Из рассуждений св. Франциска Ассизского

Превыше всех милостей и даров Духа Святого, которые Христос уделил друзьям,— одно — побеждать себя самого и добровольно, из любви к Христу переносить муки, обиды, поношения и лишения. Ведь из всех других даров Божиих мы ни одним не можем похваляться, ибо они не наши, а Божии, как говорит апостол: «Что у тебя есть, чего бы ты не получил от Бога?» А если ты все это получил от Бога, то почему же ты похваляешься этим, как будто сам сотворил это? Но крестом мук своих и скорбей мы можем похвалиться, потому что они наши, и о том апостол говорит: «Одним только хочу я похвалиться: крестом Господа нашего Иисуса Христа, Ему же честь и хвала во веки веков». Аминь.

Вопросы

1. Как вы представляете себе людей, которые сочиняли или записывали легенды о св. Франциске?

2. Попытайтесь объяснить, исходя из взглядов Франциска, его поведение в каждом из приведенных эпизодов.

3. Последний отрывок — это конец речи Франциска о «совершенной радости». Франциск сказал, что «совершенную радость» он испытывает, когда вместе со спутником, «промоченные дождем и прохваченные стужей, и запачканные грязью, и измученные голодом», постучатся они в ворота родной обители, а привратник не узнает пришельцев, прогонит их и даже поколотит «узловатой палкой». Объясните, в чем же состоит эта радость и почему она самая полная?

Вершина средневековой философии

Схоластика

Сейчас слово схоластика не в большой чести. Оно означает бесплодное умствование, знание, оторванное от жизни, бесконечные сухие рассуждения, не дающие результатов. Однако в средние века схоластика вполне заслуженно пользовалась огромным уважением.

Схоластика — это прежде всего метод познания мира и Бога. Этот метод родился в школах, где ученики овладевали искусством мыслить строго и логично. Поэтому и слово «схоластика» происходит от «схола» — школа. Схоласт исходил из того, что веру и знание, откровение и разум можно не только примирить между собой, но и научить их помогать друг другу. Разве мешает вере в Бога стремление понять, какими качествами обладает Бог, или как Он устроил мир и человека, или же, что уготовано Им человечеству в конце времен?

Разум, строгая логика — вот сила, которая поможет дать ответ на множество вопросов. Самое главное — это чтобы в мудрствованиях своих философы не отступали от буквы Священного Писания. А второе по важности — научиться рассуждать так, чтобы ни единая, даже мельчайшая ошибка не вплелась в длинную цепь строгих доказательств. Стоит вкрасться такой неточности, и мыслитель после долгого пути размышлений увидит не свет новой истины, а мрак ошибочного заблуждения.

Именно поэтому схоласты так много внимания уделяли технике рассуждения — логике. Они уточняли понятия, разрабатывали всевозможные классификации, определяли правила строгого мышления. Самым важным из логических инструментов схоластов для добывания истины был унаследованный от античности силлогизм. Это особое умозаключение, при котором на основании нескольких (чаще всего двух) различных суждений с необходимостью выводится новое. Вот примеры простейших силлогизмов:

1. Всякое преступление наказуемо. 2. Обман есть преступление. Следовательно: обман наказуем.

1. Ни один человек не всеведущ. 2. Ученый — человек. Следовательно: ученый не всеведущ.

1. Змеи не имеют ног. 2. Змея — животное. Следовательно: некоторые животные не имеют ног.

Конечно, цепочки силлогизмов, выстраивавшиеся схоластами, неизмеримо сложнее, ведь эти богословы рассуждали и спорили о тончайших вопросах мироздания.

Не надо думать, что схоластика сразу стала господствовать в средневековой философии. Абеляра вполне можно назвать одним из ранних схоластов. Но именно за метод критиковал его так строго великий мистик Бернар Клервосский. Через сто лет после Абеляра схоластика могла торжествовать победу. А позже — к концу средних веков — она начинает постепенно вырождаться. Приближалось Новое время.

Точное измерение, математические формулы, а главное, опыт, эксперимент — вот что стало в Новое время главным способом получения знаний. Теперь тонкие рассуждения средневековых схоластов стали казаться ученым просто смешными. Именно тогда схоластика приобрела свою нынешнюю репутацию. Но ведь и у нее были блистательные победы, которым многим обязан разум современного европейца. И конечно, вершина схоластики — это творчество св. Фомы Аквинского.

Фома Аквинский

Святой Фома (Томмазо) (1225 или 1226 — 1274) — крупнейший богослов средних веков — был родом из знатной итальянской семьи, тесно связанной со многими княжескими династиями Европы. Фома воспитывался в знаменитом монастыре св. Бенедикта Монте-Кассино и учился в Неаполитанском университете. Семья Фомы поддерживала его желание стать монахом, но лишь до той поры, как выяснилось, что Фому привлекают не старые ордены, а нищенствующие. Он хотел стать последователем св. Доминика. Братья Фомы так ужаснулись, что схватили на большой дороге сумасбродного, по их мнению, юношу и заточили его в крепостную башню. Каким-то образом Фоме удалось оттуда бежать, он вступил в доминиканский орден и был отправлен учиться в Кёльн и Париж.

Фома был невероятно смиренным, тихим и добрым. Бойкие соученики решили было, что их огромный — высокий и толстый, но очень медлительный и молчаливый — товарищ просто глуп, и наградили Фому не слишком лестным прозвищем «бессловесный вол». Но учитель их — знаменитый немец Альберт фон Больштедт, прозванный за невероятные познания Великим,— проницательно пошутил как-то: «Вы зовете его тупым волом. Говорю вам, вол взревет так громко, что рев его оглушит мир». Действительно, слава бесчисленных сочинений Фомы Аквинского затмила не только труды его учителя, но, пожалуй, и вообще всех средневековых богословов. Правда, при жизни Фомы хватало и жестоких споров о его книгах. С ним не соглашались очень многие. Но вскоре после смерти Фомы его учение, которое называют томизм, стало основополагающим для католической церкви.

Фрагмент страницы средневековой книги

Фома преподавал в Кёльне и Париже — главных центрах католического богословия, но несмотря на свою известность, всегда оставался очень скромным человеком, больше всего на свете ценившим истину. Рассказывают, однажды Фома подъезжал к Парижу, и кто-то из его спутников, восхищенный открывшимся с холма видом огромного и прекрасного города, воскликнул: «Какое счастье владеть всем этим!» Фома же вздохнул: «Я бы предпочел одну рукопись Иоанна Златоуста, никак ее не раздобуду».