Геббельс переезжает в Берлин

Особенно плохо обстояли дела в Берлине, где руководителем окружной организации был работник, слабый для своего поста – д-р Шланге, а руководителем штурмовых отрядов – Далюеге.^[105] Один из вожаков берлинских штурмовиков, известный со времени борьбы в Руре Гейнц Гауенштейн, напал с несколькими товарищами на другого члена партии и избил его.

По требованию Штрассера заместитель руководителя берлинской организации Шмидике исключил из партии Гауенштейна и его соучастников. Но Штрассеру не удалось взять верх над фрондирующими берлинцами. Берлинское «следственное бюро» реабилитировало Гауенштейна, несмотря на то что Штрассер объявил его полицейским шпионом. В организационном отношении Берлин ничем не проявлял себя в партии; первый проявленный им признак жизни заключался в открытом бунте.

Гитлер воспользовался этим случаем, чтобы вырвать Берлин из рук Штрассера и отдать его своему человеку. Он распустил берлинскую и потсдамскую окружные организации, образовал новую организацию Берлин-Бранденбург и значил ее руководителем д-ра Геббельса, занимавшего до того времени пост управляющего делами в эльберфельдской организации. 26 октября 1926 г. Геббельс получил самый важный в пропагандистском отношении пост в партии.

Он получил при этом необычайные полномочия. Геббельс, заявил Гитлер, отвечает только предо мной лично; Геббельс был целиком освобожден от подчинения руководителям имперских комитетов организации и пропаганды. Берлинские штурмовые отряды, всегда ревниво охранявшие свою самостоятельность от посягательств руководителей гражданской организации, тоже были подчинены Геббельсу. Далюеге был отозван.

Геббельс имел основания добиваться независимости в области пропаганды. Дело в том, что с середины сентября Штрассер стал имперским руководителем всей партийной пропаганды. Это был «второй по важности» пост в партии, как меланхолически выразился сам Штрассер; первый пост, а именно руководителя в области организации, Гитлер поручил генерал-лейтенанту в отставке Гейнеману, не преследовавшему честолюбивых целей. В качестве руководителя пропаганды Штрассер мог развивать свою деятельность только на глазах у всех; здесь у него не было возможности создавать тайные опорные пункты и устраивать подпольные связи между окружными организациями.

В своей новой должности Штрассер подарил партии несколько удачных идей. Так, он объявил день 9 ноября днем партийного траура в память павших у мюнхенской Фельдгернгалле; далее, он обязал каждого члена партии носить в свободное от работы или службы время на видном месте партийный значок – свастику как самое лучшее средство пропаганды.

Он держался теперь в партии в известной мере легального курса; только повиновение Гитлеру и лояльная работа могли дать ему влияние в партии. Брат его Отто продолжал, однако, работать в берлинском издательстве над программой будущего национал-социалистического строя, – уже самый факт такой работы означал неповиновение Гитлеру. Лучи нового учения оказали сильное действие на клеточную ткань растущего национал-социализма, но сам источник этого излучения должен был скрываться в тени. Когда же он под конец показался на свет божий, его немедленно устранили.