Переход от Я-центризма к мировоззрению триединства материи-информации-меры

Как ясно из изложенного ранее, Я-центризм складывается «сам собой» в процессе личностного развития человека, начиная с внутриутробного периода, а указание на возможность построения мировоззрения и миропонимания триединства материи-инфор­ма­ции-меры в сознание индивида, основанное на Я-центрич­ном мировоззрении и миропонимании, вносится извне, после чего индивиду остаётся либо последовать этому указанию и целенаправленно перестроить своё мировоззрение и миропонимание либо проигнорировать его.

Из содержания предшествующего раздела (3.8) видно, что повествование о категориях триединства материи-информации-меры как о предельных обобщениях в границах Мироздания, а равно как о первичных различиях в обобщающей категории «Мироздание» — весьма далеко от того, что примыкает в Я-центричном мировоззрении непосредственно к Я-центру либо находится вблизи от него, если идти по цепочкам взаимосвязей компонент мировоззрения. Вследствие этого Я-центризм, встречаясь в жизни с «противоестественным» (для него) набором предельных обобщений и взаимосвязей между ними, не может единомоментно признать собственную неадекватность и жизненную состоятельность мировоззрения триединства материи-информации-меры.

Поэтому неизбежна постановка вопроса о тестировании мировоззрения триединства материи-информации-меры на жизненную состоятельность, исходя из Я-центричного мировоззрения, атеистического в своих предельных формах проявления.

Поставив этот вопрос, обратимся к «Материализму и эмпириокритицизму» В.И. Ле­ни­на и приведём не только ленинское определение термина «мате­рия», но и тот текст, в котором оно находится:

«… совершенно непозволительно смешивать, как это делают махисты[106], учение о том или ином строении материи с гносеологической категорией, — смешивать вопрос о новых свойствах новых видов материи (например, электронов) со старым вопросом теории познания, с вопросом об источниках нашего знания, о существовании объективной истины и т.п. Мах «открыл элементы мира»: красное, зелёное, твёрдое, мягкое, громкое, длинное и т.п., говорят нам. Мы спрашиваем: дана ли человеку, когда он видит красное, ощущает твёрдое и т.п. объективная реальность или нет? Этот старый престарый философский вопрос запутан Махом[107]. Если не дана, то вы неизбежно скатываетесь вместе с Махом в субъективизм и агностицизм[108], в заслуженные вами объятия имманентов[109], т.е. философских Меньшиковых[110]. Если да­на, то нужно философское понятие для этой объективной реальности, и это понятие давно выработано, это понятие и есть материя. Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них. Поэтому говорить о том, что такое понятие может «устареть», есть младенческий лепет, есть бессмысленное повторение доводов модной реакционной философии. Могла ли устареть за две тысячи лет борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания её? Борьба сторонников сверхчувственного знания с противниками его?

Вопрос о том, принять или отвергнуть понятие материи, есть вопрос о доверии человека к показаниям его органов чувств. Вопрос об источнике нашего познания, вопрос, который ставился и обсуждался с самого начала философии, вопрос, который может быть переряжен на тысячи ладов клоунами-профес­со­рами, но который не может устареть, как не может устареть вопрос о том, является ли источником человеческого познания зрение, осязание, слух и обоняние[111]. Считать наши ощущения образами внешнего мира — признавать объективную истину — стоять на точке зрения материалистической теории познания, — это одно и то же («Материализм и эмпириокритицизм», отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1986 г., с. 140, 141).

В приведённой цитате две фразы мы выделили жирным шрифтом при цитировании. Однако, вопреки смыслу второй из них «диалектический» материализм отвергает практический мистически-религиозный опыт многих и многих людей в разных поколениях и в разных народах человечества всего лишь на том основании, что основоположники «диалек­ти­ческого» материализма такового личного практического опыта осмысленного общения с Богом и встреч с разного рода «мистикой» не имели; либо он у них был, но они «уму­д­ри­лись» как-то его не заметить или как-то извращённо его осмыслить.

При этом встаёт вопрос: Что делать носителям практического опыта обретения так называемого «свер­хчувственного знания»? — лицемерить вопреки совести и делать вид, что они так же и столь же бесчувственны и невнимательны, как и те, кто убеждён в принципиальной физической невозможности так называемого «сверхчувственного» восприятия раз­но­род­ных проявлений Жизни?

Борьба против носителей и сторонников «сверх­чув­ствен­ного знания» была бы оправдана в аспекте научно-познавательной деятельности, а не представляла бы собой очевидную глупость, если бы нормальный здоровый человек своими органами чувств осознанно воспринимал все без исключения виды материи и соответственно — все несомые ими потоки информации. Но нормальный человек не видит и не слышит в диапазоне радиоволн без помощи технических средств, а ещё немногим более 100 лет тому назад не было и приборов для того, чтобы технически видеть и слышать в диапазоне радиоволн. Однако есть и те, кто слышит радиовещание по городской трансляционной сети и без репродуктора в квартире. Есть и те, кто «видит» звуки: один из вариантов осуществления этого, казалось бы невозможного явления (глаз не для этого предназначен), основан на том, что акустическая волна, проходя через череп, колеблет зрительные нервы, а они, возбуждаясь при прохождении звуковой волны, вызывают у некоторых людей в силу особенностей их организмов ощущение ви́дения ими звука.

А если кто-то видит и слышит то, чего не видят и не слышат другие, а технических средств для работы с этими видами общеприродных излучений ещё не разработано, то что — нет и этих излучений? и кому должен верить философ — сам слепец и глухой: ограниченной Я-центризмом науке и технике на основе науки, которые говорят, что этого не может быть? либо тем, кто утверждает, что чувствует то, чего не чувствуют другие люди и приборная база науки? Если выразить это в терминах «диалектического» материализма, то такие люди ощущают своё взаимодействие с теми видами материи, которых не чует окружающее их большинство и приборная база науки соответствующей эпохи.

Теперь обратимся к анализу собственно ленинского «определения» термина «материя». Это «определение» эквивалентно следующему тождеству: «ма­те­рия» º «Объективная реальность», т.е. материя в её ленинском понимании — сама Жизнь в предельно широком смысле слова с учётом необходимости поправки на атеизм В.И. Ленина. Т.е. в атеистически-материалистическом миропонимании «материя» — иное название для предельно обобщающей категории «всё вообще».

По сути ленинское «определение» «материи» — замена одной языковой конструкции другой, а не определение обобщающего всеобщего понятия на основе синтеза некоторого множества единичных и особенных понятий.

Приведённый фрагмент показывает, что В.И. Ленин не придал значения или не заметил во­просов о том:

· является ли различие красного и зелёного различием объективным, существующим помимо наших органов чувств, ощу­щений и помимо сознания людей?

· было ли оно в эпохи, когда человечества на Земле ещё не было и рассуждать на эту тему было некому?

· чем оно обусловлено?

С точки зрения дальтоника или лошади, не обладающей цветным зрением, объективной разницы между красным и зелёным действительно нет, но мы-то — не дальтоники в своём большинстве; да и дальтонику, вооружившемуся спектроскопом, восприятие этой разницы, хоть и опосредованно, но всё же объективно доступно — через приборную базу науки, а не непосредственно в ощущениях. Но если мы зрячи и видим различие «красного» и «зелё­ного» непосредственно в ощущениях или опосредованно через средства техносферы; если мы признаём, что объективный Мир (материя) существует помимо нашего сознания, а наши ощущения приносят нам образы, «созвучия» и «мелодии» внешнего мира, — то мы в праве задаться вопросом:

А образы внешнего мира, например, различие красного и зелёного цветов объективны? либо­ они — порождения нашего субъективизма?

И ответ, подтверждаемый Жизнью, на поставленный нами этот вопрос — один:

Образ объективен, хотя сам по себе он нематериален: он только запечатлевается в материи. Но способность субъекта, как и его неспособность к восприятию объективного образа, а так же и само субъективное восприятие объективного образа обусловлены особенностями организации (упорядоченности) материи, составляющей субъекта[112], и материи, несущей образ.

В частности, в различии красного и зелёного цветов выражается различие частот, характерных для излучения в красной и зелёной частях спектра. Т.е. это различие носит объективный характер и обусловлено объективной мерой — матрицей возможных состояний материи. Сама же эта матрица явно не материальна.

Мы не видим в ультрафиолетовой части спектра, вследствие общих всем свойств здорового человеческого тела. А при ущербных отклонении от нормы здоровья, возможны глухота, слепота — полная или частичная, чему примером дальтонизм. То есть: и норма, и отклонения от неё обусловлены особенностями в организации специфического вида материи, из которой сформирован субъект: сбой в порядке (в структуре) построения хромосом и… красное — оно же «зелёное» либо стало видимо ультрафиолетовое или инфракрасное.

И это было очевидно и во времена основоположников «диа­лек­тического» материализ­ма. Так, Ф. Энгельс неоднократно видел свой образ в зеркале, видел свой образ на фотографиях. Видел К. Маркса и живьём, и на фотографиях. Знал, что образы его и К. Маркса — объективно различные образы. Знал, что каждый из образов остаётся самим собой вне зависимости от его материального носителя: живого «бел­ко­вого тела», оптического изображения этого тела в зеркале или его изображения на фотографии, т.е. образ объективен. Знал, что сам по себе образ нематериален (в смысле его характеризует не вещество или иной вид материи, его несущей), и нет однозначной обусловленности образа материальным носителем, поскольку на фотопластинке может быть запечатлён образ всякого материального объекта, который окажется в поле зрения объектива фотоаппарата, заряженного изначально чистой фотопластинкой.

То же касается и В.И. Ленина, тем более что, бичуя махистов, он о том же нематериальном и объективно существующем пишет: копируется, фотографируется, а в итоге объективная истина о внешнем мире — достояние человека, но об объективности нематериального — ни слова: ведь «копируется» не в смысле порождения материального дубликата объекта органами чувств; они создают только более или менее совершенный дубликат оригинального образа, опираясь на материальные и алгоритмические процессы, свойственные организму человека или подвластные ему во внешнем мире, и этот нематериальный дубликат «диалек­тики»-ма­те­ри­алисты называют «отра­же­ни­ем», «знанием», а идеалисты, как можно понять из «Материализма и эмпириокритицизма», — «опы­том», «чистым опытом», придавая ему субъективный либо объективный характер в зависимости от обстоятельств и характера идеализма (объек­тив­ный либо субъективный).

По нашему разумению вопрос о том, представляет ли собой всякий образ нечто нематериальное, но объективное, будучи неотъемлемой составляющей объективной реальности? — принадлежит к той же категории «гносеологических вопросов»[113], обсуждения которых в обилии встречаются в литературе по «диалектическому» материализму, включая и сам «Мате­риализм и эмпириокритицизм»:

«Существуют вещи независимо от нашего сознания, независимо от нашего ощущения, вне нас, ибо несомненно, что ализарин существовал вчера в каменноугольном дёгте, и так же несомненно, что мы вчера ничего не знали об этом существовании, никаких ощущений от этого ализарина не получали («Материализм и эмпириокритицизм», цитированное издание, с. 113).

— Ответьте: «Да» либо «Нет».

И каждый из ответов подразумевает взаимоисключающие пути дальнейшего осмысления Объективной реальности.

Однако «диалектический» материализм «гносеологическими вопросами» об объек­тив­ности нематериального сам не задаётся. Замените в этой цитате слово «вещи» на слово «обра­зы»: вопрос обретёт новый смысл, требующий при ответе на него одного — покинуть загон материализма вообще, и «диалекти­чес­кого» материализма, в частности.

А теперь сопоставим кое-какие факты.

В полном собрании сочинений В.И. Ленина (пятого издания) «Словарь живого великорусского языка» В.И. Даля упоминается трижды. Причём, как можно понять из соответствующих мест собрания сочинений, где упоминается «Словарь» В.И. Даля, В.И. Ленин ознакомился с ним уже после 1917 г., т.е. уже на закате своей жизни. В «Словаре» же В.И. Даля приводится простонародная поговорка «нет вещи без образа»[114]. И если её сопоставить с только что приведённой «гносео­ло­ги­ческой» цитатой из «Мате­риализма и эмпириокритицизма», то эта поговорка, открывает более мощный взгляд на вещи, в частности, и на объективность материи; взгляд, отличный от взглядов европейских философских школ.

Она представляет собой один из многих показателей того, что простонародная житейская мудрость в совокупности русскоязычных пословиц и поговорок народов России в XIX веке во многом превосходила «научную философию» правящей «элиты» Европы, включая и российскую европейски образованную «элиту». И если бы «элитарная» «научная философия» систематически не пренебрегала простонародной мудростью и не противопоставляла себя ей, то она[115] избежала бы многих серьёзных ошибок.

Но в более широкой постановке вопрос об объективности заведомо нематериального образа, не зависящего от конкретного вида материи, его несущего, — это вопрос об объективной истине (либо в иных словах, об объективности смысла Жизни, об объективности инфор­мации, об объективности идей) как о нематериальной составляющей бытия, которая запечатлевается Жизнью в материи во всех её известных и неизвестных в каждую эпоху человеку видах, и для обозначения которой необходимы соответствующие «философские» катего­рии. Это вопрос об основах адекватности субъективного познания объективной истины.

Но объективность нематериальных образов вещей (запечат­лён­ной в них информации), это ещё не вся объективная нематериальность в Жизни. Образ остаётся самим собой, вне зависимости от переноса его с одного вида несущей его материи на другой; остаётся самим собой в каждой из множества своих копий, искусственным или естественным путём запечатлеваемых в том или ином виде материи. И это приводит ещё к одному «гносе­о­логи­чес­кому вопросу»:

Что объективное и нематериальное придаёт материи объективный образ?

Своеобразие материи всегда придаёт упорядоченность её фрагментов, точнее образ выстраивается определённым порядком организации материи; и определённый образ, несомый материей, разрушается изменением порядка в несущих его материальных структурах. В этом одна из составляющих взаимной обусловленности качества (в данном случае — образа) количеством и порядком.

Порядок тоже нематериален, хотя неотъемлемо связан с материей, поскольку нет в Мироздании неупорядоченной материи: даже один «хаос» отличим от другого по свойственным ему математико-статистическим характеристикам вследствие того, что он упорядочен[116] иначе. Действительно, порядок расположения молекул химических соединений в эмульсии фотопластинки (фотоплёнки) — один, а в изображении акварелью — другой порядок других по атомному составу и их внутренней упорядоченности молекул, а объективный образ, запечатлённый на фотопластинке и в акварели, может быть одним и тем же, несмотря даже на то, что на фотопластинке он получен посредством техники, а акварель — произведение художественного творчества человека.

Но термин «порядок» — это определение не по существу. Если по существу, то:

Всякий порядок — это мера как определённость и предопределённость: определённость численная, т.е. определённость количественная и порядковая, в совокупности образующие векторно-матричную определённость, включая и определённость различия правой и левой систем координат; определённость, упреждающая акт творения, т.е. это — Предопределение Божие в религиозном миропонимании.

Предопределённость, в частности: в одном из самых простых своих выражений — как закономерное порождение в одних и тех же физических условиях атомами молекул химических соединений; в самом высокоорганизованном выражении, но локализованном границами общества, — как закономерность (повто­ряемость) исторических явлений, обратно пропорциональная их духовности[117], т.е. осмысленности самими людьми — делателями истории — своего прошлого и своих намерений на будущее.

Ф. Энгельс тоже затрагивал эту проблематику:

«Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятие материи. Материя как таковая, в отличие от определённых, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Как естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тож­дественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т.д. — млекопитающее как таковое, газ как таковой, металл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как таковое, движение как таковое. (…) Как доказал уже Г. Гегель («Энци­кло­педия», ч. I, с. 199), это воззрение, эта «односто­рон­не мате­ма­тическая точка зрения», согласно которой материя определима только количественным образом, а качественно искони одинакова, есть «не что иное, как точка зрения» французского материализма XVIII века. Она является даже возвратом к Пифагору, который уже рассматривал число, количественную определённость[118], как сущность вещей» («Анти-Дюринг», отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1988 г., с. 400, 401).

И это не единственное место, где Ф. Энгельс затронул тему мерной определённости и предопределённости. Он писал о вечности соединений углерода:

«Соединения углерода вечны в том смысле, что при одинаковых условиях смешения, температуры, давления, электрического напряжения и т.д. они постоянно воспроизводятся» («Диалектика природы», отдельное издание, Москва, «Политиздат», 1987 г., с. 262).

— Однако вопрос о том, что именно — какая объективная данность — выражается в том, что углерод — всегда углерод, а водород — водород, как изменение мерной определённости переводит реальную, а не абстрактную материю Мироздания из одного состояния в другие и т.п.? — у него не вставал.

Так при построении философии «диалектического» материализма сработал алгоритм рассмотрения вопросов, исходящий из принципа, чтобы «за деревьями леса было не видать», достаточно часто проявляющийся при развитии мировоззрения и миропонимания на основе Я-центризма.

Все основоположники «диалектического» материализма[119] и их идейные противники — философы других направлений, как это видно даже из относительно небольшого объёма приведённых нами цитат, так или иначе пишут определённо о трёх неразрывно связанных в Мироздании категориях — материи, информации, меры, — называя их разными именами, но не могут их свести воедино и синтезировать на их основе обобщающее их понятие, в котором разрешается и предстаёт как явное НЕДОразумение конфликт материализма, идеализма и «ну­ме­ро­логической философии», лепетавшей о том, что числа правят миром, но которой идеализм должного значения не придавал, а материализм относил к разновидностям идеализма.

Одно из мест, показывающих как диалектический материализм «в упор не видит» триединства объективных разнокачественностей материи-информации-меры и не понимает его значимости как понятия в ранге «всеобщее» в пределах Мироздания, хотя говорит по существу о нём, есть у Ф. Энгельса:

«Негели[120] сперва заявляет, что мы не в состоянии познавать действительность качественных различий, а вслед за этим тут же говорит, что подобные «абсолютные различия» не встречаются в природе! /…/.

Во-первых, всякое качество имеет бесконечно много количественных градаций, например оттенки цветов, жёсткость и мягкость, долговечность и т.п., и, хотя они качественно различны, они доступны измерению и познанию.

Во-вторых, существуют не качества, а только вещи, обладающие качествами, и притом бесконечно многими качествами. У двух различных вещей всегда имеются известные общие качества (по крайней мере свойства телесности), другие качества отличаю­щиеся между собой по степени, наконец, иные качества могут совершенно отсутствовать у одной из этих вещей» («Диалектика природы», раздел «Заметки и фрагменты», «Диалектика», цитированное издание, с. 200).

В приведённой цитате Ф. Энгельс (а вслед за ним и весь «диалектический» материализм) возводит материю в ранг предельно обобщающего понятия, низводя всё остальное до иерархически низшего ранга не определённого по составу множества частных свойств материи. Однако делает он это по умолчанию, хотя прямо пишет и об обусловленности нематериальных качеств материи (информации о ней) мерой (численной определённостью, количественной и порядковой, включая матрично-векторную).

Но то, что исторически реальные философы-идеалисты, включая и формального логика-диалектика Г. Геге­ля, не вышли на понятие триединства объективных разнокачественностей материи-информации-меры, хотя почти все светила европейской философии ходили вокруг да около, спотыкаясь о него[121], — однозначно говорит о том, что и все виды идеализма, развитые к концу XIX века в библейской культуре (на Западе), не лучше любого из видов материализма того времени.

Не всё ладно и в философских традициях, восходящих к знахарским культурам народов Востока. В частности, символ [ можно понимать в смысле диалектической двойственности: две противоположности, слитые воедино, каждая из которых несёт в себе качество парной ей противоположности (симво­лизиру­емой точкой противоположного цвета, помещённой внутри каж­дого «червячка-головастика»).

Но возможно его понимание и в смысле триединства: кроме этих двух противоположностей есть ещё и бесцветная, прозрачная и пустая форма-матрица, которая проявляется, т.е. становится видимой, неразрывно соединяя в себе обе противоположности в известное всем [. Без этой пустой, прозрачной и бесцветной формы, отличной и от «инь», и от «янь» (информационных характеристик компонент этого символа), от вполне определённого по своей графической структуре символа [ осталась бы только бесформенная «серо-буро-малиновая» клякса. Однако в достаточно широко известной литературе, посвящённой восточным философским традициям, нам не приходилось встречаться с толкованием [ в смысле триединства материи-информации-меры.

При этом полезно заметить, что в интерпретацию [ как символа триединства материи-информации-меры в Мироздании входят предельно обобщающие категории, воспринимаемые человеком в жизни непосредственно, что отличает её от традиционной интерпретации [, в которой непосредственно восприятие вселенских составляющих [ «инь» и «янь» для большинства проблематично.

И эта ущербность, непонимание Мироздания как триединства материи-информации-меры идеа­лиз­мом и материализмом во всех их разновидностях в ПУБЛИЧНЫХ — экзотерических — ФИЛОСОФИЯХ всех культур, включая и мусульманскую[122], сохраняется и до наших дней.

Никто самостоятельно не вышел на это понятие, хотя как показывает анализ текстов В.И. Ленина, Ф. Энгельса и других философов, рассмотрение символа [ и его толкований, — практически все ходили вокруг триединства материи-информации-меры и «спотыкались» о его компоненты, будучи не способны преодолеть свой Я-центризм и выйти на это понятие.

И при всём при том европейская ПРОИСТЕКАЮЩАЯ ИЗ БИБЛИИ публичная экзотерическая философия издревле всех с нею сталкивающихся ставит перед выбором:

Идеализм либо материализм? Третьего[123]не дано! Выбирайте! — Но выбирая из двух искусственно и злоумышленно сконструированных разновидностей лжи, невозможно избрать истину.

И в то же самое время прикладная, т.е. не абстрактно-кабинет­ная, философия на основе триединства первичных разнокачественностей материи-информации-меры существовала всё это вре­мя в той же самой библейской культуре, но была предназначена не для системы публичного философского образования, а для внутреннего употребления эзотеристами. Именно о триединстве материи-информации-меры в иносказательной, запрограммированной на неоднозначность понимания форме повествуют приводившиеся ранее в разделе 3.6 выдержки из книги В. Шмакова «Священная книга Тота. Великие арканы Таро».

Это приводит к вопросу о том, откуда носители той эзотерической традиции взяли мировоззрение, мозаика которого развёртывается в направлении «от общего к частностям». На сей счёт могут быть самые разные мнения, однако Коран сообщает прямо:

«И вот Мы даровали Моисею писание и различение, — может быть, вы пойдёте прямым путём!» (сура 2:50 (53)).

Т.е., если принимать это кораническое свидетельство, то Моисею было дано Свыше два качественно разнородных информационных модуля — некое «Писание», и «Различение». Сура 25 Корана так прямо и называется — «Различение». И на основе сообщаемого в её первых аятах мы вышли на триединство материи-информации-меры — систему первичных различий = предельных обобщений в границах Мироздания.

И если хранители некой эзотерической традиции, фрагменты текстов которой приводит В. Шмаков в цитированной ранее «Священной книге Тота. Великих арканах Таро», не сами догадались о триединстве, но скрыли от общества часть информации, открытой Свыше через Моисея для просвещения всех людей без исключения, то они могут быть охарактеризованы словами Корана: «Кто же нечестивее того, кто скрыл у себя свидетельство Божие?» (сура 2:134 (140)).

И вследствие этого сокрытия и на его основе в ходе глобализации складывается система разделения обществ на социальные группы по мировоззренческому признаку, о которой речь шла в начале этой главы — в разделе 3.1:

· наименее адекватные жизни мировоззрения калейдоскопического типа и Я-центричные мозаики, сводимые к метрологически несостоятельному набору предельных обобщений «вещество, дух (природные поля), пространство, время», — предназначены «всем», т.е. и простонародью, и «элите»;

· а избранным носителями эзотерической традиции для того, чтобы они управляли «всеми», предназначено мировоззрение триединства материи-информации-меры, о котором неоднозначно повествует приведённый ранее текст из книги В. Шмакова «Священная книга Тота. Великие арканы Таро».

Как ясно из приведённого выше в разделах 3.8 и 3.9, жизненная состоятельность мировоззрения триединства материи-инфор­мации-меры подтверждается практически (прежде всего — практикой измерений и осмыслением органолептического мировосприятия) во всех без исключения отраслях деятельности людей. И оно показывает свою работоспособность в тех случаях, когда утрачивает работоспособность Я-центричное мировоззрение, сводимое к предельным обобщениям «вещество, дух (природные поля), пространство, время».

Т.е. в Жизни есть объективная основа для того, чтобы в процессе развития своего миропонимания, индивид осмысленно и целенаправленно перешёл от стихийно складывающегося и казалось бы безальтернативного Я-центричного мировоззрения и миропонимания калейдоскопического или мозаичного типа, к мозаичному мировоззрению триединства материи-информации-меры.

Однако переход к мировоззрению триединства материи-ин­фор­мации-меры — не одномоментный процесс, свершающийся «сам собой» сразу же по ознакомлении с этой возможностью. Этот процесс требует времени и определённой работы индивида по переосмыслению ему известных фактов и всей своей системы мировосприятия.

Из затронутых в этой главе вопросов вне рассмотрения осталась гипотеза о бытии Бога, которая была упомянута при представлении альтернативы Я-центризму и его системе предельных обобщений. Это — один из вопросов проблематики религиозности и атеизма, которая будет рассмотрена в последующих главах (разделы: 5.7 — 5.10, 8.3, 8.6, 8.7, 9.2, 10.5).

Глава 3 в редакции от 29.06.2008 г.
Последние добавления и уточнения: 23.07.2010 г.