ОБЕЗЬЯНА ХОЧЕТ СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ, А МЫ… НЕ ДАЕМ ЕЙ ЖИТЬ

Постепенно образ человекообразной обезьяны изменился: из Кинг‑Конга, нашего врага, она превратилась в собрата. Глядя на обезьяну, мы словно глядим на собственное отражение. В начале XXI века ученые убеждены в том, что у обезьян существует своя собственная культура. Однако на изучение обезьян у нас осталось не так много времени: орангутанам, гориллам и шимпанзе грозит вымирание.

Еще Аристотель обратил внимание на поразительное сходство в анатомии человека и обезьян. Однако он же назвал последних «автоматическими куклами». Долгое время за этими «куклами» наблюдали лишь в зоопарках, цирках, питомниках. И только полвека назад их начали исследовать в естественных условиях. С тех пор мы все отчетливее понимаем, насколько же похожи обезьяны… на древнейших людей. Уже первые наблюдения англичанки Джейн Гудолл, – а она в 1960 году переселилась в Танзанию, чтобы жить среди шимпанзе, – заставили задуматься.

Оказалось, что этим обезьянам присущи некоторые способности, которые считались исконно человеческими. Например, они изготавливали орудия труда – срывали ветки и листья, чтобы выуживать термитов. Следовательно, они планировали свои действия. Во‑вторых, шимпанзе отправлялись на охоту и с жадностью пожирали добычу. Общество шимпанзе, в глазах Гудолл, все больше напоминало общество первобытных охотников и собирателей. На охоте шимпанзе вели себя крайне жестоко, но действовали очень слаженно. Они устраивали форменную облаву. Разбившись на группы, они отрезали жертве пути к бегству, загоняя ее навстречу главному самцу. Они хорошо представляли себе, что надо сделать, чтобы поймать добычу, и догадывались, как поведет себя жертва. Охотничьи повадки шимпанзе нельзя было и сравнивать с поведением львов или волков. Те действовали наудачу, шимпанзе же – обдуманно. В 1974 году Джейн Гудолл окончательно развеяла миф о безмятежной жизни шимпанзе, мирно поедающих фрукты, а, пожалуй, и миф об идиллии, царившей в отношениях между первыми людьми. В тот год Гудолл наблюдала начало войны между двумя племенами шимпанзе, составлявшими когда‑то одну‑единственную стаю. Война кончилась безоговорочной победой одной из сторон. В течение трех лет противник был полностью истреблен. Новость шокировала научный мир. Из всех млекопитающих лишь люди и шимпанзе вели братоубийственные войны. Быть может, человеческое стремление воевать и убивать других людей заложено в нас от природы? Так в биологии падал барьер за барьером. Еще недавно считалось, что человек резко отличается от всех других животных. Теперь оказалось, что не только мы, но и человекообразные обезьяны отделены от остальной фауны. Например, шимпанзе, бонобо (близкие родственники шимпанзе), орангутаны и гориллы узнавали свое отражение в зеркале. Опыты с детьми показали, что такая способность не является у человека врожденной. Он обретает ее лишь на втором году жизни. Отсюда напрашивался вывод, что обезьяны, как и мы, обладают самосознанием, чувством своего «я».

Конечно, обезьян ввиду особенностей их анатомии нельзя научить разговаривать, но зато они объясняются с людьми при помощи жестов и даже компьютера, ведь они, как и мы, могут мыслить абстрактно. Так, бонобо по имени Бонбониша понимала более 3000 английских слов. Стало ясно, что обезьяны разбирались даже в синтаксических тонкостях, например, улавливали различие в фразах «Кошка ест мышь» и «Мышь ест кошку». Они выполняли простые арифметические действия и могли даже обманывать своих воспитателей.

В 1979 году швейцарский биолог Кристоф Беш и его жена Хедвига начали свои исследования шимпанзе в Кот‑д'Ивуаре. Их наблюдения вызвали бурные споры среди коллег. Оказалось, что приматы способны создавать собственные культурные традиции. Беш уверенно заявил: «Многое в поведении шимпанзе передается путем обучения, как и всякая культура». Только этим можно было объяснить, что, например, обезьяны, жившие годами на одном берегу реки, умели колоть орехи, а их сородичи, обитавшие за рекой и не общавшиеся с первой стаей, были не способны на это. Вот так и европейцы, жившие вдали от Китая, веками не знали ни пороха, ни бумаги, давно изобретенных на Востоке.

^{Шимпанзе обладают самосознанием, чувством своего «я»}

^{Шимпанзе часто используют орудия труда}

Молодым обезьянам, – как и детям в школе, – требуются годы учебы, чтобы понять, как нужно ставить камень на землю, не опрокидывая его при этом, как класть орех, как, взяв в руку более легкий камень, точно, но сильно наносить удары. Ученые не раз наблюдали за тем, как самки шимпанзе нарочито медленно размахивались и наносили удары так, чтобы малыш разглядел все фазы движений. Иногда они разнообразили свои действия, показывая, как еще можно извлечь ядро ореха. Когда же малыш принимался за дело, мама порой поправляла его и по‑своему укладывала орех, если у него плохо получалось это.

Все это – типичное явление культуры: умение овладевать навыками поведения лишь путем учебы, а не инстинктивно, умение пользоваться этими навыками лишь внутри определенной группы (стаи, племени, народа), а не внутри вида. Все это характерно для человеческой культуры; все это присуще и культуре шимпанзе.

Изучение животных долго сводилось к их изгнанию из естественной среды обитания и последующему наблюдению за ними в неволе – в зоологических садах, зверинцах и т.п. Когда же ученые вошли в глубь леса и присмотрелись к племени обезьян, им предстала чужая – нечеловеческая – культура. У нее были свои традиции, способы их передачи от поколения к поколению, материальные результаты деятельности и даже научные открытия – как ни странно звучат эти слова!

Шотландский зоолог Эндрю Уайтен составил список, насчитывающий около сорока форм поведения шимпанзе, которые можно несомненно назвать «культурными». Вот некоторые из них:

С помощью ветки обезьяны выуживают термитов из гнезд, а потом облизывают «удилище», усеянное этими насекомыми, как… школьник облизывает эскимо.

С помощью маленьких палочек шимпанзе выскребают костный мозг из трубчатых костей убитых ими животных.

Положив орех на камень или корневище – своего рода «наковальню», шимпанзе готовы часами колотить камнем или деревяшкой по ореху.

Камни и ветки обезьяны используют, защищаясь от врагов или охотясь.

Прежде чем сесть на сырую землю, обезьяны кладут подстилку из листьев.

Шимпанзе собирают листья и веточки в пучок, чтобы отогнать пчел или мух.

Иногда листья служат губкой: если обезьянам трудно зачерпнуть питье ртом, они сминают листья, смачивают их, а потом выжимают из них каплю за каплей.

В засушливый сезон обезьяны вырывают палочками ямки и ждут, когда те наполнятся водой.

Чтобы привлечь к себе внимание, обезьяны постукивают костяшками пальцев или ветками по стволу дерева или же громко шуршат листьями.

Не все животные умеют пользоваться этими приемами, ведь сноровка не передается по наследству. У каждой популяции обезьян свои обычаи. Иные открытия совершаются неоднократно; иные, – казалось бы, очевидные, – остаются «технологическим секретом» отдельных групп обезьян, как в случае с умением разбивать орехи камнями.

Обезьяны вполне сознают важность своих открытий и стараются передать их по наследству. Для ученых особенно удивительны медицинские познания обезьян. Судите сами! Вот отдельные наблюдения:

Шимпанзе, бонобо и горные гориллы, не разжевывая, глотают колючие листья некоторых деревьев. Эти листья не имеют никакой питательной ценности; они выводятся из организма непереваренными, но на их иглы часто бывают наколоты паразиты, обитающие в кишечнике обезьян, например, червь Oesophagostomum stephanostomum, достигающий до трех сантиметров в длину. Обезьяны глотают эти листья лишь в сезон дождей, когда заболеваемость кишечными инфекциями стремительно растет.

^{Бонобо лечит себя травами и листьями}

Горные гориллы жуют кору одного из деревьев, что содержит вещества, убивающие кишечных бактерий Escherichia coli.

Когда орангутан испытывает головную боль, он поедает определенные цветы и уже через час снова чувствует себя бодро.

Весной японские макаки поедают травянистое растение такэнигуса, напоминающее бамбук. В китайской медицине его издавна применяют при лечении нарывов и язв, а также при заболеваниях ушей.

Японские макаки, живущие на острове Арасияма, поедают в день до трех граммов земли. Как оказалось, здешняя земля изобилует каолином, а он помогает при желудочных расстройствах.

Красные колобусы, живущие на Занзибаре, питаются листьями манго и миндаля, богатыми протеинами. Однако эти листья содержат также фенолы, нарушающие пищеварение. Вот почему местные обезьяны, довершая трапезы, ищут обгорелые стволы деревьев и глотают угли; древесный уголь, впитывая фенолы, очищает желудок.

Капуцины, обитающие в лесах Коста‑Рики, любят натирать тело определенными листьями, семенами или корой – эти же средства используют местные жители, растирая тело при укусах насекомых или кожных заболеваниях.

Майкл Хуфман из Киотского университета наблюдал в Танзании, как при расстройстве желудка шимпанзе подбежала к дереву Veronia amygdalina и принялась жевать его листья. Обычно обезьяны избегают есть листья и кору этого дерева из‑за их горького вкуса. Однако больная обезьяна в течение получаса жевала листья, не глотая их, а также грызла кору и ветки дерева. После этого она отправилась спать и уже на следующий день вновь чувствовала себя нормально. Хуфман исследовал химический состав листьев. Он обнаружил в них тринадцать веществ, обладающих антибактериальными и даже противораковыми свойствами. Выяснилось, что местные жители тоже лечатся листьями этого дерева. Они приготавливают из них настойку или отваривают вместе с мясом. Зачастую всего задень люди излечиваются от малярии или расстройства желудка.

Мир ботаники удивителен. Любая трава, часть любого дерева может открыть посвященному новый источник пищи или редкостное лекарство. Примеченные средства становятся достоянием избранных, а со временем входят в повседневную практику. Самки шимпанзе годами учат детенышей отличать съедобные травы от ядовитых и, может быть, распознавать целебные травы.

^{У Бонобо аристократическая внешность. Почти так выглядели ранние гоминиды}

«Очевидно, Африка была не только родиной человечества, но и родиной современной медицины», – отмечает Майкл Хуфман, один из основателей новой научной дисциплины – зоофармакологии, изучающей способы самолечения животных. «Вероятно, шимпанзе могут подсказать нам неизвестные лекарственные растения».

Так где кончается животное? С чего начинается человек? Может быть, с религии? Однако в минувшие десятилетия ученые убедились, что у шимпанзе есть… свое подобие религии.

Когда начинается дождь, шимпанзе прячутся под кроны деревьев. Если ливень не стихает несколько часов, то один из самцов срывается с места, подпрыгивает, колотит палкой по стволам деревьев, суматошно бегает и топает ногами. Ему вторят другие самцы. Этот «танец» длится до получаса – при вспышках молний, под проливным дождем. Точно так же шимпанзе ведут себя при сильном ветре, возле водопада или широкой реки. Их движения напоминают танцы первобытных народов, с помощью которых те заклинали духов. С другой стороны, подобные прыжки и ужимки служат обезьянам, чтобы выказывать свое превосходство над другими самцами. Можно лишь предполагать, что шимпанзе представляют себе ливень, ураган или водопад некими безликими живыми существами – демонами или духами стихий, – которым позволено угрожать или поклоняться. Подобное поведение не является врожденным. Не все популяции обезьян знают, что с дождем можно «говорить» как с сородичем, зато знающие передают секрет из поколения в поколение.

Итак, в чертах примитивной культуры обезьян обнаружено многое, что еще десятилетия назад считалось присущим лишь человеку. Как и мы, обезьяны оценили, какие возможности открываются, если, манипулируя предметами, использовать «посредников» – другие предметы, так называемые «орудия труда», восполняющие недостатки нашей руки. Как и мы, они пытаются понять и запомнить, чем полезны плоды и листья, встречаемые ими, то есть – пусть это смело сказано! – развивают начатки первобытной науки. Как и мы, они стремятся влиять на те или иные явления природы, то есть вмешиваются в божественный ход вещей – совершают религиозные действия. Как и мы, обезьяны выстраивают систему сложных психологических отношений; у них есть мораль и этикет, дипломатические традиции и военные стратегии.

Некогда строгая граница, разделявшая людей и обезьян, все больше размывается. По замечанию некоторых ученых, если бы антропологи применяли те же самые критерии, что зоологи применяют к млекопитающим и птицам, то человек, шимпанзе и бонобо давно были бы причислены к одному роду.

И уже нет ничего удивительного в том, что несколько лет назад парламент Новой Зеландии впервые наделил «гоминидов, не относящихся к виду “человек”», правами, которыми не пользуется ни один из видов животных, «в знак признания их умственных и эмоциональных способностей». Так, согласно этому закону, в Новой Зеландии разрешено проводить над человекообразными обезьянами только те опыты, которые идут на пользу самим этим животным или, по крайней мере, представителям их вида, но никак не на пользу людям.

Вот только не поздно ли мы взялись защищать этих обезьян? Ведь им грозит вымирание. Вырубка тропических лесов, например, лишает шимпанзе привычных мест обитания. Поэтому обезьяньи племена ведут отчаянную борьбу за сохранившиеся территории – и сами истребляют друг друга. Если так дело пойдет и дальше, говорят пессимисты, то через 30 лет шимпанзе останутся только в зоопарках. Мы окончательно потеряем их.

^{Встреча двух братьев по разуму: человека и орангутана}

«Мы потеряем не только шимпанзе; мы потеряем разнообразные культуры, сформировавшиеся в различных популяциях шимпанзе», – сетует Эндрю Уайтен. Люди привыкли считать себя единственными живыми существами, обладающими культурой. Однако это – заблуждение. Человекообразные обезьяны накопили множество традиций, которые не имеют ничего общего с генетическим наследованием определенных признаков.

«Если нам не удастся сохранить шимпанзе в естественных условиях, то мы не сумеем ответить на многие вопросы, касающиеся нашего происхождения», – предупреждает Кристоф Беш. Ведь только в лесу шимпанзе демонстрирует «невероятное разнообразие своего поведения», – а нам пока не удалось понаблюдать даже за одним поколением шимпанзе в естественных условиях, за жизнью шимпанзе от рождения до смерти.

Не лучше дела и с другими человекообразными обезьянами, например, орангутанами. В былые времена в Индонезии, на Калимантане и Суматре, жило около полумиллиона орангутанов. Но охота и уничтожение тропических лесов резко сократили популяцию обезьян. Им стало негде жить. В 1985–1997 годах вырублено около четверти всех лесов Индонезии: их сводят ради ценных сортов древесины, пользующихся немалым спросом, или добычи полезных ископаемых, например, золота. Лес рубят даже в окрестности питомников и в национальных парках. Кроме того, люди сводят и выжигают леса, чтобы обзавестись пахотной землей, – при этом гибнут все обитатели джунглей. Так, в 1997–1998 годах в некоторых районах Калимантана лесные пожары опустошили более половины области обитания орангутанов. Но и люди расплачиваются за варварское отношение к природе: земля, отвоеванная у лесов, через короткое время теряет плодородие и превращается в пустошь.

В свою очередь, чем меньше становится ареал орангутанов, тем легче на них охотиться. Во многих странах Азии орангутанов очень любят: они легко поддаются дрессировке, превращаясь в милых домочадцев. В Индонезии торговля ими запрещена уже несколько десятилетий, однако их незаконный отлов никогда не прекращался. Особенно большим спросом орангутаны пользуются на Тайване: сейчас там содержится около тысячи обезьян, незаконно вывезенных из Индонезии.

В наше время малышей‑орангутанов обычно покупают люди, не представляющие себе, что вырастет из «этой милой плюшевой игрушки». Когда же орангутан повзрослеет, когда размах его рук достигнет двух с лишним метров, когда он будет весить до 90 килограммов (масса самок не превышает 50 килограммов), многим станет ясно, что ужиться с таким громилой нелегко. Орангутан – прирожденный одиночка; взрослые орангутаны редко общаются друг с другом. Вынужденные жить с людьми, эти кроткие, приветливые существа часто становятся агрессивными или норовят убежать из дома.

По данным ученых, на сегодняшний день в Индонезии уцелело лишь 23 тысячи орангутанов. Восполнить потери крайне трудно, ведь уровень рождаемости среди этих обезьян низок. За свою жизнь, – а орангутаны доживают до 38 лет, – самка может родить лишь пятерых детей. Первенец появляется сравнительно поздно, когда родителям исполнится лет десять. Поначалу малыш совершенно беспомощен. Мать долго носит его на себе и кладет спать в гнездо. Следующий ребенок рождается через три‑шесть лет. Подобные темпы прироста популяции обрекают ее на гибель.

Область обитания горилл тоже сокращается. Кроме того, мясо этих животных пользуется большим спросом у населения. Когда‑то туземцы охотились на обезьян с луком и стрелами. Порой от исхода охоты зависела судьба целого племени. «Горилла или голод» – другого выбора было не дано. Теперь времена изменились, и горилл истребляют ради денег, отстреливая их из винтовок. Ежегодно на рынках Западной и Центральной Африки продается до четырех миллионов тонн мяса животных, добытых в здешних лесах. Пользуется спросом и мясо гориллы.

^{Увы, человекообразные обезьяны скоро будут истреблены. Жестокие реалии африканской жизни: мясо гориллы продается наравне с бананами}

Кроме того, браконьеры отлавливают молодых горилл, ведь их можно удачно продать. Порой заказчиками выступают второразрядные зоопарки, чьи владельцы пытаются всеми способами добыть знаменитых обезьян. Исполнители заказов не брезгуют ничем. Поскольку стая горилл яростно защищает детенышей, охотники убивают взрослых горилл. По оценкам ученых, из‑за каждой гориллы, поступившей в зоопарк, гибнет в среднем от двух до четырех детенышей. Поэтому в Европе, например, торговля гориллами запрещена.

Защитить обезьян можно, если только местное население будет в этом заинтересовано. Сейчас власти ряда африканских стран рассчитывают решить многие проблемы с помощью «экологического туризма». Ведь туристы хотят посещать заповедники, где живут, например, гориллы, чтобы воочию наблюдать их в природе.

Сопровождают туристов местные проводники. Зарабатывают себе на хлеб и владельцы гостиниц, где останавливаются приезжие. Не остаются внакладе и ремесленники: они продают сувениры – маски или одежду. Поэтому люди, живущие вблизи заповедника, заинтересованы в сохранении обезьян. Так туризм, например, помогает выжить горным гориллам.

Зато в жизнь обезьян вмешивается политика. Так, в национальном парке Кахуджи‑Биега на территории Конго в последние годы из‑за гражданской войны перестали охранять животных, и всего за три года – с 1999 по 2001 год – здесь было перебито около 7000 горилл. Сейчас в этом парке их осталось всего около тысячи – все они, наверное, лишь живые мишени, которые рано или поздно будут истреблены.

Сто лет назад в Африке одних только шимпанзе жило около двух миллионов. Теперь, по данным на январь 2002 года, на Земле сохранилось примерно по 100 тысяч горилл и шимпанзе, а также 23 тысячи орангутанов и всего пять тысяч (по самым пессимистичным оценкам) бонобо. Перспектива очевидна. В 2000 году Джейн Гудолл предрекла: «В ближайшие десять‑двадцать лет человекообразные обезьяны, как и другие виды животных, обитающие в лесах Центральной и Западной Африки, могут быть полностью истреблены».

Надо принимать какие‑то меры! Сейчас или никогда! Или мы молча согласимся с тем, что человекообразные обезьяны исчезнут с лица Земли?

4.2. В ПОИСКАХ «НЕДОСТАЮЩЕГО ЗВЕНА»

Десятилетиями ученые искали общего предка человекообразной обезьяны и человека. В начале XXI века они признают, что охотились за фантомом. После открытий 2000 – 2001 годов генеалогическое древо современного человека скорее напоминает заросли кустарника или даже джунгли. Поиски «недостающего звена» прекратились. Становление человека происходило одновременно в различных регионах Африки.