Глава 1. Феномен науки

§ 1. Удивление как начало научного познания

Философия – древняя наука, берущая свое начало в античности, в 6-7 веках до нашей эры. Философия и методология науки – сравнительно молодое направление философии, окончательно оформляющееся только в 20-м веке. Оно ставит перед собой задачу исследования феномена науки, т.е. понимания того, что такое научное знание, каковы условия его существования и развития. В первую очередь имеется в виду наука в том виде, как она возникла в 17-м веке после работ Галилея и Ньютона. Тогда была создана первая научная система в современном смысле этого слова. Это была механика – наука о простейших видах движений, выражающихся в геометрическом перемещении в пространстве под действием сил тяжести. Впоследствии появилось множество новых наук – химия, биология, психология, социология. Развивалась и сама физика: усложнялась механика, в работах Фарадея и Максвелла была создана теория электромагнитных процессов, наконец, в 20-м веке появилась квантовая физика, теория относительности, статистическая физика. Во второй половине 20-го века появились такие науки, как кибернетика и синергетика. Одним словом, после своего появления в 17-м веке наука прочно вошла в нашу жизнь, определила наше мировоззрение и картину мира, коренным образом изменила жизнь современного человека. Несмотря на звучащую сегодня критику науки, ее успехи несомненны, сфера научного познания постоянно расширяется, и не удивительно, что вскоре после появления науки, многие мыслители попытались понять, что же она такое, в чем секрет ее эффективности. Так постепенно в философии после 17 века формируется направление исследований, пытающееся понять феномен науки. Это направление и получило название «Философия и методология науки».

Мы также попытаемся начать с вопроса о том, что такое наука. Конечно, окончательно ответить на этот вопрос, по-видимому, невозможно. Можно лишь пытаться все больше отвечать на него. С этой точки зрения вся книга будет представлять из себя один большой – но также далеко не окончательный – ответ на этот основной вопрос. Сейчас мы попытаемся лишь начать свой вариант ответа.

Еще Аристотель отмечал, что философия начинается с удивления. То же можно сказать и по отношению к науке. Наука начинается с удивления. Возьмем простой пример – падение яблока на землю. Каждый из нас, по-видимому, не раз наблюдал это событие и вряд ли испытывал какое-то удивление по этому поводу. Это что-то обычное и не удивительное. Не знаем, реальна ли та легенда о Ньютоне, в которой рассказывается, что падение яблока привело его к великому открытию, но, как бы то ни было, именно Ньютон оказался тем человеком, который смог увидеть в падении любого предмета, в том числе и яблока, нечто таинственное и удивительное. Обычное падение яблока оказалось подчиняющимся тем же универсальным законам, что и движение планет и звезд во Вселенной.

Удивление предшествуют любому научному познанию, ведь познание – это попытка ответить на вопрос о некоторой загадке, которая пока неизвестна. Очень часто нужно уметь удивиться тому, к чему все остальные люди привыкли и считают чем-то само собой разумеющимся. Научное познание открывается здесь как искусство удивляться обычному. Привычка говорит нам: «нет ничего удивительного». Наука протестует: «все удивительно и таинственно».

Но удивление порождает непонимание – ведь удивительно то, что происходит, хотя не должно было бы происходить. Возникает вопрос: «Почему?» Почему падает яблоко, почему светит Солнце, идет дождь ?… Так начинается научное познание…

Давайте теперь более пристально посмотрим на удивление и привычку. Что означает, например, способность не удивиться падению яблока ? Это значит, что человек не допускает здесь других возможностей. Не то что он не допускает, что когда-нибудь яблоко могло бы не упасть, или упасть могла бы груша. Нет, речь идет о том, что, коль скоро обычный человек видит, что падает яблоко, то именно в этот момент времени ничего иного и никак иначе быть не может. Есть только то, что видят глаза, слышит ухо… Есть то, что есть.

Когда же ученый удивлен падением яблока, тогда мы встречаем совсем иное состояние в его сознании. Удивление означает: 1) что могло бы произойти нечто иное, но происходит только то, что есть, 2) не понятно, почему происходит только это. Так удивление превращается в сигнал о том, что 1) источник удивления есть только одна из возможностей некоторого более обширного пространства возможностей, 2) неизвестно основание выбора из всех возможностей только той, которую человек воспринимает. В удивлении происходит расширение сознания, оно открывает новые возможности там, где их не видит сознание, угашенное привычкой. Но, открыв это пространство возможностей, удивление еще не знает, что же с ним делать. Оно зависает в противоречии между тем, что реально есть, и тем, что могло бы быть. Так рождается проблема, с переживания которой может начаться научное познание.

Теперь органы чувств говорят человеку, что из всех возможностей реализовалась только одна. Сознание, наоборот, утверждает, что все возможности равны между собой, и ни одна из них не имеет преимуществ выбора перед другой. Вот парадокс удивления, который будит спящее сознание и начинает подталкивать его к какому-то выходу. Если начинается научное познание, то выход предполагается вполне определенный.

Сознание начинает искать основание выбора из всех возможностей именно той, которая реализовалась. Для падения яблока таким основанием выбора оказался у Ньютона Закон Всемирного Тяготения, который в приложении к яблоку теперь оправдывает именно падение и именно такое падение, которое есть. Все остальные возможности – покой, падение с другой скоростью, по другой траектории – отметаются этим законом, наделяются невероятностью. Так и в общем случае основание выбора позволяет ввести асимметрию вероятностей в множество альтернатив. Максимально вероятным должно оказаться то, что реально происходит. Все другие возможности должны стать невероятными или маловероятными. Так основание выбора как будто возвращает нас к исключительности того, что происходит в реальности, но такой возврат уже не совпадает с началом. Ведь вначале была просто привычка, которая не видела возможно-большего за тем, что есть. В конце мы получаем обоснование того, что есть: реальное погружено в большее пространство возможностей (удивление), но получает преимущество перед всеми иными возможностями от некоторого основания (объяснение). Так научное познание ищет решение проблемы удивления на путях поиска разного рода оснований, которые позволяют выделить реально происходящие события из некоторого пространства возможностей. Наука сначала расширяет, чтобы затем сузить. Но в таком движении нет простого возврата назад, здесь скорее один виток спирали: сужение вслед за расширением не только возвращает к реальному событию, но и поднимает его до следствия некоторого основания.

В качестве следствий с той или иной вероятностью из основания можно вывести все возможности. Например, чем ближе возможная траектория падения яблока к той, что вытекает из Закона, тем больше ее вероятность. Основания выбора принадлежат уровню не отдельных возможностей, но всему пространству возможностей в целом. Они лежат на более высоком уровне существования, который нельзя воспринять органами чувств. Так наука, начинаясь в сфере восприятия органов чувств, поднимается на более высокие этажи познания, открывая там разного рода основания – законы, принципы, модели, понятия, идеи, структуры…

В таких спиральных циклах «событие – его пространство возможностей – основание выбора этого события из пространства возможностей» живет чистое научное познание. Подлинную сердцевину науки составляют разного рода основания. Поскольку, как было замечено выше, они принадлежат более высокому уровню познания, чем чувственное восприятие, то обычно они выражают себя как различные идеальные объекты науки. Это, например, числа, пространства, отношения, логические свойства и т.д.

§ 2. Понятие о структуре

Вернемся к примеру с падением яблока. Для того чтобы вывести как следствие это событие из физических законов, физика создала множество идеализированных структур, которые представляют этот процесс в физической теории. Например, вводится система координат XYZ, которая позволяет описать пространство, где находится яблоко. Само яблоко представляется в виде материальной точки Я(x,y,z) с координатами x, y и z и массой m. Предполагается, что на эту точку действует сила, которая может быть изображена в форме вектора F. Падение описывается как движение точки Я(x,y,z) по некоторой траектории Г в пространстве. Мы встречаемся здесь с множеством новых терминов – «система координат», «материальная точка», «масса», «сила», «вектор», «траектория». Все это – примеры разного рода научных абстракций, которые обычно не существуют в чувственно наблюдаемой реальности и принадлежат некоторой «виртуальной реальности» научного познания. Мы еще вернемся к проблеме научных абстракций, пока же можно заметить, что все такого рода абстракции представляют из себя те или иные составляющие математических структур.

Во второй половине 20 века в Европе под псевдонимом Никола Бурбаки работала инкогнито группа крупных математиков, которая поставила перед собой и практически выполнила задачу создания универсального издания, в котором были бы представлены с единой точки зрения все основные разделы современной математики. В основу своего проекта эта группа положила понятие «структуры». С этой точки зрения математика – это наука о разного рода структурах. Поскольку математический язык – основа современной науки, то понятие «структура» оказывается важнейшим понятием для всего научного познания. Итак, что же такое структура ?

В простейшем случае под математической структурой, или просто структурой, имеется в виду единство трех основных составляющих. Это:

1. Множество элементов структуры.

2. Множество операций (функций), заданных на элементах структуры.

3. Множество свойств и отношений (предикатов), также заданных на элементах структуры.

Составляющую 1 можно называть экстенсионалом структуры (более количественным моментом ее определения), составляющие 2 и 3 – интенсионалом структуры (более качественным моментом ее определения).

Рассмотрим некоторые примеры структур.

Структура на множестве натуральных чисел. Рассмотрим структуру N, в качестве экстенсионала которой выступает множество чисел, используемых для счета, 1, 2, 3, 4, …, и т.д. до бесконечности, которые в математике называются «натуральными числами». В качестве операций здесь можно рассмотреть, например, обычные операции сложения + и умножения × натуральных чисел. Далее, можно рассмотреть такое свойство натуральных чисел, как «быть четным» (Е – от англ. «even», четный); в качестве отношений рассмотреть два отношения – обычные отношение равенства = и отношение «меньше» <.

Отличие операций от свойств и отношений состоит в том, что операции определяются на элементах структуры и дают в результате тоже элементы структуры, например, операция сложения + определяется на двух числах, что записывается в виде +(m,n), означая m+n, и дает в результате новое число – сумму первых двух. Таким образом: +(m,n) = m+n, например, +(3,4) = 3+4 = 7.

Что же касается свойств и отношений, то они только определяются на элементах структуры, а вот результатом их действия являются либо истина (И), либо ложь (Л). Если, например, свойство Е, «быть четным», истинно на 2, то это можно записать в виде: Е(2) = И – свойство «быть четным» истинно для числа 2. Аналогично Е(3) = Л - свойство «быть четным» ложно для числа 3.

Свойства отличаются от отношений тем, что свойства всегда определяются для любого одного элемента структуры, в то время как отношения – для любых n элементов, где n больше единицы. Например, отношение «меньше» для элементов 2 и 3 может быть записано в виде: <(2,3) = И – это значит, что отношение «меньше» истинно для пары чисел 2 и 3, т.е. число 2 меньше числа 3. Как уже отмечалось выше, свойства или отношения называются предикатами.

Иерархическая структура. Например, в биологии или психологии может изучаться группа животных или людей, в которой есть социальная иерархия, т.е. одни индивиды могут подчиняться другим. Например, в стаде овцебыков самцы очень просто устанавливают такого рода иерархию: они регулярно вступают в схватки, и если овцебык А победил в этой схватке овцебыка В, то В подчиняется А в течение времени до новой схватки. Здесь мы также имеем пример структуры. Экстенсионалом этой структуры будет множество индивидов рассматриваемой группы, операций здесь нет, но есть одно отношение – отношение «Х подчиняется У», которое тоже можно обозначить символом <. Если для такого рода отношения выполнено так называемое правило транзитивности, т.е., если Х<Y и Y<Z влечет X<Z, то отношение < называется порядком, а вся структура – иерархической структурой (структурой с порядком). Для овцебыков может возникнуть ситуация, когда указанное правило не будет выполнено: например, бык А может победить быка В, бык В – быка С, но бык А, например по психологическим причинам, не победит быка С. Тогда отношение доминирования в этом случае не будет отношением порядка. Следует отметить, что обычно все же доминирование – это одновременно и порядок.

В общем случае в науке используются самые разные структуры. Чем более развито научное знание, тем богаче его структурное оснащение, тем специализированнее язык, описывающий эти структуры.

§ 3. Логические теории, описывающие структуры

Обычно структуры требуют более-менее специальный язык для своего описания. Дело в том, что составляющие структур – это разного рода новые абстракции, для которых либо не было вообще названий в обычном языке, либо эти названия употреблялись несколько иначе. Когда математики или ученые других наук создают новые структуры для описания оснований выбора, то они обычно придумывают новые или по-особому используют старые слова. Например, слово «вектор» или «электрон» было создано заново с открытием соответствующей структуры или объекта, а вот слова «энергия» или «сила», хотя уже и существовали в обычном языке, но использовались не так, как это стали делать физики. Кроме того, наука предъявляет более высокие требования к процедурам вывода следствий из оснований выбора, в связи с чем наука активно использует логику. В связи с этим, языки науки – это обычно более логически обработанные языки, чем обычные языки.

Если используется язык для описания некоторой структуры, то в этом языке, во-первых, должны быть имена для основных составляющих структуры: 1) для элементов структуры, 2) для операций и 3) предикатов структуры. Например, выше мы использовали символ «<» для обозначения отношения «меньше», символы 1, 2, 3 – для обозначения чисел один, два, три, символ «+» - для обозначения операции сложения.

На языке, описывающем ту или иную структуру, формулируется логика этой структуры. Так возникает логическая теория, в рамках которой описываются логические свойства некоторой структуры. Например, для описания свойств структуры N на множестве натуральных чисел используется Теория Арифметики как логическая теория этой структуры. Логическая теория обычно содержит разного рода аксиомы и правила логического вывода, позволяющие из аксиом выводить теоремы. Например, в Теории Арифметики в качестве аксиом могут приниматься следующие выражения: m+n = n+m, m×(n+p) = m×n + m×p, и т.д. В логической теории, описывающей иерархическую структуру, в качестве аксиомы может приниматься свойство транзитивности: если x<y и y<z, то x<z. Более подробно мы обратимся к структуре логической теории позднее.

В общем случае научное знание может быть более или менее формальным, в зависимости от того, насколько специализирован язык той логической теории, которая используется в этой науке. Если этот язык практически не выделен из обычного (например, разговорного русского) языка, то говорят о содержательной теории. Если же язык высокоспециализирован и использует множество новых символов, которых нет в обычном языке, насыщен логическими процедурами, то говорят о формализованной научной теории. С другой стороны, научные языки могут отличаться не только степенью формальности, но и степенью логической обработки. Тогда, если язык сильно логически обработан, так что в нем явно выделены аксиомы, правила логического вывода и теоремы, то научная теория с таким языком называется аксиоматической теорией. Характеристики содержательности-формальности и степени аксиоматичности научных теорий могут быть до некоторой степени относительно независимыми друг от друга, в связи с чем здесь могут встречаться все возможные комбинации: 1) формальные аксиоматические теории – это, например, теории математики и физики, 2) формальные неаксиоматические теории. Например, это разного рода теории систематики в биологии или психологии, в которых используется специальная терминология для обозначения разных видов организмов (или психологических типов), но только этим дело преимущественно и ограничивается. 3) содержательные аксиоматические теории – хотя в этих теориях используется обычный язык, но логически эта теория может быть обработана больше, чем обыденное знание. Например, часто в форме такого рода теорий выступают те или иные разделы философского или гуманитарного знания. 4) содержательные неаксиоматические теории – это, как правило, самые первые этапы развития научного знания, когда в них научность выражается еще только в первоначальном накоплении фактов.

Но все же необходимо отметить, что такого рода независимость возможна только до некоторой степени. Начиная с определенного уровня, уже нельзя достичь достаточно высокого уровня аксиоматизации научного знания без достаточной формализации, и наоборот.

§ 4. Эмпирическая реализация структуры

Итак, наука использует разного рода структуры и логические теории для описания этих структур. Но это еще не все. Есть еще одна очень важная характеристика научного знания. В самом деле, ведь структуры, выступая как основания выбора в научном познании, одновременно должны обеспечить этот выбор реального события из всех иных возможностей. Это значит, что структуры должны обладать способностью связи с чувственно наблюдаемой реальностью. Сами по себе чистые математические структуры не могут восприниматься органами чувств. Число 5 нельзя увидеть или услышать, то же верно по отношению к операциям и отношениям структуры. Как мы уже говорили выше, чистые структуры – это идеальные объекты «виртуальной реальности» науки. Но чистые структуры обладают одним замечательным свойством – они способны интерпретироваться на объектах, которые уже можно воспринять органами чувств. Приведем пример.

Рассмотрим все ту же структуру N на множестве натуральных чисел. Эта структура может использоваться, например, для счета. Мы можем посчитать число столов в аудитории, сопоставляя числу 1 один какой-то стол, числу 2 – этот стол и еще один какой-то стол, т.е. два стола, числу 3 – три стола, и так далее, пока не дойдем до некоторого числа n, которое будет сопоставлено всем столам в аудитории. Такая интеллектуальная операция сопоставления каждому натуральному числу некоторого множества объектов называется счетом.

Затем, установив это соответствие, мы можем применить к столам операции, свойства и отношения, заданные на множестве натуральных чисел. Например, если числу 3 сопоставлено три стола, числу 2 – два стола, то числу +(3,2) = 2+3 = 5 будет сопоставлено пять столов. Так можно складывать множества столов, повторяя им сложение чисел. Если Е(4) = И, т.е. число четыре есть четное число, то мы можем утверждать, что четыре стола есть четное число столов. Если <(4,5) = И, т.е. число четыре меньше, чем число пять, то также можно утверждать, что четыре стола есть меньшее число столов, чем пять столов. Таким образом, множества столов ведут себя так же как числа от единицы до n. Поэтому мы можем говорить также о некоторой структуре N_E (эмпирической структуре, подобной N), в которой только вместо чисел используются множества столов: {T₁} – множество из первого стола, {T₁, T₂} – множество из первого и второго стола, {T₁, T₂, T₃}- множество из первого, второго и третьего стола, …, {T₁, T₂, …, T_n} – множество из первого, второго, …, n-го стола. Во всем остальном структура N_E не будет отличаться от структуры N – на ней будут определены те же операции и предикаты, что и на N. Структуры N и N_E будут очень похожи, обладая высоким подобием между собой. Такого рода подобия структур называются в математике изоморфизмом (когда подобие полное), или гомоморфизмом (когда подобие частичное).

Описанная процедура может проводиться в научном познании для любой структуры. Если дана чистая структура S, то можно пытаться найти в реальности ее аналог S_E, который будет высокоподобен структуре S (изоморфен или гомоморфен ей), но, в отличие от чистой структуры S, структура S_E будет уже такова, что, по крайней мере, ее элементы будут восприниматься органами чувств, или, как говорят в философии, будут принадлежать эмпирической реальности. Так, в структуре N_E ее элементами являются множества столов, которые уже можно видеть глазами и осязать руками. Структуру S_E мы будем называть эмпирической реализацией структуры S.

Итак, замечательное свойство математических структур состоит в том, что для них возможно построение эмпирических реализаций, которые уже хотя бы частично могут восприниматься органами чувств, или, как говорят, относятся к чувственной реальности. С этой точки зрения наука использует не просто структуры, но такие, которые обладают эмпирической реализацией и потому могут быть приложены к исследованию окружающего нас материального мира.

§ 5. Понятие о научном логосе

Подытожим теперь все сказанное выше. В основе научного познания лежат различные структуры. Для их описания используются логические теории. Структуры обладают эмпирическими реализациями. Эта триединая конструкция

Логическая теория

+

Структура

+

Эмпирическая реализация структуры

дополненная интуитивным началом научного познания, составляет то, что можно назвать научным логосом, т.е. совокупным живым целым растущего и развивающегося научного знания. Основу научного знания составляют структуры. Они занимают срединное, или медиальное, положение в его составе, соединяя воедино уровень логической теории (теоретический уровень науки) и уровень эмпирической реализации структуры (эмпирический уровень науки). Именно благодаря структурам система научного опыта приобретает вертикальное единство и взаимосвязь, обеспечивая потоки научного познания снизу вверх – от эмпирического уровня науки к теоретическому, и сверху вниз – от теории к эмпирии. Ненаучное или паранаучное знание обычно характеризуется нарушением единства вертикальной структуры научного логоса. В первую очередь это касается отсутствия связующего медиального начала структур, что приводит к абстрактности теоретического знания или к описательности эмпирического знания в науке. С другой стороны, возникновение любого научного знания как правило характеризуется тем, что ему удается открыть свои собственные структуры, лежащие в основании именно этого направления науки. Часто такие подходящие для этой науки структуры называют еще моделями или концепциями, но в конечном итоге по смыслу здесь всегда имеется в виду то, что выше было определено нами как структура.

Два верхние уровня научного логоса – логические теории и структуры – не в состоянии, как уже отмечалось выше, восприниматься органами чувств и могут быть названы научными нóуменами (от латинского noumen - сущность). Уровень эмпирической реализации структур, наоборот, наблюдаем органами чувств и может быть отнесен к феноменам (от латинского phaenomen - явление). Итак, научный логос еще представляет из себя единство феноменов и ноуменов – единство чувственно наблюдаемого и ненаблюдаемого. Феномены – это как бы поверхность реальности, то, что можно непосредственно воспринять органами чувств. Но в реальности есть своя глубина, свое ядро, лежащее за поверхностью. Ноумены выражают эту глубину реальности, то, что нельзя непосредственно воспринять органами чувств. Наука ставит перед собой задачу проникнуть за поверхность бытия, проникнуть в ее глубину, открыть ее ноумены. Для этого у человека тоже есть как бы свои собственные органы чувств – разум, интеллект, интуиция, позволяющие на глубинном уровне воспринимать сердцевину бытия и выражать ее в структурах и логических теориях. В то же время науке интересно не просто воспринять ноумены, но и согласовать их затем с феноменами. Наука заинтересована во все полноте научного логоса, она стремиться соединить в нем верхние и нижние его уровни. Так наука выступает как усиленное познание, претендующее на полноту и глубину знания.

§ 6. Наука как субъект

Теперь мы можем в первом приближении сказать, что наука – это движение научного логоса, соединяющего в себе три указанных выше уровня. Но научный логос не висит в воздухе. Он создается людьми – либо отдельными учеными, либо научными коллективами, или, как говорят, научными сообществами. И здесь можно спросить: наука – это что или кто ? Можно ли свести науку только к сумме полученных знаний ? По-видимому, вряд ли. Скорее, наука – это живой организм, который растет и развивается, обладает своей системой ценностей, ставит перед собой цели и достигает их. Наука – это субъект, так как только субъекты способны к развитию, разного рода оценкам и достижению целей. Наука как субъект реализует себя либо на уровне отдельного ученого, либо на уровне научного сообщества. В первом случае наука функционирует как индивидуальный субъект, во втором – как социальный макросубъект. Коснемся кратко функционирования науки как индивидуального субъекта, своего рода субъекта «Ученый», т.е. как деятельности отдельного ученого. В этом случае, по-видимому, вся совокупная активность субъекта «Ученого» может быть подразделена на два основных вида: 1) творческая, или креативная (от латинского creatio - творение), деятельность, связанная с научным познанием как творческим процессом – открытием новых идей, освоением уже достигнутого, созданием теорий или постановкой экспериментов и т.д. В этой деятельности ученый преимущественно находится наедине со своими мыслями, движется во внутренних пространствах смыслов и знаний. Это преимущественно индивидуальный и одинокий этап научной деятельности – проявление активности креативного подсубъекта у субъекта «Ученый». 2) Второй основной вид деятельности, которой занимается любой ученый, – это деятельность по распространению своих знаний, их пропаганде или, как говорят, социализации. Такого рода деятельность можно поэтому называть социализирующей деятельностью, а ту сторону субъекта «Ученый», через которую выражает себя эта деятельность, - его социализирующим подсубъектом. В этой роли ученый пишет статьи, публикует их, общается с коллегами на конференциях, работает с учениками и т.д. – здесь он включен в общение с другими людьми и живет во внешнем пространстве общественной коммуникации.

Если главная цель креативного подсубъекта – создание научного логоса или его элементов (логических теорий, структур или их эмпирических реализаций), то главная цель социализирующего подсубъекта «Ученого» - социализация созданного логоса, введение его в культуру как общепризнанного, получение научного имени в научном сообществе, завоевание авторитета. В европейской науке за каждым фрагментом научного знания всегда закрепляется имя того ученого, который когда-то открыл это знание и ввел его в научную культуру. Здесь растет и развивается не просто научный логос, но именованный научный логос, т.е. помеченный именами создавших его ученых. Когда мы, например, читаем учебник по любой области научного знания и находим в нем множество фактов, законов, теорий, то за каждым таким фактом или теорией, или проведенным экспериментом всегда стоят один или несколько ученых. Иногда учебники сообщают эти имена, но если бы они это делали педантично и постоянно, то все страницы были бы испещрены именами разных ученых, и за историей знания обнаружилась бы тогда история имен и судеб тех субъектов-личностей, которые и стали причиной возникновения соответствующего научного знания. Это, возможно, похоже на огромное здание из камней разной формы и размеров, на каждом из которых написано имя того или иного ученого. Наука чтит эти имена и пытается сохранить их, выражая им тем самым благодарность человечества. И для каждого ученого это очень важно – оставить свое имя в здании науки, добавить свои камни в храм науки, на которых будет начертано его имя. Вот что такое именованный логос.

Конечно, представленная нами схема субъекта «Ученый» еще очень приблизительна. Выделенные два основные подсубъекта – креативный и социализирующий - могут далее дифференцироваться и уточняться. Приведем один пример такой дальнейшей дифференциации. В креативном подсубъекте можно выделить два такие подсубъекта, как 1.1.) ассимилирующий и 1.2.) аккомодирующий. Эти названия взяты из генетической психологии швейцарского психолога Жана Пиаже. Под ассимиляцией Пиаже имеет в виду такие активности субъекта, когда он так или иначе подчиняет себе внешнюю среду. Классическим примером ассимиляции, откуда и взят этот термин, является процесс переваривания пищи, когда пища расщепляется и изменяется в угоду потребностей организма. Наоборот, аккомодация, согласно Пиаже, - это процесс подчинения субъекта влиянию окружающей среды. Этот термин заимствован из физиологии зрения, где аккомодацией называется процесс изменения кривизны хрусталика глаза в зависимости от расстояния до объекта. Подобные же типы активности присутствуют и в научном познании. С этой точки зрения познание совершается как постоянное чередование процессов ассимиляции и аккомодации. В системе научного логоса под уровнем, в большей мере соответствующим внешней среде, можно рассматривать уровень эмпирической реализации структуры, уровень фактов. Наоборот, уровень научных ноуменов – логической теории и структуры – больше выражен во внутреннем мире субъекта, присутствуя в нем как научные абстракции. Тогда научная ассимиляция – это процесс подчинения феноменов ноуменам, когда ученый так или иначе подчиняет факты теории. Это может быть, например, процесс интерпретации фактов на основе той или иной теории или структуры, когда факты получают свой смысл или значение от теории. Или это процесс дедукции, когда факты выводятся как следствия из некоторых аксиом научной теории. Здесь факты обосновываются теориями. Наоборот, научная аккомодация – это система процессов в научном познании, охваченных общим свойством подчинения ноуменов феноменам, теорий – фактам. Это может быть, например, индукция – вывод обобщений из множества частных фактов, или отбрасывание гипотезы, если следствия из нее были опровергнуты в опыте. В философии науки были попытки свести все научное познание либо только к процессам аккомодации (например, к индукции), либо только к ассимиляции (например, к дедукции). Но, по-видимому, и то и другое – крайности, и живое научное познание постоянно использует обе активности, согласовывая их между собой. Ассимиляция и аккомодация – это две ноги творческого познания. Движение последнего – ходьба, в которой чередуются моменты опоры то на ассимиляцию, то на аккомодацию. Если оставить только одну ногу, движение станет невозможным. Так в составе креативного субъекта действуют два взаимоопределяющих друг друга подсубъекта – ассимилирующий и аккомодирующий.

Подобным же образом, креативный и социализирующий подсубъекты субъекта «Ученого» конечно же не отделены друг от друга непереходимой границей, но активно и постоянно взаимодействуют между собой. Например, творчество нового невозможно без знания уже накопленного научного опыта, который ученый получает из культуры. С другой стороны, если не будет новых достижений, то нечего будет и социализировать. Обе активности объединяются в целостной жизнедеятельности субъекта «Ученый», создающего социализированный научный логос.

§ 7. Наука в обществе

Остановимся теперь кратко на существовании науки как научного сообщества, т.е. как социального макросубъекта. В первое время после своего появления наука не была столь социализирована, как сегодня. Она ограничивалась в основном элитарными группами ученых, которые своими средствами осуществляли научные исследования и поддерживали более высокую этику научной деятельности. Но чем далее развивалась наука, тем больше она начинала оказывать влияние на экономику и политику, культуру и образование. Постепенно научное мировоззрение проникло в общество и культуру, вошло в систему воспитания и образования, стало активно влиять на экономику и политику. Так постепенно наука приобрела общественное значение, стала общепризнанной государственной деятельностью, получила статус самостоятельной профессиональной категории, оформилась в виде множества общественных организаций со своим государственным финансированием. О такой социализированной науке говорят как об общественном институте: наука приобрела статус общественного института. Возникла наука не просто как отдельный ученый или небольшая группа ученых, возникла наука как общественная сфера жизни, наряду с политикой, экономикой, нравственностью и религией. В этом смысле мы и говорим о науке как о социальном макросубъекте.

Наука как социальный макросубъект имеет ряд существенно иных определений, чем индивидуальный ученый или небольшая элитарная научная группа.

Активность науки как социального макросубъекта протекает на более высоком уровне существования – это уровень больших общественных групп, для которых отдельный ученый является своего рода «клеточкой» или «точкой», элементом большого целого. На этом уровне также есть и моменты креативности, и моменты социализации, но последние, по-видимому, выражены гораздо больше, чем первые. Кроме того, творческая деятельность на макроуровне представлена как бы в режиме геологического – растянутого - времени. Наука как социальный макросубъект походит на этакого великана-ученого, который, однако, не может мыслить так быстро и разнообразно, как индивидуальный ученый (ученый-лилипут). Этот великан мыслит медленно, например, лет 50 одну мысль, затем переходит к другой еще на 50 лет. Если отдельному ученому уже давно понятно, что и первая и вторая мысль – это две одинаково неэффективные крайности, которые нужно преодолеть в некотором третьем решении, то ученый-великан может надолго застрять в переходах от одной из этих крайностей к другой, никак не будучи в состоянии понять, что решение лежит в третьей возможности. Таким образом, можно сказать, что креативные способности науки как социального макросубъекта существенно ниже таковых у лучших представителей индивидуальных ученых. Социальный макросубъект обладает более высокой инерцией и грубостью мышления. В этом – момент снижения качества научного познания с переходом к массовой науке. В то же время у социального макросубъекта есть свои неоспоримые преимущества. Его утверждения воспринимаются как высокозначимые нормы, как суждения, имеющие весовую категорию социального закона, а не просто индивидуального мнения. Поэтому в процессе социализации своих идей индивидуальный ученый стремится отождествить себя с авторитетом науки как социального макросубъекта. Можно сказать и так, что хотя ученый-лилипут очень сообразителен и быстр, но голос его слишком слаб, чтобы быть услышанным многими. Наоборот, ученый-великан (наука как социальный макросубъект) громогласен, но более тупой и медлительный. Перед лилипутом, который к данному моменту считает, что великан в чем-то неправ, стоит непростая задача привлечь к себе внимание великана и сделать его голос своим. В этом процессе лилипуту придется, по-видимому, начать пользоваться разного рода громкоговорителями – прессой, научными публикациями, получением признания. Кроме того, ему придется примеряться к медлительному темпу жизни великана – говорить самому погромче, помедленнее и попроще. Кроме того, социальный макросубъект способен к недостижимой для отдельного ученого аккумуляции накопленного знания, созданию предпосылок достижения эффектов суммирования множества частных усилий отдельных ученых. Одним словом, у великана огромная память. Наконец, социальный макросубъект обеспечен огромными ресурсами деятельности, например, государственным финансированием, которое позволяет вывести научные исследования на недостижимый для отдельного ученого уровень.

В то же время наука как социальный макросубъект гораздо в большей степени подвержена влияниям со стороны политико-экономических сфер общественной жизни, чем индивидуальный ученый. В этих сферах, как известно, царят прагматизм и эгоизм, что неизбежно накладывает отпечаток на научную этику.

Так, по нашему мнению, вместе с преимуществами своей социализации современная наука пожинает и горькие плоды этого процесса. Не столько наука сама по себе, сколько ее превращение в сферу общественной жизни, при условии далеко недостаточной духовной готовности общества к обладанию более мощными наукоемкими технологиями, привели ко многим кризисным явлениям современности.

§ 8. Наука в истории

Наука в современном смысле этого слова во многом ведет свой отсчет с 17 века. Но это совсем не значит, что до этого времени науки не существовало. Просто существовала другая, например, античная наука. Что же позволяет нам говорить о науке на протяжении истории? Нам кажется, что в составе научного знания всегда присутствует два вида принципов, определяющих его существование. Эти принципы можно условно называть внутренними и внешними принципами науки. Внутренними принципами науки можно называть те нормы научного познания, которые определяют науку как процесс создания научного логоса. Это, например:

Принцип рациоэмпиризма – призыв соединять в единое целое в научном познании принципы рационального (теоретического) и эмпирического познания. Этот принцип стремится обеспечить полноту научного логоса, состоящего из научных ноуменов и феноменов.

Принцип умеренного платонизма – принцип, утверждающий, что в реальности существует два уровня – уровень феноменов и уровень ноуменов, и оба эти уровня взаимодействуют между собой. Название «платонизм» связано с именем древнегреческого философа Платона, который впервые систематически развил учение о двух уровнях реальности. Но Платон, возможно, недооценивал значение уровня феноменов, считая, что на самом деле этот уровень не существует. Наука занимает здесь более умеренную позицию, допуская определенное равноправие обоих уровней реальности.

Принцип пифагореизма – утверждение о том, что в основе мира лежат математические структуры. Название этого принципа происходит от имени древнегреческого философа Пифагора, который учил, что «числа правят миром». Числовые структуры – это одни из важнейших, но все же не единственные структуры, и идеи Пифагора могут быть обобщены до важности структур вообще в научном познании.

Принцип гносеологического оптимизма – вера в познаваемость окружающего нас мира, в существование истины. Наука ставит перед собой задачу познать мир и, следовательно, предполагает, что это возможно.

Принцип умеренного скептицизма – принцип, утверждающий необходимость всякое суждение в научном познании подвергать той или иной критике, и принимать его только в том случае, если оно эту критику выдерживает. Таким образом позиция ученого такова, что он как бы говорит себе: «просто так ни во что верить не буду» - и это момент скептицизма, т.е. установки сомнения во всяком утверждении. В то же время тут же ученый добавляет: «но если нечто будет доказано, то я обязан его принять» - это момент умеренности в научном скептицизме.

Именно соответствие деятельности подобным внутренним принципам превращает ее в научную деятельность, выступая некоторым инвариантом на протяжении всей истории науки. Пока есть наука, она должна создавать научный логос, она должна, следовательно, реализовывать те принципы, которые обеспечивают его возникновение, сохранение и развитие.

Одновременно в науке есть второй класс принципов, который меняется от одной исторической эпохи к другой и обеспечивает согласование научной деятельности с господствующим мировоззрением и идеологией. Такие принципы мы будем называть внешними принципами науки. Они составляют как бы внешний пояс научного знания, взаимодействуя с социальным и культурным его окружением и в свою очередь окружая ядро внутренних принципов науки. Наука может соединиться с любой картиной мира, лишь бы не были разрушены внутренние принципы науки. С этой точки зрения чистой (т.е. построенной только на основе внутренних принципов) науки не существует. Если внутренние принципы неизменны на протяжении всей истории науки, то внешние принципы меняются от эпохи к эпохе, в связи с чем их виды будут соответствовать видам таких исторических эпох. Так, например, можно говорить о следующих внешних принципах в истории науки:

Принцип теизма – внешний принцип, утверждающий существование Бога и его внешность к сотворенному Им Миру. Мир был сотворен Богом и с тех пор находится в постоянной зависимости от Бога. Термин «теизм» происходит от греческого слова «теос» - «Бог». Буквально «теизм» означает «учение о Боге». Теизм господствует в эпоху Средних веков, и наука этого времени, принимающая принцип теизма как свой внешний принцип, может называться теистической наукой.

Принцип пантеизма – принцип, утверждающий единство Бога и Мира. Бог – это сама Природа, Космос. Бог разлит в каждой части Мира. Изучая Мир, мы изучаем Бога, и наоборот. Так как Бог вечен и бесконечен, и Бог совпадает с Миром, то и Мир вечен и бесконечен. Термин «пантеизм» происходит от греческих слов «пан» - всё, и «теос» - Бог, т.е. «пантеизм» - это буквально «Бог во всем», «Бог везде». Этот принцип принимался наукой как свой внешний принцип в эпоху Античности и Возрождения, когда как раз господствовало пантеистическое мировоззрение (хотя здесь следует все же различать два вида пантеизма – античный и возрожденческий). О науке этого времени можно говорить как о пантеистической науке.

Принцип деизма – внешний принцип науки, утверждающий, что существует Бог, Бог сотворит Мир, но Мир зависел от Бога только в момент творения. Во все последующее время Мир и Бог существуют независимо друг от друга, обладая каждый своей истиной – у Бога (религии) своя истина, у Мира (науки) – своя. Термин «деизм» происходит от латинского слова «deus» - «Бог», но практически означает учение о двойной истине – истине религии и истине науки, которые не зависят друг от друга. Поэтому наука не должна вмешиваться в дела религии, а религия – в дела науки. Этот принцип господствует в европейской истории в 17-18 веках, и наука этого времени, которая принимает его как свой внешний принцип, может быть названа деистической наукой.

Принцип атеизма – принцип, отрицающий существование Бога. Здесь утверждается существование только Мира и в основном его материального уровня (так атеизму сопутствует материализм – признание в качестве высшего начала материи). Этот принцип господствует в европейской истории с 18 века и вплоть до современности, поэтому наука этого времени, принимающая его в качестве своего внешнего принципа, может называться атеистической наукой.

Таким образом, в основном сохраняя на протяжении всех времен внутренние принципы, европейская наука от эпохи к эпохе меняла свои внешние принципы, облекаясь в исторической последовательности в следующие свои формы:

- Античная пантеистическая наука

- Теистическая наука Средних веков

- Пантеистическая наука эпохи Возрождения

- Деистическая наука Нового времени и Просвещения (17-18 века)

- Атеистическая наука Просвещения и современности (18-20 века)

Развитие современной научной картины мира говорит за то, что постепенно изменяются внешние принципы науки, ослабляется влияние атеизма и материализма в современной научной картине мира. Кому-то это может показаться отходом от науки вообще, но на самом деле наука остается наукой по крайней мере до тех пор, пока выполняются ее внутренние принципы, пока она существует как особый структурно-эмпирический метод познания. Одним из наиболее весомых аргументов защитников атеистической научной картины мира является принцип объективности. Научное знание – это знание объективное, а объективно то, что не зависит от человеческого сознания. Поэтому научное знание должно предполагать выход за рамки человеческой субъективности, как бы выбрасывание из сферы научного знания всего того, что относится к психологии, сознанию и вообще гуманитарным наукам. Неразвитость гуманитарного знания сегодня – это одно из следствий именно такого понимания принципа объективности научного знания. Таким образом, принцип объективности представляется сторонниками атеистической научной картины мира как один из принципов материализма и уже затем в таком виде подается как один из наиболее существенных внутренних принципов науки, как необходимое условие познаваемости структур реальности. Здесь явная путаница. Эту путаницу можно попытаться разъяснить разделением двух принципов объективности – структурного и материалистического. Структурный принцип объективности – это один из внутренних принципов науки, предполагающий построение научного знания на основе именно объективных структур, единых как для человека и природы, так и для разных людей. Материалистический принцип объективности – это внешний принцип науки, ограничивающий область объективных структур только рамками преимущественно неорганических структур, т.е. структур, реализующих себя в материально-чувственном мире на неорганических процессах и явлениях. Сторонники атеистической научной картины мира подменяют структурный принцип объективности материалистическим, придавая последнему значение внутреннего принципа научного знания. Сама эта подмена замалчивается или считается само собой разумеющейся в атеистической научной картине мира, что совершенно не очевидно. Более того, развитие современной науки приводит ко все большему сближению естественнонаучного и гуманитарного знания, показывая на практике, что возможно построение научного знания, а следовательно и выполнение принципа объективности, не только в сфере мертвой природы, но и в области гуманитарного знания. Причем, проникновение научных методов исследования в гуманитарные дисциплины достигается в последнее время не за счет редукции к неорганическим структурам, но на основе гуманизации самих методов и средств научного познания.

Можно предполагать, что развитие современной научной картины мира постепенно приводит к отходу от внешних принципов атеизма и материализма и возникновению некоторой синтетической научной картины мира, в которой согласование внутренних принципов науки, по-видимому, будет достигаться с внешними принципами, выражающими синтез внешних принципов отдельных (аналитических) научных картин мира.

Отдельная и интересная проблема истории науки состоит в анализе исторических форм научного знания. Но мы в нашем исследовании сосредоточимся преимущественно на самом последнем этапе развития научного знания – этапе современной науки.

Следует также отметить, что на протяжении истории науки не остаются совершенно неизменными и внутренние ее принципы. Они все более развиваются и дифференцируются, достигая своего наиболее развитого состояния в современной науке.

§ 9. Система наук

Наука неоднородна, она представлена множеством более частных научных знаний, или научных дисциплин. Вначале все эти виды наук входили в состав философии, и лишь позднее они одна за другой начали «отпочковываться» от своей матери-философии, образуя дочерние виды знания. Еще в античности относительно самостоятельно существовали математика, астрономия и медицина. Потом был долгий период, пока наконец в эпоху Возрождения и Новое время не отделились от философии физика и химия. Наконец, в 19 веке произошел целый взрыв образования различных научных дисциплин, когда окончательно оформились как самостоятельные виды знания химия и биология, появились психология, социология и другие науки.

Многообразие научных знаний, по-видимому, не случайно, образуя некоторую систему. Многие мыслители не раз пытались понять эту систему и выразить ее основные принципы. Так возникали различные классификации наук. Наибольшей популярностью в 19 и начале 20 века пользовалась классификация французского философа Огюста Конта. Он классифицировал все науки по степени общности их предмета исследования.

Мы хотели бы предложить вашему вниманию один очень простой вариант системы научного знания, основанный на представленной выше концепции научного логоса (см. рис.1).

С этой точки зрения все науки, во-первых, можно разделить на структурные и опытные. Структурные науки (логика, математика) практически не используют уровень эмпирической реализации структур и исследуют структуры и их логические теории в чистом виде. Таким образом, в этих науках научный логос ограничен только своими двумя верхними уровнями. В опытных науках научный логос представлен во всей своей полноте, в том числе включая в себя и уровень эмпирической (опытной) реализации структур. Эти науки заинтересованы не просто в исследовании чистых структур, но еще и в приложимости их к материальному миру. Далее, среди опытных наук можно выделить науки естественные (физика, химия, биология), гуманитарные (история, этика, эстетика) и синтетические (кибернетика, синергетика, экология, теория систем). Что различает между собой естественные и гуманитарные науки ? В решении этой проблемы очень влиятельна точка зрения немецкого философа 19 века Вильгельма Дильтея.

Дильтей полагал, что в основе естественных и гуманитарных наук лежат два принципиально разных метода познания. Метод естественных наук он называл объяснением, метод гуманитарных наук – описанием. Оба метода предполагают, что в реальности есть два уровня – уровень феноменов (того, что может восприниматься органами чувств) и уровень ноуменов (что органами чувств непосредственно воспринять нельзя). Во всех науках предполагается, что структуры и их логические теории принадлежат уровню ноуменов, и они не могут быть восприняты обычными органами чувств. Но естественные науки ограничивают сферу подлинно научного знания только областью наблюдаемого. Отсюда вытекает, что ноумены для них есть нечто гипотетичное. Их никогда нельзя достоверно наблюдать, и по их поводу можно только строить гипотезы. Выдвижение такого рода гипотез о природе научных ноуменов (структур и их логики), их дальнейшая проверка на фактах – это и есть метод объяснения. Но даже тогда, когда гипотеза прошла все проверки, мы не можем быть уверенными, что ноумены именно таковы, как они представлены в этой гипотезе. Единственное, что могло бы положить конец сомнениям, - это непосредственное наблюдение ноуменов, но таковое невозможно. Таким образом, метод объяснения принципиально гипотетичен, он всегда предполагает действие с таким объектом познания, который совершенно сокрыт от глаз исследователя. Ноумены оказываются принципиально отделенными от феноменов в таком образе реальности.

Наоборот, в методе описания, который используется преимущественно гуманитарными науками, в основном, считал Дильтей, имеют дело с внутренним миром человека. В этом внутреннем мире так же есть феномены и ноумены, но, в отличие от внешнего мира естественных наук, во внутренней реальности сам человек так же непосредственно может воспринять ноумены, как и феномены. Позволяет ему это сделать особое чувство – интроспекция (самонаблюдение). Например, если человек помог другому человеку, то вместе с феноменами этого действия, которые можно наблюдать обычными органами чувств (движения тела, голос, мимика), сам человек непосредственно переживает и его ноумены – мотивы этого действия, т.е. те причины, которые привели его к оказанию помощи. Это может быть, например, сострадание к другому (бескорыстная помощь), либо желание в будущем использовать этого человека (корыстная помощь). Поэтому во внутреннем мире, считал Дильтей, ноумены так же хорошо воспринимаются внутренними органами чувств (интроспекцией), как и феномены воспринимаются внешними органами чувств во внешнем мире. Следовательно, здесь нет надобности гадать по поводу того, каковы ноумены, их можно непосредственно воспринять, и останется только аккуратно описать их. Отсюда название метода – метод описания. Ноумены не отделены принципиально от феноменов во внутреннем мире, здесь они хотя и лежат на разных уровнях, но и те и другие можно воспринять и описать.

Разница этих образов реальности - в одном случае делающая ноумены недоступными для средств наблюдения, а в другом – доступными, и лежит, по мнению Дильтея, в основании различия естественных и гуманитарных наук. Они различны не столько по тому, что они изучают, сколько по тому, как они изучают что-либо. Одна и та же наука, например, психология, может строиться и как естественная и как гуманитарная наука.

В то же время, по-видимому, методы познания оказывают существенное влияние и на предмет познания, приводя к разным структурам предметности и их логическому выражению. Поэтому до некоторой степени можно говорить и о том, что есть области познания, где лучше применим тот или иной метод. Метод объяснения более адекватен в исследовании внешнего мира, когда мы хотим познать его как объект. Наоборот, метод описания более адекватен в познании человека и его внутреннего мира, когда мы познаем его как субъекта.

Появление синтетических наук, особенно во второй половине 20-го века, показывает, что деление Дильтея на метод описания и объяснения не абсолютно. В самом деле, в такой синтетической науке, как экология, например, речь уже может идти не только об экологии окружающей среды, но и об экологии мышления или жизни в целом. Все синтетические науки характеризуются тем, что они пытаются исследовать как материальный мир объектов, так и идеальный мир сознания и психики. Поэтому они не могут ограничиться только методом объяснения или описания и вынуждены искать какие-то более синтетические методологии познания. Усиление такого рода синтетических направлений – одна из основных тенденций развития современной науки.