Структура (элементы) гражданского правоотношения.

Различие во взглядах на существо правоотношения предопределяет дифференцированный подход к определению элементарного состава анализируемого явления. В работе С.С. Алексеева перечисляется наибольшее число элементов. К ним ученый относит: 1) содержание правоотношения, различая при этом материальное (поведение субъектов) и юридическое содержание (права и обязанности), 2) субъектов и 3) объект правоотношения[1]. Очевидно, что столь широкий и разно­родный состав правоотношения предопределен спецификой воспри­ятия С.С. Алексеевым правоотношения как «единства материального содержания и юридической формы», поскольку, по его же мнению, в правоотношении, понимаемом исключительно как идеологическая форма общественных (фактических) отношений ничего иного, кроме прав и обязанностей, быть не может. Иначе считают О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский: будучи, подобно С.С. Алексееву, сторонниками комплексного подхода к пониманию правоотношения, они тем не менее не включают в состав правоотношения реального содержания[2], ограничивая его 1) содержанием юридическим, 2) субъектами и 3) объектами[3]. Фактически они поступают точно так же, как делал в свое время еще Г.Ф. Шершеневич, выделявший четыре элемента гражданского правоотношения — субъект, объект, право и обязанность[4] (последние два элемента и образуют юридическое содержание правоотношения по О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородскому). P.O. Халфина включает в число элементов правоотношения реальное поведение его участников, однако исключает объект[5].

Полагаем, что из числа элементов правоотношения необходимо исключить реальное поведение его участников, ибо оно никак, ни при каких условиях не может быть элементом правоотношения, если последнее понимать в качестве приема научного анализа. Относительно других возможных «элементов» целый ряд весьма ценных наблюдений можно обнаружить в работе В.Н. Протасова. Ученый справедливо замечает неразрывную связь понятия об элементе с понятием системы, его принадлежность системно-структурному подходу к научному исследованию. Элемент — это компонент, часть системы, т.е. явление, находящееся внутри нее. Явления, мыслимые внутри правоотношения, могут и должны быть признаны его элементами — именно и только они. В то же время понятие об отношении (общественном, юридическом или любом другом) выражает собой взаимное расположение обособленных явлений, а следовательно, не имеет и не может иметь собственного содержания. Поэтому справедливо указывает В.Н. Протасов, что «под правоотношением в юриспруденции понимается на самом деле не отношение в его собственном, структурном смысле, не правовая связь, а единство этой связи и тех явлений, которые предполагаются в качестве элементов правоотношения» (курсив наш. — Л.Б., В.Б.).

Остановимся на наиболее распространённом подходе к определению элементов гражданского правоотношения: субъекты, объект, содержание.

Субъективные права и юридические обязанности рассматриваются в качестве содержания правоотношения.

Можно обозначить три наиболее распространенных подхода к определению субъективного гражданского права: 1) право как мера возможного поведения субъекта , 2) право как возможность требовать определенных действий (бездействия) обязанного субъекта и 3) комбинационный подход, объединяющий первые два. Разумеется, при использовании любого из вышеуказанных подходов исследователи имеют в виду не просто определенную меру или возможность, но именно юридическую возможность, т.е. возможность, обеспеченную принудительной силой государства. Право перестает быть таковым, превращается в возможность фактическую, если его осуществление или восстановление (при нарушении) в принудительном (в первую очередь — судебном) порядке невозможно.

В дореволюционный период российской науки гражданского права и теории права первый подход (право как мера возможного поведения субъекта) встречался чаще других. Так, например, Д.И. Мейер полагал, что под субъективным правом следует понимать меру свободы лица, живущего в обществе . Е.Н. Трубецкой также раскрывает понятие субъективного права через категорию свободы: «Право... есть та сфера внешней свободы, которая предоставляется лицу нормами объективного права». Однако тут же ученый оговаривается, что «юридическая свобода одного лица непременно заключает в себе притязание, требование, обращенное к другим лицам» . Несмотря на некоторые отличия в вышеприведенных дефинициях субъективного права, общим для них является указание на возможные действия самого управомоченного субъекта.

Такой подход к определению понятия долгое время преобладал и в советской цивилистике. Против использования понятия «мера» в определении субъективного права возражал С.Ф. Кечекьян, указывая, что мера — понятие количественное, предполагающее соизмеримость различных величин. Между тем возможности действовать, обеспечиваемые законом и именуемые субъективными правами, многообразны и несоизмеримы. А.Г. Певзнер и Ю.К. Толстой справедливо указывали на некоторую «надуманность» такого аргумента; ни распространения, ни даже сколько-нибудь широкого признания позиция С.Ф. Кечекьяна так и не получила.

В то же время параллельно существовал и другой подход к определению субъективного гражданского права, который проник в отечественное гражданское право в конце XIX в. — начале XX в. под влиянием немецкой цивилистики. Суть его заключалась в том, что субъективное гражданское право может быть определено через обязанность к действию субъекта, противостоящего управомоченному лиц. Тем не менее долгое время такая позиция не разделялась российскими цивилистами. Их отрицательное отношение к описанному подходу и, одновременно, стремление определить субъективное право как меру возможного поведения доминировало в цивилистике вплоть до выхода в свет в 1949 г. монографии О.С. Иоффе «Правоотношение по советскому гражданскому праву». О.С. Иоффе — первый отечественный цивилист, которому удалось сформулировать стройную и целостную концепцию субъективного гражданского права, отталкиваясь от его функции в правоотношении. Ученый усмотрел специфику содержания гражданского права «...не в дозволенности действий, не в праве на свои собственные действия, а в возможности этих действий, возникающей вследствие обеспечения определенного поведения обязанных лиц»[6].

Понятие юридической обязанности в отечественном правоведении можно назвать единообразным. Юридическая обязанность — это мера должного поведения субъекта, т.е. мера поведения, требуемого от лица в целях обеспечения реализации принадлежащего другому субъекту субъективного права.

Итак, содержание правоотношения составляют субъективные права и корреспондирующие им юридические обязанности. Но состав­ляющие правоотношения — не одноклеточные организмы. «Каждое субъективное право... сложное образование, составными образующи­ми элементами которого являются отдельные правомочия»[7]. И субъек­тивное право, и юридическая обязанность обладают определенной структурой.

Структурирование (выделение элементов) в составе субъектив­ного права обусловливается тем очевидным соображением, что удов­летворение управомоченным лицом того интереса (или интересов), ради которых за ним и признается (ему предоставляется) субъективное право, как правило, не может быть достигнуто одним-единственным действием, будь то действие самого управомоченного лица или дей­ствие противостоящего ему пассивного субъекта — носителя юриди­ческой обязанности. Для удовлетворения большинства интересов, возникающих у лиц — участников экономических и иных жизненных отношений, необходимо совершение, как правило, нескольких, а то и достаточно большого множества, совокупности действий, ведущих к единой цели.

Нет, конечно, никаких теоретических препятствий к тому, чтобы сконструировать понятие субъективного права как возможности совершения или требования одного-единственного действия: одно действие — одно субъективное право. В этом случае весьма вероятно, что необходимость в структурировании субъективного права отпадет, а само субъективное право можно будет представить в виде одноклеточного организма или, точнее, элементарной юридической частицы, из которых слагается вся юридическая материя. Но такой подход имел бы существенное неудобство: юридической науке пришлось бы изучать не столько сами субъективные права, сколько многочисленные и разнообразные роды действий, которые могут быть совершены людьми и их организациями. Юридическая наука превратилась бы в науку о человеческой деятельности — ее формах, приемах и видах. Если же субъективное право признать, подобно правоотношению, абстрактной рамкой, объединяющей в себе несколько возможностей, точнее — системой этих возможностей, связанных целевым (функциональным) единством, то отмеченное затруднение снимается. В свете сказанного легко понять, что из числа наилучшим определением субъективного права является его рассмотрение через меры возможного поведения. Поведенческие возможности, являющиеся элементами субъективных прав, называются правомочиями. Можно различать два вида правомочий: на собственные действия; на требование чужих действий.

Ни одно субъективное гражданское право не может включать в себя менее двух правомочий. Каждое субъективное гражданское право всегда состоит именно из двух правомочий — не больше и не меньше — возмож­ности совершения собственных действий и возможности требования чужих действий. Феномен такого обязательного «двуединства» право­мочий можно объяснить, с одной стороны, невозможностью удовлетворе­ния интереса только собственными действиями — нужно, чтобы никто этому не мешал, а с другой — невозможностью удовлетворения инте­реса только чужими действиями — нужно, чтобы интересант обратил результаты этих действий в свою пользу[8].

Вопрос о структуре юридической обязанности в отечественной литературе практически не разработан. Вообще исследования гражданско-правовых обязанностей носят фрагментарный, отрывочный характер. Обязанности подвергаются анализу лишь в связи с изучением обязательственных правоотношений и, как правило, через призму субъективных прав. Традиционным является подход, что обязанности корреспондируют соответствующим субъективным гражданским правам. О содержании обязанности имеется несколько подходов: 1) обязан­ность распадается на четыре следующих элемента: необходимость совершения определенных действий; необходимость воздержаться от совершения определенных действий; необходимость требовать совершения или несовершения определенных действий; необходи­мость отвечать за несовершение предписанных действий[9]; 2) однородность содержания обязанности. Содержание всякой юридической обя­занности едино и всегда заключается в долженствовании совершения определенных действий.