенной битвы среди палящего зноя итальянского летнего дня. Но этот успех не гарантировал еще победы: в северной части простиравшегося на полторы мили поля сражения, Бенедек теснил пьемонтцев к Гардскому озеру, а на левом австрийском крыле, где Вимпфен держался против Ниеля, дело было еще далеко не проиграно; однако в 4 часа был отдан приказ к отступлению, которое совершилось беспрепятственно, благодаря разразившейся страшной грозе.

Французы убедились в своей победе лишь на другой день. Потери австрийцев убитыми, ранеными и пленными достигали 22 000 человек; союзники потеряли около 17 000 человек. Это была страшная бойня, за которой могли последовать и другие, так как выигранная битва не представляла еще собой окончательного решения, и Австрия была еще вовсе не истощена и имела возможности пополнения своих войск.

Наполеон III смотрит с высот на битву при Сольферино. Гравюра с картины кисти Мейссонье

Битва при Сольферино. Австрия и Пруссия

Театр войны приближался к германской территории: дело становилось критическим и для Германии. Можно считать большой удачей то, что политика Пруссии, за которой, волей или неволей, должны были следовать прочие немецкие государства, направлялась теперь твердой и разумной рукой. Со своей обычной смелостью и той хитростью, которой отличалось австрийское правительство со времен Меттерниха, Австрия старалась представить свои итальянские дела как нечто, затрагивающее общие немецкие национальные интересы, и требовала от Пруссии, как члена Германского союза, помощи в это трудное время. Однако прусское правительство придерживалось такой программы: посредничество в качестве великой европейской державы; в случае действительного нарушения германских интересов, участие в войне всеми боевыми силами своего государства, несравненно большими, нежели контингент, требуемый от несло договору с Союзом; и затем — главное командование над германским (по крайней мере, северогерманским) контингентом.

На предложение, сделанное Пруссией в этом смысле, габсбургская мудрость ответила другим, которое могло поставить Пруссию в ложное положение перед либеральными южно-германскими недоумками, а в случае принятия его Пруссией, подчинило бы ее немецким союзникам, то есть Австрии и ее реакционным пособникам. Австрийское предложение состояло в мобилизации всего союзного войска и назначении прусского принца-регента главнокомандующим союзными войсками, согласно союзно-военному уложению, 48 статья которого подчиняла такого главнокомандующего инструкциям и приказам союзного сейма. Это различие в двух предложениях таило в себе весь антагонизм между положениями Австрии и Пруссии. Фридрих-Вильгельм IV писал однажды Меттерниху: «Мое честолюбие состоит в том, чтобы стать верховным вождем союзного войска» (18 апреля 1848 г.); но эти времена миновали, и если теперь возникал Германский вопрос, если германско-прусская армия должна была одержать победу, то разрешение этого вопроса могло последовать лишь в смысле положений от 28 марта 1849 года.

Между тем военные действия продолжались. Франко-сардинская армия, подкрепленная резервным корпусом, приведенным принцем Наполеоном из Тосканы, перешла через Минчио. Тема войны была весьма популярна в Европе; в Италии общее внимание было приковано к ней, но внезапно разнеслась весть о перемирии, и через несколько дней состоялось свидание двух императоров в Виллафранке (11 июля), а вслед за тем стали известны и предварительные условия мира, заключенного на другой же день, 12 июля. Император Франц Иосиф передавал Ломбардию императору французов, а тот, в свою очередь, уступал ее королю сардинскому. Владетели Пармы, Тосканы, Модены возвращались обратно в свои земли; Венеция, оставаясь за Австрией, вступала в итальянскую конфедерацию, учреждавшуюся под почетным председательством папы. Окончательный мирный договор на этих основах был подписан в Цюрихе 10 ноября того же года.

Виллафранкский мир

Причины, склонившие Наполеона на такое быстрое заключение мира, были ясны: он достиг своей частной цели, приобрел известную боевую славу, во всяком случае оказал громадную услугу Италии, которая продолжала притом все еще нуждаться в помощи Франции, следовательно, оставалась в зависимости от него. Если же война превратилась бы из «локализованной» в общую, в войну и за Рейн тоже, то Наполеону пришлось бы поставить на карту само свое существование: он был бы вынужден призвать к себе на помощь революционные силы, которые все еще бушевали. С другой стороны было совершенно естественно, что общественное мнение в Италии, в которой все уже мечтали о близком единстве и полной независимости страны, ставило ему в качестве страшного упрека, хотя и несправедливо, такое неожиданное заключение мира. Он возвратился в Париж; Кавур, развязавший эту войну, уступил свое место Раттацци; казалось, что республиканская партия была права, утверждая вслед за Мадзини, что эта война велась лишь из-за династических интересов, ради увеличения Пьемонта, который выразил за то свою признательность, отрезав от себя часть Савойи, или каким-либо другим способом.

Однако такой пессимистический взгляд, совершенно не свойственный итальянцам, был ошибочен. Виллафранкский мир был лишь опущением занавеса после первого акта великой драмы. Начиналось второе действие, которое должно было создать, немногим более чем через год, Итальянское королевство с 22 миллионами жителей, тогда как Виллафранкский договор увеличил Пьемонт лишь на 9 миллионов человек.

Объединение Италии

Присоединения к Италии, 1860 г.

1860 год можно считать весьма замечательным в истории человечества, и если, в этом случае, Италии благоприятствовало то, что у людей называется счастьем, то нельзя не признать также, с другой стороны, прозорливости ее правящих лиц, рассудительности и решимости народа, самообладания партий и общего самоотверженного патриотизма. Все шло здесь, как в хорошо разученной пьесе: каждый знал свою роль, одна сцена разыгрывалась вслед за другой, постепенно развертывая цепь событий, олицетворявших собой идею итальянского национального государства. В 1848 году гордый лозунг: «L'Italia fara da se» был еще преждевременным; но теперь слова становились истиной. Прежде всего взялись за свое переустройство государства Средней Италии. Собственно низвержения тронов в Модене, Парме, Тоскане и не было: они рухнули сами собой. Так, например, великий герцог Тосканский выехал со своей супругой из Флоренции 27 апреля того года, не услышав вслед себе ни одного оскорбительного возгласа. Населения этих областей решились только не пускать обратно своих бывших владетелей; а кто из посторонних захотел бы или мог бы вмешаться в эти дела и силой восстановить здесь власть вассальных австрийских князей? Все происходило спокойно; созванные собрания выражали единодушно, без лишних декламаций и каких-либо насильственных действий, свое желание присоединиться к Пьемонту. Они образовали среднеитальянскую лигу, а так как никто не желал насильственного переворота, то пьемонтский уполномоченный, Буонкомпаньи, поселился во Флоренции в качестве временного генерал-губернатора этой лиги (21 декабря). С сентября к ней присоединилась уже и часть Церковной области: Романья. Здесь, на собрании народных представителей в Болоньи (7 сентября), было спокойно решено тоже примкнуть к Пьемонту — вследствие чего Антонелли послал пьемонтскому посланнику в Риме его паспортa.

Но духовные государственные деятели тщетно пытались воспротивиться закону исторической необходимости, возвещавшему смертный приговор последнему из церковных государств в Европе. Напрасно раздавались повсюду вопли и проклятия клерикальных партий, забавно воображавших и старавшихся уверить весь свет, что Церковная область составляла общее владение всего католического христианства. Император Наполеон III, вынужденный действовать очень осмотрительно, считался с национальным движением в Италии; косвенным образом, посредством одной брошюры (14 декабря), он подавал Пию IX совет ограничиться одним, так называемым, наследием Святого Петра, то есть Римом и его ближайшей окрестностью.

Папа не находил защиты ни в ком: предполагавшийся сначала конгресс держав не состоялся, как бесцельный; также не мог помочь ему Итальянский союз, согласно условий Цюрихского договора, и в тот самый день, когда папа довольно грубо выразил свое неудовольствие французскому императору, диктатор областей, входивших в лигу, Фарини, принял для них название «Королевских провинций Эмилии». В январе 1860 года во главе государственных дел снова стал Кавур, который составил итальянский кабинет из уроженцев различных частей страны, а 12 марта, с одобрения Наполеона, последовал плебисцит, по которому Эмилия и Тоскана громадным большинством голосов присуждались Сардинии. Свершилось это недаром: 24 марта Виктор Эммануил подписал договор, по которому Савойя и Ницца, то есть около 240 квадратных миль с 800 000 жителей, отходили к Франции. 22 апреля последовало народное решение и здесь; 29 мая туринский парламент утвердил эту уступку земли 229 голосами против 56. Дело было необходимо и приносимая тому жертва умеренна.

Так был разрешен «среднеитальянский» вопрос. Туринский парламент, открытый королем 2 апреля, представлял собой чаяния 11 миллионов итальянцев, «благодаря Провидению и императору французов». Но вопрос был общеитальянским, и прежде чем окончился 1860 год, от прежней Италии оставались лишь Венеция и остаток Церковной области.

В мае 1859 года в Неаполе умер суровый и энергичный Фердинанд II; наследовал ему неопытный юноша Франц II. Он продолжал применять прежние насильственные меры, в то время, когда великое движение было уже во всей своей силе: тайные комитеты устраивали мятежные демонстрации, сначала в Палермо и Мессине, потом и в самом Неаполе. Молодой король не сумел вовремя подчиниться конституционному и национальному принципу, несмотря на советы английского правительства. При том возбуждении, которое охватило всю итальянскую нацию, следовало ожидать, что тот же взрыв произойдет и в Неаполе.

Вождем активной партии был Джузеппе Гарибальди, снискавший себе безграничную популярность своими подвигами. Помимо короля Виктора Эммануила, который не знал этого, или не хотел, или не смел знать, он навербовал волонтеров, посадил их в Генуе на суда и с этим отрядом в одну тысячу человек высадился в мае 1860 года у Марсалы, на западном берегу Сицилии. Старинный дух независимости острова и ненависть сицилийцев к неаполитанскому владычеству, помогли ему добиться успеха, между тем как королевское войско с его вождями растерялось, как бы пораженное какими-то чарами.

Джузеппе Гарибальди. Литография работы И. А. Винтера

Гарибальди объявил себя диктатором от имени «итальянского короля» и занял Палермо 27 мая. Королевские войска держались еще некоторое время только в Мессине. Ввиду этих событий настроение неаполитанского двора изменилось, наступила национальная и конституционная реакция, было образовано либеральное министерство, обещана новая конституция, затем восстановлена дарованная в 1848 году (июль), которой и присягнули теперь снова войска. Правительство Виктора Эммануила, желая доказать свою добрую волю европейским кабинетам, требовало, чтобы Гарибальди воздержался от нападения на материк. Он ответил: «Ваше величество, позвольте ослушаться вас на этот раз». Мессина капитулировала 28 июля; 19 августа 5000 гарибальдийцев переправились на материк; королевские полки рассеивались перед ними сами собой. Дела дошли до того, что 6 сентября Франц II был вынужден покинуть свою столицу, в которую на следующий день вступил одиноко, как простой путешественник, великий партизанский вождь. Гарибальди не скрывал, что конечная цель его еще не достигнута: он говорил, что царствование короля-рыцаря, il re galantuomo, должно быть провозглашено с высоты Квиринала.

Вхождение Неаполя в состав Италии

Так разрешал римский вопрос этот отважный революционер несмотря нa то, что не получал поддержки ниоткуда. Все державы, за исключением Англии, относились к Сардинии неблагосклонно; даже Франция грозила ей разрывом дипломатических отношений, в случае вторжения пьемонтских войск в Церковную область. Правительство Виктора Эммануила находилось в весьма затруднительном, но, в то же время, и благоприятном положении. Оно вынуждено было действовать и не могло попусту терять времени, потому что иначе все свершилось бы революционным путем. Поэтому сардинские войска, под командованием Фанти и Чиальдини, вступили в Церковную область (11 сентября). Рим и его окрестность охранялись французами, но в это время Мархии и Умбрия присоединились к Итальянскому королевству, и папские войска, под командованием выписанного из Франции генерала Ламорисьера, потерпели поражение у Кастельфидардо, к югу от Анконы, которая сдалась генералу Фанти.

29 числа французский посол действительно был отозван из Турина, но Кавур не свернул с дороги, указываемой происходящими событиями, и которая не могла уже не привести к цели. Войска Виктора Эммануила вошли и в пределы неаполитанского королевства для совместного действия с Гарибальди, что было необходимо, потому что он был готов попасть под влияние таких республиканских фантазеров, как Мадзини и Ледрю-Ролен. Две неаполитанские крепости, Капуя и Гаэта, еще держались; в последней из них находился сам король Франц II со своей отважной супругой, баварской принцессой. Капуя капитулировала 2 ноября 1860 года, Гаэта — 13 ноября 1861 года, после мужественного сопротивления. Через месяц сдалась Мессина; в этот же период в Неаполе, Сицилии, Умбрии и Мархиях происходили народные голосования с тем же общим результатом.

14 марта 1861 года Виктор Эммануил принял титул короля Италии, к которой принадлежало теперь все население полуострова: 22 миллиона человек. Гарибальди, вступивший в Неаполь рядом с Виктором Эммануилом (7 ноября 1860 г.), вслед за тем удалился на остров Капреру.

Виктор Эммануил, итальянский король. Гравюра работы Мецмахера, 1859 г.

Слияние населений различных итальянских провинций произошло сравнительно быстро и легко; парламентская система при этом показала свою силу. За исключением Австрии, новый порядок вещей в Италии был признан всюду без затруднений, ввиду свершившегося уже факта и невозможности осуществления прежнего проекта держав — уладить дела полуострова посредством конгресса.

Еще 30 мая Англия признала за новым королевством его королевское достоинство, а 15 июня и Франция последовала ее примеру. 6 февраля того же года «вторая» прусская палата, по представлению вождя либералов барона фон Винке, приняла важное и предусмотрительное решение, вставить в свой ответ на тронную речь итальянского короля оговорку, что она, «как в интересах Пруссии, так и в интересах Германии, не думает идти наперекор преуспевающей консолидации Италии». Не прошло года, как Россия и Пруссия также произнесли свое признание за Италией королевского достоинства. Это новое государство могло не особенно печалиться, что в этом случае Испания, Бавария и несколько мелких германских государств составили исключение: зато в Австрии его права находились на прежних условиях, и для обоих правительств — австрийского и итальянского — их обоюдное положение было совершенно ясно и определенно.

Римский вопрос

Объединение далось Итальянскому королевству чрезвычайно легко; единственной трудностью оказывался теперь для него Римский вопрос. Он был тем более труден и опасен, что папская власть обладала, так сказать, удвоенной силой, потому что на ее стороне было католичество всего мира, и особенно потому, что это ставило в затруднительное положение императора французов, который был дружественно расположен к Италии, и в то же время должен был оказывать уважение клерикалам. Ум и находчивость Кавура также ничего бы не смогли поделать с католической Церковью, для которой не могло иметь значения его заманчивое выражение: «свободная Церковь в свободном государстве». Умирая (в 1861 г.), он повторял его монаху, напутствовавшему его на смертном одре. Но какая же это «свободная» Церковь, если она стремится только властвовать над принадлежащими к ней людьми и их душой, или, вернее, поработить их?

Министры, продолжавшие дело, начатое Кавуром, — Рикасоли, Роттацци и Фарини, ничего не добились в деле решения этого вопроса, потому что на все попытки к примирению с «заальпийским» королевством, папа отвечал своим непоколебимым: «Non possumus» (не можем). В то же время и для итальянского правительства не представлялось возможным нарушить права Рима, как настоящей (и даже будущей) столицы Италии. Летом 1862 года Гарибальди на свой страх и риск предпринял дерзновенную попытку решить этот вопрос с помощью военной силы; он оставил свой остров и в окрестностях Палермо собрал добровольцев. Однако революция уже была подавлена, а его ополчение, едва высадившись на материке, было встречено королевскими войсками при Аспромонте. В результате сражения Гарибальди был ранен и взят в плен.

Итальянскому правительству предстояло решить столько трудных задач, что даже этот важнейший для него вопрос ему пришлось на некоторое время отложить: его решение последовало само собой тогда, когда был окончательно разрешен вопрос о составе Германской империи, которая получила новое государственное устройство. Его повлекло за собой, собственно говоря, весьма незначительное для Италии событие, случившееся в конце 1863 года. Но прежде чем приступить к нему, посмотрим, какие перевороты (из которых первым был итальянский) повлекло за собой в Европе событие 1859–1860 годов.