Глава 8. В поисках высшей истины (Мудрецы, еретики, школяры в XII—XIII вв.)

Рост городов привел к подъему образования, к появлению университетов, распространению свободомыслия. XII—XIII века — это время расцвета средневековой культуры. Именно тогда были построены великолепные готические соборы и сочинены знаменитые ученые трактаты о Боге, мире и человеческом обществе.

§ 39. Рассудок или озарение?

Новые школы

Рост городов означал новую эпоху не только в хозяйстве Европы, но и в ее культуре. Горожане были энергичными, деловыми людьми: они интересовались, как устроен мир, им нужны были образованные люди, чтобы правильно вести дела, работать в торговых конторах, водить купеческие корабли в трудные плавания, отстаивать городские права в судах, вести имущественные тяжбы. Поэтому даже в молодых городах быстро возникали школы. Они уже не так сильно зависели от церкви, потому что подчинялись не епископам, аббатам или священникам, а городским властям. Школы в некоторых городах быстро приобрели известность во всей Европе.

Чтобы стать знатоком права, мастерски разбираться в законах и уметь их толковать, надо было учиться в Болонье. Если человек хотел стать знающим врачом, дорога его лежала на юг Италии — в Салерно. Самым известным центром образования на Британских островах был Оксфорд. Но нельзя назвать более привлекательного места для тех, кто желал овладеть философией и богословием, чем Париж.

На рубеже XI и XII вв. в Париже было много школ, во главе каждой из них стоял какой-либо уважаемый «профессор» — магистр. Магистры часто соперничали между собой, состязались в знаниях, в мастерстве рассуждений. Но никто из парижских магистров XII в. не мог сравниться в известности с Пьером (Петром) Абеляром.

Пьер Абеляр

С самых юных лет Абеляр (1079—1142), сын мелкого рыцаря, проявлял недюжинные способности к учению. Он слушал лекции почти всех известных мудрецов Франции. Скоро Абеляр сам открыл собственную школу в Париже, на холме св. Женевьевы. Впоследствии именно на этом месте вырастет знаменитый парижский университет — Сорбонна.

На великолепные лекции Абеляра собирались школяры со всех концов Западной Европы. Его слава росла год от года к зависти многих других «учителей мудрости». Еще бы, ведь они-то по большей части перетолковывали Священное Писание и сочинения отцов церкви, больше всего на свете опасаясь добавить в свои лекции что-либо новое, не сказанное христианскими мудрецами, жившими давным-давно. По мнению Абеляра, Писание и труды отцов церкви, конечно, лежат в основе всякой мудрости, но — и в этом было новое — не надо бояться приращивать знание собственным умом. Чтобы верить, надо понимать. Ведь человеку дан разум, он может стройно, логически мыслить, а раз так, то философ в состоянии и сам, без опоры на священные тексты, открыть новое знание. И неважно, что оно будет противоречить, скажем, мнению самого св. Августина. Разве христианские мыслители не давали совершенно разные, порой противоположные ответы на одни и те же вопросы? (Абеляр даже написал книгу «Да и Нет», в которой собрал и поставил рядом десятки примеров совершенно несогласующихся друг с другом мнений отцов церкви.) Значит, в конечном счете нужно полагаться на свой разум, на собственную логику, на умение рассуждать.

Кому в наши дни могут показаться дерзкими эти слова Абеляра? Но при его жизни они вызвали бурю возмущения у многих богословов, высоких церковных чинов: «Абеляр сомневается в истинности мнений тех, чьи писания боговдохновенны! Новшества Абеляра попахивают ересью!» И для Абеляра началось тяжелое время, описанное им самим в автобиографии с красноречивым названием «История моих бедствий».

Судьба была переменчивой к Абеляру. То брали верх его враги (а надо признать, что у Абеляра был настоящий талант наживать себе врагов), то удавалось за него заступиться друзьям. То Абеляр открывал школу, то оказывался в строгом узилище. Враги разлучили его с юной женой Элоизой, до самозабвения ему преданной. Они жестоко искалечили самого Абеляра. Ему пришлось постричься в монахи — монахиней стала и Элоиза. На церковных соборах осудили сочинения Абеляра и заставили его собственной рукой бросить одну из написанных им книг в огонь. В минуты отчаяния Абеляр даже подумывал о бегстве в мусульманскую Испанию, но потом вновь собирался с силами для борьбы. «Если бы знание было злом, то каким образом Бог мог бы тогда быть свободен от злобы?» — спрашивал Абеляр.

Силы Абеляра были на исходе. В конце концов он «примирился» со своими гонителями, уступил им и последние годы жизни тихо угасал в знаменитом аббатстве Клюни. Элоиза погребла тело Абеляра в монастыре, где была аббатисой, а спустя 21 год и сама она — одна из самых ученых женщин средневековой Европы — была похоронена рядом со своим бывшим мужем.

Бернар Клервосский

Самым суровым гонителем Абеляра был аббат цистерцианского монастыря Клерво — Бернар (1090—1153). Необычной строгостью жизни, высочайшими нравственными требованиями к себе и другим, непреклонной волей и религиозным воодушевлением Бернар уже при жизни снискал себе славу святого. Стоило Бернару пожелать, и он легко мог стать архиепископом, кардиналом или даже папой. Но он предпочел остаться скромным аббатом. Правда, влиянием на пап и королей он пользовался безграничным. Если Абеляр был прекрасным лектором, то Бернар — непревзойденным проповедником. Это благодаря его страстному красноречию десятки тысяч европейцев решили отправиться во Второй Крестовый поход (1147).

Бернар происходил из знатной семьи и получил хорошее образование. Но это не мешало ему говорить, что его учителя — апостолы, которые не учили его ни читать Платона, ни распутывать тонкости Аристотеля, но зато научили искусству жизни.

Говорят, что однажды св. Бернар со своими спутниками целый день ехал вдоль берега живописнейшего Женевского озера. Когда вечером на привале сопровождавшие аббата монахи с восторгом рассказывали об увиденных красотах озера, выяснилось, что Бернар был всю дорогу так погружен в свои раздумья, что вообще не заметил никакого озера.

В противоположность Абеляру Бернар не верил в то, что слабый человеческий разум может постигать мир. Мир — и тем более создавший его Бог — это не разрешимая умом тайна, понять которую своими силами смертные не в состоянии. Им остается лишь молиться и надеяться на чудесное откровение свыше, которое пo милости Божией приоткроет им краешек этой тайны. Не холодный рассудок, а душевный подъем, сердечное волнение, мгновенное озарение — вот что ведет к подлинному знанию, куда более глубокому, чем знание ограниченных и самоуверенных философов вроде Абеляра.

Спор между Абеляром и Бернаром — не случайное событие в европейской культуре. Это столкновение двух разных подходов к миру, знанию, человеку. Абеляр — один из основателей европейского рационализма, Бернар — яркий представитель мистики. Для рационалиста главное — это постижение истины силой разума на основе последовательных логических рассуждений. Мистику доводы рассудка кажутся слишком поверхностными. Он жаждет сверхразумного откровения. На этот раз в споре победил мистик.

Вопросы

1. Где ученики получали образование до появления городских школ?

2. Почему автора книги «Да и Нет» обвиняли в том, что он осмелился усомниться в высших авторитетах отцов церкви и других богословов (ведь Абеляр не критиковал никого из них, а только выписал рядом отличающиеся друг от друга мнения этих авторов)?

3. Почему Абеляр хотел бежать именно в Испанию?

4. Можно ли сказать, кто «лучше» — Абеляр или Бернар?

5. Перескажите собственными словами смысл спора между главными героями этого параграфа.

6. Почему цистерцианский орден с XII в. называют также бернардинским?

Из «Истории моих бедствий» Абеляра

Ко мне в самом деле нахлынуло такое множество школяров, что не хватало места их разместить и земля не давала достаточно продуктов для их пропитания. Здесь я намеревался посвятить себя главным образом изучению Священного Писания, что более соответствовало моему званию (монаха), однако не совсем отказался от преподавания и светских наук, особенно для меня привычного и преимущественно от меня требовавшегося. Я сделал из этих наук приманку, так сказать, крючок, которым я мог бы привлекать людей, получивших вкус к философским занятиям, к изучению истинной философии.

Поскольку Господу было, по-видимому, угодно даровать мне не меньше способностей для изучения Священного Писания, чем для светской философии, число слушателей моей школы как на тех, так и на других лекциях увеличивалось, тогда как во всех остальных школах оно так же быстро уменьшалось. Это обстоятельство возбудило ко мне сильную зависть и ненависть других магистров, которые нападали на меня при каждой малейшей возможности, как только могли.

Они выдвигали против меня — главным образом в мое отсутствие — два положения: во-первых, то, что продолжение изучения светских книг противоречит данному мной монашескому обету; во-вторых, то, что я решился приступить к преподаванию богословия, не получив соответствующего разрешения. Таким образом, очевидно, мне могло быть запрещено всякое преподавание в школах, и именно к этому мои противники непрестанно побуждали епископов, архиепископов, аббатов и каких только могли других духовных лиц.








Дата добавления: 2015-12-29; просмотров: 663;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.008 сек.