Современный этап в развитии политической науки: основные направления и школы

Политическая наука в ХХ в. представлена широким спектром школ и направлений, исследующих различные аспекты расширяющейся политической реальности, используя при этом разнообразный методологический инструментарий. В этот период политическая наука развивалась путем критического переосмысления существующих концептов и поиска новых парадигм, способных объяснить современные реалии, обусловленные процессами глобализации и вызовами постиндустриальной эпохи.

Бихевиоризм (Ч. Мерриам)

Определяющей тенденцией развития политической науки, в первую очередь в США и Великобритании в первой половине ХХ в., является анализ конкретных мотиваций индивида, побудивших его к определенному поведению и принятию решения. Живой интерес к данной проблеме был вызван экономическими, социальными, политическими потрясениями, которые произошли в западных странах в 20 – 30-x годах ХХ в., что стало основанием для возникновения поведенческого (бихевиорального) направления в политической теории. Его создателями принято считать группой ученых Чикагского университета во главе с ч. Мерриамом (1874 - 1953), предпринявших в 30-x годы ХХ в. попытку вывести формальную структуру политических отношений из «естественной» сущности человека. Дальнейшей разработкой поведенческой доктрины занимались Г. Лассуэлл (1902 - 1978), ученик и коллега Ч. Мерриама, и английский политолог Дж. Кэтлин (1896 - 1975). В 60-x годы ХХ в. их сменило «второе поколение» исследователей - бихевиористов, среди которых такие видные теоретики, как Д. Трумэн, Д. Истон, Р. Даль и пр. В качестве исходного основания анализа политики в бихевиоризме выступает политическое поведение, обусловленное побуждающими мотивами. С помощью методов психологической науки, ее способности экспериментально получить точное знание о поведении человека в типичных ситуациях они пытались выявить непосредственные причины политического поведения субъектов, которые, по их мнению, коренились в психологических механизмах, устойчивых психологических реакциях, характерных для определенных видов политической деятельности. Для них было важно не только дать реалистическое описание причин и целей поведения, но и предложить конкретные модели поведения в практической политике, позволяющие вырабатывать эффективные практические средства преодоления конфликтов и деструктивных действий (протестных форм поведения).

Согласно Ч. Мерриаму единицей измерения политической реальности являются «политический человек» и его воля властвовать. Несмотря на все многообразие мотивов и импульсов, обусловливающих поведение индивида, в основе политической реальности лежит индивидуальная воля человека, индивидуальные человеческие страсти, в особенности жажда власти и применение силы. По его мнению, только сила есть жизненная реальность. Он подчеркивал, что «экономические, религиозные, расовые противоречия приходят в упадок, но остается длительная борьба за регулирование и приспосабливание».

Методологическая установка бихевиоралистов основана на допущении, что природа власти и политики коренится в природе человека, доступной исследованию научными методами. Подобно представителям европейской политической философии XVII - XVIII вв., бихевиоралисты исходят из посылки о «естественном человеке» - автономном субъекте политического процесса, своего рода «политическом атоме», изначально наделенном определенным набором черт и характеристик, вытекающих из его универсальной, внеисторической природы. Эта неизменная и всемогущая человеческая природа, в конечном счете, определяет всю систему социально-политических отношений любого общества в любой исторический период его развития. Однако в отличие от Просветителей XVIII в. бихевиоралисты отказались от моральной оценки политических проблем, рассматривая их исключительно как естественные. Политическая реальность является частью естественного, природного порядка, и потому политические процессы протекают в неизменных формах, которые обусловлены неизменной природой индивида. В связи с этим задача политической теории состояла в том, чтобы объяснить явления политической жизни исходя из естественных свойств человека, вывести политические феномены из закономерностей естественного жизненного поведения людей. Поведение в бихевиоризме определяется как взаимосвязь «стимула» и «реакции». В основе политического поведения индивида лежит мотив, побудивший его к действию. Бихевиоралисты стали акцентировать внимание на интересе как мотиве политического поведения. Задачу политической науки они свели к описанию наблюдаемого поведения, политических взаимодействий. Заслуга бихевиоризма состояла, прежде всего, во внедрении в политологию методов точных наук (математики, статистики и т.д.), в связи с чем стали активно применяться математические методы, статистические данные, анкетные опросы, моделирование и т. д. Не менее значимо и то, что бихевиористский метод стал основой создания прикладной политологии. Однако существенным недостатком данного метода является анализ поведения вне контекста его моральной оценки, а также акцент на технику исследования.

Психоанализ (Г. Лассуэл)

«Политическая наука без биографии подобна таксидермии - науке о набивании чучел», - справедливо замечал в своей работе «Психопатология политики» Гарольд Лассуэл. Стремясь очеловечить политическую науку, психоаналитики поставили в центр своих исследований личность политического актора (субъекта).

Существенный - вклад в политический психоанализ в 30-е годы ХХ в. внес Гарольд Лассуэл (1902 - 1978). Методологической установкой Г. Лассуэла является З. Фрейда о том, что причина политических и социальных явлений коренится в индивидуальной психике, причем в наиболее древних пластах - бессознательных. В своей работе «Психопатология политики» (1930 г.) он утверждал, что истинные причины политических действий - бессознательные и сексуальные по своей природе. Они камуфлируются и заворачиваются в благопристойные одежды общественного интереса. Сам политический актор может и не догадываться об этих мотивах, но ученый-психоаналитик призван их выявлять. Г. Лассуэл в своей работе использует метод психобиографии, позволяющий понять побуждающие мотивы политического поведения. Сам Г. Лассуэл смысл своей работы видит в том, чтобы «найти тот опыт развития личности, который бы значимым образом определял зрелые политические черты и интересы». Политика рассматривается как компенсация детских обид, ущемленного самолюбия, страхов, конфликтов, зависти, ревности, которыми становятся определяющими мотивами его последующего поведения. Он полагал, что «воля к власти - это стремление от чувства неполноценности к богоподобному превосходству», поскольку «власть помогает преодолеть низкое самоуважение». Истоки низкой самооценки кроются в опыте детства. Через метод психобиографии Г. Лассуэл пытается выявить некие зависимости поведения политических лидеров от их психологических черт характера. Он вводит понятие, которое обозначает будущего профессионального политика, и именует его «искателем власти». По определению Г. Лассуэла, «искатель власти» - это тот, кто посвящает свою жизнь захвату и использованию таких постов, которые дадут ему эту власть, в отличие от тех, кто был рожден для власти и пренебрег ее ради женщины, религиозных верований и т. д. В определении политического типа Г. Лассуэл исходит из базового тезиса: страстное желание власти происходит из детских конфликтов и проносится индивидуумом через всю жизнь. Выделив базовый политический тип искателя власти, он классифицирует его на три вида в соответствии с политической ролью, исполняемой им, и особенностями детского психосексуального развития:

1) аситатор. Это социал-реформист, саркастически говорящий с трибуны. В частной жизни он сердечен, мягок, стремится произвести хорошее впечатление на окружающих. За этой маской скрывается одновременно неприязнь к старшему брату и в то же время чувство превосходства, вызванное ощущением вины перед ним. Агитатор постоянно борется за подавление сексуальных импульсов на протяжении всей своей жизни. Он не выносит одиночества, поэтому создает видимость активной деятельности;

2) администратор. Работа давит на него множеством обязанностей, большим количеством начальников. Однако у него позитивное восприятие власти. Он способен брать инициативу в свои руки. Предпочитает работать в группе, избегает конфликтов с вышестоящим начальством. Источником подобного поведения являются его привязанность к родителям и перенос этой привязанности на систему организации;

3) теоретик. Способность к теоретизированию у данных политиков обусловлена их умением «уходить» от тревожности, превращая ее в слова, заявления, манипулируя ею.

Структурализм и постструктурализм (М. Фуко, П. Бурдье)

Структурализм представляет собой направление в исследовании общества, связанное с описанием его структур, т.е. совокупность устойчивых связей, объекта, обеспечивающих воспроизводимость в изменяющихся условиях. Он был результатом синтеза достижений различных наук. Однако предметом анализа последователей данной школы являются не столько социальные структуры, сколько лингвистические, т. е. язык, знаки, символы и иные формы коммуникации, позволяющие упорядочить социальную реальность, Сделать ее понятной для других. Одним из основателей структурализма считается французский исследователь Клод Леви-Стросс (р. 1908). В центре его внимания была в первую очередь структура мифов как средство коммуникации примитивных обществ. Рассматривая брачные правила и системы родства, он устанавливает, что они обретают смысл только будучи помещенными в определенную культурную среду.

3аслуга распространения языковых и знаковых структур на анализ политики принадлежит Мишелю Фуко (1927­1984). Он использовал метопы герменевтики для исследования власти. Предметом его рассмотрения были элементы знания, идеи, кредо, дискурсы. то позволило перейти ему от анализа «археологии знания» к генеалогии власти, чтобы раскрыть технологию того, каким образом одни люди управляют другими. Он связывал знания и власть, поскольку именно знания генерируют власть и позволяют одним господствовать над другими. В своей работе «Дисциплина и наказание»(1979) он утверждает, что знание и власть непосредственно определяют друг друга. В ней он рассматривает изменения, произошедшие в пенитенциарной системе Франции между 1757 и 1830гг., коша пытки над заключенными были заменены контролем над ними на основании введенных тюремных правил. Тем самым наказания были рационализированы и осуществлялись на основе детально регламентированных правил. Через анализ пенитенциарной системы он формулирует философское описание стратегий, которые реализуют интересы европейской буржуазии с XVIII в. Эти стратегии связаны не с прямым классовым угнетением и эксплуатацией, а выработкой механизмов всеобщей поднадзорности и дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни. Эту стратегию он описывает через образ Паноптикума, т. е. круглой тюрьмы, где помещение надзирателя находится в центре, что позволяет ему контролировать все камеры и наблюдать за всеми заключенными. Посредством наблюдения происходит сбор информации о людях, и эти знания являются источником власти тюремщиков. Всеобщие дисциплинирующие и нормирующие режимы вводятся через перестройку пенитенциарной системы и контроля за преступностью, системой социального здравоохранения и контроля за половыми отношениями, развития психиатрия и контроля за психическими заболеваниями. По его мнению, «необходимы именно механизмы исключения как таковые, аппараты надзора, медикализация сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью - все те микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы выразить интересы буржуазии». По сути, введение подобных механизмов является реализацией стратифицирующих стратегий, целью которых является отделение наиболее взрывоопасных групп от основной массы низших слоев.

Для реализации подобных стратегий М. Фуко вводит особое внеполитическое понимание власти. В его построениях принципиально отсутствует централизованная власть и всякое обладание властью. Власть не является атрибутом государственного аппарата или какого-то класса. Властные отношения не представляют собой отношения эксплуатации и подавления, а представляют взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это отношение борьбы за истину, а более точно за режим производства дискурсов, которые считаются истинными или ложными, за правила отделения истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и производит знания. Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или классами, как, впрочем, и никто не отчужден от власти. Она циркулирует между цепными и сетевыми сплетениями социальных связей. М. Фуко обращает внимание на капиллярные постоянно реконструирующие формы власти, возникающие из локальных специфических условий жизни. Он не отвергает возможности функционирование власти и в пермидальных формах при осуществлении властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по его мнению, есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного движения снизу. Формами же ее реализации становятся самые разные пространства и тела, в том числе и физические тела людей как в случае социального контроля за внешностью. По мнению М. Фуко, нет никаких глобальных стратегий классового господства, навязанных угнетенным. Классы оформляются как результат локальных программ и стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий. Он полагал, что «господствующий класс не просто абстракция, но и не предзаданная общность. Чтобы стать господствующим классом, чтобы это господство воспроизводилось, класс должен выступать результатом набора заранее продуманных тактик, осуществляемых в русле больших стратегий по утверждению этого господства. Однако между стратегией, которая фиксирует, воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые отношения, и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся взаимные отношения производства».

Одним из учеников М. Фуко был Пьер Бурдье, который предлагает социологическую интерпретацию политики. При этом он порывает как с позитивизмом, так и с европейским ортодоксальным марксизмом. П. Бурдье определяет класс как совокупность агентов со сходной позицией в социальном пространстве. Само же социальное пространство, по его мнению, обращается с целым рядом силовых полей - политическим, социальным, экономическим, культурным и символическим. Он замечает, что экономическое поле всегда стремиться навязать свою структуру другим полям. Но последнее все же сохраняет свою автономию. В каждом поле имеет хождение соответствующий капитал, выступающий материальным или инкорпорированным (освоено субъектами) состояниями. В зависимости от обладания данными капиталами социальные группы имеют разную власть над тем или иным полем. На основе соотнесения позиций в разных полях, между господствующими и подчиненными группами могут устанавливаться более или менее устойчивые союзы. Однако смешивать принципы дифференциации разных полей нецелесообразно.

В противовес марксистам П. Бурдье не считает возникающие в пространстве группы «реальными классами». По его словам, это лишь «возможные классы». Но вероятность же мобилизации классов, превращение его в «класс для себя» зависит от дистанции между агентами в социальном пространстве и способов восприятия этого пространства Последнее в свою очередь, является продуктом социальных институтов и предшествующим символической борьбы. Борьба за формирование здравого смысла, «за стиль легитимной перцепции» ведется непрерывно. Успех в этой борьбе, по выражению Бурдье, дает чудовищную, почти магическую власть именовать и стратифицировать социальные группы. Восприятие, таким образом, есть не простое отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке чувства социальных границ. Любое социальное деление есть продукт длительной работы по коллективной идентификации. Особую роль в этом продуцировании рангов, порядков градации имеет символический капитал. По мнению П. Бурдье, «в борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно вовлечена и наука, агенты располагают властью пропорциональной их символическому капиталу, т. е. тому признанию, которое они получают от группы. Наиболее надежной символической стратегией является стратегия официальной номинации через институционализацию своего символического капитала в различного рода званиях, дипломах. Задействование юридической силы государства неизменно увеличивают силу внушения. Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через процесс делегирования ее официальным представителям. В результате группа начинает определяться через того, кто говорит от ее имени.

Наиболее важным элементом позиции П. Бурдье является вводимое им понятие хабитуса (навiтцs) - системы, присущей индивиду диспозиций мышления и действия, результирующей его знании опыта. Хабитус как матрица восприятий и классифицирующих практик выдвигается в качестве важнейшего опосредующего элемента формирования любой коллективной идентификации. Хабитус - «инкорпорированный класс». Однако он не простая результат структурирования классовых условий, о также активно структурирующее начало. Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведения данных классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления. По мнению П. Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается сталь жизни, предшествует совокупность вкусов - схем приятия и восприятия. А вкусы в свою очередь базируются на хабитусе, на который влияют прежде всего такие факторы, как происхождение и образование. Одна из характерных логических цепей представлена П. Бурдье в следующем виде: объективные условия существования - хабитус - вкусы - практика - стиль жизни. Вдоль подобных цепей оформляются различия в политических позициях и соответственно формах поведения.

Модернизм и постмодернизм (Э. Гидденс, Ю. Хабермас)

Понятие «модерна» (т. е. современность) в политической теории отличается большим разнообразием интерпретаций в истории науки. для одних авторов (К. Маркс) эта эпоха олицетворяла развитие экономики индустриализма (капитализма) с его эксплуатацией, отчуждением результатов труда и т.д., который приходит на смену архаики, а для других (М. Вебер) явилась отражением растущей рациональности в понимании и Объяснении окружающего мира, в организации политического порядка и управления, о чем свидетельствовали его теории рациональной демократии, легального господства. Наиболее основательную интерпретацию эпохи модерна дает Энтони Гидденс (1938), осмысливающий развитие общества в контексте влияния глобальных факторов, изменяющих тип социальных отношений, способы взаимодействия индивидов, и т. д. Для обозначения модерна он использует понятие Джагернауд, индийский термин, обозначающий «безжалостную силу». Начало модерна он отсчитывает с XVII в. Современность понимается им как неуправляемый мир, как общество риска, обладающее рядом атрибутивных свойств. Наиболее очевидной приметой модерна является разделение времени и пространства. Развитие современного общества носит нелинейный характер. В предшествующей эпохе время всегда было связано с пространством. Модернизация разрушила эту тесную связь. В эпохах, предшествующих модерну, пространство определяется физическим присутствием, локальностью существования, в эпоху модерна пространство стало глобальным. Время и пространство все дальше стали отдаляться друг от друга. Разделение между временем и пространством породило ряд последствий. В частности, были учреждены национальные государства и созданы рациональные способы управления (бюрократия), которые оказались в состоянии увязать локальную и глобальную сферу. Кроме того, произошла рационализация взглядов на историю, которая позволила искать в ней многие ответы на современные вопросы. Наряду с этим существенно раздвинулись рамки современных социальных отношений с помощью технических достижений (современных средств связи, информатизации, символизации). В контексте расширяющейся информатизации возрастают рефлективность, доверие к абстрактным схемам, что порождает возникновение зоны риска. По этой причине, по Э. Гидденсу, никакой точный социальный прогресс в обществе невозможен. Он полагает, что модерн является обществом риска, ограничивая его в одних областях, он расширяет его в других сферах. Организация социальной жизни в условиях модерна и минимизация риска возможна с помощью пяти основных институтов: 1) капитализма (товарное производство, частная собственность, наемный труд и классы); 2) индустриализм (предполагающий использование новых видов энергии и средств технической коммуникации); 3) надзор (способность наблюдать за поведением граждан); 4) контроль за средствами насилия; 5) национальное государство, организующее все эти институты и координирующее их взаимодействие.

Одним из современных интерпретаторов модернизма является Юрген Хабермас (1929). Он рассматривает модерн как институциональный порядок, явившийся результатом человеческой рациональности. Однако в современную эпоху возникает конфликт между современным рыночным государством с его бесконечной бюрократизацией и жизненным миром индивида. Разрешение данного конфликта состоит в ограничении воздействия системы на внутренний мир. Более того, он настаивает на том, что жизненный мир, организованный в различные социальные движения, активно воздействовал на систему. Воссоединение системы и жизненного мира он связывает с конвергенцией двух типов рациональности - восточной и западной. Для объяснения социальной реальности Ю. Хабермас вводит понятия целерациональное действие и коммуникативное действие (взаимодействие).

Целерациональное действие предполагает наличие одного субъекта, который сознательно ставит цели и определяет средства их эффективного достижения. Однако есть действия, которые предполагают участие нескольких акторов. ориентированных на достижение успеха. Подобные коммуникативные действия возможны через акты достижения взаимопонимания. В этом случае акторы реализуют свои индивидуальные цели только при одном условии: согласования своих действий с другими субъектами. Ю. Хабермас настаивает на том, что особенностью человека, его спецификой являются не целерациональные действия, а коммуникативные, под которыми он понимает взаимодействие без принуждения. Основной целью современного общества, по Ю. Хабермасу, будет общество, не искаженное коммуникацией. Именно рационализация коммуникативного действия делает человека свободным от господства, так как снимает ограничения с коммуникации. Под рациональностью он понимал устранение барьеров, искажающих коммуникацию. В основе новой нормативной системы, являющейся базисом политического порядка, будет лежать консенсус, который складывается на основе дискурса. Ю. Хабермас вводит понятие дискурса как парную категорию коммуникативного действия. Если коммуникативное действие осуществляется ежедневно и характерно и касается частных вопросов, то дискурс представляет собой особую форму коммуникации, целью которой является стремление участников к поиску истины относительно поставленных вопросов. Истинными являются те утверждения, которые основаны на более веских аргументах и относительно которых участники пришли к согласию. Следовательно, дискурсивная этика становится основой новой нормативной системой, в. рамках которой должны действовать политические акторы. Консенсус возникает из дискурса, который основан на следующих допущениях: утверждения говорящего воспринимаются как понятные и продуманные, истинные и достоверные; они являются правдивыми, и он вправе надеяться на понимание со стороны других.