Анатоль Франс (Anatole France) 1844-1924

Современная история (Histoire contemporaine)

Тетралогия (1897—1901)

I. ПОД ГОРОДСКИМИ ВЯЗАМИ (L'Orme du Mail)

Аббат Лантень, ректор духовной семинарии в городе ***, писал монсеньору кардиналу-архиепископу письмо, в коем горько жаловался на аббата Гитреля, преподавателя духовного красноречия. Через посред­ство упомянутого Гитреля, позорящего доброе имя священнослужите­ля, госпожа Вормс-Клавлен, жена префекта, приобрела облачения, триста лет хранившиеся в ризнице люзанской церкви, и пустила на обивку мебели, из чего видно, что преподаватель красноречия не от­личается ни строгостью нравов, ни стойкостью убеждений. А между тем аббату Лантеню стало известно, что сей недостойный пастырь со­бирается претендовать на епископский сан и пустующую в этот мо­мент туркуэнскую кафедру. Надо ли говорить, что ректор семи­нарии — аскет, подвижник, богослов и лучший проповедник епар­хии — сам не отказался бы принять на свои плечи бремя тяжких

епископских обязанностей. Тем более что более достойную кандида­туру сложно найти, ибо если аббат Лантень и способен причинить зло ближнему своему, то лишь во умножение славы Господней.

Аббат Гитрель действительно постоянно виделся с префектом Вормс-Клавленом и его супругой, чей главный грех состоял в том, что они — евреи и масоны. Дружеские отношения с представителем ду­ховенства льстили чиновнику-иудею. Аббат же при всем своем смире­нии был себе на уме и знал цену своей почтительности. Она была не так уж велика — епископский сан.

В городе была партия, которая открыто называла аббата Лантеня пастырем, достойным занять пустующую туркуэнскую кафедру. Раз уж городу *** выпала честь дать Туркуэну епископа, то верующие были согласны расстаться с ректором ради пользы епархии и христи­анской родины. Проблему составлял лишь упрямый генерал Картье де Шальмо, который никак не желал написать министру культов, с коим был в хороших отношениях, и замолвить словечко за претен­дента. Генерал соглашался с тем, что аббат Лантень — превосходный пастырь и, будь он военным, из него вышел бы прекрасный солдат, но старый вояка никогда ничего не просил у правительства и теперь не собирался просить. Так что бедному аббату, лишенному, как все фанатики, умения жить, ничего не оставалось, как предаваться благо­честивым размышлениям да изливать желчь и уксус в беседах с г-ном Бержере, преподавателем филологического факультета. Они прекрас­но понимали друг друга, ибо хоть г-н Бержере и не верил в Бога, но был человеком умным и разочарованным в жизни. Обманувшись в своих честолюбивых надеждах, связав себя узами брака с сущей меге­рой, не сумев стать приятным для своих сограждан, он находил удо­вольствие в том, что понемногу старался стать для них неприятным.

Аббат Гитрель — послушное и почтительное чадо его святейшест­ва папы — времени не терял и ненавязчиво довел до сведения пре­фекта Вормс-Клавлена, что его соперник аббат Лантень непочтителен не только по отношению к своему духовному начальству, но даже по отношению к самому префекту, коему не может простить ни при­надлежности к франкмасонам, ни иудейского происхождения. Конеч­но, он раскаивался в содеянном, что, впрочем, не мешало ему обдумывать следующие мудрые ходы и обещать самому себе, что, как только обретет титул князя церкви, то станет непримирим со свет­ской властью, франкмасонами, принципами свободомыслия, респуб­лики и революции.

Борьба вокруг туркуэнской кафедры шла нешуточная. Восемнад­цать претендентов добивались епископского облачения; у президента И у папского нунция были свои кандидаты, у епископа города *** — свои. Аббату Лантеню удалось-таки заручиться поддержкой генерала Картье де Шальмо, пользующегося в Париже большим уважением. Так что аббат Гитрель, за чьей спиной стоит лишь префект-иудей, от­стал в этой гонке.

II. ИВОВЫЙ МАНЕКЕН (Le Mannequin d'Osier)

Г-н Бержере не был счастлив. Он не имел никаких почетных званий и был непопулярен в городе. Конечно, как истинный ученый наш филолог презирал почести, но все-таки чувствовал, что куда пре­красней презирать их, когда они у тебя есть. Г-н Бержере мечтал жить в Париже, познакомиться со столичной ученой элитой, спорить С ней, печататься в тех же журналах и превзойти всех, ибо сознавал, что умен. Но он был непризнан, беден, жизнь ему отравляла жена, считавшая, что ее муж — мозгляк и ничтожество, присутствие кото­рого рядом она вынуждена терпеть. Бержере занимался «Энеидой», но никогда не был в Италии, посвятил жизнь филологии, но не имел денег на книги, а свой кабинет, и без того маленький и неудобный, делил с ивовым манекеном супруги, на котором та примеряла юбки собственной работы.

Удрученный неприглядностью своей жизни, г-н Бержере преда­вался сладким мечтам о вилле на берегу синего озера, о белой терра­се, где бы можно было погружаться в безмятежную беседу с избранными коллегами и учениками, среди миртов, струящих боже­ственный аромат. Но в первый день нового года судьба нанесла скромному латинисту сокрушительный удар. Вернувшись домой, он застал жену со своим любимейшим учеником г-ном Ру. Недвусмыс­ленность их позы означала, что у г-на Бержере выросли рога. В пер­вый момент новоиспеченный рогоносец ощутил, что готов убить нечестивых прелюбодеев на месте преступления. Но соображения ре­лигиозного и нравственного порядка вытеснили инстинктивную кро­вожадность, и омерзение мощной волной залило пламя его гнева. Г-н Бержере молча вышел из комнаты. С этой минуты г-жа Бержере была ввергнута в адскую пучину, разверзшуюся под крышей ее дома.

Обманутый муж не стад убивать неверную супругу. Он просто за­молчал. Он лишил г-жу Бержере удовольствия видеть, как ее благо­верный неистовствует, требует объяснений, исходит желчью... После того как в гробовом молчании железная кровать латиниста была во­дворена в кабинет, г-жа Бержере поняла, что ее жизнь полновласт­ной хозяйки дома закончилась, ибо муж исключил падшую супругу из своего внешнего и внутреннего мира. Просто упразднил. Немым свидетельством произошедшего переворота стала новая служанка, ко­торую привел в дом г-н Бержере: деревенская скотница, умевшая го­товить только похлебку с салом, понимавшая лишь простонародный говор, пившая водку и даже спирт. Новая служанка вошла в дом, как смерть. Несчастная г-жа Бержере не выносила тишины и одиночест­ва. Квартира казалась ей склепом, и она бежала из нее в салоны го­родских сплетниц, где тяжело вздыхала и жаловалась на мужа-тирана. В конце концов местное общество утвердилось во мнении, что г-жа Бержере — бедняжка, а супруг ее — деспот и развратник, держа­щий семью впроголодь ради удовлетворения своих сомнительных прихотей. Но дома ее ждали гробовое молчание, холодная постель и служанка-идиотка...

И г-жа Бержере не выдержала: она склонила свою гордую голову представительницы славной семьи Пуйи и отправилась к мужу ми­риться. Но г-н Бержере молчал. Тогда, доведенная до отчаяния, г-жа Бержере объявила, что забирает с собой младшую дочь и уходит из дома. Услыхав эти слова, г-н Бержере понял, что своим мудрым рас­четом и настойчивостью добился желанной свободы. Он ничего не ответил, лишь наклонил голову в знак согласия.

III. АМЕТИСТОВЫЙ ПЕРСТЕНЬ (L'Anneau d'Amethyste)

Г-жа Бержере как сказала, так и поступила — покинула семей­ный очаг. И она оставила бы по себе в городе хорошую память, если бы накануне отъезда не скомпрометировала себя необдуманным по­ступком. Придя с прощальным визитом кг-же Лакарель, она очути­лась в гостиной наедине с хозяином дома, который пользовался в городе славой весельчака, вояки и завзятого поцелуйщика. Чтобы под­держивать репутацию на должном уровне, он целовал всех женщин,

девиц и девочек, встречавшихся ему, но делал это невинно, ибо был человеком нравственным. Именно так г-н Лакарель поцеловал и г-жу рержере, которая приняла поцелуй за признание в любви и страстно ответила на него. Именно в эту минуту в гостиную вошла г-жа Лака­рель.

Г-н Бержере не ведал грусти, ибо был наконец свободен. Он был поглощен устройством новой квартиры по своему вкусу. Наводящая ужас служанка-скотница получила расчет, а ее место заняла доброде­тельная г-жа Борниш. Имено она привела в дом латиниста существо, ставшее ему лучшим другом. Однажды утром г-жа Борниш положила у ног хозяина щенка неопределенной породы. В то время как г-н Бержере полез на стул, чтобы достать книгу с верхней полки стелла­жа, песик уютно устроился в кресле. Г-н Бержере упал с колченогого стула, а пес, презрев покой и уют кресла, бросился его спасать от страшной опасности и, в утешение, лизать в нос. Так латинист при­обрел верного приятеля. В довершение всего г-н Бержере получил вожделенное место ординарного профессора. Радость омрачали лишь крики толпы под его окнами, которая, зная, что профессор римского права сочувствует еврею, осужденному военным трибуналом, требова­ла крови почтенного латиниста. Но вскоре он был избавлен от про­винциального невежества и фанатизма, ибо получил курс не где-ни­будь, а в Сорбонне.

Пока в семье Бержере развивались вышеописанные события, аббат Гитрель времени не терял. Он принял живейшее участие в судьбе часовни Бельфийской Божьей матери, которая, по утвержде­нию аббата, была чудотворной, и снискал уважение и благосклон­ность герцога и герцогини де Бресе. Таким образом, преподаватель семинарии стал необходим Эрнсту Бонмону, сыну баронессы де Бонмон, который всей душой стремился быть принятым в доме де Бресе, но его иудейское происхождение препятствовало этому. Настойчивый юноша заключил с хитроумным аббатом сделку: епископство в обмен на семейство де Бресе.

Так умный аббат Гитрель стал монсеньором Гитрелем, епископом туркуэнским. Но самое поразительное состоит в том, что он сдержал слово, данное себе в самом начале борьбы за епископское облачение, и благословил на сопротивление властям конгрегации своей епархии, которые отказались платить непомерные налоги, наложенные на них правительством.

IV. ГОСПОДИН БЕРЖЕРЕ В ПАРИЖЕ (Monsieur Bergeret a Paris)

Г-н Бержере поселился в Париже вместе со своей сестрой Зоей и дочерью Полиной. Он получил кафедру в Сорбонне, его статью в за­щиту Дрейфуса напечатали в «Фигаро», среди честных людей своего квартала он заслужил славу человека, отколовшегося от своей братии и не пошедшего За защитниками сабли и кропила. Г-н Бержере нена­видел фальсификаторов, что, как ему казалось, позволительно филоло­гу. За эту невинную слабость газета правых немедленно объявилаего немецким жидом и врагом отечества. Г-н Бержере философски отне­сся к этому оскорблению, ибо знал, что у этих жалких людишек нет будущего. Всем своим существом этот скромный и честный человек жаждал перемен. Он мечтал о новом обществе, в котором каждый получал бы полную цену за свой труд. Но, как истинный мудрец, г-н Бержере понимал, что ему не доведется увидеть царство будущего, так как ведь все перемены в социальном строе, как и в строе приро­ды, происходят медленно и почти незаметно. Поэтому человек дол­жен работать над созданием будущего так, как ковровщики работают над шпалерами, — не глядя. И единственный его инструмент — это слово и мысль, безоружная и нагая.

Е. Э. Гущина

Остров пингвинов (L'lle des Pingoums)

Пародийная историческая хроника (1908)

В предисловии автор сообщает, что единственная цель его жизни — написать историю пингвинов. Для этого он изучил множество источ­ников, и прежде всего хронику величайшего пингвинского летописца Иоанна Тальпы. Подобно другим странам, Пингвиния пережила не­сколько эпох: древние времена, средние века и Возрождение, новые и новейшие века. А началась ее история с того момента, когда святой старец Маэль, перенесенный кознями дьявола на остров Альку, ок­рестил арктических птиц из семейства лапчатоногах, приняв их за людей по причине глухоты и почти полной слепоты. Весть о креще­нии пингвинов вызвала в раю крайнее удивление. Виднейшие теологи и богословы разошлись во мнении: одни предлагали даровать пингви­нам бессмертную душу, другие советовали сразу отправить их в ад.

Но Господь Бог повелел святому Маэлю исправить свою ошибку — обратить пингвинов в людей. Исполнив это, старец перетащил остров к бретонским берегам. Дьявол был посрамлен.

Стараниями святого обитатели острова получили одежду, но это отнюдь не способствовало укоренению нравственности. Тогдаже пингвины начали убивать друг друга из-за земли, утверждая тем самым права собственности, что означало несомненный прогресс. Затем была произведена перепись населения и созваны первые Гене­ральные Штаты, которые постановили избавить благородных пингви­нов от налогов, возложив их на чернь.

Уже в древние времена Пингвиния обрела святую заступницу — Орберозу. Вместе со своим сожителем Кракеном она избавила страну от лютого дракона. Произошло это следующим образом. Могучий Кракен, водрузив на голову шлем с рогами, грабил по ночам сопле­менников и похищал их .детей. Святому Маэлю явилось знамение, что спасти пингвинов могут только непорочная дева и бесстрашный рыцарь. Узнав об этом, прекрасная Орбероза вызвалась совершить подвиг, ссылаясь на свою девственную чистоту. Кракен соорудил де­ревянный каркас и обшил его кожей. Пятерых мальчиков научили влезать в это сооружение, двигать им и жечь паклю, чтобы из пасти вырывалось пламя. На глазах у восхищенных пингвинов Орбероза по­вела дракона на поводке, как покорную собачку. Затем появился Кра­кен со сверкающим мечом и вспорол чудовищу брюхо, откуда выскочили исчезнувшие прежде дети. В благодарность за это герои­ческое деяние пингвины обязались платить Кракену ежегодную дань. Желая внушить народу благотворный страх, он украсил себя гребнем дракона. Любвеобильная Орбероза еще долго утешала пастухов и во­лопасов, а затем посвятила жизнь свою Господу. После смерти ее причислили к лику святых, а Кракен стал родоначальником первой королевской династии — Драконидов. Среди них было много замеча­тельных правителей: так, Бриан Благочестивый стяжал славу хитрос­тью и отвагой на войне, а Боско Великодушный настолько заботился о судьбах престола, что перебил всю свою родню. Великолепная коро­лева Крюша прославилась щедростью — правда, по словам Иоанна Тальпы, она не всегда умела смирять свои желания доводами рассуд­ка. Конец средневекового периода был ознаменован столетней вой­ной пингвинов с дельфинами.

Искусство этой эпохи заслуживает всяческого внимания. К несчас­тью, о пингвинской живописи можно судить лишь по примитивам

других народов, поскольку пингвины начали восхищаться творениями своих ранних художников лишь после того, как полностью их унич­тожили. Из литературы XV в. до нас дошел драгоценный памят­ник — повесть о схождении в преисподнюю, сочиненная монахом Марбодом, пламенным поклонником Вергилия. Когда вся страна еще коснела во мраке невежества и варварства, некий Жиль Луазелье с неугасимым пылом изучал естественные и гуманитарные науки, упо­вая на их неизбежное возрождение, которое смягчит нравы и утвер­дит принцип свободы совести. Эти благие времена наступили, но последствия оказались не совсем такими, как представлялось пингвинскому Эразму: католики и протестанты занялись взаимоистребле­нием, а среди философов распространился скептицизм. Век разума завершился крушением старого режима: королю отрубили голову, и Пингвиния была провозглашена республикой. Охваченная смутами и изнуренная войнами, она вынесла в собственном чреве своего убий­цу — генерала Тринко. Этот великий полководец завоевал полмира, а потом потерял его, принеся бессмертную славу Пингвинии.

Затем наступило торжество демократии — была избрана Ассам­блея, полностью контролируемая финансовой олигархией. Пингвиния задыхалась под тяжестью расходов на огромную армию и флот. Мно­гие надеялись, что с развитием цивилизации войны прекратятся. Желая доказать это утверждение, профессор Обнюбиль посетил Новую Атлантиду и обнаружил, что богатейшая республика уничто­жила половину жителей Третьей Зеландии с целью заставить осталь­ных покупать у нее зонтики и подтяжки. Тогда мудрец с горечью сказал себе, что единственное средство улучшить мир — это взорвать всю планету с помощью динамита.

Республиканский строй в Пингвинии породил множество злоупот­реблений. Финансисты сделались подлинным бичом страны из-за своей наглости и жадности. Мелкие торговцы не могли прокормить­ся, а дворяне все чаще вспоминали о прежних привилегиях. Недо­вольные с надеждой взирали на принца Крюшо, последнего представителя династии Драконидов, вкушавшего горький хлеб изгна­ния в Дельфинии. Душой заговора стал монах Агарик, который при­влек на свою сторону отца Корнемюза, разбогатевшего на производстве ликера святой Орберозы. Роялисты решили использо­вать для свержения режима одного из его защитников — Шатильона. Но дело дракофилов было подорвано внутренними разногласиями. Несмотря на захват палаты депутатов, переворот закончился крахом.

Шатильону позволили бежать в Дельфинию, зато у Корнемюза кон­фисковали виногонку.

Вскоре после этого Пингвинию потрясло дело о краже восьмиде­сяти тысяч копен сена, запасенных для кавалерии. Офицера-еврея Пиро обвинили в том, что он будто бы продал чудесное пингвинское сено коварным дельфинам. Несмотря на полное отсутствие улик, Пиро был осужден и водворен в клетку. Пингвины прониклись к нему единодушной ненавистью, но нашелся отщепенец по имени Коломбан, выступивший в защиту презренного вора. Поначалу Коломбан не мог выйти из дома без того, чтобы его не побили каменьями. Постепенно число пиротистов стало возрастать и достигло нескольких тысяч. Тогда Коломбана схватили и приговорили к высшей мере на­казания. Разъяренная толпа бросила его в реку, и он выплыл с боль­шим трудом. В конце концов Пиро получил свободу: его не­виновность была доказана стараниями судебного советника Шоспье.

Новейшие века начались ужасающей войной. Роман между женой министра Цереса и премьером Визиром имел катастрофические пос­ледствия: решившись на все, чтобы погубить своего врага, Церес зака­зал преданным людям статьи, в которых излагались воинственные взгляды главы правительства. Это вызвало самые резкие отклики за границей. Биржевые махинации министра финансов довершили дело:

в день падения министерства Визира соседняя враждебная империя отозвала своего посланника и бросила на Пингвинию восемь миллио­нов солдат. Мир захлебнулся в потоках крови. Полвека спустя госпо­жа Церес скончалась, окруженная всеобщим уважением. Все свое имущество она завещала обществу святой Орберозы. Наступил апогей пингвинской цивилизации: прогресс выражался в смертоносных изо­бретениях, в гнусных спекуляциях и отвратительной роскоши.

Будущие времена и история без конца. В гигантском городе рабо­тало пятнадцать миллионов человек. Людям не хватало кислорода и естественной пищи. Росло число сумасшедших и самоубийц. Анар­хисты полностью уничтожили столицу взрывами. Провинция пришла в запустение. Столетия словно бы канули в вечность: охотники вновь убивали диких зверей и одевались в их шкуры. Цивилизация прохо­дила свой новый круг, и в гигантском городе опять работало пятнад­цать миллионов человек.

Е. Д. Мурашкинцева

Восстание ангелов (La Revolte des anges)

Роман (1914)

Великий Александр Бюссар д'Эпарвье, вице-президент государствен­ного совета при Июльском правительстве, оставил своим наследникам трехэтажный особняк и богатейшую библиотеку. Ренэ д'Эпарвье, до­стойный внук знаменитого деда, по мере сил пополнял драгоценное собрание. В 1895 г. он назначил хранителем библиотеки Жюльена Сарьетта, одновременно сделав его наставником своего старшего сына Мориса. Г-н Сарьетт проникся к библиотеке трепетной, но ревнивой любовью. Всякий, кто уносил с собой самую ничтожную книжонку, раздирал архивариусу душу. Он был готов снести любое оскорбление и даже бесчестье, лишь бы сохранить в неприкосновенности бесцен­ные тома. И благодаря его рвению библиотека д'Эпарвье за шестнад­цать лет не потеряла ни единого листочка.

Но 9 сентября 1912 г. судьба нанесла хранителю страшный удар: на столе бесформенной грудой валялись книги, снятые с полок чьей-то кощунственной рукой. Таинственная сила бесчинствовала в святи­лище несколько месяцев. Г-н Сарьетт потерял сон и аппетит, пытаясь выследить злоумышленников. Очевидно, это были франкмасоны — друг семьи аббат Патуйль утверждал, что именно они, вкупе с еврея­ми, замышляют полное разрушение христианского мира. Несчастный архивариус боялся коварных сынов Хирама, но любовь к библиотеке оказалась сильнее, и он решил устроить преступникам засаду. Ночью таинственный расхититель ударил его по голове толстенным фолиан­том, и с этого дня дела пошли еще хуже — книги стали исчезать с пугающей быстротой. Наконец они обнаружились во флигеле, где обитал юный д'Эпарвье.

Мориса никак нельзя было заподозрить в излишней тяге к знани­ям. С ранних лет ему удавалось избегать любого умственного усилия, и аббат Патуйль говорил, что этот юноша получил блага христианско­го воспитания свыше. Храня галантные традиции своей нации, Морис безропотно сносил откровенное распутство горничных и слезливое обожание светских дам. Но загадочная сила самым неделикатным об­разом вмешалась и в его жизнь: когда он предавался невинной страс­ти в объятиях прелестной Жильберты дез'Обель, в комнате появилась призрачная тень обнаженного мужчины. Незнакомец представился ангелом-хранителем Мориса и сказал, что на небесах его зовут Абдиил, а «в миру» — Аркадий. Он зашел проститься, поскольку утратил

беру, изучив сокровища человеческой мысли в библиотеке д'Эпарвьв. Напрасно Морис умолял ангела развоплотиться и вновь сделаться чис­тым духом. Аркадий твердо решил присоединиться к своим собра­тьям, объявившим войну небесному тирану Иалдаваофу, которого люди ошибочно считают единым богом, тогда как он всего лишь су­етный и невежественный демиург.

Мятежный ангел устроился на работу в типографию. Емуне тер­пелось приступить к реализации великого замысла, и он стад разыс­кивать товарищей. Некоторые из них не устояли перед мирскими соблазнами: так, архангел Мирар, ставший музыкантом Теофилем Белэ, влюбился в кафешантанную певичку Бушогту и превратился в презренного пацифиста. Напротив, архангел Итуриид, известный как русская нигилистка Зита, воспылал еще большей ненавистью к небес­ному царству, раздираемому классовыми противоречиями. Херувим Истар, пламенно возлюбив человечество, начал изготовлять изящные портативные бомбы с целью воздвигнуть светлый град радости и счас­тья на обломках гнусного старого мира. Участники заговора обычно собирались у Теофиля, и Бушотта с нескрываемым отвращением поила их чаем. В минуты уныния и скорби Аркадий навещал вместе с Зитой садовника Нектария. Этот еще крепкий, румяный старик был ближайшим сподвижником Люцифера и охотно рассказывал мо­лодым о первом восстании ангелов. Когда же он брад в руки флейту, к нему слетались птицы и сбегались дикие звери. Зита с Аркадием слушали божественную музыку, и им казалось, Что внимают они сразу и музам, и всей природе, и человеку.

Морис д'Эпарвьс, лишившись своего ангела-хранителя, потерял былую веселость, и даже плотские наслаждения перестали его радо­вать. Родители встревожились, а аббат Патуйль заявил, что мальчик переживает духовный кризис. Действительно, Морис поместил в газе­те объявление, призывая Аркадия вернуться, однако ангел, поглощен­ный революционной борьбой, не откликнулся. Гадалки и прори­цательницы также оказались бессильны помочь Морису. Тогда юноша начал обходить ночлежки и кабачки, где собирался всякий сброд, главным образом нигилисты и анархисты. Во время этих странствий Морис завел приятное знакомство с певичкой по имени Бушотта, у которой и встретил своего ненаглядного ангела. Поскольку Аркадий категорически отказался исполнять свои небесные обязанности, Морис решил вернуть заблудшего друга на путь истинный и для нача­ла повез его в ресторан есть устрицы. Узнав о подозрительных зна-

комствах сына, Ренэ д'Эпарвье выгнал недостойного отпрыска из дома. Морису пришлось перебраться на холостяцкую квартиру. По его небрежению томик Лукреция с пометками Вольтера оказался в руках алчного и хитрого антиквара Гинардона.

Аркадий поселился у Мориса, к которому по-прежнему захажива­ла Жильберта. В памятную ночь своего ухода ангел произвел на нее неизгладимое впечатление. Аркадий, став человеком, усвоил людские привычки — иными словами, возжелал жены ближнего своего. Ос­корбленный таким вероломством, Морис порвал с Жильбертой и вы­звал Аркадия на дуэль, хотя ангел пытался втолковать ему, что сохранил небесную неуязвимость. В результате Морис был ранен в руку, и Аркадий с Жильбертой окружили его трогательной заботой. Все трое вновь обрели утраченную невинность, и Аркадий совсем забыл о старом тиране на небесах, но тут явилась Зита с известием, что мятежные ангелы готовы обрушиться на порфировый дворец Иалдаваофа.

Председатель совета министров мечтал раскрыть какой-нибудь жуткий заговор, чтобы порадовать народ, исполненный любви к твер­дой власти. За падшими ангелами было установлено негласное наблю­дение. Крепко выпив на очередном собрании, Аркадий, Истар и Морис ввязались в стычку с полицией. Истар бросил свою знамени­тую бомбу, от которой сотряслась земля, потухли газовые фонари и разрушилось несколько домов. На следующий день все газеты крича­ли о неслыханном преступлении анархистов, франкмасонов и синди­калистов. Вскоре были арестованы Морис д'Эпарвье и певичка Бушотта. Париж замер в тягостном недоумении. Все знали, что юный Морис из-за своих роялистских убеждений порвал с отцом-либера­лом. Несомненно, мужественного юношу пытались скомпрометиро­вать. Аббат Патуйль ручался за него, как за самого себя. Люди осведомленные говорили, что это месть евреев, ведь Морис был при­знанным антисемитом. Католическая молодежь устроила демонстра­цию протеста. Жертву оговора немедленно освободили, и Ренэ д'Эпарвье лично отвез сына домой. Триумфальное возвращение Мо­риса было несколько омрачено печальным происшествием: г-н Сарьетт, задушив в припадке ярости Гинардона, впал в буйное по­мешательство и начал вышвыривать книги из окна, а томик Лукре­ция с пометками Вольтера разодрал на мелкие кусочки.

Мятежные ангелы сочли все происшедшее сигналом к началу вос­стания. Нектарий, Истар, Зита и Аркадий отбыли в эфирную об-

ласть, чтобы просить великого архангела возглавить сражение. Над крутыми берегами Ганга они нашли того, кого искали. Прекрасный лик Сатаны был исполнен печали, ибо мудрейший из ангелов видел дальше своих последователей. Он обещал дать ответ утром. Ночью ему приснилось, что крепость Иалдаваофа пала. В трижды святой град ворвалось мятежное войско, и бесстрашный Михаил опустил свой огненный меч к ногам триумфатора. Затем Сатана провозгласил себя Богом, а всевышний был низвергнут в ад. Новый владыка неба стал упиваться хвалами и поклонением, тогда как гордый несломлен­ный Иалдаваоф томился в геенне огненной. Лик изгнанника озарился светом мудрости, и огромная тень его окутала планету нежным сум­раком любви. Люцифер проснулся в холодном поту. Призвав верных соратников, он объявил, что побежденный бог обратится в Сатану, а победоносный Сатана станет богом. Нужно уничтожить Иалдаваофа в собственных сердцах, одолев невежество и страх.

Е. Д. Мурашкинцева