Роль государства в экономике. Вследствие высокой концентрации производства и капитала в России получили распространение развитые типы монополистических объединений

Вследствие высокой концентрации производства и капитала в России получили распространение развитые типы монополистических объединений, банков, акционерного дела. Традиционно сильная роль государства и вмешательство его в экономическое регулирование вели к преобразованию государственного сектора в государственно-монополистический, составлявший значительный удельный вес в народном хозяйстве России. Так называемые "казенные заводы" всегда были характерной чертой российской индустрии с ее особой организацией производства и управления. В национальной экономике были сильны элементы патернализма, т. е. особых отношений между государством и его поданными, между "хозяином и работником", возлагавшими на себя определенные взаимные обязательства. Частное предпринимательство, основанное на личной инициативе, в виде сравнительно небольших фирм и предприятий, созданных на отечественной почве, в отличие от других стран, еще недостаточно укоренилось в экономике и не могло серьезно противостоять наступлению государства и монополий. В свою очередь, мелкое кустарное и полукустарное производство, широко распространенное по всей территории страны и служившее важным элементом народнохозяйственной жизни, сохраняло еще довольно примитивный традиционный уклад и не могло конкурировать с крупными предприятиями. Противоречие между передовыми формами и отсталыми способами организации производства было весьма серьезным.

Российская деревня

В российской деревне в начале века также наблюдались ростки новых отношений. На огромном пространстве страны было разбросано более 20 млн. крестьянских хозяйств и 130 тыс. помещичьих имений. Общий земельный фонд страны составлял 400 млн. десятин, из них треть приходилась на крестьянские надельные земли, 12% - на частновладельческие и помещичьи, остальное - на государственные, удельные, церковные и т.п. Посевные площади составляли около 100 млн. десятин, и 90% из них - крестьянские посевы. Приведенные цифры хорошо показывают распределение земли, эффективность ее использования, наличие огромных земельных массивов, как бы лежавших под спудом, и демонстрируют существование в деревне серьезных противоречий. Значительная часть помещичьих земель сдавалась в аренду крестьянам. Естественно, что неизбежно было противостояние между двумя основными классами-сословиями: крестьянами и помещиками, особенно там, где они сосуществовали вместе и прежде всего в районах крестьянского малоземелья (Земледельческий Центр, Среднее Поволжье, Левобережная и Правобережная Украина). Крестьяне с вожделением смотрели на помещичьи земли, расположенные рядом с их наделами. Вдобавок в начале века усилилась тенденция к расслоению внутри крестьянской общины, которая уже не могла сдерживать напор новых рыночных и денежных отношений, вовлекающих в свою орбиту самые глухие "медвежьи" углы. Новые явления, идущие из города, подрывали общинный уклад, традиции коллективизма и коллективной ответственности. Деревня, действительно, становилась ареной борьбы, с одной стороны, - крестьян против помещиков, а с другой - крестьян между собой, поскольку уравнительная психология общины препятствовала выделению зажиточной части крестьянства и его фермеризации, развитию торговли, промыслов, отходу на заработки, переливу сельского населения в города. Более состоятельный крестьянин в общине нередко определялся весьма нелестным словом "кулак" со всеми вытекающими из этого следствиями. Столыпинская реформа еще более обострила существующие противоречия. Недавно в печати прошла и не утихает до сих пор активная кампания по реабилитации Столыпина и представлению его чуть ли не как национального героя-реформатора за его стремление сотворить в российской деревне крепкого хозяина типа американского фермера - опору новой, переустроенной России. Конечно, как реформатор Столыпин был и умнее и дальновиднее нынешних сторонников фермеризации России, понимая, что фермера на пустом месте не сотворишь. Чего ему не хватало и о чем он просил общественность, так это двадцати лет спокойствия для осуществления реформ (невиданное для России), в том числе аграрной, направленной на разрушение общины, создание земельного рынка и рынка свободных рабочих рук, переселение крестьян на новые свободные для хозяйственной деятельности места. Но крутые и энергичные меры Столыпина, проводимые сверху, не могли не вызвать противодействия со стороны самых разных слоев российского общества и справа, и слева. Реформа в сущности не затрагивала помещичье землевладение - гвоздь аграрного вопроса в России, несмотря на весьма скептическое отношение Петра Аркадьевича к предпринимательским возможностям российского дворянства. Следует обратить внимание, что там, где позже, после революции крестьяне получили земли помещиков, они были более склонны поддерживать советскую власть, а "российская Вандея", в отличие от французской, буйствовала там, где по большей части не было помещичьего землевладения. Так что реформы Столыпина, как к ним ни относиться, обещали деревне очень беспокойную жизнь, и в этом смысле приблизили революцию. Между тем сельскохозяйственное производство в России накануне войны 1914 г. увеличивалось довольно энергично. В какой мере это было связано с аграрными реформами Столыпина, в какой - обусловлено благоприятным сочетанием ряда урожайных лет или другими факторами - трудный вопрос. Во всяком случае, за 10 лет, т. е. за половину затребованного Столыпиным срока, число крестьянских хозяйств, вышедших из общины, достигло всего 2,5 млн. Община не только выжила, но и сохранила свое влияние, так как более 80% крестьянского земельного фонда регулировалось по правилам общинного землепользования, хотя вряд ли следует отрицать, что столыпинские реформы оставили в деревне заметный след. В то же время неоспоримо и то, что накануне революции в крестьянской среде продолжали преобладать традиционные основы существования сельского мира. Проведённый анализ внутренней жизни общины в перестроечную эпоху XIX века, когда определились грани дореформенного аграрного общества и новых форм и способов жизнедеятельности крестьян, убедительно доказывает, что у общинного механизма был достаточный потенциал саморазвития и приспособления к рыночным отношениям. Реализовать его, в модернизационных условиях России, можно было без разрушения общинного механизма и массового разорения мелких крестьянских хозяйств, посредством трансформации общинного типа производства в общественно-кооперативный. При этом сама крестьянская община могла рассматриваться как своеобразная агрофирма, в которой традиционные взаимосвязи и распределение ресурсов выступали как возможный способ координации, конкурирующий с чисто рыночным подходам и дополняющим его. Как учит исторический опыт и показывает хозяйственная практика, формирование цивилизованного рынка происходило не только под влиянием конкуренции и правовой системы, но и в не меньшей степени благодаря сохраняющимся традиционалистским персонифицированным отношениям, существовавшим ещё в доиндустриальную эпоху. К тому же, это одна из важнейших предпосылок «очеловечивания» безличностных рыночных связей. Не следует полностью охаивать переселенческую политику Столыпина, как это делалось ранее в советской исторической литературе. Эта политика имела свои положительные и отрицательные стороны. Примерно пятая часть крестьян, благодаря реформе, продали свои наделы. Именно среди них обнаружилось стремление к переселению на новые места, преимущественно в восточные районы, обладавшие резервами свободных земель: в Сибирь, Казахстан, на Дальний Восток. Правительство всемерно поддерживало это движение, оказывая материальную помощь, выделяя денежные ссуды для переселенцев. Однако наплыв переселенцев, трудности их первоначального обустройства на новых местах, противодействие со стороны старожилов, с подозрением относившихся к пришлым, привели к возникновению ряда проблем. Громадное число переселенцев не сумело адаптироваться в новых условиях. Многие возвращались назад, озлобленные и отчаявшиеся, пополняя армию люмпенов и усиливая социальное неустройство. Город, растущая промышленность еще не могли поглотить полностью излишек рабочих рук. Увеличилась безработица. В результате и в деревне, и в городе возрастала социальная напряженность. По всей видимости, более подходящими для развития экономики российской деревни и ее менталитета были различные формы кооперации, на что справедливо указывали крупные российские ученые-аграрники и о чем свидетельствовал практический опыт развития кооперации в России в начале ХХ в., протекавший, по общему признанию, наиболее безболезненно в отличие от принудительных и насильственных мер, проводимых сверху и сопровождаемых бюрократическим произволом властей и чиновников различного ранга.