22 страница

Цеховые уставы регламентировали отношения коллег внутри цеха, которые должны были исключать обман, переманивание заказчиков, кражу или порчу инструмента, брань, оскорбления в адрес не только коллеги, но и его родственников. Поощрялась взаимопомощь и благотворительность. Дважды в год все члены цеха должны были присутствовать на цеховой мессе, участвовать в похоронах, поминках, посещать больных. Устраивались совместные трапезы-пирушки (слово "цех" от слова "пир"). Все это служило формированию цеховой коллективности. Индивидуализм и эгоизм осуждались. "Хорошим человеком" считался тот, кто соблюдал все нормы, обряды и обычаи цеха. Цеховые уставы приписывали своеобразный этикет поведения на пирах: запрещали напиваться, приводить женщин дурного поведения, приносить с собой ножи или какое-либо оружие, устраивать драки, засыпать за столом, проливать на стол пиво и т.п. Культура застолья насаждалась строгим контролем старейшин и системой штрафов.

B уставе содержались морально-нормативные предписания относительно того, как должен мастер обращаться с подмастерьем, а последний вести себя по отношению к мастеру не только на работе, но и в быту. Фактически цехи представляли собою замкнутую систему отношений, внутри которой складывалась корпоративная мораль, всеми возможными средствами внедряемая в сознание и поведение этой наиболее многочисленной части городского населения. Иерархичность отношений внутри цеха требовала строгой дисциплины, послушания, почтения к вышестоящим и добропорядочного отношения к нижестоящим. Цех стремился сформировать в своих членах уважительное отношение к собственному статусу, своеобразную корпоративную честь и честность, умение руководствоваться здравым смыслом и справедливостью в отношениях между собой и своими соседями1. С распадом цехов многие элементы этого сознания по традиции перешли в среду городских жителей, не связанных цеховой организацией. Отношения и нравы цехов оказали сильное влияние на общество в целом и сформировали массовое сознание именно средних слоев города, т.е. будущих "мещан" или мелких буржуа. (Жизнь ремесленников, их менталитет и нравы сильно отличались от жизни фабричных рабочих.)

В связи со сказанным о цеховом образе жизни и морали трудно согласиться с точкой зрения М. Вебера, который полагал, что мелкобуржуазное сознание и "дух капитализма" явились следствием возникновения протестантизма и протестантской этики с ее кредо умеренности и пуризма, а также последующим появлением сектантства2. Факты свидетельствуют о том, что мораль добросовестного отношения к труду, бережливости, незапятнанности собственного имени, верности долговым обязательствам, патриархальности семейных отношений, материальной расчетливости и разумного ограничения потребностей, выражавшегося в мелкобуржуазной скупости, возникла задолго до Реформации (1526 г.). Суждение польского автора М. Оссовской относительно того, что протестантизм более всего соответствовал "духу" мелкого собственника, отражал и выражал его социальную психологию, кажется нам справедливым и наиболее правильным3. Бывшие ремесленники "приняли" протестантизм как религиозное направление, санкционирующее и освящающее их жизненные ориентации, образ жизни и мышления.

В России допетровских времен ремесленное производство было развито сравнительно слабо. Петр I, ориентированный на западноевропейскую цивилизацию, начал вводить ремесленные цехи по специализации, но перенести на русскую почву строгую регламентацию цеховой жизни оказалось невозможным1. Правомерно предположить, что в определенной мере этому препятствовало российское православие с его идеалами "соборного выживания", общинного образа жизни верующих, взаимного согласия, братства во Христе и т.п. К тому же деятельность образовавшихся цехов строго контролировалась и облагалась налогами государства, полностью лишая цехи суверенности, самостоятельности и корпоративной обособленности.

Если в Европе цеховые организации были ликвидированы Французской буржуазной революцией в связи с тем, что их монопольное положение стесняло развитие производительных сил и отношений нового общества, то в России через полвека после Петра, в царствование Екатерины II губернской реформой 1775 г. было образовано сословие мелких собственников - горожан, получившее название "мещанство". В сословие входили городские жители с годовым доходом менее 500 рублей, занимавшиеся самыми разными видами деятельности на основе личной собственности, которую могли составлять собственный дом, инструменты для труда, небольшой земельный участок, запасы сырья и т.п. В городах они селились по окраинам и назывались "посадскими людьми".

В отличие от купечества мещанство платило подушную подать, было ограничено в свободе передвижения, несло рекрутскую повинность и вплоть до реформы 60-х годов XIX в. подвергалось телесным наказаниям. Сословная принадлежность передавалась по наследству и вместе с нею передавались традиции, нравы, обычаи, привычки, т.е. определенный образ жизни, отношение к окружающему миру, ценностные установки, нормы, предписания и соответствующие правила поведения. В каждом городе мещане образовывали мещанское общество, во главе которого стоял староста и его помощники.

Мещанское сословие, как и сословие мелкой буржуазии на Западе, составляло наиболее многочисленное население города и по своему составу было неоднородно. Его промежуточное положение между "богатыми" (дворянами, купцами, духовенством) и "бедными" (городской беднотой, нищими, бездомными) определяло и его нравственную ориентацию. Тяга к богатству и боязнь нищеты порождали двойственную психологию, суть которой заключалась в том, чтобы быть "не хуже людей", но вместе с тем помнить, что есть люди, "которым еще хуже". Сословие постоянно пополнялось выходцами из крестьян, отпущенных на волю, и разорившимися представителями высших сословий. Так, в России в 1811 г. мещане составляли 35,1 процента городского населения, а в 1897 г. - 44,3 процента. В результате реформ 60-х годов XIX столетия мещане получили доступ на государственную службу, среди них появились лица "свободных профессий": врачи, адвокаты, статисты, журналисты, служащие частных контор и банков, мелкие коммерсанты и т.п. Уже во времена Екатерины II в результате активной деятельности И.И. Бецкого1 в России с 1763 г. стали возникать новые воспитательные учреждения, в которых обучались представители всех сословий (кроме крепостных): девушки из мещанского сословия получили доступ в институты благородных девиц, а юноши - в кадетские корпуса. (В последние десятилетия XIX столетия появились Высшие женские курсы, Курсы Лестгафта и др.) Доступ в коммерческие, технические учебные заведения, а позднее в университеты способствовал появлению так называемой мещанской интеллигенции, которая, в отличие от бывших ремесленников - основного состава первых мещан, - стала обеспечивать собственную жизнь, продавая свою "интеллектуальную собственность": работая учителями, врачами, инженерами, бухгалтерскими работниками и т.п. Дворянство с презрением относилось к людям подобного типа, а впоследствии к самому слову "интеллигенция". В основном это отношение строилось на апелляции к бездуховности мещанина и его детей, названной в немецких студенческих кругах XIX в. филистерством (слово присуще лишь немецкому языку). А. Шопенгауэр назвал филистером человека, лишенного духовных потребностей. "С высшей точки зрения, - писал он, - я дал бы понятию такое определение: это - человек, постоянно и с большой серьезностью занятый реальностью, которая на самом деле не реальна". Никакое стремление к познанию, к собственным эстетическим наслаждениям ради них самих не оживляет его существования. Действительными наслаждениями являются для него лишь чувственные. Отсутствие духовных потребностей делает для него недоступными духовные наслаждения. Тупая, сухая серьезность свойственна филистеру и характеризует его. Ничто не радует, не оживляет, не возбуждает его участия. Претензии его тщеславия состоят в том, чтобы чином, влиянием, властью превзойти других, которые будут его за это уважать. Но он может довольствоваться и тем, чтобы только вращаться в среде тех, кто добился всего этого, и греться в отраженных от них лучах.

В требованиях, предъявляемых другим людям, он меньше всего заботится о преобладании духовных способностей, скорее они возбудят в нем антипатию, пожалуй, даже ненависть, поскольку вызовут тяжелое чувство своей ничтожности и глухую зависть, которую он будет скрывать даже от самого себя. Свое уважение или почтение к людям он соизмеряет не с их духовными качествами, а только с чином, богатством, властью и влиятельностью, которыми хотел бы блистать сам1.

Двойственное положение мещанина одновременно как собственника и труженика определяет его отношение к "вышестоящим" и "нижестоящим" слоям общества. Как собственник он завидует крупным собственникам, как труженик тяготеет к демократии и справедливости. Пусть небольшая, но собственность обусловливает его консерватизм, тягу к стабильности и "дух" индивидуализма, выражающиеся в страхе перед посягательством на все, что приобретено собственным трудом и куплено на собственные деньги. Вещизм и приобретательство как доминанты сознания, обусловленного желанием подняться "выше", делают его конформистом, а замкнутость на собственном благополучии и ограниченность в средствах, до минимума сводя контакты с внешним миром и до минимума сужая его кругозор, - эгоистом. К нему применимы слова К. Маркса о мелком буржуа, который "составлен из "с одной стороны" и "с другой стороны"... Таков он в своих экономических интересах, а потому и в своей политике, в своих религиозных, научных и художественных воззрениях. Таков он в своей морали... Он - воплощенное противоречие"2. По А.И. Герцену, мещанство основано на безусловном самодержавии собственности и все "соткано из противоречий".

Даже в своих добродетелях мещанство не заходит дальше тех пределов, за которые оно не выходит в практической жизни. Общая характеристика его нравственного сознания и поведения точнее всего передается понятием "умеренность", а критическим сознанием определяется как мещанская ограниченность. В нравственном кредо мещанина бережливость занимает одно из первых мест, что сближает его с буржуа, этический портрет которого создан Б. Франклином. В отличие от буржуа, для которого деньги являются альфой и омегой существования, а девиз "время - деньги" стратегией и смыслом жизни, мещанин больше ориентирован на сбережение имеющихся и постепенное накопление их. Боязнь риска, неспособность к авантюризму и азарту большого предпринимательства, отсутствие крупномасштабных замыслов и проектов удерживают его в пределах честной умеренности и разумной бережливости. Если, по М. Веберу, здравый смысл буржуазной морали содержится в наживе и только в наживе, то для мещанина он - в экономии, сбережении нажитого честным трудом. "Нажива, - пишет Вебер, - в такой степени мыслится как самоцель, что становится... просто иррациональным по отношению к "счастью" или "пользе" отдельного человека... Приобретательство... становится целью его жизни... излагается своеобразная "этика", отступление от которой означает нарушение долга или проявление глупости"1.

Финансовый дефицит ограничивает потребительство мещанина только практически необходимыми вещами, способными долго и надежно служить. "Добродетель" мещанина - это расчетливость, планирование и распределение трат, в которые включены не только повседневные расходы, но и отдых, праздники, торжественные даты и юбилеи, развлечения. В быт мещанина как городского жителя входит посещение зрелищных мероприятий, городских гуляний, где он, создавая массовость и наблюдая "других", сознает и себя "не хуже других", "как все".

Одну из добродетелей мещанина составляет уважение к собственности, нажитой честным трудом, переходящее в "уважение" к своим и чужим вещам. Две стороны вещизма одинаково присутствуют в его психологии: одна связана с накопительством и фетишизацией их (скандал из-за разбитой чашки или пропавшей вилки), другая - с сентиментальным культом вещей-символов, свидетельствующих радостные события, подарки "на память", юбилей и т.п.: время измеряется вещами. Мещанину как жителю оседлому и бережливому не свойствен вандализм.

Мещанин, как правило, трудолюбив, но его профессионализм ограничен хорошо отработанным навыком, не выходящим, однако, за рамки узкого круга смежных с навыком знаний и умений. Творчество не влечет его. Отношение к труду как естественному и необходимому условию существования сопровождается добросовестностью и ответственностью за "свой" участок работы. Умеренность, нестяжательство и добросовестность воспринимаются как порядочность, и по обстоятельствам он стремится к ее сохранению.

Одним из основных пороков мещанина является зависть, которую он испытывает к окружающим по самым различным поводам: он завидует богатству, предприимчивости, таланту, интеллектуальности. Его главная цель жизни: "вывести в люди" своих детей, дав им образование и возможность заниматься "чистым" интеллектуальным трудом. Чтобы достичь этой цели, преодолевается даже присущая мещанину скупость и крохоборство.

"Выбившиеся в люди" дети мещан снисходительны к родителям, подчас скептичны, а то и агрессивны. Примером тому могут служить персонажи "Мещан" А.М. Горького - дети Бессеменова. Получившие образование, но лишенные аристократических манер, хорошего эстетического вкуса, "мещанские дети" осознают свое отличие от дворян и подлинных аристократов духа. Это сознание бунтует против усвоенной с детства психологии ограниченного в средствах человека, а неспособность преодолеть ее порождает чувство неполноценности, за исключением тех случаев, когда особо одаренные из них преодолевают в себе мещанские пережитки и возвышаются до уровня подлинной интеллигентности и высокой духовности. Примером такого возвышения могут служить личности А.П. Чехова, А.М. Горького, Ф.И. Шаляпина и многих других русских писателей, ученых, деятелей культуры, вышедших из мещанской среды.

Принадлежность к сословию не делает из человека персонифицированного носителя его идеологии и морали. Тип мещанского сознания хотя и возникает на основе образа жизни и сословных моральных кодексов, но нарицательно, в этическом смысле может проявляться во всех слоях населения. Потомственная дворянка А. Арапова - дочь Н.Н. Пушкиной от второго брака - характеризует одну из родственниц своей матери: "По происхождению из кавказских княжен, но выросшая в бедности, совершенно другой среде, почти без образования... Трудно было ей примениться к светскому обращению, которое было ей чуждо; и в этих стенах, хранивших следы широкого расточительного барства, мелкие и частые проявления ее мещанских привычек казались резким диссонансом... Плохо умытая, небрежно причесанная, в помятом ситцевом платье сомнительной свежести, она появлялась с бриллиантовой фероньерой на лбу и торжествующим взглядом оглядывала траурный наряд своей гостьи... ее грубая бестактность способна была отравить ежедневное существование... она не упускала случая подчеркнуть, что она у себя дома... обижалась и дулась из-за каждого пустяка, требовала... раболепного угодничества... и обзывала гордостью для нее непонятное чувство собственного достоинства"1. Здесь так точно описано характерное проявление этого психологического типа, что образ становится наглядным.

Мещанство многолико, его психологическая нестабильность как следствие порождает быструю смену ориентаций и настроений, "сегодня и сейчас" определяют отношение к окружающему миру и его событиям. Устремленность в будущее ограничивается перспективой удовлетворения личных интересов в ближайшие жизненные сроки и, по возможности, без жертвенности и самоотречения. Мещанский эгоизм, самодовольство и снобизм часто связаны с тем, что выходцам из низших слоев собственными усилиями удалось подняться до уровня интеллектуалов и занять в обществе место выше того, которое занимали их родители.

Многочисленность и разнородность мещанского сословия, особенно в 70-80-е годы XIX в., порождали не только консерватизм, но и революционный либерализм. Объединяясь с выходцами из дворянского и купеческого сословий, мещанская интеллигенция участвовала во многих социальных движениях, направленных на утверждение достоинства личности безотносительно к ее сословному статусу. Так, мещанки были активными участницами движения женщин за получение высшего образования, за доступ к мужским профессиям, участие в просветительской деятельности. Высшие женские курсы подготовили большое число специалисток в области педагогики, медицины, финансово-бухгалтерской деятельности и других специальностей.

Особенно широко была представлена мещанская молодежь в движении нигилизма, описанного, в частности, известным революционером-анархистом князем П.А. Кропоткиным. "Нигилизм, - писал он, - наложил у нас свою печать на всю жизнь интеллигентного класса... Прежде всего нигилизм объявил войну так называемой условной лжи культурной жизни. Его отличительной чертой была абсолютная искренность. И во имя ее нигилизм отказался... от суеверий, предрассудков, привычек и обычаев, существование которых разум не мог оправдать. Нигилизм признавал только один авторитет - разум... Он щадил, конечно, простую и искреннюю веру, являющуюся психологической необходимостью чувства, но зато беспощадно боролся с лицемерием в христианстве...

Все формы внешней вежливости, которые являются одним лицемерием, претили ему. Нигилисту были противны бесконечные толки о красоте, об идеале, искусстве для искусства... Он знал, что так называемое поклонение прекрасному часто было лишь маской... беспощадную критику искусства (он свел) в одну формулу: "Пара сапог важнее всех ваших мадонн и всех утонченных разговоров про Шекспира"...

Брак без любви и брачное сожитие без дружбы нигилист отрицал... Женщина, видевшая, что ее брак перестал быть браком... порывала со всем и мужественно уходила с детьми, предпочитая одиночество и, зачастую, нищету вечной лжи и разладу с собой... Молодые люди отправлялись... в деревню как врачи, фельдшеры, народные учителя, волостные писаря... Девушки сдавали экзамены на народных учительниц, фельдшериц, акушерок и сотнями шли в деревню, где посвящали себя служению беднейшей части народа... Они желали обучить народ грамоте, просветить его, помочь ему... выбраться из тьмы и нищеты и в то же время узнать у самого народа, каков его идеал лучшей социальной жизни"1.

М. Оссовская в качестве примера борьбы с мещанством "слева" называет движение "Молодая Польша", участниками которого были преимущественно выходцы из мещан: "людей свободных профессий" или "богемы". Суть движения также состояла в том, чтобы эпатировать "приличное общество", сорвать с него лицемерную маску, прикрывавшую его "нарывы". По словам польского писателя Желенского, "они разносили пыльцу образованности", способствовали процессу обращения мысли. "Творчески бесплодные, они разносили чужие идеи" и обвиняли мещан в приземленности притязаний, неспособности подняться над серой действительностью, в понимании счастья как состояния насыщения, стабилизации, застоя2.

С развитием социалистического движения понятие "мещанство" становится нарицательным и подчас вовсе не связывается с сословным статусом человека. В идейно-нравственном смысле его используют не только для обозначения бездуховности, но и для обозначения мировоззренческой ограниченности, аполитичности, конформизма, обывательства. Как социальное явление "мещанство" подвергалось и подвергается самой разнообразной критике "со всех сторон": его критикуют дворяне, купцы, рабочие, сами мещане, мещанская и революционная интеллигенция. Фашизм, опиравшийся в своей политике на мещанские слои, спекулировал на мещанской психологии и одновременно критиковал "пассивного обывателя". Непримиримым критиком мещанства был Ф. Ницше, философы и деятели искусства разных стран и направлений.

Предметом самой острой и злой критики была бездуховность мещанства. Причина в основном состояла в том, что подлинная духовность в классической философии и этике понималась как бескорыстное и добровольное служение идеалам добра, подчас в трансцендентном его понимании. В мещанстве же моральность принимает большей частью форму легальности, а религиозность ограничивается отправлением культов и за редким исключением реализуется в действительном благочестии. "Мещанство" и по сей день отождествляется с бездуховностью, ограниченностью, приземленностью интересов и взглядов.

Если рассматривать духовность как творчество, самосозидание, интеллектуальное и эстетическое самосовершенствование, то обретение ее требует не только свободы мысли, но и свободы от заботы о добывании "хлеба насущного". Занятый повседневным, монотонным трудом для сохранения собственности и жизнеобеспечения, мещанин в силу объективных обстоятельств становится "бездуховным". Эта бездуховность порождает обывательское сознание, потребительскую мораль, социально-политическую индифферентность, заинтересованность в стабильности, приспособленчество и зашоренность взглядов. Слова Г.В. Плеханова о том, что мещанство не падает с неба и не существует от века, а создается мещанскими условиями общественной жизни, в полной мере относятся и к мещанской морали и "духу" мещанства1. А.В. Луначарский главным в мещанстве считал страх и вражду ко всему новому2. Мещанское моральное сознание является следствием мелкособственнической природы мещанина, его социального положения, привязанности к средствам труда и к самой профессиональной деятельности. Отсюда его понимание "быть человеком", обладать "достоинством" связано прежде всего с усвоением внешней стороны респектабельного образа жизни ("быть не хуже других"). Ориентация на внешность подменяет в мещанстве подлинники - имитациями, драгоценности - бижутерией, классическую простоту - впечатляющей броскостью. Мещанин в подавляющем большинстве - имитатор: для него важнее "казаться", "иметь", нежели "быть". Обывательское сознание мещанина часто проявляется в том, чтобы низвести "высокое" до собственного среднего уровня: найти в бескорыстии элементы корысти и прагматизма, в самоотверженности - скрытую субъективную выгоду, в непосредственной искренности - преднамеренное лицемерие или хитрость. Мещанин не верит в аскетизм во имя служения идее, науке, искусству, не верит в окрыленность творческим порывом, работа для него - это то, за что платят деньги. Найти в гении его "земные слабости", убедить себя и других в том, что людей уравнивают их пороки, - жизненная позиция типичного представителя этого нравственно-психологического типа. Разбогатев, он становится ненасытным в удовлетворении всех своих житейских потребностей.

Современное понятие "массового общества", концепция которого представлена в различных вариантах философских и социологических школ XX в. (О. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет, Н. Бердяев, Т. Парсонс, Д. Белл, Р. Виленский и др.), отражает видоизменения мещанского сознания и одновременно его распространение на чрезвычайно широкие слои населения. Сосредоточение больших человеческих масс в городах при широком внедрении в сферу быта достижений научно-технического прогресса, стандартизация всех сфер жизни горожанина, разнообразная деятельность всех сфер и средств массовой информации подвергают личность нивелировке, стандартизации, униформированию. Город с его инфраструктурой оказывает большое, большей частью негативное, влияние на интеллектуально-моральную жизнь новых мещан. Происходит переоценка ценностей, насаждается и распространяется моральный нигилизм или индифферентизм, репродуцируется насилие и секс в печати, на экранах телевидения и кино, подчас и на театральных подмостках. Поскольку все это рассчитано на массового зрителя, массового городского жителя, городская культура современности включает в себя мещанскую мораль как основу массового сознания. Сложившаяся к концу XIX в. городская культура в конце ХХ в. функционирует как "массовая культура" с ее тяготением к бездуховной эстраде, плоскому юмору, непритязательности к информации средств массовой коммуникации. "Массовый зритель" рассчитанной на средний вкус телевизионной продукции удовлетворяет свой повышенный интерес к личной и даже интимной жизни теле- и кинозвезд, к муссированию личной жизни (ее мельчайших подробностей) популярных общественных деятелей, представителей властных структур. Распространяется ширпотреб не только в вещах, но и в мыслях. В кризисные периоды страх и неуверенность в завтрашнем дне патологизируют мещанское сознание, возбуждают панический дух и паническое поведение. Из мещанина-обывателя с его традиционными, исторически сложившимися добродетелями: бескорыстным гостеприимством, христианским милосердием, национальной терпимостью, трудолюбием, умеренностью и др. современный мещанин становится воинствующим стяжателем и дестабилизатором общественной морали, моральным релятивистом, скептически относящимся к высшим духовным ценностям и нравственным идеалам.

Мещанство не только многолико, но и живуче, поэтому мещанскую мораль можно рассматривать как один из исторических типов морали наряду с другими, отличными от него и противостоящими ему.

2.9. ПРИНЦИПЫ ЭТИКИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

С понятием "права и свободы человека" связано качественное изменение европейской нравственной культуры в эпоху Нового времени, суть которого хорошо передала французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г. В этой декларации провозглашалось: "...лишь невежество, забвение прав человека и пренебрежение к ним являются единственными причинами общественных бедствий и пороков... Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах... Свобода состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому. Осуществление естественных прав каждого человека встречает лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом"1. Впервые в истории нравственности было провозглашено, что только права и свободы другого человека, а не отвлеченные моральные принципы или религиозные фантазии определяют для человека границы того, что он должен и чего не должен делать.

Суть концепции прав и свобод человека, рассмотренной в качестве особой этико-нормативной программы, состоит в следующем. Каждый человек вправе стремиться к счастью на том пути, который представляется ему наилучшим, если он этим самым не наносит ущерба свободе других стремиться к подобной же цели. Никто не должен заставлять другого индивида быть счастливым так, как он представляет себе счастье и благополучие человеческой жизни. Отношение к людям, основанное на принципе благоволения, отношение патерналистское, сколь бы высоко гуманными мотивами оно ни было пронизано, является проявлением произвола и деспотизма. Нравственный долг человека состоит в том, чтобы активно и ответственно, предельно самостоятельно строить свою жизнь, не нарушая при этом права и свободы других лиц.

Этика прав человека дает свой особый и вполне законченный ответ на вопрос о том, как преодолеть саморазорванность человеческого бытия, конфликт между нравственными обязанностями и счастьем. Предполагается, что эта саморазорванность и конфликт не фатальны, а возникают лишь в тот момент, когда человек в своем стремлении к счастью не считается с таким же стремлением других людей, нарушает их права и свободы.

Этика прав человека исходит из того, что все люди равны от природы и все они обладают некоторыми неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат право на жизнь, достоинство, неприкосновенность личности, свобода совести, мнений, убеждений, стремление к счастью, автономия личной жизни, собственность и др. Поскольку все люди равны в правах, постольку они наделены и равными обязанностями. Так, всеобщему и равному для всех праву на жизнь соответствует обязанность, известная еще с библейских времен, - "не убий". Право на собственность понимается как порядок, при котором никто не может быть лишен произвольно собственности или каким-нибудь иным образом обездолен. Этот порядок охраняется законом и в своем обязующем начале обращен к каждому члену общества как заповедь "не укради".

Этико-нормативное содержание прав и свобод человека находится в русле общечеловеческих требований морали. И в то же время этика прав человека, как она формируется в Новое время, уникальна по тем внутренним принципам, которые она в себе несет. Этими принципами являются: принцип равного суверенитета (равной свободы) людей, принцип самоопределения личности, принцип ненасилия, неприкосновенности частной собственности, невмешательства в частную жизнь, разрешения противоречий между людьми мирными средствами, принцип сотрудничества и добросовестного исполнения взятых на себя обязательств.

Конечно, все эти принципы появились на свет, были сформулированы не в одночасье. Потребовалась огромная интеллектуальная работа не одного поколения и эпохи античности, и средневековья, чтобы уже в Новое время в соблюдении прав, уважении чужой свободы и суверенитета, беспрекословном исполнении взятых на себя по договору обязательств, мирном разрешении споров стали видеть безусловные, как бы надвременные требования естественной справедливости.