ЖАЖДА НЕНАВИСТИ И РАЗРУШЕНИЯ?

В 1932 году Лига Наций предложила Альберту Эйнштейну выбрать какого-либо выдающегося человека и обменяться с ним мнениями по наиболее актуальным проблемам современности. Лига Наций хотела опубликовать дискуссию, чтобы способствовать этим общению интеллектуальных лидеров современности. Эйнштейн согласился и предложил обсудить причины возникновения международных конфликтов. В памяти ученого еще живо сохранились воспоминания о чудовищной бойне Первой мировой войны, и он полагал, что нет вопроса важнее, чем «поиск какого-либо способа избавить человечество от угрозы войны». Великий физик, безусловно, не ждал простого разрешения этой проблемы. Подозревая, что воинственность и жестокость таятся в человеческой психологии, он обратился к основателю психоанализа Зигмунду Фрейду за подтверждением своей гипотезы. Как происходит, спрашивал Эйнштейн у пионера исследования человеческой души, что ухищрения пропаганды настолько успешны и людей можно побудить к войне? Не обладают ли люди внутренней «жаждой ненавидеть и уничтожать», обычно скрытой, но которую легко возбудить и раздуть до «мощи коллективного психоза»? (Einstein, 1933).

Для Фрейда этот вопрос был относительно новым. В предшествующее войне десятилетие он не уделял в своих размышлениях особого внимания источникам человеческой агрессивности. За некоторыми исключениями, в историях болезней его пациентов гнев и ненависть рассматривались только в связи с сексуальными импульсами, и (по словам Эрика Фромма) «ему просто не удавалось придать проблемам агрессивности какое-то особое значение»¹.

___________

¹ См.: Fromm (1977), цитата дана у Siann (1985), р. 99. Исчерпывающий анализ развития взглядов Фрейда на агрессию есть в работе: Stepansky (1977).

Но теперь, после ужасов Первой мировой, жестокость человеческого поведения была слишком очевидна. Находясь в состоянии депрессии и все более мрачно глядя на человечество в целом, к 1920 году Фрейд изменил свою интерпретацию агрессии и стал уверен в том, что физик еще только подозревал. «Да,— ответил он Эйнштейну,— люди действительно одержимы ненавистью и стремлением убивать. Активный инстинкт ненависти и уничтожения живет в глубине человеческой личности» (Freud, 1933/ 1950).

Имеем ли мы право отрицать мрачную концепцию Фрейда? Обречено ли человечество вечно носить Каинову печать? Война в том или ином виде представляется неизбежной. Первая мировая война, с миллионами смертей и еще большим числом искалеченных, продолжилась всего поколение спустя новым мировым пожарищем, породившим еще больше смертей и разрушений, и битвы не прекращаются до сих пор. По оценке обозревателя газеты «Нью-Йорк тайме» Джеймса Рестона, по крайней мере 17 миллионов людей погибли в войнах в период с 1946 года (New York Times, 3 июня, 1988). В одном только 1987 году на земном шаре велось около 25 различных войн. В XII веке трубадур слагал песню о том, что его «сердце переполняла радость», когда он видел «мертвецов на остриях копий./ И великие и ничтожные/ падали в рвы и в траву». «...Господа,— восклицал он,— заложите владения, замки и города./ Но никогда не кончайте войну!» (Bertrand de Born, 1182-1215). Неужели даже сейчас, в конце XX века, человеческие сердца продолжают петь от радости при виде резни?

Даже если противники не сражаются друг с другом с помощью высокотехнологичного оружия, ограбления и убийства в изобилии происходят на улицах наших городов. Чем можно объяснить миллионы военных игрушек, распродаваемых каждый год,— солдатиков, Властелинов Вселенной, роботов-убийц, монстров, космические корабли, оснащенные оружием будущего? Взрослые, так же как и маленькие дети, по-видимому, чувствуют вкус к насилию. Обязан ли этот аппетит популярности фильмов и телепередач, изображающих насилие и жестокость, как, например, картины Клинта Иствуда «Грязный Гарри» или «Рембо» Сильвестра Сталлоне, не говоря уже о «Техасской резне электропилами»? Может быть, эти игрушки, фильмы и телепередачи рассчитаны на стойкую тягу к насилию, ненасытную жажду ненависти и разрушения, уходящую корнями в биологическое прошлое человечества?

В течение столетий различные исследователи человеческого поведения верили в существование стремления к насилию. И в последние годы немало теоретиков, включая профессиональных зоологов и психиатров, настаивают на том, что мы рождаемся с сильным побуждением ненавидеть и уничтожать. Одним из таких теоретиков был Конрад Лоренц, нобелевский лауреат, основатель этологии — науки, изучающей поведение животных в естественных условиях. В книге, привлекшей к себе значительное внимание в западном мире в бурные 60-е годы, когда протесты и мятежи сотрясали многие американские и европейские города, Лоренц отстаивал точку зрения о том, что люди, как и другие виды животных, обладают врожденным агрессивным драйвом (Lorenz, 1966). Кто смог бы обоснованно отрицать это? — спрашивал Лоренц. Он понимал, что некоторые люди, пожалуй, оспорят такой взгляд,— люди, обладавшие, как он считал, незаслуженно либеральной верой в способность человека к совершенствованию. Эти люди, настаивал Лоренц, гнались за иллюзией. Они стремились приписать социальное зло — например, насилие — недостаткам окружения, которые можно ликвидировать. По мнению Лореца, они отказывались признать, что все эти социальные проблемы в действительности возникали из-за неуправляемой человеческой природы.

Очевидно, имеет очень важное значение, действительно ли люди от природы одержимы страстью к насилию. Мы должны оценить право этой точки зрения на существование. Я начну с краткого рассмотрения понятия инстинкта, а затем исследую, что имели в виду Фрейд, Лоренц и другие теоретики, когда использовали этот термин¹. Затем я докажу, что, вероятно, в поведении человека действительно могут прослеживаться наследственные влияния, но вовсе не обязательно они будут оказывать именно такое воздействие, как предполагали Фрейд, Лоренц и другие.

_________________

¹ В этом коротком обзоре я не буду останавливаться на концепции агрессии, выдвинутой Уилсоном и другими социологами, не только из-за ее чрезвычайной расплывчатости, но еще и потому, что Уилсон, в отличие от Дарвина и Лоренца, намеренно опускает роль мотивационных механизмов, посредством которых проявляется влияние наследственности на поведение человека и социальную структуру. Хотя я не согласен с формулировкой Уилсона в ряде пунктов, но с симпатией отношусь к его предположению о том, что агрессия — «это сложный набор реакций... запрограммированный и возникающий в период стресса» (Wilson Е. О., 1975, р. 248). Я также полностью не отрицаю мнение Уилсона о том, что компоненты паттерна агрессивного реагирования «обладают высокой степенью наследственности». Тем не менее я считаю более весомыми факторы воспитания и влияния окружающей среды.