Классификация мотивов преступления

Правовая природа мотива и цели преступления

Понятие и содержание мотива и цели преступлений

В психологии под целью принято понимать то будущее, которого желает человек и которого он стремится достичь в результате своей деятельности. Цель объединяет в себе представление о желаемом будущем и активную устремленность к нему.

Цель преступления - это представление о желаемом результате, к достижению которого стремится виновный, совершая уголовно-противоправное деяние.

Мотив и цель, являясь компонентами вины, имеют много общего, и порой их трудно отличить. Цель носит как бы временный характер и к тому же должна быть реальной, т.е. ее достижение при определенных обстоятельствах становится возможным.

Цель преступления может быть обязательным признаком субъективной стороны, а может находиться за пределами состава того или иного вида преступления. Отсутствие в поведении лица цели, если она является обязательным признаком, означает отсутствие субъективной стороны, а следовательно, и оснований для привлечения к уголовной ответственности. Если цель не является признаком субъективной стороны, ее установление способствует выявлению степени социальной запущенности личности виновного, что учитывается при индивидуализации ответственности и наказания.

Цели, как и мотивы, должны устанавливаться во всех случаях совершения не только умышленных, но и неосторожных преступлений. При легкомыслии цель не охватывает преступного последствия, так как виновный уверен, что оно не наступит. Целью в некоторых случаях легкомыслия является предотвращение возможного преступного последствия.

При небрежности преступное последствие не осознается лицом, и следовательно, оно не может участвовать в целеполагании, но сами деяния не только мотивированы, но и целенаправленны.

Цель отличается от мотива преступления тем, что она определяет направленность действий, это представление о результате, к достижению которого лицо стремится, мотив же - это то, чем руководствовалось лицо, совершая преступление.

В зависимости от содержания цели могут быть самыми разнообразными: наживы, причинения ущерба личности или обществу, сбыта и т.д.

Верховный Суд РФ в постановлениях Пленума неоднократно рассматривал практику применения судами соответствующего законодательства о противодействии названным преступлениям, уделяя особое внимание возникающим в судебной практике вопросам, разъясняя нормы сравнительно недавно принятого законодательства, вызывающие не единообразное понимание судьями и споры в литературе по поводу понимания правовых позиций законодателя и Верховного Суда РФ. К одному из таких вопросов относится проблема правильного понимания сущности такого элемента состава преступления, как субъективная сторона состава, и, в частности, квалификации мотива преступления.

На необходимость определения мотива совершения преступления как обязательного элемента процесса раскрытия содержания субъективной стороны состава противоправного посягательства неоднократно обращал внимание судей Пленум Верховного Суда РФ, анализируя состояние применения судами действующего законодательства.

Значение правильного установления наличия и сущности названного компонента в конкретном уголовном деле весьма возрастает при социально- политической оценке качества правосудия, достижения им справедливости и поставленных законом целей. Правосудие не может не учитывать существенно возросшего уровня социально-политической информированности широких кругов населения страны, процессов интеллектуализации преступности. Это обстоятельство является одним из главных факторов, влияющих на формирование современной уголовно-правовой политики государства.

Совершаемые по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды преступления существенно повышают конфликтность общественных отношений. В связи с этим задачей государственной власти является разрешение указанных социальных конфликтов посредством совершенствования и законодательной, и правоприменительной практики.

Верховный Суд РФ напоминает в Постановлении Пленума от 28 июня 2011 г. N 11 о важном положении Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 г., которой предусмотрено, что терроризм, сепаратизм и экстремизм вне зависимости от их мотивов не могут быть оправданы ни при каких обстоятельствах, а лица, виновные в совершении таких деяний, должны быть привлечены к ответственности в соответствии с законом.

Этим напоминанием Верховный Суд РФ подчеркивает значение полного и правильного установления при рассмотрении уголовных дел всех компонентов субъективной стороны состава преступления и в том числе характера и содержания мотива его совершения. В связи с этим представляет известный интерес определение места и значения мотива как факультативного элемента в построении структуры субъективной стороны состава преступления.

Неоднократно упоминая этот термин при характеристике различных институтов уголовного права, законодатель не счел нужным сформулировать его понятие. Поэтому в теории уголовного права и правоприменительной практике понятию мотива преступления, его мотивации придается неоднозначное значение и многообразное толкование.

В общем виде под мотивом преступления как операциональным термином мы понимаем осознанное побуждение лица к совершению конкретного преступления, источник его действий, его движущую силу, и чтобы стать таковым, он должен сформироваться в зависимости от наличия и при условии выявления определенных обстоятельств, подлежащих исследованию при квалификации преступного деяния.

Политизация уголовной политики нашла свое отражение в уголовном законодательстве в том числе и в криминализации таких компонентов субъективной стороны состава, как мотив и цель преступления.

Термин "мотив" в уголовном праве происходит от лат. motum, что дословно означает "двигатель", т.е. то, что движет человеком в его деятельности. Понятие мотива и его содержания явилось предметом исследования многих психологов, социологов и правоведов. Оно связано с многообразными психологическими концепциями, теориями и школами, в которых это понятие трактуется далеко не однозначно.

При этом одни из авторов[1] считают мотивами любые побудительные силы, любой источник активности человека. Другие[2] понимают мотив лишь как осознанную потребность, а все иные психические феномены рассматривают в качестве производных от потребностей. Ряд исследователей[3] считают, что мотивом является не каждое побуждение личности, а лишь побуждение, порожденное осознанием ценности (значимости) предмета (явления, лица, ситуации), способного удовлетворить какую-либо потребность субъекта.

Несмотря на различия в определении мотива, предлагаемого разными авторами, его содержание достаточно общим образом раскрывается в таких понятиях, как побуждение, побуждающая причина, внутреннее побуждение, субъективная необходимость действия. Из этого можно сделать вывод, что мотив в психологии может быть определён как функция, выполняемая лицом в его поведении. Этот аспект характеристики противоправного действия представляется наиболее существенным для квалификации преступного деяния.

Применительно к анализу формирования мотива преступления можно утверждать, что мотив преступления - это внутреннее побуждение, которое вызывает у лица решимость совершить преступление и руководит им при его совершении. Побуждения являются формой отношения лица к окружающей среде как к источнику их удовлетворения. Будучи побуждением, реализация мотива всегда направлена на тот или иной объект (лицо, предмет, состояние), который выступает в качестве средства его удовлетворения.

Мотив преступления как более или менее отчетливое побуждение к определенному действию порождается различными внутренними и внешними факторами. Их принято именовать мотивообразующими.

К числу этих факторов относятся потребности, интересы, ценностные ориентации субъекта, конфликтные ситуации и другие субъективные и объективные обстоятельства.

Отсутствие законодательного определения содержания понятия "мотив преступления", использование в уголовном праве и нормах УК РФ близких по содержанию терминов "мотив" и "побуждение" к совершению преступления позволяет высказывать различные мнения о значении установления мотива и его содержания для надлежащей квалификации преступного проявления.

Влияние характера мотива совершения преступления на его квалификацию имеет некоторые особенности.

Рассматривая различные проявления и выражения субъективной стороны состава преступления, законодатель использует близкие по содержанию термины "мотив" и "побуждения". При этом побуждениям нередко придается существенный для уголовно-правовой характеристики низменный смысл, утверждающий повышенную общественную опасность деяния, его нравственно упречное содержание. Так, как отягчающее общественную опасность убийства законодатель рассматривает его совершение из корыстных побуждений (п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ) и из хулиганских побуждений (п. "и" ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Указание на побуждение неоднократно используется законодателем в качестве квалифицирующего обстоятельства при конструировании норм Особенной части УК РФ. В настоящей работе рассматривается термин "мотив" как равнозначный понятию "побуждение", хотя с точки зрения психологических критериев эти понятия нельзя признать абсолютно идентичными.

Так, согласно ч. 2 ст. 228.1 УК РФ нарушение правил оборота наркотических средств и психотропных веществ, совершенное из корыстных побуждений, считается квалифицированным составом. Под корыстными побуждениями Верховный Суд РФ понимает направленность умысла на получение материальной выгоды (денег, имущества или прав на их получение и т.п.) для себя или для других лиц либо избавление от материальных затрат (например, возврата имущества, долга, оплаты услуг, выполнения имущественных обязательств) в результате совершения умышленного нарушения лицом правил, указанных в ч. 1 той же статьи УК РФ[4].

Мотив - признак субъективной стороны состава, и он не должен обладать теми же свойствами и характеристиками, какими обладает действие (бездействие) как объективная категория (объективная сторона состава).

Легального определения содержания хулиганского мотива уголовное законодательство не содержит. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 ноября 2007 г. N 45 "О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений" указывается, что уголовно наказуемым хулиганство может быть только при наличии признаков, указанных в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК РФ. О совершении преступлений по мотивам хулиганских побуждений говорится в ряде составов преступлений против жизни и здоровья (ст. ст. 105, 111, 112, 115, 116 УК РФ).

Верховный Суд РФ неоднократно обращал внимание судов на такую ошибку в квалификации, как дублирование указания мотива преступления в применении норм о совершении преступления из хулиганских побуждений.

Так, по делу Бердина и других осужденных Президиум Верховного Суда РФ, изменяя приговор суда первой инстанции, указал, что в случае действий виновного, начатых как хулиганство и впоследствии переросших в более тяжкое преступление - убийство двух лиц из хулиганских побуждений, квалификация его действий по п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ является излишней.

По данному же делу было установлено, что Бердин и другие осужденные, предварительно договорившись о совершении хулиганских действий, используя малозначительный повод, в подъезде дома стали избивать потерпевших, нанося им удары кулаками по различным частям тела. Затем Бердин в процессе избиения нанес удар ножом в грудь потерпевшему Б., а также множественные удары ножом по голове, груди и животу потерпевшему Ч. От полученных ножевых ранений наступила смерть потерпевших. Суд первой инстанции квалифицировал действия Бердина по п. п. "а", "и" ч. 2 ст. 105 УК РФ и п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ.

Суд надзорной инстанции изменил состоявшиеся судебные решения и исключил указание на осуждение Бердина по п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ[5].

Установление цели и мотива преступления главным образом определяет субъективную сторону противоправного деяния и влияет на его квалификацию.

В соответствии со ст. 73 УПК РФ к предмету доказывания относятся виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы. На обязанность судов при производстве по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности доказывать мотивы совершения указанных преступлений согласно п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ специально указывает Пленум Верховного Суда РФ (п. 3 Постановления Пленума от 28 июня 2011 г. N 11[6]).

Обращаем внимание на то обстоятельство, что закон говорит о мотивах преступления, т.е. во множественном числе, заранее предопределяя таким образом возможность совершения преступления при наличии совокупности мотивов и обязывая суды доказывать каждый из них в отдельности.

Неправильное установление основного мотива совершения преступления может привести к ошибке в его квалификации со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями.

Так, Президиум Верховного Суда РФ в Постановлении от 23 июня 2004 г. N 388п04[7] по делу Кузнецова, осужденного Самарским областным судом 2 марта 1998 г., указал, что убийство, совершенное из корыстных побуждений, не может быть квалифицировано как убийство с целью скрыть другое преступление. Кузнецов был признан виновным в разбое, совершенном по предварительному сговору группой лиц с применением оружия, с причинением тяжких телесных повреждений с целью скрыть другое преступление и облегчить его совершение, в покушении на убийство двух лиц из корыстных побуждений с целью скрыть другое преступление и облегчить его совершение.

В надзорной жалобе осужденный Кузнецов просил о смягчении наказания. Президиум Верховного Суда РФ 23 июня 2004 г. удовлетворил надзорную жалобу частично по следующим основаниям. Согласно положениям ч. 1 ст. 410 УПК РФ при рассмотрении уголовного дела в порядке надзора суд не связан доводами надзорных жалоб или представления и вправе проверить все производство по уголовному делу в полном объеме.

Положение с категорией цели в теории уголовного права, учитывая ее значение в преступном поведении и степень отражения в уголовном законодательстве, иначе как парадоксальным не назовешь. В философской литературе под целью понимается "один из элементов поведения и сознательной деятельности человека, который характеризует предвосхищение в мышлении результата деятельности и пути его реализации с помощью определенных средств. Цель выступает как способ интеграции различных действий человека в некоторую последовательность или систему". В Толковом словаре В.И. Даля понятие цели не дается. Вместо этого употребляется равнозначное по содержанию слово "желать", под которым понимали "хотеть, стремиться к чему или призывать что; волить, вожделеть"^{^[8]}. На переходное значение слова "цель" указывает Словарь русского языка С.И. Ожегова, поскольку на первом месте данного слова указывается "место, в которое надо попасть при стрельбе или метании", и только на втором месте дается его понятие как "то, к чему стремится человек, что надо ему совершить". Применительно к преступному поведению цель означает не что иное, как преступный результат, к которому стремится преступник, причем, предполагается, сознательно. Именно на это указывается в литературе, когда говорится, что "анализ деятельности как целенаправленной предполагает выявление несоответствия между наличной жизненной ситуацией и целью; осуществление цели является процессом преодоления этого несоответствия".

Исходя из содержания цели применительно к уголовно-правовой сфере она должна быть центральным признаком преступного поведения, но данного признака вообще нет даже в умышленной форме вины по действующему законодательству. Как ни странно, но до сих пор не требуется установление цели преступного поведения и в уголовно-процессуальном законодательстве (ст. 73 УПК РФ). Не в последнюю очередь поэтому в юридической психологии, раскрывающей преступное поведение, не было отдельной главы, посвященной цели поведения. Однако исключить цель из поведения субъекта невозможно, и при характеристике деяния о ней говорилось в главе о мотивации деятельности. Последняя представлялась как "целенаправленное взаимодействие человека с окружающей средой, осуществляемое на основе ее познания и направленное на ее преобразование для удовлетворения потребностей человека"^{^[9]}. Из данного определения вытекает, с одной стороны, что преступность деяния может усматриваться в сознательном преобразовании действительности, если такие изменения признаются по уголовному законодательству общественно опасными и противоправными.

Однако, с другой стороны, в данном определении указывается на обусловленность, причинность поведения индивида, что противоречит основополагающей идее свободы воли и поведения субъекта, позволяющей признать его по действующему уголовному законодательству виновным в совершении преступления. Поэтому западные идеологи старались уйти от причинности поведения индивида вплоть до признания его индетерминизма. В советский период развития уголовного права такие точки зрения, приводящие к противопоставлению причинности и цели, что, в свою очередь, означало отрицание объективной обусловленности цели человеческой деятельности, подвергались обоснованной критике. Основанием для последнего можно считать определенное совпадение интересов государства, общества и человека в то время. Тем не менее, несмотря на признание значимости цели в поведении индивида, данная проблема разрешена не была в силу наличия концептуальных недостатков вины (признание обусловленности поведения сочеталось тем не менее с его свободой). В свою очередь, эта проблема была одной из причин неконструктивных разногласий в теории уголовного права, нередко хаотичных изменений уголовного законодательства и неоднозначной правоприменительной деятельности. В настоящей статье будет рассмотрено значение цели преступного поведения для выявления предмета и объекта преступления.

В уголовном законодательстве отсутствует понятие предмета преступления, а в теории уголовного права встречаются разнообразные представления о нем - от отнесения его к самостоятельной категории до вспомогательного признака, характеризующего объект (как правило) или объективную сторону либо воспринимаемого как своеобразный переходный элемент от объекта к объективной стороне. Обычно в качестве предмета преступления в теории "выступают материальные предметы внешнего мира, на которые непосредственно воздействует преступник, осуществляя преступное посягательство на соответствующий объект"^{^[10]}. А. Тер-Акопов воспринимал предмет преступления не только материальным носителем, но и "выразителем той ценности, которую представляет соответствующий объект". Г.П. Новоселов предложил считать предметом преступления различного рода материальные или нематериальные блага (ценности), способные удовлетворять потребности людей, преступное воздействие на которые причиняет или создает угрозу причинения вреда^{^[11]}.

Представляется, что последним автором был выделен сущностный признак предмета - его способность служить средством удовлетворения потребностей людей, которые порождают между ними определенные отношения. Если воздействие лица осуществляется в отношении какого-либо предмета, который никоим образом не представляет интереса для человека, в том числе и его собственника, то невозможно говорить о причинении не только преступного, но и вообще какого-либо вреда. Фактически в этой ситуации речь идет о ненужной, негодной вещи, место для которой ее владельцем уже определено на свалке. Поэтому, например, ее повреждение, а тем более изъятие, никакого вреда не причиняет, скорее, наоборот, в последнем варианте избавляет собственника от ненужных хлопот.

Подобная точка зрения вызвала в теории дискуссию относительно того, на что же посягает преступление: на общественные отношения, охраняющие значимые ценности людей, либо на соответствующие блага потерпевших. Достаточно известным является, что любая дискуссия, спор, конфликт и даже преступление возникают вследствие разного понимания одной и той же жизненной ситуации либо явления, что зависит в целом от субъективного миропонимания и существующих в нем закономерностей. Вряд ли кто будет опровергать то, что субъективное восприятие реальности и реальность могут быть далеко не тождественными. В силу тех же причин каждый индивид может руководствоваться в конечном счете только собственным убеждением. Конструктивный выход из таких ситуаций видится в нахождении общего знаменателя, который в окружающей человека действительности всегда существует, или хотя бы верного направления на пути к общему пониманию. Последнее видится в ориентации на закономерности в первую очередь природы, окружающего мира, а затем уж на закономерности общественного развития, к чему призывал еще Ф. Энгельс.

Неконструктивность возникшей дискуссии объясняется тем, что основания для доводов собственной точки зрения имелись у всех ее участников. Дело в том, что объект в переводе с латинского (objectum) означает либо существующий вне нас и независимо от нашего сознания внешний мир, являющийся предметом познания, практического воздействия субъекта, либо предмет, явления, на которые направлена какая-либо деятельность^{^[12]}. В Толковом словаре В.И. Даля^{^[13]} и Словаре русского языка С.И. Ожегова объект также отождествляется с предметом. В данной ситуации прежде всего следовало бы определиться, что понимать под объектом и предметом. Поскольку в науке общепризнанным методологическим основанием ее развития признается философия, то для целенаправленного познания уголовно-правовой сферы можно ориентироваться на данное ею понятие предмета. Под последним в ней понимается категория, обозначающая некоторую целостность, выделенную из мира объектов в процессе человеческой деятельности и познания. При этом предмет может быть материальным, нематериальным, например электромагнитное поле, концептуальным образом и т.д.

Исходя из вышесказанного, можно констатировать соотношения объекта и предмета как целого и частного. Остается определить содержание этих категорий в уголовно-правовой сфере. Эта задача гораздо сложнее, поскольку ее разрешение зависит от определения сущности и признаков самого преступления, потерпевшего, а также преступника и его вины в содеянном, что требует отдельного рассмотрения. Применительно к поставленной в данной статье задаче для разграничения объекта и предмета преступления надо вернуться к тому, что уголовное право представляет собой совокупность норм, используемых государством в качестве уголовно-правового инструментария для регулирования охраняемых в государстве общественных отношений. Таким образом поддерживается определенный порядок в обществе по поводу владения, пользования и распоряжения провозглашенными нематериальными и материальными ценностями человека и гражданина. Соответственно, данный порядок может и меняться под влиянием уголовно-правовых мер воздействия, что, однако, не следует отождествлять с эффективностью или плановостью воздействия, поскольку результат может быть и противоположным.

Следовательно, объект и предмет преступления не противопоставляются друг другу, а взаимосвязаны между собой. Уголовное право входит в систему правовых надстроек, поддерживающих и охраняющих существующие в государстве общественные отношения между людьми. Как правовые понятия объект и предмет характеризуют разные уровни указанных отношений. Если объект указывает на общую направленность преступного поведения в целом, или применительно ко всей системе охраняемых отношений, например преступление против жизни, здоровья, экологии, собственности, конституционных прав и т.д., то предмет преступления указывает на конкретное преступление: убийство или причинение вреда потерпевшему, загрязнение водоема, атмосферы населенного пункта, порчу плодородной земли, грабеж, разбой, незаконное вторжение в жилище и т.п. Здесь возможно возражение, поскольку речь, по существу, идет о классификации объектов преступления. Однако в этом и заключается функциональное значение предмета преступления, чтобы выделить из различных видов объекта непосредственный.

Наши рассуждения подводят к вопросу о возможности признавать деяние преступным при отсутствии предмета преступления. Данный вопрос в теории также относится к дискуссионным. Но предложенный нами подход к конструктивному разрешению проблем можно применить и в данной ситуации. Возможность наличия или отсутствия предмета в преступлении зависит в первую очередь от того, что понимается под самим предметом. Если предмет ограничивается материальными признаками, то мы можем найти в Уголовном кодексе и в правоприменительной практике множество преступлений, которым не присущи материальные признаки, например незаконное лишение свободы, клевета, оскорбление, понуждение к действиям сексуального характера, нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина, заведомо ложное сообщение об акте терроризма и др. Такая точка зрения дает нам утвердительный ответ о возможности "беспредметных" преступлений.

Но верно ли ограничивать предмет только материальными признаками? Ведь допущение этого логически приводит нас к выводу, что уголовно-правовой охране подлежат только материальные блага, однако структура и содержание уголовного законодательства говорят об ином. Те же приведенные выше примеры характеризуют, что защищаются уголовно-правовыми средствами и нематериальные блага и ценности. С учетом этого если нет предмета преступного воздействия, то не представляется возможным признавать деяние преступным. Верно указывает М.П. Бикмурзин, что "традиционное понимание формы предмета преступления как вещи пережило свое время"^{^[14]}. В качестве своего предложения названный исследователь включает в содержание предмета социально значимую информацию либо ее носители, обосновывая это тем, что информация давно имеет единицу измерения в форме бита. В век информационных технологий данное дополнение является необходимым моментом в развитии уголовного права.

Наряду с этим М.П. Бикмурзин предлагает относить к предмету преступления человека, пострадавшего от преступления, усматривая у него наличие материальной, биологической оболочки, а также полагая невозможным отождествление процессуальной категории "потерпевший" с его материальным понятием в уголовном праве. С последним вряд ли можно согласиться, поскольку заложенная в данном предложении идея сводится к тому, что человек (в том числе (в силу аналогии) независимо от того, является он потерпевшим или нет) приравнивается к предмету. И если этой идее позволить обрести жизнь в теории, то она незаметно будет перенесена в практическую реальность, что, в особенности для нашей страны с ее менталитетом и правовым нигилизмом, способно привести к новым массовым репрессиям.

Дело даже не в этике, ссылаясь на которую, многие авторы выступали ранее и выступают в настоящее время против такого предложения. Согласно ст. 2 Конституции России человек, его права и законные интересы являются высшей ценностью, их признание, соблюдение и защита являются обязанностью государства. Провозглашенные права и законные интересы человека и гражданина согласно ст. 18 Конституции России являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов. Поскольку согласно ч. 1 ст. 15 Конституции России ее нормы имеют высшую юридическую силу, прямое действие и применение на всей территории страны, то человек действительно является фактически мерой всех вещей. Следовательно, отражение данного положения в уголовном законодательстве относится не к этической проблеме, а к высшему принципу законности. Такая необходимость является препятствием для отождествления пострадавшего от преступления человека с иным предметом окружающего мира, каким бы содержанием оно ни наполнялось. Существующая в уголовно-процессуальном законодательстве категория "потерпевший" вполне отвечает задачам уголовного законодательства. Точка зрения о недопустимости переноса процессуальной категории в материальный закон, конечно, в теории имеется, но в целом можно отметить не столько ее спорность, сколько парадоксальность такой ситуации, когда в материальном законе, задачей которого провозглашена охрана прав и законных интересов человека и гражданина от преступных посягательств (ст. 2 УК РФ), нет даже упоминания о потерпевшем. Вот это действительно является проблемой, которую следует решать безотлагательно.

Нам осталось определить назначение цели преступного поведения в процессе выявления предмета преступления. Указанное выше содержание цели и определение ее в преступном поведении позволяют не только разрешить проблемы форм вины, но и конкретизировать предмет преступления. В свою очередь, последний способствует уточнению объекта преступления, поскольку указывает направленность преступного поведения. В качестве примера можно привести ситуацию, когда преступник завладевает чужим автомобилем. Не зная цели субъекта, мы не сможем определить преступную направленность его поведения, или объект. Машина может быть похищена, если имеется цель обратить ее в пользу преступника или иных лиц (ст. 158 УК РФ). Но она может быть угнана и без цели хищения (ст. 166 УК РФ). Также автомобиль может быть похищен с целью совершения множества других преступлений, в частности для повреждения имущества (собственнику, иному лицу - ст. 167 УК РФ), для причинения вреда здоровью или убийства (при помощи наезда на потерпевшего), для контрабандных операций (ст. 188 УК РФ), для совершения террористического акта (ст. 205 УК РФ), для захвата заложника (ст. 206 УК РФ). Другими словами, автомобиль может быть использован в качестве орудия или средства совершения самых различных преступлений.

Возможны и другие примеры. Человеку с больным сердцем угрожают убийством. В результате перенапряжения потерпевший умирает. Можно ли отрицать данную угрозу как средство убийства преступником, знающим о подобном состоянии потерпевшего? Либо если преступник использовал для убийства знание какой-либо иной сильной зависимости потерпевшего, пусть даже и от материального предмета, связь с которым он специально разорвал? Конечно, по гражданскому законодательству к психическому (моральному) вреду относятся страдания, связанные с нарушением неимущественных прав и иных нематериальных благ. То есть вроде бы законные права не нарушены. Однако, если принадлежащий потерпевшему предмет не обладает столь выраженной материальной ценностью, а владелец на самом деле испытывает тяжелые психические страдания, всегда ли можно считать это проявлением собственничества, стяжательства и т.д., либо следует отнести данную вещь к нематериальной ценности, в силу этого значимой лично для потерпевшего в память о каком-либо человеке или событии в его жизни? Вряд ли можно подходить к разрешению данного вопроса формально, без учета индивидуального восприятия материального предмета потерпевшим, что, в принципе, требуют положения того же действующего законодательства. Таким образом, выявление цели преступного поведения позволяет конкретизировать предмет преступления, позволяющий определить и его объект, которые находятся во взаимосвязи друг с другом.

Классификация мотивов преступления

Мотивы преступления отличаются большим разнообразием как по своему социально-психологическому и предметному содержанию, так и по нравственно-этической и правовой оценке. Различаются они и по степени своего воздействия на поведение личности. Одни из них отличаются большей изменчивостью, другие - меньшей.

Поскольку при классификации мотивов совершения преступлений необходимо в данном комментарии преследовать чисто практические цели, классификация мотивов должна помогать объяснению причин антиобщественного поведения, разработке предупредительных мер, а также способствовать правильному решению вопросов уголовной ответственности, квалификации преступных деяний и справедливому применению наказания.

Классификация мотивов в уголовном праве должна основываться на наиболее характерных признаках классифицируемого явления, выражающих его сущность. Рассматриваемый мотив преступления - явление социально-психологическое, непосредственно связанное с социально-психологической характеристикой содержания самой личности правонарушителя, его ценностными ориентациями, жизненными установками и индивидуальными особенностями. Следовательно, при классификации мотивов в уголовном праве неправильно исходить исключительно из чисто психологического содержания данного понятия, хотя, несомненно, психологический аспект имеет важное значение в систематизации мотивов для данной сферы.

Мотив - моральная категория, он всегда позиционируется в сфере нравственно-этических отношений, и эту особенность мотива нельзя не учитывать при построении системы мотивов в уголовном праве. Отсюда различное отношение современного российского общества к мотивам совершения преступного деяния: одни из них вызывают осуждение, порицание, другие - одобряются, поощряются, предпочитаются.

Но есть и такие побуждения, которые в нравственно-этическом плане нейтральны. Они не относятся к низменным мотивам, но вместе с тем не могут быть отнесены и к положительным побуждениям: в нравственно-этическом аспекте они не осуждаются и не одобряются, хотя в некоторых случаях признаются обстоятельствами, смягчающими наказание (п. п. "д", "з" ч. 1 ст. 61 УК РФ).

Анализируя нравственно-этический аспект мотива как классификационный признак, следует учитывать, что нравственно-этическую оценку мотив получает в конечно счете от обусловленного им действия. Мотив может приобретать различные значения в зависимости от нравственного содержания совершаемых на его основе действий. Но, видимо, было бы неправильно при классификации исходить исключительно из характера и содержания обусловленных ими действий.

С учетом социально-психологического содержания и нравственно-этической оценки в литературе предлагается выделять следующие группы мотивов преступлений: 1) мотивы идейно-политического характера; 2) низменные мотивы, являющиеся различными формами проявления эгоизма; 3) мотивы, лишенные низменного содержания[15].

В настоящей работе представляется возможным кратко рассмотреть лишь некоторые мотивы, упоминаемые в УК РФ.

Мотивы первой группы характеризуют отношение лица к государственному и общественному строю, к господствующей в обществе идеологии, общественным установлениям и наиболее прямо проявляются при совершении преступлений экстремистской направленности. Так, к этой категории можно отнести организацию экстремистского сообщества, т.е. создание экстремистского сообщества как организованной группы лиц для подготовки или совершения преступлений экстремистской направленности по мотивам идеологической, политической ненависти, а равно по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (ч. 1 ст. 282.1 УК РФ). Или вовлечение несовершеннолетних в преступную группу с целью совершения тяжкого или особо тяжкого преступлений, а также совершения преступлений по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (ч. 4 ст. 150 УК РФ).

Идейно-политический характер мотивов преступлений экстремистского характера определяется направленностью целей соответствующих действий общественных и религиозных объединений, иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по планированию, организации, подготовке и совершению действий, обозначенных в ст. 1 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности" и направленных на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности России, подрыв безопасности России, захват или присвоение властных полномочий, создание незаконных вооруженных формирований, осуществление террористической деятельности.

Характеризуя названные объекты преступной экстремистской деятельности, следует отметить, что мотивы этих преступлений, формирование которых подчиняется ряду факторов: присущим им внутренним закономерностям, связям со своей спецификой, выражающейся в целеполагании, направленности и мотивации действий, являются проявлением каких-либо политических, межнациональных, межконфессиональных и иных социальных конфликтов и противоречий, которые имеются в российском обществе и причиняют в связи с этим вред определенным общественным отношениям, правам, свободам, законным интересам и иным социальным ценностям, которые признаны в качестве таковых и охраняются в связи с этим уголовным законом.

Поэтому содержание экстремистских мотивов подобных посягательств будет определяться в зависимости от конкретного совершенного деяния; их объектами могут являться права и свободы личности, общественная безопасность, общественный порядок, интересы государственной власти, мир и безопасность человечества[16].

Одним из самых распространенных в условиях современного российского общества является корыстный мотив совершения преступлений. Об этом свидетельствует статистика криминогенной ситуации в стране, научные предположения о структуре латентной преступности, выдвижение на первый план не только посягательства на собственность, но и придание доминантного значения коррупционной преступности, распространенности преступлений в экономической сфере.

Корысть в качестве причины для осуществления преступления подчёркивает, что базой стимулирующих оснований опасного для общества деяния считается желание лица иметь определённую материальную выгоду, пользу или избавиться от затрат материального характера или из прочих побуждений корыстного характера. Причиной корысти в качестве причины для осуществления преступления может оказаться стремление получить выгоду материального характера и в других формах. Но в каких бы формах корысть ни проявлялась, она всегда обусловлена желанием незаконного обогащения, незаконного получения определённой выгоды материального характера посредством других. Так как корысть заключается в желании нелегального обогащения и данное обогащение происходит посредством чужих интересов, она всегда обусловлена несоблюдением имущественных отношений, имущественных прав иных лиц.

Подразумевая в ряде случаев совершения преступлений наличие корыстной заинтересованности, законодатель, как правило, не называет ее низменным корыстным мотивом. Однако в ст. ст. 153 и 155 УК РФ говорится о совершении преступления "из корыстных или иных низменных побуждений" (подмены ребенка и разглашения тайны усыновления (удочерения)).

Наиболее распространенным и в то же время вызывающим значительные споры при квалификации преступлений является хулиганский мотив.

Субъективной стороне состава хулиганства, содержанию и доказыванию умысла на совершение именно хулиганского деяния Верховный Суд РФ уделил значительное внимание не только при обобщении судебной правоприменительной практики в Постановлении от 15 ноября 2007 г. N 45 "О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений"[17], но и при установлении хулиганского мотива при рассмотрении конкретных дел.

Направленность умысла на совершение хулиганства является непременным условием квалификации деяния как хулиганства. Возникающие при этом вопросы были рассмотрены президиумом Московского городского суда по делу Орлова.

По приговору Тимирязевского районного суда г. Москвы от 27 декабря 2001 г. Орлов был признан виновным по ч. 1 ст. 105, ч. 3 ст. 213 УК РФ в грубом нарушении общественного порядка, заключающемся в опасности использования насилия в отношении граждан, осуществлением с использованием оружия, в том числе в убийстве Калюжного. Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда приговор оставила без изменения.

В надзорной жалобе осужденный Орлов просил о возбуждении надзорного производства, опираясь на односторонний характер и неполный состав предварительного и судебного расследования (что привело, на его взгляд, к некорректному использованию уголовного закона), на необъективность его осуждения за хулиганство, не учитывая обстановки, ставшей причиной для создания конфликта, на обязательный характер переквалификации его деятельности на неосторожное причинение смерти другому человеку.

Судьей Верховного Суда РФ в постановлении о возбуждении надзорного производства поставлен вопрос об анализе доводов Орлова о необъективности его осуждения по ч. 3 ст. 213 УК РФ.

Президиум Московского городского суда 22 июля 2004 г. надзорную жалобу осужденного удовлетворил в неполном объёме по ряду причин.

Орлов в надзорной жалобе подчеркнул, что к выводу об осуществлении им действий суд пришёл без учета обстановки, ставшей причиной для возникновения конфликтной ситуации.

Суд посчитал Орлова виновным в хулиганстве, определённом ч. 3 ст. 213 УК РФ, т.е. в грубом нарушении общественного порядка, заключённом в прямом неуважении к обществу, сопровождавшемся опасностью использования мер насильственного характера к гражданам, осуществлённом с использованием оружия.

По смыслу закона, указал президиум, судам следует отграничивать хулиганство от других преступлений в зависимости от содержания и направленности умысла виновного, мотивов, целей и обстоятельств совершенных им действий.

Как показал Орлов в судебном заседании, он ранее знал Калюжного лишь визуально. Жена Орлова часто ссорилась с Калюжным, так как он неоднократно ставил свою машину под окнами их квартиры на первом этаже, где они проживали. Вечером в день возникновения конфликта Орлов услышал крики, громкую речь и нецензурную брань. Он выглянул в окно и увидел стоящую напротив окон его квартиры машину "Газель-соболь" и трех мужчин, одним из которых был Калюжный. Они распивали спиртные напитки, поэтому он возмутился их поведением и, открыв окно, стал просить их не шуметь и убрать машину. Услышав в ответ нецензурную брань и зная, что на таких людей уговоры не подействуют, он взял охотничье ружье, нож и вышел на улицу, полагая, что, увидев оружие, они прекратят свои действия и уберут машину из-под окон его квартиры. На улице он еще раз повторил свое требование. Ответной реакции не последовало. Тогда он дважды выстрелил из ружья в сторону машины. После чего двое мужчин отбежали в сторону, а он перезарядил ружье. Эти обстоятельства были подтверждены свидетелями в судебном заседании.

В соответствии с актом психолого-психиатрического анализа в момент осуществления данного правонарушения Орлов находился в состоянии эмоционального напряжения, связанным с продолжительным конфликтом; при этом последовательный характер и целенаправленность действий Орлова и отсутствие нарушений восприятия не дают возможность придти к выводу о его состоянии как достигшем глубины и выраженности аффекта.

Необходимо отметить, что Верховный Суд РФ обращает внимание судов на необходимость выяснения наличия обстоятельств, свидетельствующих об осуществлении действий хулиганского характера по причине политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной вражды или вражды ли причине ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. В частности, Пленум Верховного Суда РФ подчёркивает, что при определении деяния виновного в качестве хулиганства, осуществлённого группой лиц по предварительному соглашению, суды обязаны опираться на требования ч. 2 ст. 35 УК РФ и при решении проблем определения подобных действий по ч. 2 ст. 213 УК РФ учитывать, что предварительное соглашение обязано быть достигнуто не только по вопросу совместных хулиганских действиях, но и об использовании оружия или предметов, применяемых в качестве оружия, либо об осуществлении подобных действий по причинам политической, идеологической, расовой, национальной ненависти или вражды либо по причинам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы любым из членов (п. 5 Постановления от 15 ноября 2007 г. N 45).

Анализируя обязательство судов разделять хулиганство от иных правонарушений, также осуществляемых лицом из хулиганских побуждений, суды обязаны решать данные вопросы в зависимости от состава и направленности его умысла, причины, цели и обстоятельств осуществлённых им действий.

Отдельное значение имеет при этом определение Верховным Судом РФ признаков термина "хулиганских побуждений". Уголовно наказуемые деяния, осуществляемые из хулиганских побуждений, стоит рассматривать как осознанные действия, направленные против личности человека или его собственности, которые осуществлены без определённого повода или с применением незначительного повода. Одновременно для корректного установления данных мотивов в случае определения осуществления виновным действий насильственного характера в рамках ссоры или драки суды обязаны выяснять, кто явился их инициатором, был ли конфликт спровоцирован для применения его в качестве повода к осуществлению действий противоправного характера.

Разногласия в правоприменительной деятельности и в теоретическом понимании сущности этого понятия возросли в связи с дополнением Федеральным законом от 24 июля 2007 г. N 211-ФЗ пунктом "б" ч. 1 ст. 213 УК РФ о совершении хулиганства по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

Таким образом, теперь действующая редакция ч. 1 ст. 213 УК РФ определяет хулиганство как грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное: а) с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия; б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

Объединенными в одной норме оказались фактически два состава, отличающиеся, с одной стороны, по мотивам хулиганства и мотиву ненависти или вражды (т.е. по содержанию субъективной стороны состава), а с другой - по объективной стороне: в первом случае это - грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, должно сопровождаться применением оружия, во втором случае этого не требуется[18].

Легального определения содержания хулиганского мотива уголовное законодательство не содержит. В Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 ноября 2007 г. N 45 "О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений"[19] указывается, что уголовно наказуемым хулиганство может быть только при наличии признаков, указанных в диспозиции ч. 1 ст. 213 УК РФ. О совершении преступлений по мотивам хулиганских побуждений говорится в ряде составов преступлений против жизни и здоровья (ст. ст. 105, 111, 112, 115, 116 УК РФ).

Явное неуважение лица к обществу выражается в умышленном нарушении общепризнанных норм и правил поведения, продиктованных желанием виновного противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное отношение к ним. Суду надлежит установить, в чем конкретно выражалось грубое нарушение общественного порядка, какие обстоятельства свидетельствовали о явном неуважении виновного к обществу, и указать их в приговоре.

Однако эта классификация, важная с точки зрения установления фактического содержания преступления, не влечет каких-то особых правовых последствий. Точно так же не связана с уголовной ответственностью и классификация, основанная на признаке устойчивости.

Поэтому наиболее практически полезной представляется классификация, базирующаяся на моральной и правовой оценках мотивов и целей. С этой точки зрения все мотивы преступлений можно подразделить на две группы:

1) низменные

2) лишенные низменного содержания.

Для придания предлагаемой классификации практической значимости необходимо раскрыть уголовно-правовое содержание понятия «низменные побуждения», недостаточная определенность которого была отмечена Г. М. Миньковским. Этот мотив входит в число признаков состава двух преступлений (ст. 153 и 155 УК), поэтому его содержание необходимо обозначить, тем более что в юридической литературе это понятие подчас используется без раскрытия его смысла, а перечень низменных мотивов носит произвольный и неаргументированный характер.

Так, Д. П. Котов к низменным мотивам относит многие побуждения политического (классовая ненависть, месть со стороны эксплуататорских классов), религиозного (суеверия), а также личного характера (месть, трусость, зависть). Думается, это непозволительно широкая трактовка низменных побуждений, поскольку они с точки зрения действующего уголовного законодательства не признаются отягчающими обстоятельствами и не свидетельствуют о повышенной общественной опасности преступления.

К низменным следует отнести те мотивы и цели, с которыми УК связывает усиление уголовной ответственности либо в рамках Общей части, оценивая их как обстоятельства, отягчающие наказание, либо в рамках Особенной части, рассматривая их в конкретных составах преступлений как квалифицирующие признаки, либо как признаки, с помощью которых конструируются специальные составы преступлений с усилением наказания по сравнению с более общими составами подобных преступлений, например: террористический акт (ст. 277 УК) как частный случай убийства (п. «б» ч. 2 ст. 105 УК), захват заложника (ст. 206 УК) как частный случай незаконного лишения свободы (ст. 127 УК), диверсия (ст. 281 УК) как частный случай умышленного уничтожения имущества (ст. 167 УК).

Низменными являются такие мотивы, как корыстные (п. «з» ч. 2 ст. 105, п. «ж» ч. 2 ст. 126, п. «ж» ч. 2 ст. 206 УК), хулиганские (п. «и» ч. 2 ст. 105, п. «д» ч. 2 ст. 111, п. «д» ч. 2 ст. 112, ч. 2 ст. 115, ч. 2 ст. 116, ст. 245 УК), национальная, расовая, религиозная ненависть или вражда либо кровная месть (п. «е» ч. 1 ст. 63, п. «л» ч. 2 ст. 105 УК), связанные с осуществлением потерпевшим служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «ж» ч. 1 ст. 63, п. «б» ч. 2 ст. 105 УК), месть за правомерные действия других лиц (п. «е» ч. 1 ст. 63, ст. 295, ст. 317 УК).

Понятие «низменные побуждения» пользуется в УК всего два раза: в ст. 153 и 155 наказуемость подмены ребенка и разглашения тайны усыновления (удочерения) связывается с совершением этих деяний из корыстных или иных низменных побуждений. Использование этого термина в обоих случаях является весьма неудачным, поскольку неосновательно сужает рамки применения названных норм.

Представляется, что потребностям практики гораздо больше соответствовало бы определение мотивов названных преступлений как корыстная или иная личная заинтересованность.

Мотивы и цели, с которыми закон не связывает усиление уголовной ответственности ни путем создания специальных норм с более строгими санкциями, ни путем придания им значения квалифицирующих признаков, ни путем признания их обстоятельствами, отягчающими наказание, относятся к не имеющим низменного содержания (ревность, месть, карьеризм, личная неприязнь и т.п.).

Помимо этих двух групп мотивов и целей некоторыми учеными выделяется еще и группа мотивов и целей общественно полезного характера. Представляется, что ни мотив, ни цель, которые явились психологической основой преступления, не могут рассматриваться как общественно полезные. В отдельных случаях они могут выполнять функцию обстоятельств, смягчающих наказание, но никогда не могут оправдать преступление.

Применительно к ст. 153 и 155 УК, например, А. Н. Игнатов полагает, что низменными могут считаться «корысть, месть, зависть и другие побуждения, которые суд признает низменными». По мнению А. В. Пушкина, «к иным низменным побуждениям судебная практика, в частности, относит зависть к родителям ребенка, месть, хулиганство, то есть такие побуждения, которые резко противоречат требованиям общественной морали и нравственности»4. В обоих приведенных высказываниях обращает на себя внимание прежде всего то, что признание мотива низменным входит, по мнению авторов, в компетенцию суда, а не законодателя, что чревато необоснованно широким судейским усмотрением.

Иногда перечень низменных мотивов подмены ребенка (ст. 153 УК) приводится вообще без какого бы то ни было теоретического обоснования и без ссылки на судебную практику, как это делает, например, Ю. Е. Пудовочкин: «Низменные побуждения могут выражаться в желании отомстить, унизить, заменить здорового ребенка на неполноценного, заменить ребенка по признаку пола или внешним данным. К числу низменных побуждений следует отнести также стремление использовать ребенка для проведения каких-либо медицинских экспериментов, использовать его органы или ткани для трансплантации, использовать его в сексуальных, ритуальных целях и др.».

Поскольку понятие низменных побуждений, с одной стороны, является законодательным, а с другой стороны, носит оценочный характер, необходимо сформулировать критерии, по которым мотив может быть признан низменным.

Побуждения, которыми лицо руководствовалось при совершении преступления, можно считать низменными при условии, что законодатель рассматривает их как повышающие общественную опасность деяния.

Дата добавления: 2015-05-13; просмотров: 5216;