Прокладываем путь – и перекладываем 5 страница

Но, несмотря на свою силу, эти образы изувеченных людей оставались безмолвными, пока Джордж Дедлоу не наделил их голосом. Его история говорила за каждого инвалида на сельской площади, за каждого калеку, просившего подаяния на паперти, за каждого человека с ампутированными конечностями, призраки которых заставляли его кричать по ночам.

Поэтому летом 1866 года пожертвования для капитана Дедлоу со всей страны поступали в Филадельфию. Толпы людей собирались у дверей госпиталя, умоляя о встрече с их героем, и были поражены, когда им говорили, что его не существует. Директор госпиталя с большим прискорбием сообщал людям, что среди его пациентов нет Джорджа Дедлоу. Его имени нельзя было найти даже в больничных архивах. Более того, военные проверили свои архивы и не обнаружили ни одного случая ампутации всех конечностей. Статья в Atlantic Monthly оказалась вымыслом.

Единственной реальностью было психическое расстройство Дедлоу, к которому медицина раньше не относилась серьезно. Парадоксальным образом, единственной настоящей подробностью были призрачные конечности.

* * *

С тех пор как люди стали воевать друг с другом, хирурги проводили ампутации, хотя до недавнего времени лишь немногие солдаты доживали до того, чтобы рассказать о своем опыте. Наряду с новой методикой по лечению пулевых ранений Амбруаз Паре убедил хирургов XVI века не прижигать обрубки после ампутации кипящим маслом или серной кислотой. Вместо этого он предложил лигатуру, включавшую перевязку разорванных артерий и зашивание обрубка. Это значительно уменьшало кровопотерю и риск инфекции (не говоря о боли) и означало, что калеки наконец получали достойные шансы на выживание. Паре был настолько уверен в их выживании, что начал изобретать для них фальшивые конечности, иногда с частичной подвижностью благодаря шарнирам и пружинам. (Однако его традиция изготовления накладных ушей, носов и пенисов осталась без продолжения.)

Неудивительно, что первые разрозненные упоминания о фантомных конечностях появились в сочинениях Паре и быстро стали объектом интереса для философов. Рене Декарт иногда совершал экскурсы в область неврологии – он прославился тем, что объявил шишковидную железу (28), кусочек плоти размером с горошину чуть выше спинного мозга, земным вместилищем человеческой души, – а также рассуждал о значении фантомных конечностей.

История о девушке, потерявшей руку из-за гангрены, которая просыпалась со стоном от боли в этой руке, особенно поразила его. Она «разрушила мою веру в собственные чувства», – написал Декарт. Причем разрушила до такой степени, что он перестал доверять чувствам как надежному источнику знаний о мире. Отсюда оставался лишь маленький шаг до изречения Cogito ergo sum [22], объявлявшему о его вере только в силу рассудка.

Адмирал Нельсон, национальный герой Британии, тоже перешел от ощущения фантомных конечностей к метафизике. Во время самой большой ошибки в его карьере – нападения на Тенерифе на Канарских островах в 1797 году – мушкетная пуля раздробила ему правое плечо, и хирургу пришлось ампутировать руку в полутемном трюме качающегося судна. В последующие годы Нельсон чувствовал, как фантомные пальцы впиваются в его фантомную ладонь, причиняя невыносимую боль. Но он обрел неожиданную помощь, назвав это «прямым доказательством» существования души. Если дух руки может пережить уничтожение, то почему человек в целом не может этого сделать?

Врач Эразм Дарвин (дед Чарльза Дарвина), философ Мозес Мендельсон (дед Феликса Медельсона) и писатель Герман Мелвилл (автор «Моби Дика») тоже затрагивали тему фантомов. Но первое клиническое описание фантомных конечностей принадлежит доктору Сайласу Вейру Митчеллу, участнику гражданской войны, который и придумал этот термин.

Вейр Митчелл – он ненавидел имя Сайлас – рос мечтательным пареньком в Филадельфии. Он страдал от фантасмагорических кошмаров после того, как услышал о «святом духе» в церкви, и в равной мере увлекался поэзией и наукой. Ему особенно нравились яркие и красивые растворы, которые его отец-врач создавал в своей личной химической лаборатории. В конце концов Митчелл решил поступить в медицинское училище, несмотря на возражения отца, считавшего, что он не справится с таким делом. Митчелл справился и даже провел детальное медицинское исследование змеиных ядов перед тем, как основал частную практику в Филадельфии в середине XIX века.

Хотя Митчелл ненавидел рабство, он не воспринял начало гражданской войны с должной серьезностью. Как многие американцы на Севере и на Юге, он полагал, что его сторона быстро одержит верх над противником, поэтому не стоит и беспокоиться. Вскоре он осознал свою ошибку и завербовался на службу врачом по военному контракту.

После нескольких месяцев работы в разных военных госпиталях Митчелл обнаружил, что ему особенно интересны пациенты с неврологическими нарушениями, которых большинство врачей не понимали и даже боялись. Поэтому по мере увеличения числа раненых – во время войны количество пациентов в Филадельфии достигало 25 000 – в 1863 году он основал неврологический исследовательский центр, госпиталь «Тернерс-Лейн» в окрестностях Филадельфии.

Невролог Сайлас Вейр Митчелл.

Один пациент назвал этот госпиталь «последним кругом ада», и эта оценка была справедливой – отчасти потому, что так и было задумано. Большинство пациентов с неврологическими травмами в конечном счете оказывались здесь, и Митчелл предпочитал отдавать «легких» пациентов в другие госпитали ради более тяжелых случаев, обменивая выздоравливающих от обычных ранений в живот на мечущихся эпилептиков и воющих пехотинцев с раздробленными черепами.

Его госпиталь становился для них последним пристанищем, и хотя многие его пациенты так и не выздоравливали, Митчелл был доволен своей работой. Он стал экспертом по неврологическим травмам, и особенно по фантомным конечностям, так как во время гражданской войны происходило беспрецедентное количество ампутаций.

Слева: бедренная кость, раздробленная и ампутированная после попадания пули из винтовки Минье. Справа: свинцовые пули Минье. (Национальная медицинская библиотека )

Через несколько месяцев после открытия «Тернерс-Лейн» Митчелл поспешил на поле битвы при Геттисберге, где своими глазами увидел, почему эта война приводила к множеству ампутаций. До 1860-х годов большинство солдат пользовались мушкетами, которые быстро заряжались с дула, поскольку диаметр пули был меньше, чем диаметр ствола. Но из-за промежутка между стволом и пулей возникали воздушные завихрения, хаотически вращавшие пулю на вылете. В результате пуля, вылетающая из ствола, двигалась по кривой, как бейсбольный мяч при ударе. Это делало прицеливание практически бесполезным; по словам одного ветерана войны, «при выстреле с двухсот ярдов вы с таким же успехом могли бы попасть в луну».

Адмирал Нельсон назвал фантомные боли «прямым доказательством» существования души.

Винтовка, другой распространенный тип военного оружия, имела проблему противоположного свойства. Она была точной – солдат мог попасть в бородку индюшки с нескольких сотен ярдов, – но медленной. Точность прицела обеспечивала внутренняя поверхность ствола с плотно закрученной спиральной нарезкой по всей длине, придававшей пуле аэродинамическое вращение. Но для этого пуля и ствол должны были находиться в тесном контакте. В результате пули и стволы были примерно одного и того же диаметра, что сильно усложняло процесс зарядки. Солдатам приходилось забивать пули в ствол шомполами, что было кропотливым процессом, сопровождавшимся руганью, когда пуля застревала в стволе.

Но в XIX веке некоторые предприимчивые вояки нашли лучшее сочетание качеств винтовок и мушкетов. Один англичанин, служивший в Индии, обратил внимание, что туземцы часто прикрепляли семена лотоса к своим дротикам, которые они метали с помощью трубок. При выстреле (резком выдохе) семена выгибались наружу и скользили по стволу трубки во время движения дротика, почти как винтовочные пули.

Вдохновленный этой идеей, этот англичанин[23]в 1826 году изобрел металлическую пулю с внутренней полостью, а в 1847 году француз Клод-Этьен Минье значительно усовершенствовал его проект. Пули Минье были меньше диаметра ствола, поэтому они быстро заряжались. В то же время, как и семена лотоса, они расширялись при выстреле (под действием раскаленного газа) и двигались вперед по спиральной нарезке, что делало их убийственно точными.

Хуже того, поскольку пули должны были расширяться, Минье делал их из мягкого и пластичного свинца. Это означало, что в отличие от твердых русских пуль, появившихся сорок лет спустя, пули Минье деформировались при ударе, приобретали каплевидную форму и разрывали ткани, вместо того чтобы проходить насквозь. В результате получился ужасающий механизм для убийства. На основании точности, скорострельности и вероятности рваных ран, последующие историки считали винтовку Минье в три раза более смертоносным оружием, чем любое, существовавшее до тех пор. А солдаты, которые не погибали от пуль, имели ранения, не оставлявшие надежды на сохранение раздробленных конечностей.

* * *

В 1855 году министр обороны Джефферсон Дэвис утвердил винтовку Минье как официальное вооружение для армии США. Шесть лет спустя, будучи президентом Конфедерации, Джефферсон, без сомнения, сокрушался о своем прежнем решении. Промышленники начали выпускать дешевые пули Минье в огромных количествах – солдаты называли их «шариками Минни», – а заводы на севере наладили выпуск миллионов винтовок, совместимых с этими пулями, убивавшими молодых парней от одного побережья до другого.

Винтовки весили около пяти килограмм, стоили примерно пятнадцать долларов (двести десять в нынешних деньгах) и имели длину около полутора метров. Они снабжались полуметровыми штыками, которые были съемными, поскольку эта винтовка превращала штык в более или менее нелепый пережиток прошлого: теперь солдаты редко сближались для штыковой атаки. (По оценке Митчелла, во время гражданской войны от копыт мулов пострадало больше солдат, чем от штыков.)

Пули Минье также отодвинули артиллерию далеко за пехотные порядки и резко уменьшили эффективность кавалерийских атак, поскольку лошади были гораздо более уязвимой мишенью. По некоторым оценкам, винтовки системы Минье убивали до 90 процентов солдат, оказавшихся на поле боя.

К сожалению, многие командиры времен гражданской войны, погрязшие в старинных тактических методах и плененные романтикой наполеоновских атак, так и не приспособились к новой реальности. В тот день, когда Митчелл прибыл в Геттисберг, примерно 12 500 конфедератов штурмовали каменную стену, удерживаемую союзниками. Это была знаменитая «атака Пикетта». Их поджидали солдаты с большим запасом «шариков Минни», которые размалывали внутренности и дробили кости атакующих.

Раненый солдат мог страдать целыми днями, прежде чем отправиться в госпиталь на носилках или на санитарной повозке. Там он ждал несколько часов, прежде чем выходил хирург в окровавленном фартуке, с ножом в зубах. Хирург ощупывал рану пальцами, скользкими от крови предыдущего пациента, и если он принимал решение об ампутации, то помощник приводил раненого в бессознательное состояние эфиром или хлороформом, другой клал конечность в зажим, а третий готовился перекрыть артерии. Четыре минуты спустя ампутированная конечность падала на землю. Хирург кричал: «Следующий!» – и двигался дальше.

Эта работа могла продолжаться весь день – один хирург из Кентукки вспоминал, что его ногти размягчались от впитавшейся крови, – и каждый госпиталь окружали свежевыкопанные могилы (29). Уолт Уитмен вспоминал грубые надгробия, простые «крышки от бочек или сломанные доски, воткнутые в грязь».

После Геттисберга Митчелл вернулся в Филадельфию, чтобы разобраться с огромным наплывом пациентов. И хотя он продолжал вести частную практику (военные платили ему лишь восемьдесят долларов в месяц), большую часть времени проводил в «Тернерс-Лейн», приезжая туда к семи часам для утреннего обхода, а потом возвращаясь к 15.00 и часто оставаясь после полуночи.

Он часами составлял медицинские отчеты, что было весьма поучительным опытом. Его работа требовала тщательной обработки данных, но Митчелл обнаружил, что не может отразить положение вещей только с помощью цифр и графиков. Лишь повествовательные отчеты могли описать настоящие чувства раненых солдат. Эти описания так глубоко повлияли на него, что впоследствии он стал писать романы о своих впечатлениях и пользовался отчетами как источником вдохновения.

Самое лучшее и оригинальное исследование Митчелла было посвящено фантомным конечностям. Раньше лишь немногие люди признавались в их существовании из страха, что их объявят сумасшедшими. Митчелл, проявивший более сочувственное отношение, обнаружил, что 95 процентов его пациентов с ампутациями испытывали ощущение фантомных конечностей.

Интересно, что распределение фантомов было неравномерным: пациенты ощущали верхние конечности более ярко, чем нижние, а фантомы рук (до локтя) и пальцев казались более реальными, чем фантомы ног и плечевых суставов. В то время как у большинства людей фантомы были парализованными – застывшими в одном положении, – некоторые солдаты могли осознанно «шевелить» ими. Один человек инстинктивно поднимал фантомную руку, чтобы придержать шляпу каждый раз, когда налетал порыв ветра. Другой человек с ампутированной ногой просыпался по ночам, чтобы сходить в уборную; полусонный, он опускал на пол фантомную ногу и падал.

Митчелл также анализировал фантомные боли. Судороги и стреляющие боли могли волнообразно двигаться вверх и вниз по фантому с промежутком в несколько минут. Не таким болезненным, но более раздражающим было ощущение чесотки в фантомных пальцах или ступнях – тех местах, которые невозможно почесать.

Дискомфорт часто усиливался от стресса, как и во время выполнения обычных телесных функций: зевания, кашля, мочеиспускания. Возможно, наиболее важным было открытие Митчелла, что, если солдат испытывал специфическую боль перед ампутацией – например, впивался ногтями в ладонь, что является естественным результатом мышечного спазма, – эта боль часто «отпечатывалась» в его нервах и годами существовала в виде фантомного ощущения.

Для объяснения природы фантомов Митчелл предложил несколько теорий, взаимосвязанных друг с другом. На обрубках конечностей его пациентов часто появлялись наросты в тех местах, где были рассечены нервы. Эти «кнопки» были чувствительными к прикосновению и мешали многим людям носить протезы. На основании этой чувствительности Митчелл пришел к выводу, что такие нервы могут сохранять активность и посылать сигналы в мозг. В результате часть мозга «не знала», что конечность подверглась ампутации.

В качестве доказательства Митчелл привел случай, когда ему удалось восстановить фантомное ощущение. Пациент уже несколько лет назад перестал ощущать свою фантомную руку (такое иногда случается), но когда Митчелл приложил электроды к обрубку, он почувствовал, как кисть и пальцы внезапно материализовались на конце обрубка, – точно так же, как случилось с Джорджем Дедлоу на спиритическом сеансе. «О, рука, моя рука!» – воскликнул пациент. Это указывало на то, что мозг действительно получал нервные сигналы от обрубка.

Митчелл также предположил, что сам мозг участвует в создании фантомных конечностей, что было важным шагом вперед. Многие ветераны, потерявшие правую руку десятилетия назад, продолжали брать еду и писать письма этой рукой в своих снах. В отличие от электрической стимуляции этот феномен имел чисто психическую природу, а значит, зарождался внутри мозга.

Кроме того, Митчелл обнаружил, что некоторые люди, потерявшие руку или ногу в младенчестве, а следовательно, не имевшие воспоминаний о ней, тем не менее испытывали фантомные ощущения. На основании таких случаев Митчелл пришел к выводу, что мозг должен иметь неизменную психическую картину целостного тела – некий «костяк» с четырьмя конечностями, – упорно противостоящую ампутации. Внутренняя метафизика мозга отвергала физическую реальность.

Последующие работы других ученых подтвердили и дополнили открытия Митчелла. К примеру, Митчелл сосредоточился на том, как боль или паралич до ампутации может перейти на фантомную конечность, но потом ученые выяснили, что фантом может запечатлеть и менее болезненные ощущения. Некоторые пациенты ощущали фантомные обручальные кольца и наручные часы, а люди, чьи артритные суставы позволяли им чувствовать приближение грозы, сохраняли эту способность в фантомных конечностях.

Более того, неврологи подтвердили догадку Митчелла, что мозг содержит жестко запрограммированный образ целостного тела, поскольку дети, родившиеся без рук или ног, все равно ощущали фантомы. Одна девочка, которая родилась без кистей рук, выполняла арифметические упражнения в школе с помощью фантомных пальцев.

Врачи также составили каталог фантомов в совершенно новых местах. Удаление зубов может приводить к появлению фантомных зубов. После операции по удалению матки женщины могут испытывать фантомные менструальные спазмы и родовые схватки. После операции по удалению прямой кишки люди могут испытывать фантомный геморрой, опорожнение кишечника и фантомный метеоризм.

Существуют также фантомные пенисы с фантомными эрекциями. Большинство фантомных пенисов появляется после рака полового члена или шрапнельных ранений, о которых большинство из нас предпочитает не думать. Но в отличие от фантомных конечностей, которые часто оказываются парализованными и болезненными, большинство людей испытывают приятные ощущения от фантомного пениса. Эти ощущения так реалистичны, что некоторые люди начинают ходить немного странно, когда испытывают половое возбуждение. Более того, у некоторых людей фантомные пенисы приводят к реальному оргазму.

Все это доказывает, что многие внутренние ощущения и эмоции могут быть связаны с фантомами (30). Дальнейшие исследования позволили перенести ощущение фантомных конечностей из обрубков во внутренние области мозга.

* * *

Хотя Митчелл сделал фантомные конечности предметом серьезного научного исследования, эти знания не были использованы для разработки практических методов лечения. Большую часть XX века, как и во времена Митчелла, врачи просто снабжали пациентов с ампутированными конечностями разными протезами, а при обострении фантомных болей давали им опиаты.

Но в 1990-е годы исследование фантомов пережило новый расцвет, так как неврологи поняли, что это дает уникальный шанс заглянуть в центры мозга, управляющие движением, и особенно разобраться в вопросе нейронной пластичности.

Главным центром движения в мозге является моторная кора , полоска серого вещества, которая начинается возле ушей и доходит до макушки. Она посылает команды, которые передаются в мышцы через спинной мозг и периферическую нервную систему. Но сама по себе моторная кора может производить лишь грубые движения, вроде пинков и бросков. Представьте брыкающегося жеребца – это мощное движение, но оно лишено изящества. Фактически синхронные движения возникают в двух соседних участках: премоторной коре и дополнительной моторной зоне . Они координируют простые движения и превращают их в нечто более усложненное.

Если обратиться к аналогии, они играют на моторной коре, как на фортепиано, и в быстрой последовательности активируют разные зоны, извлекая сложные аккорды и арпеджио. К примеру, ходьба требует сокращения различных мышечных групп с точно рассчитанной силой в разные моменты. Младенцы, начинающие ходить, так часто падают и спотыкаются потому, что их мозг выдает фальшивые ноты.

Неврологи подтвердили, что мозг содержит жестко запрограммированный образ целостного тела.

Для выполнения сложных движений моторные зоны также нуждаются в механизме обратной связи с мышцами на каждом этапе, гарантирующей, что их команды выполняются должным образом. Эту связь в значительной степени обеспечивает соматосенсорная кора , тактильный центр мозга. Можно представить соматосенсорную область как двойника моторной коры. Как и моторная область, она представляет собой тонкую вертикальную полосу, расположенную с обеих сторон мозга, словно параллельные ломтики бекона. Обе полосы устроены одинаковым образом, то есть в каждой из них есть зоны руки, ноги, губ и так далее. И в моторной, и в соматосенсорной коре содержится «карта тела», где каждая часть тела имеет свою территорию.

В некоторых случаях эта карта читается просто, но не всегда. К примеру, как и в вашем теле, зона кисти расположена рядом с зоной предплечья, которая расположена рядом с зоной плеча, и так далее. Но в других местах топография оказывается искаженной. В частности, территория пальцев и ладони граничит с территорией лица, хотя сама рука не граничит с лицом. Точно так же территория щиколоток и ступней граничит с паховой областью.

Внутренние карты тела содержат и другие парадоксальные элементы. Оказывается, что функционирование крупных частей тела не нуждается в больших участках серого вещества. К примеру, ноги не требуют сложных инструкций для прыжков или пинков, и они не очень чувствительны к прикосновениям. В результате эти большие части тела управляются крошечными (размером с Люксембург) территориями на картах движения и осязания. Между тем губы, язык и пальцы совершают сложные движения, такие как произнесение звуков и работа с инструментами, поэтому они нуждаются больших нейронных территориях (размером с Сибирь).

Иными словами, некоторые части тела на наших внутренних картах представлены в увеличенном масштабе. Это объясняет, почему солдаты с ампутированными конечностями чувствовали отсутствующие пальцы лучше, чем пропавшие кисти, а отсутствующие кисти – лучше, чем удаленные предплечья: наш мозг уделяет больше внимания сложным моторным структурам.

* * *

Памятуя об этом, давайте рассмотрим, что происходит при ампутации руки. Во-первых, огромная территория на карте мозга внезапно погружается во тьму. Это все равно, что смотреть на США из космоса глубокой ночью, со всеми огнями и световыми линиями городских агломераций, и вдруг увидеть, как в Чикаго и окрестностях гаснет свет. Но важный момент заключается в том, что это место не остается пустым. Благодаря пластичности мозга соседние области могут колонизировать территорию пропавшей руки и воспользоваться ее нейронами для своих целей. При ампутации руки обычно происходит расширение территории лица , которая постоянно нуждается в ресурсах.

Это вторжение происходит быстро, иногда за несколько дней, и преодолевает большие расстояния по нейронным меркам – до пары сантиметров. По этой причине ученые подозревают, что такая колонизация не подразумевает обычное развитие нейронных отростков, которые вытягиваются и «захватывают» вражескую территорию. Вместо этого колонизатор, по всей вероятности, активирует уже существующие цепи, которые находились в латентном состоянии.

Опять-таки, в мозге существуют миллиарды нейронных цепей, тянущихся во всевозможных направлениях, и некоторые из них начинаются на территории лица и распространяются на соседнюю территорию руки. Большая часть сигналов в этих цепях не имеет отношения к руке, поэтому они заглушаются. Но когда территория руки прекращает активную деятельность, она утрачивает способность к сопротивлению. Соседние участки щек и губ не встречают противодействия и могут расширить свою территорию.

Но как свидетельствует исторический опыт колониальных держав, оккупация территории отличается от ее ассимиляции. Нейронных связей руки слишком много для их полного перепрограммирования, и бывшая территория руки сохраняет остатки своей идентичности. В результате новые контуры для лица перекрываются со старыми контурами для руки и смешиваются с ними, поэтому они могут срабатывать одновременно.

Что все это означает в большем масштабе – на уровне восприятия? Для некоторых инвалидов это значит, что прикосновение к лицу или движение лицевых мышц может пробудить ощущения в отсутствующей руке. К примеру, если человек поглаживает щеку, он может ощущать прикосновение к фантомному большому пальцу. Если он свистит или жует резинку, у него дергается фантомный указательный палец. Если он выдавливает прыщик на подбородке, то ощущает давление на фантомный мизинец. Даже у людей, которые осознанно не регистрируют эти двойные ощущения, сигналы в мозге перемешиваются. В целом можно сказать, что лицевые ощущения постоянно обращаются к ментальному образу руки и пробуждают фантомную конечность.

Сходным образом, поскольку ступни и область гениталий граничат друг с другом на внутренней анатомической карте, когда исчезает нижняя часть ноги, ее место могут занять гениталии. Действительно, некоторые инвалиды с ампутированными ступнями наиболее явственно ощущают свою фантомную конечность во время секса. Некоторые даже сообщают, что ощущение оргазма доходит до несуществующих пальцев ног. Подобно звуку большого камертона, это расширение территории оргазма дает им пропорционально большее удовольствие (31).

Ученые приобрели другие важные знания о фантомных конечностях благодаря серии простых и наглядных экспериментов, проведенных В. С. Рамачандраном, неврологом из Южной Калифорнии. Рамачандран работал с пациентом под инициалами Д. С., который потерял левую руку после аварии на мотоцикле и с тех пор испытывал жестокие фантомные судороги. Для его лечения Рамачандран взял картонную коробку с открытым верхом и поместил внутри зеркало. Зеркало делило коробку на две половины, левую и правую. Рамачандран проделал отверстие в коробке по обе стороны от зеркала и предложил Д. С. сунуть руку в правое отделение. (При этом Д. С. также представлял, как сует фантомную руку в левое отделение.) Фокус состоял в том, что отражающая поверхность зеркала была повернута в правую сторону. Поэтому когда Д. С. сунул руку в отверстие и посмотрел вниз, то показалось, что у него две целых руки.

Рамачандран попросил Д. С. закрыть глаза и симметрично двигать руками взад-вперед, словно дирижер филармонического оркестра. Сначала ничего не произошло; фантом оставался застывшим. Потом Д. С. открыл глаза и повторил движение, глядя в зеркало. В этот момент оркестр начал играть. По мере того как руки двигались взад-вперед, его фантомные пальцы распрямились впервые за десять лет . Судороги прекратились, а напряженные запястья расслабились. «Боже мой! – воскликнул он и пустился в пляс. – Моя рука снова заработала!»

За следующие несколько лет многие инвалиды разделили с ним эту радость в кабинете Рамачандрана. Зеркальная коробка работала безотказно. Но именно возможность видеть утраченную конечность в движении «размораживала» фантом в сознании людей. Действительно, значительная часть вычислительной мощности нашего мозга посвящена зрению, и мы инстинктивно доверяем зрению прежде, чем остальным чувствам. Увидеть – значит поверить. Поэтому, когда наши глаза видят движущуюся конечность, мозг верит, что она может двигаться.

На основе этого и других открытий такие специалисты, как Рамачандран, нашли общее объяснение, почему существуют фантомы и почему они часто ассоциируются с болью. Поскольку мозг имеет запрограммированный мысленный образ нашего тела, он ожидает, что постоянно будет видеть все четыре конечности. Именно поэтому люди, родившиеся без рук или ног, могут чувствовать фантомные конечности.

Более того, реальность фантомов укрепляется по мере того, как мозг получает иллюзорные сигналы от воспаленного обрубка и особенно от других своих территорий, колонизирующих опустевший нейронный ландшафт. Все это заставляет мозг верить, что рука или нога по-прежнему существует. Поэтому он посылает сигналы в фантомные конечности, и безрукий человек хватается за свою шляпу в ветреную погоду.

Это объясняет ощущение наличия конечности. Боль и паралич возникают по другим причинам. Если конечность была парализована до ампутации, после нее фатом тоже обычно остается парализованным. Но даже люди, которые сначала могут «шевелить» фантомами, впоследствии часто утрачивают эту способность. Как вы помните, когда мозг отдает команду о движении, он дожидается сенсорной обратной связи, подтверждающей, что движение произошло. Несуществующая рука не может обеспечить такую связь. Поэтому со временем у большинства людей мозг приходит к выводу, что фантом находится в парализованном состоянии.

Боль может перейти на фантомную конечность точно так же, как паралич, если перед ампутацией человек испытывал боли и судороги. Но моторные команды также могут раздражать мозг. Поскольку ампутированная конечность не реагирует на них, то мозг, который не терпит неподчинения, начинает усиливать их: если команда «сожми руку» остается без ответа, поступает команда «сожми сильнее», потом «сожми изо всех сил».

Это причиняет боль по двум причинам. Во-первых, болевые сигналы сообщают организму о неполадке. Из-за расхождения между моторной командой и сенсорной обратной связью легко понять, в чем заключается неполадка. Во-вторых, жесткие команды в прошлом обычно ассоциировались с болью; к примеру, ваш мозг помнит, что, если сильно стиснуть кулак, ногти врежутся в ладонь. В конце концов нейронные контуры, отвечающие за стискивание кулака и ощущение боли, замыкаются друг на друге. В результате каждый раз, когда мозг пытается разбудить фантомную конечность сильным сжатием, болевые сенсоры мгновенно активируются.