Может оказаться полезным поговорить с кем-нибудь о своих проблемах

Не исключено, что вас не убедили мои аргументы, приведенные в данной главе. Вы можете размышлять приблизительно следующим образом: «Вероятно, не существовало бы такого широко распространенного убеждения в преимуществах открытого выражения агрессивных чувств, если бы проявление эмоций не имело какого-либо значения». Я спешу убедить вас в том, что вы правильно поняли то, что я хотел сказать в этой книге.

Я постоянно подчеркивал, что выражение чувств может происходить различными способами, но оспаривал лишь допустимость такой формы проявление раздражения, при которой провоцируемый человек начинает угрожать другим людям или даже нападать на них. Я не возражаю против демонстрации раздражения с помощью мимики или жестов (если только эти действия не содержат в себе прямой угрозы) или же против высказывания своих чувств в неагрессивной манере. Задумаемся еще раз над строчками Уильяма Блейка, приведенными ранее: «Враг обиду мне нанес —/Я молчал, но гнев мой рос». Возможно, что в этом случае поэт открыто высказал претензии своему другу, не прибегая при этом к оскорбительным выражениям.

Выгоды, которые вы получаете от того, что делитесь своими проблемами с другими людьми. На мой взгляд, Блейк не обязательно был эмоционально экспрессивным с точки зрения выразительности тона, которым он произносил слова, обращенные к другу. Напротив, скорее его речь имела информативный характер, когда он говорил этому человеку о своих чувствах и о тех поступках, которыми тот так досадил поэту. Впечатляющие результаты исследования, выполненного Джеймсом Пеннебейкером (James Pennebaker) из Южного Методистского университета г. Далласа, штат Техас, наглядно показывают различие между этими двумя способами проявления эмоционального состояния. Данные, полученные Пеннебейкером, наглядно показывают, что один из этих способов демонстрации чувств может принести гораздо больше выгод по сравнению с другим.

Кое-кто из нас крайне неохотно рассказывает другим людям о своих душевных травмах, личных трагедиях или глубоких разочарованиях. Полагая, что такие события являются нашим частным делом, что, сообщая о них, мы можем выставить себя в нежелательном свете и что они просто могут оказаться неинтересными нашему собеседнику, мы стараемся не проявлять своих чувств и ничего не говорить о том, что с нами случилось. Большинство психиатров не одобряют нежелание людей делиться своими проблемами с другими людьми, и результаты исследования Пеннебейкера указывают на то, что для такого отрицательного отношения есть серьезные основания. Молчание может лишь усилить наше эмоциональное расстройство и, таким образом, отрицательно сказаться на физическом и психическом здоровье.

В одном своем исследовании Пеннебейкер проводил опрос мужчин и женщин в возрасте от 25 до 45 лет, чьи мужья или жены недавно погибли в результате автомобильных аварий или самоубийств. Как легко было предположить, неожиданная смерть мужа или жены была серьезным ударом для большинства из опрошенных людей, и многие из них отмечали, что за год, прошедший после трагедии, состояние их здоровья ухудшилось. При этом наименее серьезные проблемы со здоровьем возникали у тех мужчин и женщин, которые рассказывали другим людям о внезапной смерти своих близких. Интересно отметить, что, согласно полученным данным, чем больше они рассказывали о своей беде, тем реже у них наблюдалось ухудшение здоровья и тем меньше они думали об ушедших из жизни супругах в последующие годы.

Воодушевленные подобными результатами, Пеннебейкер и его помощники провели серию экспериментов с целью установить характер изменения физического и психического здоровья испытуемых (включая изменения на нейрофизиологическом и биохимическом уровнях), рассказывавших о полученных ими душевных травмах другим людям. Один из этих опытов особенно хорошо иллюстрирует приведенные мною выше рассуждения.

В ходе этого эксперимента здоровые студенты в течение четырех дней писали либо о произошедших с ними тривиальных событиях (они получили название контрольной группы), либо о пережитых ими стрессовых ситуациях. Затем студенты, писавшие о своих душевных травмах, подразделялись на три подгруппы: 1) писавшие лишь о самом факте душевной травмы, но ничего не сообщавшие о своих чувствах; 2) писавшие только о своих чувствах в момент травмировавшего их психику события; 3) рассказывавшие и о несчастном случае, и о пережитых ими ощущениях.
Когда экспериментатор спрашивал студентов о чувствах, испытанных ими сразу же после завершения этого задания, то его вопросы больше всего расстраивали тех из них, кто описывал свои ощущения в момент наступления стрессовой ситуации (то есть отнесенные ко второй и третьей подгруппам). Кроме того, у этих студентов наблюдался наивысший рост систолического кровяного давления. Очевидно, что они испытывали сильное эмоциональное волнение, когда вспоминали о пережитых ими событиях.
Однако это эмоциональное возбуждение, по-видимому, шло на пользу только тем испытуемым, которые были хорошо знакомы с фактической стороной инцидента, ставшего причиной их душевной травмы. Когда психологи стали интересоваться здоровьем студентов спустя шесть месяцев, они установили, что те из них, кто сообщал и о фактической стороне события, и о своих переживаниях в момент его наступления, чувствовали себя более здоровыми, имели меньше заболеваний и реже посещали специалистов университетского лечебного центра, чем члены двух других подгрупп. Данные о частоте посещения врачей этого центра приведены на рис. 11-4. Из их рассмотрения видно, что важным для здоровья студентов оказалось не только желание описать пережитые чувства, но и готовность рассказать о них в контексте реально происходивших событий.

Теперь давайте вернемся к первому из описанных мною исследований Пеннебейкера и постараемся ответить на вопрос о том, почему же так ухудшалось здоровье некоммуникабельных людей после внезапной смерти их супруга или супруги. По мнению Пеннебейкера, основной причиной подобного явления было то, что эти люди постоянно испытывали сильный эмоциональный стресс. Помимо того что они никому не рассказывали о перенесенных ими душевных травмах, они, по-видимому, старались не думать о произошедших трагических событиях. Попытки подавления нежелательных мыслей требовали значительных затрат психической энергии, и эта внутренняя работа изматывала их также и физически. Из-за своего постоянного стремления заблокировать тяжелые воспоминания они не имели возможности расслабиться и все время находились в беспокойном состоянии. Для того чтобы отвлечь себя от размышлений о произошедшей трагедии, они должны были помнить о своих утратах практически все время, хотя и не во всех подробностях. Поскольку опасные мысли и воспоминания обычно сохранялись в глубине их сознания, эти оставшиеся одинокими супруги постоянно испытывали психологическое напряжение, причину которого они не до конца понимали. В то же время более коммуникабельные вдовы и вдовцы, по-видимому, не ощущали этого дополнительного стресса. Сознательно ставя себя перед реальностью факта смерти своих близких, они не должны были с таким трудом и так часто удерживать себя от воспоминаний о невосполнимых утратах.

Результаты второго рассмотренного нами исследования Пеннебейкера позволяют понять, что еще следует подразумевать под более адекватным восприятием душевной травмы. Когда люди начинают подавлять свои мысли о трагических инцидентах и о пережитых ими тяжелых ощущениях, согласно Пеннебейкеру, они не только держат себя в постоянном напряжении, но и оказываются неспособными интегрировать свои печальные воспоминания в работу своей психической системы. Попытки рассказать другим людям о полученных душевных травмах или даже просто изложить историю трагических событий на бумаге могут помочь осуществлению этой благотворной интеграции. Таким образом, возможно, что в то время как субъекты второго исследования Пеннебейкера писали о несчастных случаях и пережитых ими тяжелых ощущениях, они достигали лучшего понимания произошедших событий, а также могли успешнее справиться с их последствиями и обеспечить более адекватный контроль над своими чувствами. За счет реализации такого подхода они становятся способны лучше воспринимать реальность случившегося и, выражаясь словами Пеннебейкера, «добиться прекращения переживаний». В первом исследовании Пеннебейкера те оставшиеся в живых супруги, которые рассказали другим людям о потере своих близких, более редко вспоминали своих погибших мужей или жен. Они закрыли тему.

Результаты работ Пеннебейкера показывают, что выгоды, получаемые при раскрытии человеком его эмоционального состояния перед другими людьми, обеспечиваются не за счет освобождения накопившихся чувств. При этом важным оказывается не обнажение эмоций и не разрядка накопившейся нервной энергии, а использование слов для описания причинивших страдания событий и сопровождавших их ощущений. Этот вывод полностью признается современной теорией психоанализа. Согласно утверждениям многих нынешних психоаналитиков, улучшение состояния их пациентов происходит не за счет достижения катарсиса, а за счет лучшего понимания смысла произошедших событий. Когда пациенты полностью осознают случившееся, то их воспоминания о пережитых тяжелых событиях и испытанных чувствах перестают существовать помимо их собственного «я» и становятся естественной частью их внутреннего мира. Кроме того, эти чувства становятся более контролируемыми¹.

_____________________

¹ Полное описание исследований Пеннебейкера и изложение его теоретических взглядов можно найти в: Pennebaker (1989).