Фома Аквинский: смена экономических парадигм церкви

Разговор на тему о трансформации западного христианства выходит за рамки нашей работы ‑ это тема для историков ‑ прежде всего историков христианской церкви и историков религии в целом. Здесь мы отметим лишь четыре идейные уступки (под уступками мы имеем в виду отход от традиционных установок христианства), которые имели самое непосредственное отношение к созданию условий для зарождения капитализма. Чтобы было понятно, в чем суть уступок, отметим, что в истории христианства существовало несколько хозяйственных парадигм.

Напомним, что означает слово «парадигма»: «Парадигма (греч. paradeigma ‑ пример, образец) ‑ 1) понятие античной и средневековой философии, характеризующее сферу вечных идей как первообраз, образец, в соответствии с которым бог‑демиург создает мир сущего; 2) в современной философии науки ‑ система теоретических, методологических и аксиологических установок, принятых в качестве образца решения научных задач и разделяемых всеми членами научного сообщества»^[175]. Применительно к рассматриваемому нами случаю под парадигмой понимаются некоторые ключевые положения (принципы) хозяйственной этики. Такие парадигмы могут разделяться всеми членами церкви по умолчанию или фиксироваться в решениях церковных органов (например, в решениях церковных соборов). В хозяйственных парадигмах отражаются принципы (правила) христианского отношения к таким предметам, как богатство и бедность, формы собственности, труд и трудовые отношения, благотворительность, деньги, ростовщичество, торговля и цены и т.п. В работах Н. В. Сомина по христианской хозяйственной этике выделяется три основные парадигмы отношения христианства к богатству и собственности:

1) «святоотеческая»;

2) «умеренная»;

3) «протестантская».

Первая из них предполагает неприятие богатства, отвержение частной собственности, общность имущества в рамках христианских общин. Вторая исходит из допустимости богатства (при условии правильного к нему отношения) и предпочтительности частной собственности (при условии соблюдения принципа социальной справедливости). Третья рассматривает богатство как цель и идеал человека, частную собственность рассматривает как единственно допустимую^[176].

Если исходить из такой классификации, то в Западной церкви до Фомы Аквинского преобладала «святоотеческая» парадигма собственности. После него вплоть до Реформации доминирующей стала «умеренная» доктрина.

После появления протестантизма в его лоне появилась «протестантская» парадигма собственности. В католицизме, как мы ниже покажем, до XX века доминирующей оставалась «умеренная» доктрина. Сегодня католицизм «умеренную» доктрину фактически сменил на «протестантскую» доктрину.

Они нашли свое отражение в трудах по хозяйственной этике наиболее известного в те времена католического богослова Фомы Аквинского (1225‑ 1274)^[177], а также его последователей.

1. Уступка в понимании богатства и бедности. До Ф. Аквинского социальным идеалом Западной церкви была бедность, он же придал бедности и богатству равный статус (с традиционной оговоркой, что богатство не вредно, если к нему не привязываться сердцем). Большое внимание в работах Ф. Аквинского уделяется средствам накопления богатства ‑ через рационализацию всех сторон жизни. В конечном счете этот рационализм способствовал формированию капиталистического менталитета европейцев. Особой критике подвергалось расточительное поведение человека, пропагандировалась идея «разумной экономии». Среди основных грехов особенно выделялся грех праздности (со ссылкой на то, что происходит бесполезная растрата самого главного блага человека, полученного им от Бога, ‑ времени).

2. Уступка в вопросе частной собственности. До Ф. Аквинского христианским социальным идеалом выступала общность имущества (учение, которое берет свое начало от Иоанна Златоуста и других Святых отцов первых веков христианства). Ф. Аквинский, формально не отбрасывая принцип «общности имущества», внес в него совершенно иное понимание: это не общественная (нераздельная коллективная) собственность, а обособленная, т.е. частная, собственность, причем она должна быть более или менее равномерно распределена среди всех членов общества. Ф. Аквинский не только допускает частную собственность, но считает ее предпочтительной: «Человеку позволительно владеть благами на правах собственности. Это даже необходимо для человеческой жизни по трем причинам. Во‑первых, каждый человек больше заботится о том, что является его собственностью, чем о том, что принадлежит всем или многим; действительно, в этом случае каждый избегает усилий и предоставляет другим заботу об общем благе. Во‑вторых, в управлении благами больше порядка, когда забота о каждой вещи доверена одному человеку, тогда как был бы полный беспорядок, если бы все занимались всем. В‑третьих, мир между людьми лучше гарантируется, если каждый довольствуется тем, что имеет; действительно, мы констатируем частые ссоры между теми, кто владеет вещью сообща и нераздельно»^[178].

3. Уступка в вопросе о ссудном проценте. Одобрение капиталистической прибыли. Она была продиктована необходимостью легализовать ростовщическую деятельность, которую практиковала Католическая церковь очень широко и которая в конечном счете укрепляла ее политическую власть в Европе^[179]. Было произведено деление ссудных операций на «справедливые» и «несправедливые», «дозволенные» и «недозволенные». К «несправедливым» и «недозволенным» операциям относились ссуды на приобретение товаров и иных благ для личного потребления ‑ потребительские кредиты. Такие ссуды не развивают экономику, усиливают паразитизм ростовщиков, разоряют должников. А вот «справедливыми» и «дозволенными» считались ссуды, за счет которых их получатели могли бы осуществлять свои коммерческие и производственные проекты; кредитор получает право на часть прибыли от проекта; процент может также рассматриваться как плата за риск возможной потери денег. Признавая законность некоторых ссудных операций под процент, Ф. Аквинский одновременно признал законность прибыли на капитал. «Справедливые» ссуды способствуют развитию экономики, появлению инициативных и предприимчивых людей в обществе (в противовес вялым, праздным и ленивым ростовщикам прошлого).

4. Уступка в вопросе о «справедливых» ценах. До Ф. Аквинского «справедливыми» считались цены, которые покрывали издержки производства и не давали продавцу торговой прибыли (так называемая «естественная» цена). Ф. Аквинский расширил понятие «справедливой» цены: таковой может быть и цена, обеспечивающая продавцу «нормальную» торговую прибыль («законная», или «нормальная рыночная», цена). Недопустимой оставалась лишь цена, обеспечивающая продавцу спекулятивную прибыль («спекулятивная» цена).

Этическое учение Ф. Аквинского ставило своей целью воспитание Европы с упором на такие качества человека, как: благоразумие, память, рассудок, изобретательность, предприимчивость, осмотрительность, предвидение, осторожность. Все это, естественно, в достаточно «умеренных дозах» и под прикрытием крайне осторожных формулировок.

Многие вполне справедливо обращают внимание на двойственность, противоречивость, непоследовательность экономической доктрины католицизма. Фактически такая доктрина уже поощряла развитие капитализма и духа предприимчивости, но при этом ее авторы (Ф. Аквинский и его последователи) постоянно подчеркивали необходимость соблюдения «этических норм». Например, активно осуждался обман в торговле, поддерживался принцип милосердия и социальной справедливости и т.п. Как бы там ни было, но экономическая доктрина католицизма уже позволила наполовину легализовать «дух капитализма» в Европе ‑ еще до того, как на свет появился протестантизм^[180].

«Католическая этика» и «дух капитализма»

Макс Вебер с его «Протестантской этикой и духом капитализма» все заслуги по строительству капитализма отнес на счет протестантизма. Однако «заслуга» католицизма в данном случае не меньшая.

Сначала влияние католицизма на формирование «духа капитализма» было трудно различимым. Одна из «заслуг» католицизма ‑ формирование рационалистического мышления у средневекового человека. Схоластика католицизма ‑ исходный пункт рационализма ‑ материалистического мировоззрения современного «экономического человека». Первоначально рационализм рассматривался как чисто рассудочный метод изучения и объяснения Священного Писания, сводящий даже мистическое и иррациональное к логическим построениям. Считается, что основоположником рационализма был французский католический богослов Абеляр (1079‑1142). Позднее рационализм стал использоваться как универсальный метод познания мира, полагающийся лишь на рассудок и отметающий любой чувственный опыт, противоречащий рассудку. О рационализме как важнейшем атрибуте капиталистического сознания много и убедительно писали наши славянофилы. Приведем, например, рассуждение Константина Леонтьева: «Люди захотели приложить теорию рассудка к жизни, к политической и социальной практике. Всякая мистическая ортодоксия не рациональна; неограниченная власть одного не рациональна; наследственная привилегированная аристократия, дворянство и т.д. не рациональны. Все это ‑ мистическое, наследственное и т.д. ограничили и уничтожили. Но так как равенства полного достичь при этом не могли, то явилось, как логическое неизбежное последствие ‑ преобладание капитала, торжество буржуазии и т.д. Ведь это преобладание при поверхностном взгляде кажется даже гораздо более рациональным, чем мистические и наследственные привилегии. Так как люди не равны способностями, умом, терпением, твердостию, физической силой, то пусть более сильные, терпеливые, умные, твердые и выдвигаются ‑ богатея. Вот всем известное оправдание для буржуазного общества и капитализма. Рядом с этим рациональным усилением капитализма (которому до начала ассимиляционной революции мешало преобладание духовенства, монархов и дворянства) стало возрастать и другое детище того же рационализма ‑ точная наука, механика, физика, химия, техника. Рационализм точных и прикладных знаний естественно вступил в теснейший союз с рационализмом капитала»^[181].

Современный исследователь капитализма и критик Вебера Ю. Кузнецов подчеркивает, что «заслуга» формирования у европейцев рационалистического сознания принадлежит не протестантизму (как это ошибочно полагал Вебер), а именно католицизму: «Хотя нельзя не признать, что протестантизм (особенно в кальвинистской форме) способствовал распространению рационализма, ему не принадлежит ни первенство, ни ведущая роль в этом деле. Гораздо большее значение для утверждения престижа и навыков рассудочного мышления имела ранняя и поздняя схоластика»^[182]. Кстати, под влиянием рационализма хозяйственная деятельность человека и общества как объект изучения превратилась в самостоятельную «науку», которая очень быстро порвала всякие связи с богословием^[183].

Выше мы уже отмечали, что «дух капитализма» прочно поселился внутри церковной ограды католицизма (занятия ростовщичеством, симония, торговля индульгенциями). Кроме того, католические богословы (начиная с Фомы Аквинского) начали перестраивать экономическую доктрину Западной церкви, делая ее более «толерантной» в отношении некоторых форм проявления «духа капитализма». О том, что Макс Вебер недооценил вклад католицизма в развитие капитализма в Европе, пишет современный исследователь католицизма О. Н. Четверикова: «Как известно, в экономической истории твердо закрепилось положение Макса Вебера о том, что идейно‑духовной основой капитализма явилась протестантская этика в ее кальвинистском варианте, давшая религиозное обоснование права на получение прибыли и способствовавшая сакрализации предпринимательства. Действительно, учение Кальвина представляло собой открытое оправдание ростовщического процента и откровенный призыв к накоплению богатства, истолкованного как главное свидетельство Божьей избранности. Это подготовило почву для обособления экономических мотивов и интересов человека в отдельную сферу и их высвобождения из‑под традиционного нравственного контроля, что привело в итоге к формулированию концепции «экономического человека». Однако при популяризации веберовской идеи оставляли в тени более опасное явление ‑ то скрытое оправдание и поощрение ростовщического процента и прибыли, которое очень рано утвердилось в Католической церкви и позволило ей создать совершенную модель долговой экономики с отработанными механизмами финансового закабаления, легшую в основу банковской системы нового времени»^[184].

Историки экономики и хозяйственного права обращают внимание, что все необходимые для развития капитализма методы и инструменты уже были апробированы и усовершенствованы в недрах католицизма. «Такие важнейшие интеллектуальные и институциональные инструменты капитализма, как бухгалтерия, основанная на принципе двойной записи, векселя, аккредитивы, вексельное и вообще торговое право, были созданы в католических странах»^[185].

Кстати, многие исследователи истории капитализма выпускают из поля зрения такой важный момент, как появление в католической Европе института «юридического лица». В хозяйственной жизни до этого присутствовали только физические лица, т.е. отдельные личности, которые были субъектами экономических отношений. Эти субъекты должны были руководствоваться не только и не столько юридическими, сколько нравственно‑религиозными нормами. Последние были, как правило, более строгими, нежели юридические нормы. Нравственно‑религиозные нормы сковывали «дух капитализма» средневекового предприимчивого католика. Именно поэтому он стал использовать институт «юридического лица», который формально существовал еще в римском праве, но не получил в Древнем мире сколь‑нибудь значительного развития. Это некий абстрактный субъект хозяйства, которое живет лишь по юридическим нормам, а нравственно‑религиозные нормы на него не распространяются. Папа римский Иннокентий IV заявил, что корпорации являются «фиктивными лицами». На Лионском соборе 1245 года, отвечая на вопрос, можно ли отлучить от церкви корпорацию, этот папа сказал, что всякое отлучение распространяется на душу и совесть. Поэтому корпорации не могут быть отлучаемы от церкви, т.к. не имеют ни души, ни совести, ни воли, ни сознания; они являются лишь отвлеченными понятиями (nomen intellectuale), правовыми наименованиями (nomina sunt juris), фиктивными лицами (persona ficta). «Юридическое лицо» стало очень удобным прикрытием для предприимчивого европейца, позволяло ему без зазрения совести нарушать нравственно‑религиозные нормы. Юридическое лицо могло обманывать, эксплуатировать, доводить людей до нищеты, накапливать богатства и т.п., не неся никакой морально‑религиозной ответственности перед другими людьми, обществом, церковью и Богом. Наиболее известные юридические лица позднего Средневековья и Нового времени ‑ торговый дом Фуггеров в Германии, генуэзский банк св. Георгия, английские и голландские Ости Вест‑Индские компании. Позднее появились корпорации^[186] (юридические лица) с ограниченной гражданско‑правовой ответственностью лиц, выступавших учредителями и владельцев корпорации (ответственность ограничивалась взносами учредителей, пайщиков, акционеров). Это позволяло таким лицам осуществлять разного рода сомнительные операции и сделки без риска потери личного имущества.

Конечно, появившись на свет, протестантизм сразу заявил о себе как о религии, гораздо более радикальной (с точки зрения «духа капитализма»), чем католицизм. Протестантская модель капитализма оказалась более «конкурентоспособной» по сравнению с католической^[187]. Первая модель была практически наиболее последовательно реализована в таких странах, как Англия, США, Швейцария, Нидерланды. Там, как известно, капитализм развивался быстрее, чем в странах католических (Италия, Испания, Португалия).