КАЛЕНДАРНЫЕ ОБРЯДЫ И ИХ ПОЭЗИЯ

Русские, как и другие славянские народы, были земледельца­ми. Уже в древности славяне отмечали солнцеворот и связан­ные с ним изменения в природе. Эти наблюдения сложились в систему мифологических верований и практических трудовых навыков, закрепленных обрядами, приметами, пословицами. Постепенно обряды образовали годовой (календарный) цикл. Важнейшие праздники были приурочены к зимнему и летнему солнцестоянию.

1.1. Зимние обряды

Время от Рождества Христова (25 декабря)1 до Крещения (6 января) называлось Святками. Зимние Святки делились на свя­тые вечера (с 25 декабря по 1 января) и страшные вечера (с 1 по 6 января), их разделял Васильев день (1 января, по церковному календарю — Василия Кесарийского). В святые вечера славили Христа, колядовали, призывая благополучие каждому двору. Вторая половина Святок была заполнена игрищами, ряжением, посиделками.

Христа славили в течение всей рождественской недели. Маль­чики-христославы носили на шесте сделанную из разноцветной бумаги вифлеемскую звезду, распевая религиозные праздничные

1 Все даты приведены по старому стилю.


песни (стихиры). Рождение Христа изображали в народном ку- кольном театре - вертепе. Вертеп представлял собой ящик без передней стенки, внутри которого разыгрывались картины.

Древний смысл новогодних празднеств заключался в чество­вании возрождающегося солнца. Во многих местах сохранился языческий обычай в ночь под Рождество посреди деревенской улицы напротив каждого дома зажигать костры — символ солн­ца. Существовало также представление о сверхъестественных свойствах воды, позже поглощенное церковным обрядом водо­святия. На Крещение на реке делали "Иордань": у проруби ус­траивали нечто вроде алтаря, сюда шли с крестным ходом, свя­тили воду, а некоторые даже купались в проруби.

Возрождение солнца означало наступление нового года, и у людей возникало желание предугадать будущее, повлиять на судьбу. С этой целью совершались разнообразные действия, кото­рые были призваны обеспечить хороший урожай, удачную охоту, приплод скота, увеличение рода.

Готовилось много вкусной еды. Пекли из теста козулъки: коровок, бычков, овец, птиц, петухов — их принято было дарить. Непременным рождественским угощением был кесарийский по­росенок.

В новогодней магии большую роль играли хлеб, зерно, соло­ма: солому стелили в избе на пол, приносили в избу снопы. Зернами обсевали (посевали, засевали) избы — бросая горсть, при­говаривали: "На здоровье коровье, овечье, человечье "; или: "На полу теляток, под лавкой ягняток, на лавке ребяток!"

В ночь перед Рождеством и под Новый год совершали обряд колядования. Собирались подростки и молодежь, кого-либо об­ряжали в вывороченный тулуп, давали в руки палку и суму, куда позже складывались продукты. Колядующие подходили к каж­дой избе и под окнами выкрикивали величания хозяевам, а за это им подавали угощение.

Обходные песни (исполнявшиеся во время обрядового обходадворов) при колядовании имели разное название: колядки (на юге), овсёни (в центральных областях), виноградъя (в северных областях). Названия происходят от припевов "Коляда, коляда!", "Бай, авсёнь, бай, авсёнъ!" и "Виноградъе, винограды, красно-зелено!" В остальном эти песни были близки. Композиционно они состояли из благопожелания и требования подаяния. Особенно частым было пожелание изобилия, которое изображалось в заклиинательных песнях с помощью гипербол:

 

А дай Бог тому,

Кто в этом дому!


му рожь густа,

Рожь ужиниста!

Ему с колосу осьмина,

Из зерна ему коврига,

Из полу зерна пирог.

Помимо заклятия на урожай, выражалось пожелание долго­летия, счастья, многочисленного потомства. Могли спеть вели­чание отдельным членам семьи. Желаемое, идеальное рисова­лось как действительное. Описывался богатый, фантастически прекрасный двор и дом, хозяин сравнивался с месяцем, хозяйка с солнцем, а их дети с частыми звездочками:

Млад светел месяц то хозяин наш, Виноградье, виноградье, красно-зелено.

Красно солнушко — то хозяюшка,

Виноградье, виноградье, красно-зелено.

Часты звездочки малы детушки.

Скупым хозяевам пели песню:

Не дашь пирога

Мы корову за рога.

Не дашь кишку <колбасу> —

Мы свинью за виску.

Не дашь блинка

Мы хозяина в пинка.

В обычае было гадать под Новый год, а также от Нового года до Крещения. Когда-то гадания имели аграрный характер (о будущем урожае), но уже с XVIII в. гадали преимущественно девушки о своей судьбе. Были распространены подблюдные гада­ния с песнями. Форм и способов гаданий известно до несколь­ких сотен.

На Святках обязательно было ряжение. Магическое значение в древности имели зооморфные маски (бык, конь, коза), а также архаичные антропоморфные: старик со старухой, покойник. Глу­бокие корни имел травестизм: переодевание женщин в мужской костюм, мужчин — в женский. Позже стали рядиться в солдата, барина, цыганку и проч. Ряжение переходило в маскарад, зарож­дался фольклорный театр: разыгрывались скоморошины, дра­матические сценки. Их веселый, разнузданный, а иногда и не­пристойный характер был связан с обязательным смехом. Риту-


альный смех (например, над покойником) имел продуцирующее значение. В. Я. Пропп писал: "Смех есть магическое средство создания жизни"1.

В конце зимы — начале весны праздновалась масленица. В своей основе это был языческий праздник, посвященный про­водам уходящей зимы и приходу солнечного тепла, пробужде­нию плодородящей силы земли. Христианство повлияло только на сроки масленицы, которые колебались в зависимости от Пасхи: ей предшествовал семинедельный Великий пост, масленицу праз­дновали на восьмой предпасхальной неделе.

И. П. Сахаров писал: "Все дни масляной недели имеют свои особенные названия: встреча — понедельник, з а и г р ы ш и — вторник, лакомка — среда, разгул, п е р е­ л ом, широкий четверг — четверток, тещины вечёрки — пятница, золовкины посиделки— суб­бота, проводы, прощанья, прощеной день — воскресенье"2. Сама же неделя называлась сырной, сырницей, что говорит о ней как о празднике "белой" пищи: молока, масла, сметаны, сыра. Блины как обязательное угощение, довольно по­здно превратившееся повсеместно в атрибут масленицы, явля­лись прежде всего поминальной едой (изображая солнце, блины символизировали загробный мир, который, по древним пред­ставлениям славян, имел солнечную природу). Масленица отли­чалась особенно широким хлебосольством, ритуальным объеда­нием, питьем крепких напитков и даже разгулом. Обилие жир­ной ("масляной") пищи и дало название празднику.

С четверга (или с пятницы) начиналась широкая масленица. Катались с ледяных гор, а позже и на лошадях. Праздничный поезд в честь масленицы (вереница саней с запряженными в них лошадьми) в некоторых местах доходил до нескольких сотен саней. В древности катание имело особый смысл: оно должно было помочь движению солнца.

Масленица — это праздник молодых супружеских пар. По­всюду они были желанны: ездили в гости к тестю и теще, показы­вались народу в лучших нарядах (для этого вставали рядами по обеим сторонам деревенской улицы). Их заставляли при всех целоваться. Свою плодородящую силу молодые должны были сообщить земле, "разбудить" ее материнское начало. Поэтому

I ' Пропп В. Я. Ритуальный смех в фольклоре // Пропп В. Я. Фольклор и Действительность: Избр. статьи. — М., 1976. — С. 191. (См. также в Хрестоматии .Исследований).

2 Сказания русского народа, собранные И. П. Сахаровым. Народный днев-ЙИК. Праздники и обычаи. — СПб., 1885. — С. 164.

во многих местах молодоженов, а иногда и девушек на выданье с ритуальным смехом зарывали в снег, в солому или валяли по снегу.

Масленица была знаменита кулачными боями. Среди казаков была популярна игра "взятие снежной крепости", которая проводилась на реке.

На масленицу по улицам ходили ряженые медведем, козой, мужики переодевались "бабами" и наоборот; в порты или юбки рядили даже лошадей. Саму Масленицу представляло чучело из соломы, обычно в женской одежде. В начале недели его "встре­чали", т. е., поставив на сани, с песнями возили по деревне. Эти песни имели вид величаний: в них воспевалась широкая честная Масленица, масленичные яства и развлечения. Правда, велича­ние было ироническим. Масленица называлась дорогой гостейкой и изображалась молодой нарядной женщиной (Авдотъюшка Изотъевна, Акулина Саввишна).

Праздник повсеместно завершался "проводами" — сожжением Масленицы. Чучело везли за деревню и сжигали (иногда броса­ли в реку или разрывали и разбрасывали по полю). При этом пели корильные песни (а позже и частушки), в которых Масле­ницу упрекали за то, что наступает Великий пост. Ей давали обидные прозвища: мокрохвостка, кривошейка, полизуха, блиноеда. Могли исполнять пародийные похоронные причитания.

В некоторых местах чучела не было, вместо него жгли кост­ры, но при этом все равно говорили, что жгут Масленицу. Обы­чай сжигать Масленицу показывает, что она олицетворяла мрак, зиму, смерть, холод. С наступлением весны от нее необходимо было избавиться, чтобы она не вредила оживающей природе. Приходу солнечного тепла должны были помочь костры, которые раскладывали на высоком месте, а в середине их укрепляли на шесте колесо — когда оно загоралось, то казалось изображе­нием солнца.

День проводов масленицы — прощеное воскресенье. Вечером этого дня прекращалось веселье и все прощались, т. е. просили прощения у родных и знакомых за свои прегрешения в прошед­шем году. Крестники посещали крестных отца и мать. Люди как бы очищались от обид и скверны. А в Чистый Понедельник (первый день Великого поста) отмывали от скоромной пищи посуду, мылись в банях, чтобы в чистоте приготовиться к посту.

1.2. Весенние обряды

В марте совершался обряд встречи весны.На Евдокию-капель­ницу (1 марта) и на Герасима-грачевника (4 марта) пекли грачи-


ков. На Сороки (день "Сорока мучеников", 9 марта -- весеннее равноденствие) повсеместно пекли жаворонков. Ребятишки вы­бегали с ними на улицу, подбрасывали кверху и выкрикивали коротенькие песни — веснянки. Веснянки сохраняли отзвуки древних заклинательных песен, в которых люди призывали Вес­ну. Перелетные птицы, или пчелычка ярая, "замыкали" зиму и "отмыкали" лето.

В западных областях сохранилась архаичная форма: гуканье, обгукиванье. Веснянки исполняли девушки и молодые женщи­ны — на возвышенности, над разлившейся водою. Это было рас­считано на естественный природный отклик — эхо. В песенную ткань был вплетен ритуальный возглас "Гу-у-у!», который при многократном повторении вызывал эффект резонанса. Поющим казалось, что им отзывается сама Весна.

На Благовещение (25 марта) принято было выпускать на волю живых птиц.

Середина Великого поста называлась средокрестием(среда на четвертой крестопоклонной неделе) и приходилась на один из дней марта. В этот день к завтраку подавали выпечку в форме крестов. Существовал обычай "кресты кричать". Дети и подрос­тки, обходя дворы, выкрикивали песни, в которых сообщалось о том, что прошла половина говенья (говйна):

Половина говйна ломится,

Хлеб да редька спереводится.

За это поющие получали выпеченные кресты и другое воз­награждение.

23 апреля, в день Георгия Победоносца, повсюду совершался первый выгон скота.Св. Георгия в народе называли Егорием веш­ним, зеленым Юрием, а 23 апреля — Егоръевым {Юрьевым) днем. Егорий слился с древнерусским Ярилой. В его власти была зем­ля, дикие животные (особенно волки), он мог оберечь стадо от зверя и от других несчастий. В песнях Егорий призывался отом­кнуть землю и выпустить тепло.

Скотину выгоняли освященной в Вербное воскресенье вер­бой, рано утром (в этот день роса считалась целебной). Стадо три раза обходили с иконой Георгия Победоносца.

В Костромской области молодые мужчины обходили дворы и перед каждой избой исполняли специальные заклинательные песни, в которых батька храбрый Егорий и преподобный Макарий (святой Макарий Унженский) должны были спасти скотинку в поле и за полем, в лесе и за лесом, за крутыми горами.


 




Егорьев день был днем пастухов, их угощали и одаривали. Они произносили заговоры, производили разнообразные магические действия с целью сохранить стадо в течение лета. На-; пример, пастух обходил стадо по кругу, неся в руках ключ и замок, потом замок запирал, а ключ бросал в реку.

Главным праздником православного христианства является Пасха.Ей предшествует Вербное воскресенье— самобытный рус-ский праздник.

В народе существовали представления о плодоносящих, це- лебных и охранно-магических свойствах веток вербы с распу-| шившимися почками. В Вербное воскресенье эти ветки освящав лись в церкви, а потом ими принято было слегка хлестать детей и домашних животных — для здоровья и роста, приговаривая "Верба хлест, бей до слез!"

Вербная неделя сменялась Страстной, наполненной приго- товлениями к встрече Пасхи.

В день Пасхи люди разговлялись обрядовым хлебом (пасхаль-, ным куличом) и крашеными яйцами. Эта еда связана с язычес-, кими представлениями и обычаями. Хлеб освящен многими ри- туалами как наиболее сакральная пища, символ достатка и бо-гатства. Яйцо, обязательная еда весенних обрядов, символизи­ровало плодородие, новую жизнь, пробуждение природы, земли и солнца. Существовали игры, связанные с катанием яиц с горки или со специально сделанных деревянных лотков ("загонье яичное"); били яйцо об яйцо — чье разобьется.

В первый день Пасхи в западных районах совершались обхо­ды дворов волочебщиками — группами мужчин, исполнявших волочёбные песни. Главный смысл заключался в песенных реф- ренах (напр.: "Христос воскрес на весь свет!'). Сохраняя древ- нюю призывно-заклинательную и оповещательную функцию, эти песни возвещали о воскресении Иисуса Христа, что соответ- ствовало наступлению теплой поры года и пробуждению приро­ды. Поющих одаривали праздничными припасами, угощали.

В субботу или воскресенье первой послепасхальной недели во многих местах совершался другой обход — поздравление мо-лодоженов в первую весну их брака. Так называемые окликалы пели вьюнишные песни. В них величали молодых супругов (въюн- иа и въюницу), символом их семейного счастья был образ гнезда. За исполнение поющие требовали подарков (например, крашеных яиц).

В весеннюю обрядность органически входил культ предков, так как, согласно языческим представлениям, вместе с растительной природой пробуждались души умерших. Кладбище по-


сещали на Пасху; на Радуницу(вторник, а в некоторых местах понедельник первой послепасхальной недели); в четверг, суббо­ту и воскресенье Троицкой недели. На кладбище несли с собой еду (кутью, блины, пироги, крашеные яйца), а также пиво, бра­гу. Расстилали холсты на могилах, ели, выпивали, поминая усоп­ших. Женщины причитали. Еду крошили на могилы и лили на них напитки. Часть припасов раздавали нищим. В конце печаль сменялась весельем ("На Радуницу утром пашут, днем плачут, а вечером скачут").

Поминальная обрядность представляла собой самостоятельный годо­вой цикл ритуалов. Ежегодные общие поминальные дни: суббота перед Масленичной неделей (мясопустная), субботы "родительские" — в Великий пост (недели 2, 3 и 4), Радуница, суббота Троицкая и — осенью — Дмитриевская суббота (перед 26 октября). Покойных оплакивали на мо­гилах также и в храмовые праздники. Поминовение умерших соответст­вовало религиозным представлениям народа о душе и о загробном мире. Оно отвечало народной этике, сохраняло духовную связь поколений.

Первое воскресенье после Пасхи, а иногда вся послепасхаль­ная неделя именовались Красной горкой.С этого времени начи­нались развлечения молодежи: качели, игры, хороводы, кото­рые с перерывами продолжались до Покрова (1 октября).

Качели — одно из любимых народных развлечений — когда-то входили в аграрную магию. Как писала В. К. Соколова, "подъем вверх, подбрасывание чего-либо, подпрыгивание и пр. — древнейшие магические действия, встречающиеся у разных наро­дов. Их назначение было стимулировать рост растительности, в первую очередь посевов, помочь им подняться"1. У русских во время весенних праздников подобные обряды неоднократно по­вторялись. Так, чтобы получить хороший урожай ржи и льна, на зазеленевших полях устраивались обрядовые трапезы, а в конце считалось полезным подбросить вверх ложки или окрашенные в желтый цвет яйца. Особенно такие действия были приурочены ко дню Вознесения Господня (на 40-й день после Пасхи).

Хоровод — древнее синкретическое действо, соединяющее Песню, танец, игру. Хороводы включали различные комбинации движущихся фигур, однако чаще всего движение совершалось по солнечному кругу. Это связано с тем, что некогда хороводы посвящались культу гор и холмов, культу солнца. Первоначаль-

Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и Сорусов. XIX - начало XX в. - М., 1979. - С. 117-118.


 




но это были весенние обряды в честь солнца (Хорса) и сопро-вождались зажиганием огней.

Хороводы связаны со многими календарными праздниками. В. И. Даль перечислил следующие хороводы (по календарю); радуницкие, троицкие, всесвятские, петровские, пятницше, Ни­кольские, ивановские, илъинские, успенские, семенинскце, капустин-ские, покровские.

Хороводные песни по их роли в хороводе разделяют на на­борные (с них начинали), проходочные и разборные (ими заканчи­вали). Каждая песня представляла собой самостоятельную игру, законченное художественное произведение. Связь с древними заклинательными обрядами обусловила тематическую направ­ленность хороводных песен: в них представлены мотивы аграр­ного (или промыслового) характера и любовно-брачные. Неред­ко они объединялись ("Мы просо сеяли, сеяли...", "Хмель мой, хмелюшко...", "Заинька, по сенечкам Гуляй-таки, гуляй...").

Постепенно хороводы утратили свой магический характер, их поэзия расширилась за счет песен лирических, они стали вос­приниматься только как развлечение.

В конце весны — начале лета, на седьмой послепасхальной неделе, праздновались зеленые святки (троицко-семицкие обря­ды). "Зелеными" они названы потому, что это был праздник растительной природы, "троицкими" — так как совпадали с цер­ковным праздником во имя Троицы, а "семицкими" — потому что важным днем обрядовых действий был семик — четверг, да и вся неделя иногда называлась семицкой.

Дворы и избы снаружи и внутри украшали ветвями березы, пол посыпали травой, молодые срубленные деревца ставили около изб. Культ расцветающей, входящей в силу растительности со­единялся с ярко выраженными женскими обрядами (участия мужчин в них не допускалось). Эти обряды восходили к важ­нейшей инициации языческих славян — принятию в род по­взрослевших девушек как новых его матерей.

В семик завивали березку. Девушки с песнями шли в лес (иногда в сопровождении пожилой женщины — распорядительницы об­ряда). Выбирали две молодые березки и связывали их верхушки, пригибая к земле. Березки украшали лентами, из веток заплета­ли венки, приплетали ветки к траве. В других местах украшали одну березку (иногда под березку сажали соломенную куклу — Марену). Пели песни, водили хороводы, ели принесенную с со­бой еду (обязательной была яичница).

При завивании березки девушки кумились — целовались через березовые ветви и обменивались кольцами или платками. Друг


друга они называли кумой. Этот обряд, не связанный с христи­анскими представлениями о кумовстве, А. Н. Веселовский объяс­нял как обычай посестринства (в древности все девушки одного рода действительно были сестрами)1. Березку они также как бы принимали в свой родственный круг, пели о ней ритуальные и величальные песни:

Покумимся, кума, покумимся,

Мы семицкою березкой покумимся.

Ой Дид Ладо! Честному Семику.

Ой Дид Ладо! Березке моей.

На Троицын день ходили в лес развивать березку и раскумлялись. Надев венки, девушки гуляли в них, а потом бросали в реку и загадывали свою судьбу: если венок поплывет по реке — девушка выйдет замуж; если его прибьет к берегу — останется еще на год в родительском доме; утонувший венок предвещал смерть. Об этом пели ритуальную песню:

Красны девицы

Веночки завили,

Люшечки-люли,

Веночки завили. .

..В речку бросали.

Судьбу загадали...

Быстра речка

Судьбу отгадала...

Коим девушкам

Замуж идти..,.

Коим девушкам

Век вековать...,

А коим несчастным

Во сырой земле лежать.

Была и такая разновидность обряда: украшали (а иногда наряжали в женскую одежду) срубленную березку. До Троицына дня ее носили по деревне с песнями, величали, "угощали" ее в избах. В воскресенье несли к реке, разряжали и бросали в воду под причитания. Этот обряд сохранил отголоски очень архаич­ных человеческих жертвоприношений, березка стала замести­тельной жертвой. Позже бросание ее в реку рассматривалось как обряд вызывания дождя.

1 Веселовский А. Н. Гетеризм, побратимство и кумовство в купальной обрядности // Журнал Министерства народного просвещения. — 1894. — Кн. 2.


Обрядовым синонимом березки могла быть кукушка. В неко­торых южных губерниях ее делали из травы "кукушкины слез­ки": одевали в маленькую рубаху, сарафан и платок (иногда — в костюм невесты) — и шли в лес. Здесь девушки кумились между собой и с кукушкой, затем клали ее в гробик и зарывали. На Троицын день кукушку откапывали и сажали на ветки. Этот ва­риант обряда отчетливо доносит идею умирания и последующе­го воскрешения, т. е. инициации. Когда-то, по представлениям древних, инициируемые девушки "умирали" — "рождались" жен­щины.

Троицкую неделю иногда называли Русальной, так как в это время, по народным поверьям, в воде и на деревьях появлялись русалки — обычно девушки, умершие до брака. Русальная неде­ля могла не совпадать с Троицкой.

Принадлежа к миру мертвых, русалки воспринимались как опасные духи, которые преследуют людей и даже могут их погу­бить. У женщин и девушек русалки якобы просили одежду, по­этому для них оставляли на деревьях сорочки. Пребывание ру­салок в ржаном или конопляном поле содействовало цветению и урожаю. В последний день Русальной недели русалки покида­ли землю и возвращались на тот свет, поэтому в южнорусских областях совершался обряд проводов русалки. Русалку могла изоб­ражать живая девушка, однако чаще это было соломенное чуче­ло, которое с песнями и плясками несли в поле, там сжигали, у костра плясали и прыгали через огонь.

Сохранился и такой тип обряда: двое рядились лошадью, ко­торую также называли русалкой. Русалку-коня под уздцы вели в поле, а вслед за ней молодежь водила хороводы с прощальными песнями. Это называлось проводить весну.

1.3. Летние обряды

После Троицы в обрядах принимали участие как девушки, так и парни, а также все жители деревни или села. Летний пери­од — пора тяжелого земледельческого труда, поэтому праздники были короткие.

День Рождества Иоанна Крестителя, или Иванов день (24 июня, период летнего солнцеворота) широко отмечался у боль­шинства европейских народов. У славян Иван Купала был свя­зан с летним плодородием природы. Слово "купала" не имеет отчетливой этимологии. По мнению Н. Н. Белецкой, оно "мог­ло быть очень емким и соединять в себе несколько значений:


костер, котел; водоем; ритуальное общественное собрание на ритуальном месте"1.

В купальскую ночь люди очищались огнем и водой: прыгали через костры, купались в реке. Водили хороводы и пели купаль­ские песни, для которых характерны любовные мотивы: буйство и красота летней природы художественно соотносились с миром чувств и переживаний молодежи. Устраивали игрища междуселами с пережитками сексуальной свободы, что было связа­но с древней экзогамией — запретом брачных отношений внутри одного рода (от греч. ехо — "снаружи, вне" + gamos — "брак").

Повсеместно существовали поверья о целебной силе цветов и трав, об их волшебных свойствах. Знахари, колдуны, ворожеи даи простые люди ходили собирать травы, поэтому Ивана Купалу в народе также называли Иван-травник. Верили, что в ночь накануне Ивана Купалы цветы между собой разговаривают, а также что каждый цветок по-своему горит. В полночь на одну минуту расцветал огненный цветок папоротника — кто его найдет, тот может стать невидимым или, по другой версии, выкопает на этом месте клад. Пучок купальских трав девушки клали под подушку и загадывали сон о своем суженом-ряженом. Как и на Троицу, в купальскую ночь они гадали на венках, бросая их в реку (иногда в венки вставляли горящие свечки).

Считалось, что в эту ночь нечистая сила особенно опасна, поэтому в купальском костре совершалось символическое унич­тожение ведьм: сжигали символизирующие их ритуальные предметы (чучело, конский череп и др.). Были различные приемы распознания "ведьм" среди односельчан.

У русских купальские обряды были менее развиты, чем у украинцев и белорусов. В центральных русских губерниях сохра­нились многочисленные сведения о Ярилином дне. Ярило — бог солнца, чувственной любви, податель жизни и плодородия (слова с корнем jаг' означают "светлый, знойный, страстный").

В Воронеже во второй половине XVIII в. были известны на­емные игрища, называвшиеся Ярило: ряженый мужчина, обвешанный цветами, лентами и колокольчиками, плясал на площади и донимал женщин непристойными шутками, а те, в свою очередь, не отставали от ряженого, потешаясь над ним. В первой половине XIX в. в Костроме хоронили чучело Ярилы с ярко-выраженными мужскими атрибутами. В конце XIX в. в Зарайском уезде Рязанской губернии сходились на ночное гуляние на

И Белецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. — Ш, 1978. - С. 102.


 





холме Ярилина плешь. Присутствовали элементы купальского игрища: костры, "разнузданный" характер игрового поведения. На вопрос собирателя, кто был Ярило, ответили: "Он любовь очень одобрял".

Ярилин день по времени совпадал с праздником Ивана Купалы и отмечался там, где Купалу не праздновали. В. К. Соко­лова писала: "Можно почти с полной уверенностью поставить знак равенства между Купалой и Ярилой. Купала — название более позднее, появившееся у восточных славян, когда празд­ник, как и у других христианских народов, был приурочен ко дню Иоанна Крестителя. Там же, где праздник этот не привился (вероятно, потому, что он приходился на пост), сохранилось местами древнее название Ярилин день. Справлялся он перед постом. Это был праздник летнего солнца и созревания пло­дов..."1.

После Ивана Купалы, перед Петровым днем, совершались похороны Костромы. Кострома — чаще всего чучело из соломы и рогож, одетое в женское платье (эту роль могла также испол­нять одна из участниц обряда). Кострому украшали, клали в ко­рыто и, имитируя похороны, несли к реке. Одни провожающие плакали и причитали, другие с грубыми остротами продолжали свое дело. У реки чучело раздевали и бросали в воду. При этом пели песни, посвященные Костроме. Затем пили и веселились.

Слово "Кострома" происходит от "костра, кострика" — мох­натая верхушка трав и колосьев, созревающие семена. По-види­мому, обряд должен был помочь созреванию урожая.

Летние празднества, молодежные гулянья и увеселенья за­канчивались на Петров день (29 июня). Его обряды и поверья были связаны с солнцем. Верили в необычное горение солнца. Говорили, что солнце "играет", т.е. разделяется на многочис­ленные разноцветные круги (подобные поверья были приуроче­ны также к Пасхе). В петровскую ночь никто не спал: караулили солнце. Толпа разряженной молодежи шумела, кричала, стучала косами, заслонками, палками, бубенцами, плясала и пела под гармошку и уносила у хозяев все, что плохо лежит (сохи, боро­ны, сани). Это сваливалось в кучи где-нибудь за деревней. На рассвете ждали солнце.

Петров день открывал покос (С Петрова дня красное лето, зеленый покос).

1 Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов... — С. 252.


Исследователи предполагают, что летние праздники (Иван Купала, Ярилин день, похороны Костромы и Петров день) вос­ходят к общему источнику — великому языческому празднику апогея лета и подготовки к сбору урожая. Возможно, у древних славян это был один праздник в честь Ярилы и длился от Ива­нова до Петрова дня.

1.4. Осенние обряды

Круг земледельческих праздников замыкали жатвенные обря­ды и песни. Их содержание не было связано с любовно-брачны­ми отношениями, они носили хозяйственный характер. Важно было сохранить плодородящую силу хлебного поля и восстано­вить потраченное здоровье жней.

Воздавали почести первому и последнему снопу. Первый сноп называли именинным, с песнями несли на гумно (с него начина­ли молотьбу, а зерна сохраняли до нового посева). В конце жат­вы последний сноп также торжественно приносили в избу, где он стоял до Покрова или Рождества. Затем его скармливали ско­тине: считали, что он обладает целебными свойствами.

В_ жатвенных песнях всегда величалисъ. _женщины, ..так как урожай собирали серпами и этот труд был женским. Образы жней идеализировались. Они изображались в единстве с окружающей природой: месяцем, солнцем, ветром, зарей и, конечно же, ни­вой. Звучал мотив заклинания урожая:

В поле копами <копнами>,

На гумне стогами!..

В клети закромами!..

В печи пирогами!

Почти повсеместно оставляли недожатым последний пучок колосьев — на бородку мифическому образу (козлу, полевику, хозяину, Волосу, Егорию, Богу, Христу, Илье-пророку, Николе и др.). Колосья завивали различными способами. Например, связывали пучок сверху и снизу, колосья пригибали, расправляли по кругу согнутые стебли. Затем бороду украшали лентами и цвета­ми, а в середину клали кусочек хлеба с солью, лили мед. В основе этого обряда лежали представления о духе нивы — козлообразном хозяине поля, скрывающемся в последних несжатых ко­лосьях. Как и у других народов, козел -олицетворение плодородия, его старались задобрить, чтобы не оскудела сила земли. При этом пели песню, в которой иронически величали козла («Ходил козел по меже... ").


Во многих местностях женщины, окончив жатву, катались по жнивью, приговаривая: "Нивка, нивка, отдай мою силку, я тебя жала, силу свою теряла". Магическое прикосновение к земле должно было "отдать силушку". Окончание жатвы отмечалось сытным обедом с отжиночным пирогом. В деревнях устраивали складчины, братчины, варили пиво.

Осенью были забавные обычаи изгнания насекомых. Напри­мер, в Московской губернии устраивали похороны мух — делали гробики из моркови, свеклы, репы, клали в них мух и закапыва­ли. В Костромской губернии мух выгоняли из избы последним снопом, а потом ставили его к иконам.

С Покрова в деревнях начинались свадьбы и девушки говори­ли: "Покров, Покров, покрой землю снежком, а меня женишком!"

2. СЕМЕЙНЫЕ ОБРЯДЫ И ИХ ПОЭЗИЯ

Календарные и семейные обряды возникли на общей основе, они генетически связаны. Однако между ними существовало большое отличие. Героями календарной поэзии были обожеств­ленные силы природы, герой семейных обрядов — реальный человек. Обряды сопутствовали многим событиям его жизни, среди которых важнейшими были рождение, вступление в брак и смерть. Наиболее развитым в художественном отношении был народный свадебный обряд, поэтому ниже он будет рассмотрен подробно.

Родильные обряды и обряды первого года жизни (периода младенчества) были наполнены ритуальными действиями маги­ческого характера: первое купание новорожденного, крещение, первое укладывание в колыбель, обряд угощения родственни­ков и соседей ("бабина каша"), обычай одаривания матери но­ворожденного и бабки-повитухи, обряд первого подпоясывания, первого пострижения и др. Действия имели две направленнос­ти: оберегание новорожденного и его матери и обеспечение ему благополучной и долгой жизни. Следы ритуальных песен-поже­ланий сохранились в колыбельных песнях; в бытовой практике остались следы заговоров, например: "Как с гуся вода, так с тебя хворь и боль" (при купании). Христианское таинство кре­щения значительно потеснило древние родильные обряды.

Религиозное мировосприятие было также основой обряда по­хоронного. Вместе с тем православный похоронный ритуал вос­принял и впитал в себя многие обряды и поверья, восходящие к язычеству. Смерть — это переход в инобытие, в древности ос­мыслявшийся как инициация. Похоронный обряд пронизывает одна идея — убеждение в продолжении существования умершего.


С одной стороны, покойного необходимо было умилости­вить, облегчить ему путь в мир иной; с другой — требовалось обезопасить живых от возможных вредных действий покойного. На эти две цели была направлена самая разнообразная магия: обмывание умершего, одевание в новую одежду и обувь, вынос ногами вперед, осыпание зерном лавки, на которой лежал по­койник, мытье избы после выноса тела, бросание в могилу де­нег ("Чтобы душа имела чем заплатить за перевоз ее на тот свет "), раздавание на похоронах милостыни, поминки (в день похо­рон — хоронили на третий день после смерти; на девятый, со­роковой день, в годовщину). Поминки постепенно переходили в календарные поминальные обряды.

Похороны — это утрата близкого человека. Чувство горя вы­ражали специальные поэтические произведения — причитания. Их начинали исполнять с наступления смерти, исполняли в те­чение всего похоронного обряда, а затем — на поминках. Кроме похоронных, известны причитания свадебные и рекрутские, вызванные предстоящей долгой, а возможно и вечной, разлукой. Провожая дочь в чужу дальнюю сторонушку или сына на службу государеву, мать оплакивала свое детище. Причитали и другие родственницы, причитала невеста. Несмотря на неодно­кратные церковные запреты оплакивать покойников, причитания дожили до наших дней. Их записи, сделанные в XIX и XX вв., зафиксировали богатый пласт народной поэзии, поэтому при­читания будут рассмотрены специально.

2.1. Свадебный обряд

2.1.1. Исторический очерк

Русская свадьба сохранила следы ранних исторических пери­одов с их брачными отношениями. Наиболее архаичны отзвуки «моногамных (групповых) форм брака, восходящие к матриар-хату. По своему исконному смыслу обряд является женской ини-циацией, посвящением девушки-невесты в группу матерей. Древ-ний коллективный характер таких посвящений отражен в де-вишнике.

В брачных обычаях периода матриархата инициатива принад­лежала женщине, нормальным явлением было самопросватыва-ние девушек. В патриархальном обществе все изменилось. Основ-ная свадебная игра развертывалась вокруг похищения невесты (еепрятали от жениха, преграждали дорогу женихову поезду, разыгрывали сцены доступа жениха во двор, в горницу — и проч.). Подчеркивалось активное начало со стороны жениха и ритуаль-


 





ное "нежелание" невесты выходить замуж. В доме невесты пели песни, в которых приезд жениха изображался как ветер, буря, сам же он назывался разорителем и погубителем. Все это следы брака-умыкания, то есть такого, в котором невесту похищали (сна­чала насильственно, а позже по взаимному уговору).

Следующая форма брака — "купля-продажа", существовав­шая, по-видимому, у полян. Жених должен был платить за неве­сту вено, аналогичное известному у мусульман калыму. В рус­ской свадебной игре разыгрывались сценки выкупа места рядом с невестой, ее косы (или ее самой, что было равнозначно), при­даного. Выкуп был небольшой, почти символический: подарка­ми, угощением, мелкими деньгами. Иногда следовало отгадать загадки ("Кто краснее солнышка, кто светлее светла месяца?"). Один из предсвадебных ритуалов назывался рукобитье: сваты и отец невесты "били по рукам", как бы заключая торговую сдел­ку ("У вас товар, у нас купец"). Впоследствии вено было замене­но приданым.

У девушки среднего состояния в приданое входило до 10 и более рубах, до 10 будничных сарафанов (холщевых и ситцевых), 10 кусков белого холста (в куске 22 аршина), 7 кусков цветного холста (пестряди), постель, до 50 полотенец (на подарки), скатерть, полог для перевозки зерна, мешок для муки и т. д. Приданое начинали собирать от рождения. Говорилось: "Дочку в колыбельку приданое в коробейку". Его скла­дывали в короб, скрыню, сундук. Невеста с хорошим приданым называ­лась приданница, с плохим — бесприданница. Вместе с тем главную ценность составляла сама девушка, ее личные качества. Пословица по­учала: "Бери бесприданну, но таланну" (талан — счастливая судьба человека).

В феодальную эпоху в патриархальной семье сложился брак по воле старших, который до реформ Петра I сохранялся во всех слоях русского общества. Позже он оставался только в кре­стьянской среде. Брак по воле старших отразил представление народа о семейном быте феодальной эпохи: стабильном, с обе­регаемыми традициями.

А. С. Пушкин в "Путешествии из Москвы в Петербург" писал: "Во­обще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержа­ние — или жалобы красавицы, выданной замуж насильно, или упреки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный. Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она замуж? "По страсти, — отвечала старуха, — я было заупрямилась,


да староста грозился меня высечь". — Таковы страсти обыкновенны. Неволя браков давнее зло"1.

Этнологи полагают, что брачный возраст исторически менялся, поднявшись с 11—12 до 16—17 лет. Связанные с браком по воле старших правила поведения народ закрепил в пословице: "К лавке лицом, по заду дубцом — вот тебе и под венцом!" Утверждалось также: "С кем венчаться, с тем и кончаться "; "Повенчает поп, а развенчает гроб".

Патриархальный брак по воле старших включал в себя как| обязательный элемент церковный обряд венчания и начал под­чиняться церковным ограничениям. Они распространялись на время для венчания и на степень родства между женихом и невестой.

Венчание не совершается по вторникам и четвергам (накануне среды и пятницы), ибо предстоящая ночь — постная. По этой же причине не совершается венчание и в субботу: ночь с субботы на воскресенье посвяцена Богу. Церковное таинство брака не совершается в великопостный период, начиная с субботы мясопустной недели, в течение сырной седмицы (Масленичной недели), самого Великого поста и последующей Пасхальной недели. Венчание также не совершается: в Петровский пост (с 12 по 29 июня), в Успенский пост (с 31 июля по 15 августа), в Рождественский пост и на Святках (с 12 ноября по 7 января). Кроме того, венчание не совершается накануне 12 важнейших церковных праздников (так называемых двунадесятых): Рождества, Крещения, Сретения, Благовещения, Входа Господня в Иерусалим, Вознесения, Троицы, Преображения, Успения Богородицы, Рождества Богородицы, Воздвижения Креста и Введения во храм Богородицы. Не венчали накануне храмовых праздников и в день (а также накануне) Усекновения главы Иоанна Предтечи (29 августа).

В кровном родстве по прямым линиям (восходящей и нисходящей) брак запрещается во всех степенях. В родстве по боковым линиям право­славный брак запрещен до 4-й степени включительно (в отличие от католицизма, допускающего браки между двоюродными братьями и сестрами).

Обычно свадьбы играли осенью: от Покрова (1 октября) до Филиппова заговенья (14 ноября); или зимой: после Крещения ; до масленицы. На протяжении всей свадьбы совершались хри­стианские моления, благословения иконой или крестом, зажигание свечей и т. д.

1 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. — Т. 6. — М., 1976. — С. 347.


С ростом городов, расслоением деревни и разрушением патри­архальной семьи брак по воле старших постепенно стал угасать. Обнищавшие крестьяне, не имея средств сыграть свадьбу, находи­ли выход в так называемых свадьбах-самокрутках (их другое название — убегом). Молодые венчались тайно, а потом выпра­шивали прощения (иногда это было имитацией, так как родите­ли заранее обо всем знали). Празднования при этом не устраи­валось.

Городской свадебный ритуал формировался на основе тради­ций сельского окружения того или иного города. Однако он был переориентирован на городские формы, городскую моду (сва­дебный каравай стали заменять тортом, пляски — танцами, по­высилось значение инструментальных ансамблей, исполнялись городские песни). В условиях города более важной сделалась роль профессиональных свах. (Выразительный образ московс­кой свахи А. Н. Островский запечатлел в комедии "Правда — хорошо, а счастье — лучше").

В XX в. процессы разрушения традиционной крестьянской свадьбы ускорились. Для 20—30-х гг. было характерно изжива­ние церковного венчания, в официальный обряд превратилась канцелярская регистрация бракосочетания. Вместе с этим очень упростилась схема обряда и почти выветрилась его поэзия.

В поэзии современной деревенской свадьбы основную роль стали играть частушки, в которых появился новый, нетрадици­онный образ девушки-невесты: бойкой, жизнерадостной, ост­рой на язык.

2.1.2. Общая характеристика традиционного свадебного обряда

Традиционный свадебный обряд — не только семейный праз­дник, но и сакральное явление с его религиозно-магической сто­роной, и юридически-бытовой акт.

Обязательными участниками свадьбы, кроме невесты, жени­ха и их родителей, были родственники с обеих сторон. Они осу­ществляли коллективную юридическую санкцию двух событий: перехода жениха и невесты на положение семейных людей и породнения их семей. Родственники обменивались подарками, одаривали молодых и их родителей, пели песни. Народному сва­дебному ритуалу была свойственна публичность, исполнение многих обрядов, песен и плясок на улице, перед избой ново­брачных. Непременно устраивалось коллективное застолье — пир на весь мир (красный стол, княжий стол).


Свадьба -- сложная драматическая игра, состоявшая из не­скольких актов и длившаяся обычно от 3 до 10 дней. Бытует выражение "сыграть свадьбу". И действительно, участники свадь­бы имели "роли": князь и княгиня (жених и невеста), сваты, дружка, поезжане, тысяцкий, бояре (большой, средний и малый), вопленицы (на севере), певицы-игрицы (в центральной и южной Рос­сии) — и т.д. Роль сватов и свах обычно выполняли крестные отец и мать молодых.

В числе свадебных чинов были: рожники — родственники невесты; дружина, бояре — спутники жениха; боярки, подневестницы — спут­ницы невесты; подголосницы — поющие девушки; каравайницы — жен­щины, которые готовят свадебный каравай; стряпуха, куховарка — жен­щина, готовящая свадебное угощение; коробейники, приданки (отвозят приданое); светилки (держат свечи при венчании); вежливец, опасный, клетник — человек, который мог оградить от колдунов и проч. Всего исследователи отмечают до 411 названий свадебных чинов у восточных славян. Те же, кому не хватало ролей, были зрителями.

Повсеместно была распространена единая композиция свадебного обряда. В нее входили три цикла: предсвадебный (предвенечный), день свадьбы и послесвадебный. Каждый имел свои внутренние части.

Предвенечный цикл состоял из сватовства — неофициаль­ной части обряда, так как мог быть и отказ. Если сватовство оказывалось удачным, то устраивали оповещение о предстоя­вшей свадьбе, ныне называемое помолвкой. Его народное название — сговор; также: запой (пропой, винопитъе, запойный вечер), смотрины (гляделки), богомолье, рукобитье, заплачки. После сго­вора к невесте (сговоренке) уже никто не мог посвататься. Жених ездил к ней в гости, привозил недорогие подарки, гостинцы.

Время от сговора до венчания могло длиться от нескольких недель до года. Но в последний вечер (накануне свадебного дня) устраивался девишник — обряд прощания невесты с подругами, родственниками, со своим девичеством. Повсеместно это был наиболее грустный обряд свадебного ритуала.

Кульминационным был день свадьбы, насыщенный многими актами. Это были обряды утра свадебного дня (в доме невесты и в доме жениха); отъезд за невестой и ожидание свадебного поезда (в ее доме); сцены доступа жениха к невесте; благословение; отъезд в церковь; венчание и окручивание (невесте делали женскую прическу и надевали женский головной убор); свадебный (княжий) пир (в доме мужа); постельные обряды.


 





Послесвадебный этап начинался утром с бужения молодых. "Били горшки честь невестину", рядились в костюмы и маски, подвергали молодую разнообразным "испытаниям": принести воды, приготовить еду, подмести пол и проч.

Спустя несколько дней молодые навещали родителей невес­ты (это посещение называлось отгостки, также: отводины, "к теще на блинки"). Нередко такие посещения сливались с кален­дарным празднованием масленицы.

Свадебная поэзия взаимодействовала с обрядовыми действи­ями и была по отношению к ним вторичной. Необходимо под­черкнуть ее богатство и разнообразие. К. В. Чистов отмечал: "Только свадебных песен, многие из которых можно считать художественными шедеврами, известно несколько тысяч".1 На русской свадьбе исполняли песни (ритуальные, заклинательные, величальные, корильные, лирические), причитания, приговоры, драматические сценки, игры (сопровождавшиеся ряжением). Пели внеобрядовые песни, тематически и эмоционально свя­занные со свадьбой (веселого характера, любовного содержа­ния). На свадьбе часто присутствовали музыканты, но это не считалось обязательным, поскольку преобладало пение.

Народный свадебный обряд не был застывшим, его общие свойства специфически разрабатывались в разных местностях. Типические отличия позволили выделить три основных геогра­фических ареала русской свадьбы: среднерусский, севернорус­ский и южнорусский.

Южнорусская свадьба близка к украинской и, по-видимому, к исконной древнеславянской. Ее отличительный признак — отсутствие свадебных причитаний, общий веселый тон.

По-украински "свадьба" — весiлля, по-белорусски — вясiлле (вяселле) или свадьзба. В исторических документах встречаются такие древние русские термины, обозначавшие свадьбу: веселие и радость.

Основной поэтический жанр южнорусской свадьбы — песни. У русских обряд этого типа локален (донской, кубанский).

Севернорусская свадьба драматична, поэтому ее основной жанр — причитания. Они исполнялись на протяжении всего об­ряда. Обязательной была баня, которой завершался девишник. Севернорусскую свадьбу играли в Поморье, в Архангельской, Олонецкой, Петербургской, Вятской, Новгородской, Псковской, Пермской губерниях.

Наиболее характерным был свадебный обряд среднерусского типа. Он охватывал огромный географический ареал, централь-

1 Этнография восточных славян. — М., 1987. — С. 401.


ная ось которого проходила по линии Москва — Рязань — Нижний Новгород. Свадьбу среднерусского типа, кроме названных выше, играли также в Тульской, Тамбовской, Пензенской, Кур­ской, Калужской, Орловской, Симбирской, Самарской и других губерниях. Поэзия среднерусской свадьбы сочетала песни и при­читания, но преобладали песни. Они создавали богатую эмоцио-нально-психологическую палитру чувств и переживаний, полюса которой составляли веселая и грустная тональности.

2.1.3. Мифологическое в русской свадьбе

Главный смысл свадебного обряда состоял в продолжении рода, для чего требовалось пробудить у человека и у природы плодородящие силы. Эта идея связывала воедино все свадебные элементы, отождествляла живое по признаку жизни.

Например, устройство постели для молодых было наполнено магией, обеспечивающей воспроизводство жизни во всех ее видах. Постель стлали на снопах, в местах обработки и хранения зерна (в амбаре, на гумне, в овине) или в помещениях для содержания скота (в хлеве, в подклети).

Обряд был насквозь пронизан магией. Использовались все ее виды. Цель продуцирующей магии (от лат. Producentis — "про­изводящий") состояла в том, чтобы обеспечить благополучие жениху и невесте, прочность и многодетность их будущей семье, а также чтобы получить богатый урожай, хороший приплод скота. Апотропейная магия (от греч. Apotropaios — "отвращаю­щий беду") проявилась в многочисленных оберегах, направлен­ных на предохранение молодых от всего плохого. Этому служи­ли иносказательная речь, звон колокольцев, острый запах и вкус, переодевание молодых, покрытие (или прятание) невесты, а также

самые разнообразные предметы-обереги.

 

Универсальным оберегом был пояс — часть одежды, принимающая форму круга. Считалось, что подпоясанного "бес боится", поэтому венчаться шли в поясе. Магические свойства пояса скрепляли союз молодых: им обвязывали жениха и невесту, узел с приданым, свадебный пирог и др. Вместе с тем с помощью скрученного пояса ведьма могла превратить весь свадебный поезд в волков (у белорусов).

Разнообразные магические функции были связаны с полотенцем: им связывали молодых, опоясывали невесту, перевязывали поезжан, покрывали каравай, стелили как "подножник" при венчании и проч. Полотенца изготовляли из холста и вышивали традиционным узором, который сохранял

. 93


мифологическую символику и, в соответствии с этим, был представлен характерным цветовым сочетанием: белый — красный — черный.

Многие магические действия восходили к древнему обряду инициации. Поскольку продолжение рода зависело прежде все­го от женщины, свадебный обряд отражал женскую инициацию, его центром была невеста. В предсвадебный период невеста но­сила белую одежду (древний цвет траура), а в день свадьбы — обязательно красную (красный цвет символизировал жизнь). Указания на ритуальную "смерть" содержала поэзия предсва­дебного периода. В своем причитании невеста сообщала о страш­ном сне: будто бы на ее улице стоит пустой раскрытый гроб, ожидающий жертву. Она выражала желание уйти в лес к реке и утопиться — и проч.

Для среднерусской свадьбы характерен обряд "елки ". Верхушка или пушистая ветка елки или другого дерева, называемая красо­той (девьей красотой, красной красотой), украшенная лентами, бусами, зажженными свечами и проч., иногда с прикрепленной к ней куклой, стояла на столе перед невестой. Деревце симво­лизировало молодость и красоту невесты, с которыми она про­щалась навсегда. В свадебном приговоре утверждалось:

Да уж как этому ли дереву

Да не бывать два раза зелену.

Да а тебе, наша подруженька.

Да задушевная голубушка,

Да не бывать два раза в девушках.

Древний, давно забытый смысл состоял в том, что дереву (зеленой, кудрявой березе) переадресовывалась жертвенная по­винность инициируемых девушек: вместо одной из них погиба­ло деревце, первоначально принятое в их родственный круг (за­местительная жертва). Следы такого обычая видны в троицко-семицком обряде с березкой. И в свадебном обряде красота отож­дествлялась с самой невестой.

Свадебное деревце известно у большинства славянских наро­дов как обязательный атрибут, предмет-символ, несущий в себе общую этническую характеристику славян. Вместе с тем у вос­точных славян отмечено большое разнообразие предметов, на­зывавшихся красотой. Это не только растения (ель, сосна, бере­за, яблоня, вишня, калина, мята), но также девичья коса и деви­чий головной убор.

Головной убор девушки-невесты назывался венец, венок, налобень, коруна. Его изготавливали в виде плотного обода с позументом, над


которым выступал ажурный венок, украшенный жемчугом, перламутром, бисером и т.п. Такие венки особенно характерны для Русского Севера. на юге, а также в Беларуси и на Украине венки плелись из живых цветов. Изготовление венчальных венков из живых цветов представляло собой богатый, развитой ритуал.

Инициация включала в себя обряды с волосами, изменение прически: расплетание косы, продажа косы, окручивание. Этот древний обычай был связан с верой в магическую силу волос.

Русская девушка носила одну косу. Ее расплетали на девишнике и обычно уже не заплетали до венца. Невеста дарила подругам свои косни — ленты для косы.

Ритуал продажи косы был реминисценцией купли самой невесты. возъми косу вместе с головой", — говорила ее мать жениху. Продавал косу младший холостой брат невесты или другой родственник-мальчик, называвшийся подкосник.

Окручивание — один из кульминационных элементов обряда, происходивший сразу после венчания (в церковной сторожке, трапезной или, по приезде, в доме мужа). Невесте делали женскую прическу (две косы, обвитые вокруг головы) и подбирали волосы под женский головной убор кокошник, кичку с сорокой, повойник, сборник). В отличие от девушки, женщина всегда должна была ходить с покрытой головой. По этому поводу сложена пословица: "Немного попето, да навек надето".

В белорусской и западнорусской свадьбе известен также обряд подстригания волос жениху. В древности это действие было связано с вызо­вом родовых духов-покровителей. Возможно, этот обряд когда-то означал посвящение юношей в группу взрослых мужчин.

В день свадьбы или на следующий устраивались игры "в покойника". Они зафиксированы в Поволжье, Курской, Орловской, Рязанской, Воронежской, Тамбовской губерниях. Пародийные похороны заканчивались тем, что "покойник" вскакивал и пускался в пляс. Игра завершалась общей пляской. Ритуальное веселье, пляска, смех должны были утвердить новую жизнь, символизировали возрождение невесты в новом статусе, что было последним звеном инициации, ее целью.

Пережитки ритуала инициации, изображающего ожившего покойника, сохранились и в календарных обрядах. Известны весенне-летние игры девушек в "русалку", в "Кострому" и др. В них "умершая" внезапно вскакивала, била всех по рукам, приговаривая: "Пеки блины, поминай меня!" Данный обряд имеет глубокие индоевропейские корни. На это



указывает немецкая средневековая игра "пляска смерти", чешская пляска "Мертвец", аналогичные словацкие и сербские игры, карпатские игры при мертвеце (о чем писали А. Н. Веселовский и другие исследователи).

Свадебный обряд сохранил признаки древнего экзогамного брака, порожденного запретом на кровосмешение. Брачная пара должна была состоять из представителей разных родов. Поэто­му в свадьбе были ритуалы, означавшие переход невесты из сво­его рода в род мужа. С этим связано поклонение печи — свя­щенному месту жилища.

Многие обряды с печью совершались на протяжении всей свадьбы, как в доме родителей невесты, так и в доме жениха. Все важные дела (например, вынос красоты) начинали в буквальном смысле от печки. Чтобы сватовство было удачным, сваха старалась дотронуться до печки. Благословляли молодых у печного столба. В доме мужа молодая трижды кланялась печи и только потом уже иконам. С приобщением невесты к новому очагу был связан обычай марания: утром после бужения молодых всем чернили лица сажей из печи.

Растительный мир русской свадьбы связан с древними ани­мистическими представлениями. Живыми или искусственными цветами украшались все участники свадьбы. Цветы и ягоды были вышиты на свадебной одежде и на полотенцах. Особо почита­лись вечнозеленый барвинок (символ прочности любви и брака) и ягоды калины (символ девичества). Калинкой назывались об­ряды, связанные с установлением добрачной невинности моло­дой, а также ее свадебная рубаха.

Животный мир свадебного ритуала восходит к древнеславян-ским тотемам. Во многих элементах обряда можно увидеть культ медведя (ряжение в медведя, меховая одежда и меховые подар­ки, использование вывернутого тулупа, символизировавшего шкуру зверя). Медведь должен был обеспечить богатство и пло­дородие. В некоторых местах атрибутом свадебного пира была жареная свиная голова, имевшая магическое значение (с ней разыгрывались сценки иронического чествования). На свадьбе, Святках и масленице рядились быком, при этом устраивали игры с эротическим смыслом.

С невестой были связаны образы птиц. Плодородящую силу имела прежде всего курица. Она фигурировала и как ритуальная пища, и как живая птица (курица-приданка).

У всех славян куриное мясо было непременным блюдом за свадебным столом, а также на постели молодых. Свадебный пирог курник представ-


лял собой круглый хлеб с каймой и изображением петушиной головы. Известны старинные церковные запреты на жертвоприношения кур бере-гиням (ради них кур топили в реках и колодцах). В свадебном обряде, как и в троицко-семицком, важную роль играли и куриные яйца.

Свадебный ритуал восточных славян имел ярко выраженный аграрный, земледельческий характер.

С идеей плодородия был связан культ воды. В севернорус­ской свадьбе он проявился в банном обряде, которым завер­шался девишник. Производились магические действия с водой и с банными атрибутами (печью-каменкой, веником). В отличие отсеверной, для среднерусской свадьбы характерно послесвадебное обливание — своеобразное игрище, величание молодой женщины, возможно, уже несущей во чреве новую жизнь. При обливании женщина-мать отождествлялась с матерью-сырой землей: ведь увлажненная дождями земля также могла проявить свою плодородящую сущность.

Известно, что древнерусский брак совершался у реки. По­тому ситуация "брак у воды" часто встречается во многих жанрах русского фольклора: в песнях календарных обрядов, в бал­ладах, былинах, сказках.

В добрачных, брачных и послебрачных обрядах молодых осыпали хмелем, овсом, семенами подсолнуха или любым другим злаком. Известны действия не только с зерном, но и с колосьями, с квашней. Культ хлеба проявился прежде всего как чествование каравая, которое в южных зонах было развито в каравайный обряд: он начинался в предсвадебном цикле, а заканчивался на княжем пиру раздачей каравая.

Каравай — это ритуальный, особо изготовлявшийся хлеб, которым встречали молодых от венца. Каравай украшали платками, красными лентами, калиной. Одаривание молодых на пиру называлось "положить на каравай". Были зафиксированы хвалебные песни в честь каравая: 'похвала караваю", "каравай месят", "как топят печь для каравая , "как в печь сажают" и др.

В числе ритуальной пищи свадебного обряда, помимо уже отмечав­шейся (каравай, курица, свиная голова), следует также назвать обрядовый пирог (с кашей, рыбой, курицей и др.), а также кашу, лапшу. Пирог характерен для севернорусской свадьбы, где он заменял каравай.

С аграрной магией связан древнеславянский культ солнца. По представлениям древних, любовные отношения между людьми порождались сверхъестественным участием небесных светил.


 



 



Верховным покровителем вступающих в брак и всех остальных участников свадьбы было солнце. Рядом с ним возникали ме­сяц, звезды, заря. Люди сами уподоблялись светилам. Вот как писал об этом И. В. Зырянов: "Солнечность, обожествление, золотая окраска видны не только на образах жениха и невесты, но и на образах их родителей, а также сватов и свадебных дружек. Невеста в поэзии рисуется через "девью красоту", которая краше солнца, чище "злата-серебра", лучше "дорогих самоцве­тов". <...> "Свойства светил, перенесенные на человеческий брак сделали последний таинством"1.

Образ солнца нес в себе свадебный венок невесты. В песне сообщалось, будто бы он упал с неба и был так ярок, что мог осветить дорогу. Особенно значительной была концентрация небесного сияния в наиболее драматичный кульминационный момент свадьбы, а именно когда невеста, сидя за столом и ожи­дая приезда жениха, как бы расставалась со своей душой девуш­ки. Невеста должна была плакать ("Не плачет за столом, напла­чется за столбом"). При этом она катала свой венок по столу. Круглая форма венка, его "сияние" и обычай его катания по тесовенъкому столику изображали солнце как верховного покро­вителя обрядового таинства.

В. Ф. Миллер, А. А. Потебня и другие исследователи в сла­вянских песнях с сюжетом "тонущей девицы" усматривали сол­нечный миф, повествование о небесном браке. Возможно, его следы сохранила песня "Воскресный день рано Сине море игра­ло... " В свадебных песнях невеста в веночке сравнивалась с хох­латой златоперой курочкой, с кукушкой, сбросившей свое обыч­ное оперение и одевшейся в золотые перья, с золоторогой телоч­кой и т. п. В хороводных и свадебных песнях много внимания уделялось необычным, солнцеподобным волосам невесты и жени­ха. Из песни мы узнаем и о том, что небесными светилами рас­шиты обрядовая рубашка невесты и свадебный наряд жениха.

Севернорусская невеста сообщала в своем причитании, что вышивала свадебную рубашку три ночки: ивановскую, петровскую и ильинскую (период летнего солнцестояния). Она украшала рубашку красным сол- нышком, утренней зарей, младым полуночным светлым месяцем. И это соответствовало реальной вышивке на ее рубашке. Такой наряд соот­носим с платьем сказочной царевны: "Она вышла в чистое поле, наря­дилась в блестящее платье кругом часты звезды! <...> Скинула

1 Зырянов И. В. Свадьба и сказка // Фольклор и литература Урала. — Пермь, 1976. - Вып. 3. - С. соотв. 43, 41.


свой свиной чехол, надела платье: на спине светел месяц, на груди красно солнышко!'4

Небесным светом фольклор украшал поэтический образ сва-дебного терема: у него золотые выходы, переходы серебряные, в воротах столбы золотые, а сам он сто


<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
ПРИЛОЖЕНИЕ 1. Сертификация парашютистов. Обозначения и правила категорий (A, B, C, D) | ОБЪЕКТ, ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ СОЦИОЛОГИИ КАК НАУКИ




Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 2753;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.176 сек.