Слон-невидимка в погребе

Р: Во время Второй мировой войны Тис Кристоферсен был немецким солдатом, приписанным к сельскохозяйственному сектору концлагеря Освенцим, который был создан в небольшой деревушке под названием Хармензе. В 1973 году Кристоферсен напечатал брошюру, в которой описал свой тогдашний опыт и в которой отрицал, что в Освенциме когда-либо имело место уничтожение людей. Отчёт Кристоферсена произвёл настоящий фурор и создал новый термин, поскольку брошюра называлась «Ложь об Освенциме» («Die Auschwitz-Lüge»)[133]. В то время Кристоферсен, разумеется, имел в виду прямо противоположное тому, что подразумевается под этим термином сегодня. Несмотря на то, что его брошюру вряд ли можно назвать научным исследованием предмета, она всё же оказала глубокое влияние, посеяв сомнение и побудив целый круг исследователей самим критически взглянуть на этот вопрос.

Одним из таких исследователей был Артур Бутц, преподаватель электротехники в Северо-западном университете в Эванстоне, что примерно в двадцати километрах от Чикаго. В 1976-м году после нескольких лет исследований он издал книгу о холокосте под названием «Обман века» («The Hoax of the Twentieth Century»)[27].

С: Это звучит весьма спорно и пристрастно.

Р: Ну, в США книгам принято давать громкие названия, чтобы привлечь побольше внимания. Там это считается в порядке вещей.

С: А как электрик может считать себя настолько компетентным в исторических вопросах, чтобы писать об этом книги?

Р: Компетентность не имеет ничего общего с профессией. О компетентности Бутца следует судить исключительно по тому, чтó он пишет, а не по его диплому. Как-никак, даже историк может быть некомпетентен в своей области. Стоит также отметить, что многие из самых знаменитых «официальных» экспертов по холокосту также не историки по образованию, включая самого Рауля Хильберга, который является политологом. В отличие от многих других областей, науку под названием история можно вполне легко освоить самостоятельно, быстро ознакомившись с интересующими областями. Как результат, в эту область рвутся буквально толпы исследователей, не имеющих исторического образования.

С: Бутц — немец?

Р: Нет, он родился в Америке. Его предки, вне всякого сомнения, эмигрировали из Европы, но это имело место несколько поколений тому назад.

Бутц был, пожалуй, первым, кто описал тему холокоста с беспристрастной и систематичной точки зрения. Он изучил первые сообщения из западных СМИ, в которых говорится об убийстве евреев. Он оставил отчёт о том, какая информация была доступна правительствам союзников, таким влиятельным организациям как Ватикан, Красный Крест и различным еврейским организациям, о том, как эта информация оценивалась и какие реакции из неё следовали. Он описал ход послевоенных процессов, на которых в условиях ниже всякой критики производилась предписанная «истина». Также он сконцентрировал своё внимание на лагере Освенцим, который он описывает как гигантский военно-промышленный и исправительно-трудовой комплекс в Верхней Силезии. К этому я вернусь несколько позже.

С: А где расположена Верхняя Силезия?

Р: Область Силезия начиная с XII века населялась преимущественно немцами, поселившихся там по просьбе ряда смешанных польско-немецких дворян, желавших развития этой территории. В результате прибытия немецких переселенцев Силезия мирно перешла от Польши к Германии в начале XIV века «на веки вечные». Она включает в себя, в основном, земли слева и справа от реки Одер (Одра). Её юго-восточная часть называется Верхней Силезией. Немецко-польская граница вдоль Силезии была самой стабильной в Европе, до тех пор пока почти вся территория Силезии не была аннексирована Польшей после Второй мировой войны. Девять миллионов проживавших там немцев подверглись этнической чистке, то есть были насильственно выселены в 1945-1947 годах.

Освенцим располагался прямо на востоке от юго-восточной границы между немецкой Верхней Силезией и Польшей.

С: Бутц имел какие-либо неприятности после публикации своей книги?

Р: Ну, он сохранил должность профессора. Университетское начальство не посмело его уволить, поскольку оно, скорее всего, проиграло бы судебный процесс, ведь Бутц не сделал ничего запрещённого американскими законами. Однако его перевели в самое крохотное и тёмное полуподвальное помещение, какое только смогли найти в здании университета. Обращаются с ним как с каким-то прокажённым.

Лишь через год после появления своей книги Бутц стал появляться на первых страницах газет, причём реакция состояла из гневных и злобных тирад.

Аббат А. Розен из Антидиффамационной лиги в Чикаго, к примеру, заявил следующее: «Мы знали о ней [книге Бутца] вот уже некоторое время, но не хотели уделять ей какого-либо внимания и помогать продажам. Теперь же уже слишком поздно. Все о ней говорят, и нам надо с этим что-то делать»[134].

Или вот ещё статья, с косвенной ссылкой на книгу Бутца: «Бауэр и Моше Дэвис [израильские учёные] согласились, что имеет место «преуменьшение чувства вины» за холокост, поощряемое недавними аргументами о том, что установленного уничтожения шести миллионов евреев во время Второй мировой войны никогда не было. [...] «Видите ли, сфабриковать историю совсем нетрудно», — добавил Дэвис»[135].

С: Но это относится к обеим сторонам, причём исказить историю гораздо легче той, которая имеет власть и влияние.

Р: Пусть вопрос о том, действительно ли это так просто, пока останется открытым. Как бы то ни было, объективного анализа книги Бутца (в 2003 году вышло её пересмотренное и расширенное издание[27]) до сих пор никто так и не провёл.

С: Все боятся этой темы, как чёрт — крёстного знамения!

Р: Несколько лет спустя Бутц отлично резюмировал основные результаты своих исследований в одной статье — в ответ на ряд книг, в которых делались косвенные ссылки на его работу. В этих книгах некоторые официальные историки заявили, что это просто позор, что во время Второй войны никто палец о палец не ударил, чтобы придти к евреям на помощь, хотя все были прекрасно осведомлены о том, что происходит в оккупированной немцами Европе[136].

В своей статье Бутц разъяснил, что в действительности ни правительства союзников, ни Красный Крест, ни Ватикан, ни действовавшие на международном уровне еврейские организации не вели себя так, словно они всерьёз воспринимали информацию о якобы осуществлявшемся массовом уничтожении евреев, о которым передавали всякие подпольные организации.

С: Красный Крест в оккупированной немцами Европе вполне мог быть предвзятым.

Р: Вот здесь вы абсолютно правы. Во время войны Красный Крест докладывал о плохих условиях содержания в немецких лагерях (причём он не смог обнаружить ничего, что подтверждало бы слухи о массовом уничтожении), однако он хранил молчание о ковровых союзнических бомбардировках европейских городов, которые противоречили нормам международного права. После войны он также хранил полное молчание о катастрофических условиях, царивших в союзнических лагерях для военнопленных, о массовых убийствах и массовом выселении немецкого населения из восточных областей Германии и из восточной Европы, так же как и обо всех других несправедливостях, творившихся в Германии после окончания войны.

С: Может, получаемая ими информация об уничтожении евреев попросту не была достаточно качественной?

Р: Ватикан, со всей польской католической церковью, находившейся в оппозиции, уж точно имел самые лучшие разведывательные службы, а действовавшие на международном уровне еврейские организации взяли за правило осуществлять постоянный обмен информацией с местными еврейскими общинами на оккупированных Германией территориях. Во время войны союзникам в конце концов удалось взломать все немецкие радиокоды, и они имели сотни тысяч подпольщиков, на которых могли полагаться. Ввиду этого следует считать доказанным тот факт, что все эти организации в мельчайших деталях знали обо всём происходящем. И если они не воспринимали всерьёз доходившие до них сообщения о злодеяниях, то это, вероятно, имело место потому, что они знали, с информацией какого качества имеют дело.

В связи с этим английский председатель союзнического «Совместного разведывательного комитета», Виктор Кавендиш-Бентинк, сделал в 1943 году следующий комментарий: «Я убеждён, что мы совершаем ошибку, когда официально доверяем этим рассказам о газовых камерах. [...] Что касается поляков, которых отправляют в газовые камеры, то я не думаю, что имеется какое-либо подтверждение тому, что подобное действительно имеет место»[137].

Впрочем, в том же самом документе Кавендиш-Бентинк говорит, что ему известно, что «немцы хотят уничтожить евреев всех возрастов, кроме тех, что пригодны для физического труда», хотя рассказы о газовых камерах в качестве орудия убийства не кажутся ему правдоподобными.

С: Вполне возможно, что из-за выдумок о немцах, сочиняемых и распространяемых союзниками во время Первой мировой войны, правительства союзников были настроены скептичны, когда слышали от других о схожих вещах во время Второй мировой. Впрочем, это ещё не доказывает, что эти новые сообщения были лживыми.

Р: Верно. Можно даже поспорить о том, что разоблачение выдумок Первой мировой войны сделало так, что во время Второй мировой люди не верили уже никаким рассказам о злодеяниях, в особенности тем, что были похожи на рассказы Первой мировой. Голландский историк культуры Роберт ван Пелт говорит именно об этом и делает следующий вывод: «Длительный эффект рассказов, сообщавших [во время Первой мировой] о человеческих телах, использовавшихся в качестве сырья для изготовления мыла, был таков, что мало кто был готов ещё раз повестись на подобную выдумку. [...] Нет никакого исторического оправдания для того, чтобы судить и отвергать сообщения о немецких злодеяниях во Второй мировой войне в рамках пропаганды зверств Первой мировой: отношение общественности в 1939-1945 годах радикально отличалось от того, что имело место двадцатью пятью годами ранее, и ясно, что любая попытка создать пропаганду, пользующуюся дурной славой [рассказы о фабрике по обработке трупов], вызвала бы только насмешки [во время Второй мировой]»[138].

Другими словами, ван Пелт говорит, что во Второй мировой войне союзники не стали бы сочинять рассказы, похожие на те, что они сочиняли в Первой мировой, поскольку никто бы им больше не поверил. И если во время Второй мировой такие истории всё же ходили, то это из-за того, что они были правдивыми.

Всё дело, однако, в том, что во время Второй мировой войны существовали десятки сообщений, похожих на рассказы из Первой мировой — что национал-социалисты использовали узников концлагерей в качестве источника для сырья всевозможных видов: волосы для войлочных сапог и набивки матрасов, жир для мыла, пепел для удобрения, кожу для различных изделий[139]. Никогда и не думал смеяться над подобными рассказами или над союзниками. Эти заявления даже являлись частью обвинений, выдвинутых союзниками на различных процессах над «военными преступниками» после войны. Тот, кто в то время осмеливался публично смеяться над подобными заявлениями, имел серьёзные неприятности, да и сегодня я не советую кому-либо так поступать.

С: Значит, аргумент ван Пелта неубедителен?

Р: Совершенно неубедителен — по крайней мере, в отношении того, во что разведывательные службы и правительства союзников хотели заставить поверить весь мир. Вышеприведённые слова Кавендиш-Бентинка доказывают, что только те, кто сочинял выдумки в Первой мировой, были настроены скептически во время Второй мировой. Общественность же, наоборот, после Второй мировой войны стала ещё более доверчиво принимать всё то, что после Первой мировой казалось ей сомнительным. К примеру, выдумка Второй мировой о человеческом мыле была официально опровергнута через 40 лет после конца войны, зато в народных сказаниях она живёт до сих пор (см. главу 2.9). Причину для этого мы вновь находим в архивах лжецов из британского правительства. Так, 29 февраля 1944 года британское министерство пропаганды передало меморандум в англиканскую церковь и Би-Би-Си, в котором говорилось следующее:

«Мы знаем, как Красная Армия себя вела в 1920 году в Польше и совсем недавно в Финляндии, Эстонии, Латвии, Галиции и Бессарабии.

Следовательно, мы должны принять во внимание то, как Красная Армия несомненно себя поведёт, когда вторгнется в Центральную Европу. [...]

Опыт показал, что внимание лучше всего отвлекает пропаганда, направленная против врага. К несчастью, общество уже не так доверчиво, как во времена «фабрики трупов», «изуродованных бельгийских детей» и «распятых канадцев»[140].

Таким образом, ваше сотрудничество будет состоять в настойчивом отвлечении общественного внимания от деяний Красной Армии, путём искренней поддержки различных обвинений в адрес немцев и японцев, которые были и будут распространяться министерством»[141].

С: Выходит, ван Пелт действительно прав...

Р: Я бы сказал, что ван Пелт использует те же самые аргументы, что и английские пропагандисты. Однако это вовсе не означает, что он прав. Британское министерство пропаганды, разумеется, преследовало конкретную цель, а именно заставить церковников и СМИ слепо распространять самые чудовищные сообщения. Но ведь и намерение ван Пелта практически то же самое: он хочет, чтобы мы так же слепо принимали самые чудовищные сообщения.

С: Но, может быть, министерство пропаганды действительно распространяло только правдивые сообщения?[142]

Р: Маловероятно, чтобы министерство пропаганды само верило в эти сообщения, ведь если бы это было так, то почему они тогда ясно об этом не написали? Давайте ещё раз прочтём текст: «К несчастью [!], общество уже не так доверчиво» [выделено мной — Г.Р.]. Это явно означает, что они предпочитают население, которое можно легко обманывать. Далее: «обвинений [...] которые были и будут распространяться министерством» [выделено мной — Г.Р.]. Это, несомненно, означает, не что иное, как то, что министерство распространяет и уже какое-то время распространяло эти обвинения, а не, например, просто их передавало.

Кроме того, я хочу отметить, что во время войны правительственные агентства по пропаганде ещё никогда не стремились распространять о враге правду и ничего, кроме правды. Англичане, как-никак, были мастерами ведения психологической войны в обеих мировых войнах. Нужно быть крайне наивным, чтобы поверить в то, что в самой страшной и опасной для них войне англичане никогда не прибегали ко лжи.

Но вернёмся к Бутцу. Поскольку, несмотря на великолепные разведывательные данные, никто не вёл себя так, будто в Европе имели место массовые убийства евреев, Бутц пришёл к неизбежному выводу, который он выразил в форме метафоры: «Я не вижу слона у себя в погребе. Если бы у меня в погребе был слон, я бы его наверняка увидел. Следовательно, слона в моём погребе нет»[143].

Или, говоря открытым текстом, Бутц утверждает: «Никто не вёл себя так, словно имел место холокост. Если бы холокост имел место, они вели бы себя соответствующе. Следовательно, холокоста не было».