Остров Врангеля — постоянное местопребывание советских зимовщиков 2 страница

Разумеется, в течение всей экспедиции на «Литке» через каждые 4 часа велись метеорологические наблюдения, а на мостике корабля была установлена психрометрическая будка с гигрографом и термографом (самозаписывающие аппараты для определения влажности и температуры воздуха). Впервые на острове Врангеля, а также и в районе плавания, В. А. Березкиным были произведены актинометрические наблюдения (т.-е. наблюдения за силой солнечного излучения). 18 серий этих наблюдений, из которых 13 продолжались более 10 часов, дали достаточно материала для построения кривой суточного хода солнечного излучения. Во все время пребывания «Литке» в бухте Роджерс, Березкин, с помощью установленного им футштока (шеста с делениями), производил наблюдения над колебаниями здешних приливов…

По окончании работ «Литке» готовится к отходу. Все грузы, предназначенные для острова, — уже на берегу. Взамен прибывают последние тюки со шкурами песцов, белого медведя и моржа, ящики с бивнями мамонта и клыками моржа; вот, наконец, и богатейшие геологические и орнитологические коллекции Ушакова.

Гудит последний прощальный гудок. Прощание. Г. А. Ушаков расстроен. Три года совместной борьбы, три года морозов, метелей и льдов, общие неудачи и радости сроднили его и с людьми и с островом. «Не раз за три года, — замечает Ушаков, — у каждого из нас срывались проклятия по его адресу. А теперь, уезжая, мы почувствовали, как крепко сжились с ним, с его суровой природой, его метелями».

Когда уже много времени спустя Ушакова спрашивали: скучал ли он? — тот отвечал, что скучает лишь теперь — скучает по острову, по своим спутникам-эскимосам, по собакам и даже по метелям.

Новая смена обитателей острова Врангеля состояла из начальника колонии Минеева, его жены В. Ф. Власовой, врача Н. Е. Синадского, метеоролога К. М. Званцева, старшего радиста Ф. Т. Шатинского, его помощника В. Ф. Боганова и повара Петрика. Из прошлого состава остался И. М. Павлов, несший попрежнему обязанности зав. хозяйством и кладовщика.

По уходе «Литке», много дел самых срочных легло на плечи наших зимовщиков. Необходимо было спешить: холода с метелями не за горами. На работу мобилизовали почти всех обитателей поселка. Прежде всего надо наладить радиосвязь. Работа шла быстро и споро; 7 сентября, к великому удовольствию зимовщиков, радио заговорило. По вечерам, после работы, зимовщики слушали сообщения по радио. Удалявшийся «Литке» все еще посылал приветы и сообщал подробности своего плавания.

Но вот пришло известие, которое вскоре привлекло всеобщее внимание и заставило наших зимовщиков принять живое участие в общей работе. Сообщалось, что пароход «Ставрополь», возвращавшийся из устья Колымы, куда он совершал рейс, затерт льдами в районе мыса Северного. Сообщалось также, что подобная же участь постигла американскую шхуну «Нанук» из Сиэтля, зазимовавшую поблизости от «Ставрополя». На «Ставрополе», кроме команды, находилось свыше 30 пассажиров, в том числе 4 женщины и 3 детей; капитан же парохода Миловзоров тяжело заболел. Необходимо было организовать помощь. Советские летчики спешили спасти пассажиров, американские же были больше озабочены скорейшей переброской на материк к зимнему аукционному сезону больших запасов пушнины, находившихся на борту «Нанука».

У нас были организованы для оказания помощи «Ставрополю» две экспедиции: морская, во главе которой был поставлен капитан «Литке» К. А. Дублицкий, и лётная, под начальством известного летчика М. Т. Слепнева. На помощь же владельцу шхуны «Нанук» Свенсену, находившемуся на судне с дочерью и с американской корреспонденткой, вылетел американский летчик Эйельсон — соучастник перелета Вилькинса через полярный бассейн, он же глава авиационного общества «Аляска Эруэйс».

Когда «Литке» прибыл в бухту Провидения, куда доставил самолеты, и откуда должны были начаться полеты к «Ставрополю», наступила полярная ночь. 20 ноября солнце скрылось за горизонтом, чтобы не показываться до 22 января. До «Ставрополя» было свыше тысячи километров. Доставив летчиков и самолеты, «Литке» ушел.

Вскоре в эфире началось необычайное оживление, и на станцию стали поступать сведения, вызывавшие среди зимовщиков полное недоумение. Так, узнали, что у бухты Провидения в труднейший зимний путь двинулась по направлению к «Ставрополю» санная экспедиция на собаках, а 28-го, несмотря на пургу, по тому же направлению вылетели два самолета. «Мы на острове сначала не поняли, — пишет Званцев, — чем вызвано такое безумие. Нужно было переждать светлых дней. Только позже мы узнали, что исчезли полярный летчик Эйельсон и его механик Борланд. Все радиостанции Чукотки и Северной Америки передавали жуткую весть о новой трагедии во льдах арктики. «Эйельсон! Эйельсон! Эйельсон! — звали радиостанции, — сообщите, кто знает о судьбе самолета «Гамильтон 100 002». Сообщите об Эйельсоне!»

На поиски пропавших вылетали самолеты советские и американские, снаряжались собачьи нарты. Председатель американской комиссии по спасению летчиков обратился на остров Врангеля с просьбой сообщать ему регулярно о состоянии атмосферы. Метеоролог станции Званцев через каждые два часа давал в Ном на Аляску просимые сведения. Зимовщики, однако, решили, что этих сведений мало, они также должны включиться в общую работу и оказать более актуальную помощь, так как было серьезное предположение, что Эйельсон мог снизиться где-нибудь вблизи острова в проливе Лонга. Было созвано совещание, на котором решили снарядить четыре упряжки и двинуться, покуда позволят льды, на юг. В экспедиции приняли участие Минеев — врач, младший радист и проводник-эскимос Талью. Никаких следов пропавших летчиков наши зимовщики, однако, не обнаружили. Энергичные шаги, предпринятые сельсоветом мыса Северного, привлекшим к делу розысков местных чукчей и назначившим премию в 2000 рублей, — также не привели ни к каким результатам. Ночная мгла, туманы и сильные ветры естественно не давали возможности сколько-нибудь детально обозреть окрестности и сделать какие-нибудь выводы о пропавших американцах.

После долгих и тщательных поисков следы летчиков были, наконец, обнаружены американским летчиком Кроссеном. Летая над тундрой Чукотки, он заметил какой-то предмет, торчавший из-под снега. Сделав несколько кругов над странным, еле обозначавшимся на бесконечном снежном фоне предметом, он по тени определил, что «предмет» как будто похож на конец крыла самолета. Он был при этом твердо убежден, что летчики все же не погибли. Кроссен предложил Слепневу совместно с ним слетать к обнаруженной им находке и выяснить на месте, в чем дело. «Мы летели, — описывает Слепнев этот памятный полет, — в ясную в полярной обстановке погоду: видимость была на 5 километров (и это очень хорошо для полярных местностей). Горизонта в белесоватой мгле не было видно. Земная поверхность сливалась с мрачным и серым небом, как-то низко опускавшимся на нас. Вот где необходимы хорошие нервы и спокойная организация духа; слабого человека, поддающегося настроениям, такое небо определенно «задавит».[21]Кроссен был прав. Замеченное им с высоты «нечто» действительно оказалось разбитым, запорошенным снегом самолетом Эйельсона.

«Мы, — вспоминает Слепнев, — неторопливыми шагами размеривали пространство тундры, осматривали место гибели Эйельсона. Джон Кроссен невозмутимо посасывал трубочку, но тяжелые морщины на лбу выдавали его душевное напряжение. Мы посидели несколько минут на крыле разбитого «Гамильтона», отметили расстояние, отделяющее нас от колеса, осмотрели предполагаемое место первого удара самолета о высокий берег лагуны реки Ангуемы».

«Сомнений больше не было: летчики погибли, но где же их тела? На материк полетела радиограмма: «Всем! Всем! Всем! Самолет Эйельсона и Борланда «Гамильтон 100 002» разбился в 50 милях от мыса Северного и в 9 милях от берега. Летчики пока не найдены. Пилот Слепнев».

Лишь 13 февраля, после чрезвычайно долгих и упорных поисков, по ноге, торчавшей из-под снега, матросом со «Ставрополя» был найден труп механика Борланда, а через 4 дня — Эйельсона.

Вечером 22 февраля на острове Врангеля была получена следующая радиограмма из Аляски: «Мистер Ломен благодарит за сводки мистера Званцева и сообщает, что комитет по спасению свою работу прекращает».

Первый год пребывания зимовщиков на острове прошел благополучно, скучать не приходилось, дела у всех было достаточно, снабжение и качественно и количественно вполне удовлетворяло. В свободное время развлекались охотой, поездками в окрестности, сбором коллекций и чтением.

Но с начала второго года выяснилось, что нервная система некоторых из зимовщиков явно не приспособлена к условиям полярной жизни. Захворал повар Петрик. Уже и в прошлом году за ним примечали какие-то странности. «Наш повар Петрик, — заносит в дневник Званцев, — часто выходил в тундру и грозил кому-то в горах кулаком, прислушивался к чему-то, точно, слушая, что происходит под землей. Кому-то отвечал: «Иду, иду» и уходил за реку. Это нас смущало, но как-то думалось: «Ничего, пройдет». Но не прошло. Повар заболел помешательством. Во время бури Петрик без шапки отправлялся на берег. Он долго стоял там, грозил кому-то кулаком и старался перекричать вихрь. По временам до слуха зимовщиков доносились его вопли и непонятные обрывки фраз. Ветер рвал его волосы и длинную бороду.

Присутствие на острове в течение двух лет психически больного принесло всем зимовщикам не мало хлопот, связанных с уходом за больным. Необходимо было направить его на материк и как можно скорей. Об этом послали соответствующий запрос. С материка сообщили по радио, что на остров 2 июля отправлена из Владивостока шхуна «Чукотка», которая привезет уголь, продовольствие и снимет больного. Ежедневно с острова посылались на шхуну ледовые сводки, правда, довольно неутешительные. И в самом деле: впереди острова до самого горизонта, «насколько хватал глаз, стоял девятибалльный сплоченный лед полями; только узким пятимильным поясом остров окружала полоска воды… Мы в ледяном плену. Что-то будет!» — записывает Званцев.

6 июля удалось непосредственно связаться с «Чукоткой». Узнали, что шхуна затерта льдами в устье Ванкарема. С напряженным вниманием следили на острове за сигналами с «Чукотки». Ночью, среди воющего шторма и пурги «Чукотка» сообщила, что раздавлена льдами и погибает.

По распоряжению Минеева, на радиостанции установлена круглосуточная вахта. Со шхуны поступали радиограммы:

От 26 июля: «Пока держимся в сплошном штормующем льду, изо всех сил стараемся спасти шхуну, пассажиров; есть женщины, дети. Паники нет».

28-го шхуна еще держалась, 29-го — весь день молчание, а шторм тем временем крепчал все более. Наконец, 30-го вечером молчавшая шхуна неожиданно заговорила:

«Потеряли остатки гребного винта, просим немедленной помощи».

В ночь на 31 июля шхуна дала последнее радио: «Положение безнадежно… Слушайте каждые десять минут… Скажите, сколько времени…»

Повидимому, хотели еще что-то спросить, но решительный момент заставил всех покинуть судно. Радио оборвалось.

Находившийся в 7 милях транспорт «Лейтенант Шмидт» отвечал шхуне:

«Советую оставить шхуну, спасайте пассажиров, команду, себя, высаживайтесь на лед. Вышлю, если позволит лед, на помощь команду. Берегите людей. Судно помочь бессильно, с опасением ждем шквалов. Капитан Миловзоров».

Однако ледовая экспедиция с «Лейтенанта Шмидта» не состоялась. Трудную миссию спасения людей с «Чукотки» выполнил пароход «Колыма» под командой капитана Сергеевского. «Колыме» удалось пробиться к «Чукотке» и остановиться от нее всего лишь в миле расстояния. Люди со шхуны были спасены.

Однако гибель «Чукотки» не остановила оказания помощи обитателям острова. 12 августа на остров поступило следующее сообщение:

«Целях успешного продвижения тралера «Гагара» к острову Врангеля, сообщайте ежедневно состояние льдов, направление, силу ветра, термометр, полдень, полночь. «Гагарой» командует Дублицкий».

Из последующих радиосообщений с уже находившейся в пути «Гагары» выяснилось, что на всякий случай на борту тралера находятся эскимосы, собаки и полное снаряжение для продвижения на остров по льдам.

Решив, что рейс «Гагары» к острову, сопряженный с непреодолимыми препятствиями, не выполним, Минеев послал на материк радиограмму, где изложил свои соображения и просил отменить рейс. Рейс «Гагары» был отменен.

На материке не забывали о зимовщиках: оказать им помощь и доставить новую смену старались при первом же удобном случае. К концу третьего года зимовки, 16 июня на остров было послано сообщение, что сюда отправляется новое судно — пароход «Совет» под командой уже известного нам отважного полярника капитана Дублицкого. Зимовщики с нетерпением ожидали дальнейших сообщений.

16 августа перехватили радиограмму с «Совета» во Владивосток, из которой выяснилось, что пароход затерт льдами где- то в широте 71°11′, причем получил повреждения и течь в носовой части.

20 августа лед стал понемногу расходиться. Воспользовавшись этим, «Совет» медленно, с большим трудом стал пробиваться к острову Врангеля. Опять неудача: на пароходе лопнули болты гребного вала. Пока занимались починкой, произошло новое передвижение льдов, открытые места исчезли, плотное кольцо сомкнувшихся льдов прекратило всякую возможность продвигаться вперед.

21 августа Дублицкий собрал судовое совещание, на котором обсуждался вопрос «о положении парохода «Совет», находящегося в дрейфе, на пути к острову Врангеля». Несмотря на все трудности движения в тяжелых арктических льдах, было принято по инициативе капитана Дублицкого решение — пробиваться к острову, используя все возможности.

В то время, когда совещались на пароходе, Минеев также созвал совещание на острове. Учитывая чрезвычайно тяжелое положение парохода и хорошо зная, чтоб за опасность для парохода представляют льды, окружающие остров, решили сообщить на «Совет», что колония может продержаться еще год при условии, если на самолетах будет доставлено кое-что из продуктов и припасов, в чем испытывается острая нужда, а также снят душевнобольной. Повидимому, надежды у Минеева на подход в этом году «Совета» не было никакой. Дублицкий отвечал, что всемерно поддерживает проект оказания помощи острову самолетом, но тем не менее до самой последней возможности будет продолжать попытки достигнуть острова Врангеля.

Ежедневно по нескольку раз обитатели колонии, вооружившись биноклями, подымались на холм и напряженно всматривались в даль: там они различали силуэт парохода, видели дымок и даже огонь на мачте. «Даже не верилось, что это небольшое расстояние не одолеет корабль».

«Совет» так и не мог одолеть всего лишь 19 миль, которые отделяли его от берега. Все время льды стояли сплошной, непреодолимой стеной. Еще на две мили приблизился пароход. Наши зимовщики собрали на горе большой костер и зажгли его. С парохода заметили огонь и сообщили об этом. Но дальнейшая борьба со льдом была явно бесполезна.

21 августа и Минеев и Дублицкий окончательно удостоверились, что один лишь самолет сможет разрешить неотложные нужды острова. Но подходящего самолета поблизости на материке не оказалось. Колымская экспедиция, руководимая Н. И. Евгеновым, правда, располагала двумя самолетами, но они были слишком малы, предпринимать на них полет на остров Врангеля было и рискованно и нецелесообразно. На состоявшемся по радио совещании Минеева, Дублицкого и Евгенова было решено обратиться в центр с просьбой о присылке большого самолета.

Дело, однако, разрешилось совершенно по-иному и притом очень удачно. На Чукотский полуостров неожиданно прилетела специальная летная экспедиция, организованная Всесоюзным Арктическим институтом для аэросъемки и географического изучения Чукотского округа. Экспедиция располагала мощным двухмоторным гидропланом типа Дорнье-Валь (летающая лодка), командиром которого был Я. Л. Петров. Экспедицию возглавлял профессор-геолог Сергей Обручев. Подобный самолет как нельзя лучше смог бы осуществить полет на остров Врангеля. «Только Дорнье-Валь может сделать это продуктивно», — утверждал Евгенов и обратился с настойчивой просьбой к Обручеву. «Эта просьба, — вспоминает Обручев, — нас несколько смутила. Для исполнения прямых задач экспедиции — съемки и географического изучения Чукотского округа — нам необходимо было остаться на материке. К тому же мы очень запоздали, и времени для нашей большой и ответственной работы оставалось мало. Кроме того, полет на остров и особенно перелет к пароходу, стоящему во льдах, являлся довольно рискованным: наши моторы имели в запасе всего 20 часов работы, и их скоро нужно было менять. Могли ли мы, не имея прямых заданий от Арктического института и от владельца самолета — Комсеверпути, рисковать машиной и людьми? С другой стороны, действительно, только наш самолет мог помочь колонистам, и в случае нашего отказа они обрекались на новую зимовку. Я знал, что весь экипаж охотно пойдет в этот рискованный полет и, обсудив вопрос с Л. Петровым, ответил Евгенову согласием».

3 сентября состоялся отлет к острову гидроплана, а также легкого самолета колымской экспедиции «Савойя». Погода не благоприятствует, нависшие тучи не дают возможности забрать высоту. Приходится лететь совсем низко над торосистыми льдами, сдавленными мощными движениями ледяных полей с севера в огромные бугристые массы. «Мы летим низко бреющим полетом, — рассказывает Обручев, — и чувствуешь невольно всем телом, как при какой-нибудь ошибке пилота, легком его невнимании, самолет своим тонким корпусом врежется в эти торчащие навстречу острые гребни и зубцы»[22].

Полет неудачен: впереди сплошным саваном надвигается полоса густого тумана. Приходится возвращаться обратно. А внизу мелькают прелюбопытные картины. «Назад мы идем уже в тумане, над льдом. Быстро проносятся под нами фантастические, от тумана кажущиеся огромными, торосы. Вот налево движется какая-то серая масса, — это медведь, потревоженный шумом мотора, лениво и недовольно отходит от туши тюленя, которую он свежевал».

И на следующий, и еще через день все то же: туман, низкие тучи, снег. И, как только среди дня 5 сентября «в низких тучах над лагуной появляется просвет, — оба самолета один за другим отрываются и круто поднимаются в это голубое окно. Уже через полчаса начинают вырисовываться туманные очертания острова Врангеля, на горизонте все яснее выделяется темный гребень пика Берри». Еще немного — и самолет над бухтой Роджерс. «Самолет делает круг над домами, и уже можно различить людей, которые машут руками и танцуют… Наше появление было неожиданно и эффектно, — мы запоздали против назначенного срока на несколько дней, и к тому же никто не ждал сразу двух аэропланов, которые один за другим спустились в уединенную лагуну, в течение трех лет не видавшую ни одного чужого человека».

Прилет самолетов — исключительный праздник в жизни наших зимовщиков. «Мы провели на острове меньше суток, — пишет Обручев, — и это время протекло и для колонистов, и для нас в состоянии какого-то странного возбуждения, так что трудно дать протокольный отчет о последовательности событий. Из общей массы людей, встретивших нас на берегу, наибольшую энергию проявил начальник острова — тов. Минеев, небольшой человек с рыжеватой бородкой, заботливый и хлопотливый.

Метеорологическая станция и общий вид поселка на острове Врангеля (фото В. А. Березкина, 1934 г.)

Сегодня для него выдался горячий день, — надо было сразу разрешить столько вопросов: кого и что вывозить, кому остаться на острове, чтобы обеспечить метеорологические наблюдения и большое хозяйство острова».

Обручеву не удалось спокойно посидеть в уютной, сплошь заставленной полками с книгами комнате Минеевых, порасспросить о их полярном житье-бытье и понаблюдать их воспитанников, живших в их комнате, — двух полярных ручных сов и леммингов. Первоначальное решение доставить людей с острова на мыс Северный пришлось изменить; теперь самолет должен был лететь к борту «Совета», который сообщил, что готов его принять и ожидает. Все время пришлось провести на радиостанции в переговорах с «Советом» и с судами колымской экспедиции.

На утро все было готово к отлету. На берегу — покидающие остров со всей своей поклажей: радисты, врач Синадский с родившимся на острове сыном, его жена и метеоролог Званцев со своим любимым псом Харди, спасшим ему жизнь во время охоты на медведя. Приготовлен к отлету и психически больной — повар Петрик. Грузят наиболее ценную пушнину: тысячу песцовых шкурок — результат промысла.

Минеев решает лететь также, чтобы доложить на «Совете» о положении дел на острове. Начинается прощание. Последним садится Званцев, за ним лезет и его Харди. Наконец, гидроплан, более похожий, по выражению Обручева, на «Ноев ковчег» и имеющий на борту свыше 3200 килограммов груза (на 600 килограммов более законной нормы), трогается в путь. «Скоро остров скрывается в тучах, и вокруг только матовое белое поле сливается с небом».

Через сорок минут самолет у борта «Совета». Посадка произведена благополучно. После радостной встречи и торжественного обеда, в салоне парохода созывается совещание, на котором ставится вопрос: что должен делать дальше «Совет», т.-е. возможно ли в текущем году доставить на остров новую смену? Во время полета сюда с самолета были сделаны наблюдения над состоянием льдов вокруг острова, приведшие к убеждению, что всякая попытка парохода пробиться к берегам острова совершенно бесполезна, тем более, что он имеет уже серьезные повреждения. Использовать же самолет для переброски на остров людей с полутонным багажом на каждого и угля для отопления домов и радиостанции также не представлялось возможным. Так и решили. Но тем не менее капитан Дублицкий, исполняя свой долг до конца и желая воспользоваться хоть малейшей возможностью проникнуть к острову, еще 6 суток провел у кромки льда в ожидании изменения направления ветра или разрежения льдов. Но все тщетно; 12 сентября «Совет» пошел обратно во Владивосток.

После совещания самолету удалось еще раз в этот же день слетать на остров Врангеля и завести с «Совета» некоторые продукты и предметы снабжения, а также сделать ряд наблюдений геоморфологического характера над восточной частью острова (об этом мы еще скажем в следующей главе). К сожалению, недостаток горючего не дал возможности облететь остров полностью. В тот же день оба самолета (самолет «Савойя» оставался на острове) сквозь туман и облака благополучно добрались до мыса Северного.

Серьезная и крайне рискованная, столь успешно выполненная операция, имевшая большое значение для обитателей колонии острова Врангеля, была закончена.

На четвертую зимовку из русских в колонии оставались: Минеев с женой, Павлов и промышленник Старцев, выполнявший работы по хозяйству. Теперь пришлось перераспределить роли: метеорологом стал Павлов, а чета Минеевых включила в свои обязанности медпомощь. Удалось наладить и радио, но только для приема. Радистом стал сам Минеев. Связь с материком, хотя и пассивная, не была таким образом потеряна…

Благополучно прошел и четвертый год зимовки. Со все возрастающим нетерпением ожидали зимовщики летом 1933 года прихода судна, которое должно было привезти смену и забрать их на материк. Впоследствии узнали, что на пути из Ленинграда во Владивосток зайдет на остров пароход «Челюскин». Это радостное сообщение привез летчик Леваневский, неожиданно прилетевший на остров 12 августа.

Современный вид поселка на о. Врангеля (фото В. А. Березкина, 1934 г.)

31 августа снова воздушные гости — Красинский и Куканов. Повторный прилет в этот сезон самолета бодряще подействовал на членов колонии: явилась уверенность, что в нужный момент самолеты всегда окажут помощь; при их содействии можно будет обеспечить смену хоть всего персонала. Воспользовавшись благоприятной погодой, самолет вторично слетал на материк. Он привез новых сотрудников — радиста Траутмана и моториста Демидова, которые должны были заняться радио и обеспечить двустороннюю связь с материком; было доставлено также 800 килограммов всякого груза. Заболевших — Павлова с семьей и нескольких эскимосов — Минеев вернул на материк.

В ожидании «Челюскина» приступили к организации пятой зимовки. Только бы хватило силы и здоровья, — думал долготерпеливый начальник, — а вдобавок к этому топлива, так как оно несомненно является основой всякой хоть сколько-нибудь благополучной зимовки. Но в топливе ощущался резкий недостаток. Поиски выяснили, что плавник находится отсюда не ближе, чем за 65–70 километров, а кроме того есть кое-что и на северной стороне. Положение создавалось поистине затруднительное. Но Минеев и другие зимовщики не теряли бодрости. Не представлялось иного исхода, как перебраться на совершенно необитаемую северную часть острова и организовать там жилье из разбросанного на берегу плавника. С общего согласия 13 сентября он в сопровождении эскимосов отправился на нартах на противоположную сторону острова, где и приступил к сбору дерева, подвозу его и постройке. Но предприятие закончилось неудачей. Только что развернули работы, как грянули морозы. Подвозку материала, которая производилась на байдарах, пришлось прекратить, так как бухта в одну ночь покрылась льдом.

Минеев спешит обратно в поселок — в бухту Роджерс, где и приступает тотчас же к сооружению единственно возможных в создавшихся условиях меховых камер (так называемых агров), в которых персонал станции будет зимовать. Впрочем, вряд ли придется и зимовать! Ведь совсем недалеко находится сейчас «Челюскин», где-то около мыса Северного. Всего лишь три дня тому назад колонию неожиданно посетил О. Ю. Шмидт, вылетевший с борта «Челюскина» для разведки льдов. Это был третий воздушный гость за этот год.

Но будет ли «Челюскин» или нет, а сооружать агры нужно, не откладывая: в жилых комнатах были поставлены решетчатые каркасы, после чего они обтягивались сшитыми меховыми полотнищами. Двери также все были обиты мехом. На все это ушло 130 оленьих шкур. Отапливались агры двумя большими лампами. При всех недостатках такого отопления все же было терпимо.

Но вот надвинулась опасность и посерьезнее. Кончался керосин, запасов его для отопления агров хватало всего лишь на месяц. Неунывающий Минеев засаживается за проектирование какой-то особенной печки для сжигания бензина, которого на базе еще достаточно. Он долго думает и под конец изобретает из комбинации примуса с листовым железом отличную печь, «которая могла работать круглые сутки без перегрева и была совершенно безопасна в пожарном отношении».

Так текла в чрезвычайно тяжелых условиях пятая и последняя зимовка. Несмотря на все старания прибывшего осенью радиста, ему так и не удалось наладить двусторонней связи с материком, приходилось попрежнему пользоваться приемником, установленным Минеевым еще в 1932 году.

И все же закончилась благополучно и эта зимовка. Больных цынгой не было, научная работа не прекращалась ни на один день. Было сделано не мало и в промысловом отношении: заготовлено 2000 белых песцов, 600 медвежьих шкур, две с половиной тонны мамонтовых бивней и около тонны моржового клыка.

24 мая 1934 года первый раз в этом году на лед бухты Роджерс плавно опустился самолет Фариха. С ним были оправившийся Павлов и радист с погибшего «Челюскина» Иванов. Оставшийся на острове Иванов быстро сумел восстановить связь безмолвствующего радио с материком.

Прилетевшие принесли радостное известие: к острову Врангеля шел ледокол «Красин» со сменой; он должен прибыть к концу лета. Рейс «Красина» интересен для нас не только тем, что он явился по настоящий день последним из числа плаваний к острову, историю которого мы излагаем, но и потому, что рейс «Красина» крайне замечателен в навигационном и научно- исследовательском отношениях. Корабль имел задание попутно обследовать малоизученный водный район, окружающий остров Врангеля. Остановимся на этом плавании несколько подробнее.

Первоначальной целью похода в Чукотское море «Красина» было, как известно, спасение дрейфующих на льдах челюскинцев. Но отважные летчики наши предупредили «Красина», и, когда он 29 мая 1934 года благополучно прибыл в Петропавловск на Камчатке, его ожидало здесь новое распоряжение: ледоколу предписывалось итти к острову Врангеля для снятия зимовщиков и для водворения туда их заместителей. Вместе с зимовщиками отправлялся на остров транспорт продовольствия для них и строительный материал для сооружения добавочных построек. Заодно поручалось «Красину» после посещения острова заняться в Чукотском море гидрологическими исследованиями и, если представится надобность, оказать содействие судам колымской экспедиции и пароходам, направляющимся на чукотское побережье для доставки туда различных грузов.

Подготовка к этой ответственной и трудной задаче отняла не мало времени. Лишь 1 августа снялся корабль из Петропавловска и 7-го прибыл в бухту Провидения, где пополнил запасы угля, принял с известного уже нам парохода «Совет» грузы, предназначенные для врангелевских зимовщиков, и в разобранном виде дома для новых построек. Все помещения «Красина», включительно до бункерных угольных ям, были забиты грузом, а над палубой возвышались штабели из бревен и ящиков до самого капитанского мостика. Вдобавок ко всему в бухте Провидения пришлось захватить еще испытывавшийся здесь разведочный самолет вместе с его пилотом — летчиком Ф. И. Рожанским.

17 августа, приняв на борт с парохода «Совет» персонал новых зимовщиков во главе с новым начальником острова Семенчуком, партию строительных рабочих и группу эскимосов-переселенцев, «Красин» двинулся в путь. Во все продолжение пути на остров Врангеля моряки не встретили сколько-нибудь серьезных ледовых препятствий. Благоприятная погода позволила даже на пути к острову Геральду произвести несколько глубоководных гидрологических исследований. Уже на подходах к этому острову был выслан на разведку самолет, принесший благоприятные вести о состоянии льдов в районе и далее по направлению к побережью острова Врангеля.